Рюрикович 5

Глава 19

Клинок с мясным шмяканьем выскользнул обратно, оставив в груди брата кровавую пустоту. За троном, в тенях, шевельнулось что-то маленькое и сгорбленное.

— Ошиблась… — прошипел женский голос, будто ветка прошелестела по стеклу.

Из-за спинки трона выплыла та самая фиолетово-черная фигура. Ее пальцы, длинные и узловатые, как корни старого дуба, сжимали черный меч — тот самый, что только что пронзил Владимира. На голове у нее темнел всё тот же капюшон.

Я не успел среагировать. Владимир рухнул на колени, хватая ртом воздух. Его кровь растекалась по паркету, сливаясь с багряными отсветами заката.

— Ты не тот… — домовичка склонила голову, разглядывая Владимира фиолетовыми глазами без зрачков. — Бездна говорила о царе… Но он сидел на троне… Как же так?

— Кто ты, домовичка? Кто ты на самом деле? — спросил я, медленно отступая назад.

Домовичка захихикала, обнажив черные десны с редкими костяными шипами вместо зубов.

— Кто я? Патриарх. Последний. Они все умерли, понимаешь ли… А я осталась. Я хитрая, очень хