Рюрикович 5

Глава 28

Темнота и невесомость. Я как будто оказался в открытом космосе с завязанными глазами и в глухих наушниках.

Ни звука, такая тишина, что слышно биение сердца. Одного сердца. Моего.

Я пошевелился. Рука коснулась моего тела, невидимого тела, но вполне осязаемого.

Где я? В великом НИГДЕ и посреди великого НИЧТО?

Вдруг — толчок. Не резкий, но ощутимый, будто пространство сместилось в сторону. Темнота оставалась непроглядной, но в ней появилось… напряжение. Как перед грозой, когда воздух густеет и кожу покалывает незримым током.

Я попытался закричать — и не услышал собственного голоса. Только пульсацию в висках, только лёгкий звон в ушах, будто кто-то провёл смычком по натянутой струне где-то далеко, за гранью восприятия.

Потом — свет. Не луч, не вспышка, а скорее далёкое мерцание, будто где-то далеко показался выход из пещеры. Или выход из коридора… мерцание не освещало, не рассеивало тьму, а лишь подчёркивало её безграничность. И меня к ней тянуло, как магнитом.

Да-а-а, это не я потерялся в темноте. Это темнота ждала меня.

— Не пугайся! — раздался бесплотный голос. — Ничего не бойся!

Меня тянуло всё быстрее и быстрее. Вскоре я смог разглядеть то место, куда меня несло. Источник света оказался одинокой лампой, стоявшей на столе. Она освещала стол, стул и огромное зеркало в дорогущей раме напротив стола.

Моё тело перевернуло вокруг своей оси и мягко поставило на чёрную площадку перед зеркалом. Я огляделся по сторонам. Всё та же темнота. Всё то же безграничное пространство. И в центре этого всего находится одинокая площадка с четырьмя вещами и озирающимся человеком.

Я взглянул в зеркало. Там отразился я сам в доспехе первого охотника. В том самом, в котором я начал движение по этой Вселенной.

Он не сверкал. Не отбрасывал бликов, не слепил холодным блеском полированной стали. Он был тусклым, как старая кость, выбеленной временем и чем-то ещё — чем-то, что оставляет следы лишь на вещах, побывавших в Омутах.

Нагрудник — не ровные пластины, а металлические сросшиеся ребра, обтянутые кожей неведомого зверя. Швы между ними прошиты жилами, тёмными и жилистыми, будто вены на высохшей руке. Плечи — тяжёлые, угловатые, с выщербленными зазубринами по краям. Не для красоты. Для того, чтобы рвать плоть того, кто осмелится сблизиться.

Шлем. Без рогов, без гребня — только узкие прорези для глаз, такие, будто кто-то провёл лезвием по лицу и оставил две чёрные трещины в металле. Изнутри — тишина. Гулкая, как в склепе.

И самое главное — следы. Не царапины, не вмятины. Следы когтей и клыков, глубокие, будто вонзались не в металл, а в самую память доспеха. Следы, которые не зачистить, не отполировать. Потому что они теперь — часть доспеха. Как шрамы на душе.

Я знал, зачем он на мне. Не для защиты. Не для устрашения.

А для напоминания.

О том, что охота ещё не закончена.

— Налюбовался? — спросил бестелесный голос.

— Ну, как всегда хорош и неотразим, — буркнул я в ответ и ещё раз посмотрел по сторонам. — Кто ты?

— Бездна… Великая Нерождённая… В Великом Ничто и Великом Нигде, — проговорил голос.

Она прочитала мои мысли?

— Все так думают, когда сюда попадают. Все… — словно с усмешкой ответил на незаданный вопрос. — И у меня в своё время были такие же мысли…

Последняя фраза была сказана как будто даже с горечью. Я уселся на стул, ещё раз взглянул на своё отражение. Оно хмуро взглянуло в ответ. Всё это было таким необычным, футуристичным.

— Ты снова будешь меня уговаривать, чтобы я принял твою силу? — спросил я в ответ. — Напрасно пытаешься! Я уже всё сказал.

— Нет, не буду уговаривать. Никто и никогда не уговаривает принять то, чем уже владеешь…

Я вздохнул. То, чем уже владеешь…

Никакого могущества внутри себя не чувствовал. Немного тянуло в туалет, да и только. Но вряд ли это то самое могущество, которым обладала Бездна. Опять её дурные игры разума?

— Если не будешь уговаривать… Тогда зачем я здесь?

— Чтобы попрощаться и… и пожелать удачи!

Неожиданно моё отражение улыбнулось и подмигнуло мне. А ведь я ничего такого не делал.

— Я всё равно не буду тобой, — хмыкнул я.

— А у тебя нет иного выбора, — теперь моё отражение скалилось открыто.

Я почувствовал, как что-то холодное и скользкое сжалось у меня в груди. Не страх. Не ярость. Что-то древнее, первобытное — инстинкт зверя, учуявшего незримую угрозу.

Захотелось спрятаться, скрыться, забиться в угол и закрыться руками, надеясь, что на тебя не нападут, пожалеют…

Нет! Не пожалеют! Нападут и навешают от души. Поэтому надо взять себя в руки и сделать над собой усилие. Преодолеть себя!

Как раньше… как в будущем… Не отступать и не сдаваться!

— Вот и неправда, — сказал я, и голос мой прозвучал чужим, слишком спокойным для этой беседы. — Выбор есть всегда. Даже если это выбор между гибелью и кошмаром.

Отражение замерло. Потом медленно, как будто через силу, подняло руку и провело пальцем по шраму на моей щеке — шраму, которого у меня никогда не было. Ни в одном из миров не было…

— Ты прав, — прошептало отражение. — Но ты забываешь одну вещь…

Тьма вокруг вдруг загустела, придвинулась ближе. Казалось, что она почти что стала осязаемой. Протяни руку и коснись её бархатистой поверхности… мягкой, пушистой… какой-то такой родной…

— Иногда кошмар — это и есть ты сам!

Зеркальное отражение встало и двинулось ко мне. Амальгамная поверхность натянулась, стала истончаться. В какой-то миг нос отражения прошел сквозь металлическую плёнку, а потом… поверхность треснула и со стеклянным звоном посыпалась на пол.

По другую сторону стола появился мой двойник. Улыбающийся, уверенный в себе.

Я резко встал, опрокидывая стул. Доспех скрипнул, будто пробуждаясь от долгого сна.

— Довольно игр! — рявкнул я, и в голосе впервые зазвучала та самая сила, которой я в себе не чувствовал.

Отражение рассмеялось.

— Наконец-то! — оно развело руки в стороны, и я увидел, как его доспех начинает трескаться, обнажая под ним абсолютную пустоту. Ту самую черноту, которая окружала нас. — Теперь ты готов занять моё место. А я… Я проживу твою жизнь и уйду в небытие. Смогу отдохнуть…

Я почувствовал, как что-то тянет меня вперёд, в зеркальную пустоту, в эту черноту, в этот беззвучный вой вселенского одиночества…

И сделал шаг вперёд.

Упёрся бедром о столешницу. Двойник тоже упёрся ногами в стол. Улыбнулся. Он наблюдал, как меня тянуло в огромное зеркало. Как упирался.

А меня в самом деле затягивало, словно необыкновенно сильным магнитом. Толкало в спину. Пихало в затылок, пинало в ноги.

— Ты прилетел сюда на свет, но… прежде, чем сам свет тут оказался — здесь была тьма! Куда бы ни прилетел луч света — всюду изначально правит тьма! И свет в конце концов исчезнет… исчезнет, когда потухнет его источник. А вот тьма… Тьма будет править всегда! И не слабому человечишке с ней бороться! Не тебе, охотник. Не тебе… — с улыбкой проговорил двойник.

— Нет! Я не стану тобой! — рявкнул я и выбросил вперёд кулак.

Удар пришёлся в скулу двойника. Он взмахнул руками, но удержался. Зато столешница… она треснула и рассыпалась трухой под ноги. Лампа упала на чёрную поверхность и каким-то чудом не разбилась. Продолжала светить, беря энергию из неизвестного источника.

Следующий удар и… снова взмах рукой и за спиной не стало стула. Только лёгкий шорох.

— Это разбиваются в пыль твои мечты и стремления. Ты уже никогда не станешь тем, кто ты есть. Ты сам сделал свой выбор, — улыбнулся окровавленными зубами двойник.

— Я никогда не стану таким, как ты, — пробурчал я. — Никогда!

— Да как же ты не понимаешь? Вы все — мои создания! В каждом из вас есть частичка тьмы! Ведь без тьмы — нет света! И чем ярче свет, тем большую темноту он развеивает. Но никогда не развеет до конца. Конец всегда один — тьма победит!

— Нет-нет-нет! Никогда! — с каждым ударом голова двойника моталась, а я…

Я понимал, что он прав. Понимал, что в его словах неоспоримая истина, и от этого становилось только хуже.

И в то же время каждый удар приносил мне радость! Я наносил точные удары, голова моталась, и в груди разгорался пожар — не ярости, не ненависти, а именно радости. Дикой, первобытной, той, что шепчет в ухо: «Ещё! Ещё!»

Двойник не сопротивлялся. Он только смеялся. Смеялся сквозь кровь, сквозь хруст костей, сквозь мои крики.

— Ты видишь? — хрипел он, и его голос вдруг стал моим. — Ты уже наслаждаешься этим. Ты уже чувствуешь, как она растёт внутри. Как она становится частью тебя.

Я замер с поднятым кулаком.

— Кто?

— Тьма, конечно.

Он выпрямился. Его лицо — моё лицо — было изуродовано, но в глазах горело что-то… знакомое.

— Ты думаешь, ты бьёшь меня? — он рассмеялся. — Ты бьёшь себя. И с каждым ударом ты всё ближе ко мне.

Я отступил. Вдруг стало холодно. Так холодно, что мороз пробежал по коже.

— Нет…

— Да! — он шагнул вперёд, и теперь мы стояли нос к носу. — Ты уже мой. Просто ещё не понял этого. Взгляни вниз…

Я опустил глаза и увидел, что наши ноги до колен погружены в кипящее облако черноты. Она бурлила, переливалась и колыхалась, словно кипящее в кофейнике кофе. И оно соединяло нас!

Отпрыгнуть не получилось. Я дёрнулся раз-другой, но всё равно остался рядом со своим двойником.

— Так что ты уже мой! Ты уже никуда не денешься! — расхохотался двойник и заткнулся лишь тогда, когда получил в табло.

Внутри меня отозвалась радость и чувство удовлетворения. А ещё…

Ещё я ощутил голод! Вот прямо-таки захотелось пожрать от души. Быка бы съел.

И чернота поднялась выше. И она как будто бы чуть-чуть сняла симптомы голода. А потом… Потом голод вернулся с новой силой. И теперь я бы сожрал двух быков.

Радость, голод, уверенность, победа… Голод… смех… чернота…

Всё смешалось… в голове. Я уже не понимал — где я, а где двойник.

Где та грань, что разделяла нас?

Чернота поднялась до пояса. Густая, вязкая, как деготь, но живая — она дышала, пульсировала в такт моему сердцу. Нет, нашего сердца. Потому что я уже слышал его стук — и не мог понять, чей он: мой или его.

— Ты чувствуешь? — двойник облизнул окровавленные губы. — Она голодная. Как и ты.

Я попытался сжать кулаки — пальцы скользнули сквозь черноту, будто сквозь кипящую смолу.

— Перестань бороться. Прими это.

Голод.

Он разрывал меня изнутри. Не просто желание поесть — пустота, бездонная, ненасытная. Она пожирала мысли, оставляя только желание. Жрать. Ломать. Чувствовать.

Чернота добралась до груди. Лампа на полу вполовину потускнела. Впрочем, мне и без неё было нормально всё видно.

И тогда я понял. Не умом. Кишками. Плотью. Душой.

И я ощущал себя великим существом. Я видел перед собой огромное количество планет. От каждой планеты ко мне тянулись бледные сущности. Они радовали меня так, что губы растягивались в улыбке.

И мне хотелось больше сущностей. Ещё больше и больше. Это было похоже на наркотик и утоление голода одновременно. Миллионы планет. Триллионы людей.

Мелкие двуногие… Они для меня всего лишь пища. Мелкая пища, которая растёт исключительно для моего насыщения. А монстры… Они рабы, которые с радостью приносят мне еду.

— Ха-ха-ха!

Это кто смеётся? Двойник? Я?

Я больше не бил его. Я смеялся. Так же, как он. Громко. Хрипло.

Вместе.

А чернота поднялась выше — к горлу, к подбородку…

Лампа на полу почти потухла. Лишь слабый отсвет, который освещал только себя. Ещё чуть-чуть и он потухнет окончательно. Великая тьма победит и тогда я стану…

— Ваня! Ванечка! — откуда-то издалека донёсся женский голос. — Ванечка-а-а!

Я вздрогнул.

— Ваня! Ванечка! — голос пробился сквозь тьму, как луч сквозь толщу океана.

Я вздрогнул.

Чернота заколебалась, будто кто-то бросил камень в чёрное озеро.

— Ванечка-а-а!

Этот голос…

Знакомый.

Родной.

Я замер. Внутри, в самой глубине, где-то под слоями тьмы и голода, что-то дрогнуло.

— Марфа? — прошептал я, и мой голос звучал хрипло, чужим, но это был мой голос.

Лампа на полу вспыхнула.

Слабо.

Но вспыхнула. Как будто моргнула, но стала ярче. Я чётко увидел это.

Двойник зашипел, отпрянул. Его лицо — моё лицо? — исказилось в гримасе ярости.

— Нет! — закричал он. — Ты мой! Ты уже мой!

Чернота сжала моё горло, начала заливаться в уши, пытаясь заглушить этот голос, этот проклятый голос, который тянул меня назад.

Но я уже вспомнил.

Ваня. Не Великое Существо. Не Пожиратель.

Ваня!

Тот, кто всегда боролся против темноты.

Тот, кто защищал людей.

Тот, кто…

Кто ещё не умер.

Я вдохнул. И впервые за долгое время вдохнул не тьму, а свет.

Хрупкий. Дрожащий. Но свет! Свет, чёрт побери!

Лампа вспыхнула ярче.

Двойник завизжал.

— Нет! Нет! Ты не можешь!

Но я уже поднял руку. Не для удара — для прощания.

— Я не твой, — сказал я.

И протянул руку к лампе. Она послушно запрыгнула в руку, и я увидел, что это вовсе не лампа, а мой светящийся боевой нож. Он освещал всё вокруг, расталкивал тьму, прогонял её.

Чернота взвыла. Двойник начал бить в ответ, но…

Но я уже видел его дикие глаза. Видел его страх. Видел его слабость.

Он боялся только одного — что я перестану бояться его. Что я поборю Бездну в душе и изгоню из неё тьму!

Нож взорвался ослепительной вспышкой. В следующий миг я воткнул его себе в грудь. Туда, где билось жаркое сердце!

Последнее, что я услышал, был дикий визг:

— Не-е-е-е-е-е-ет!!!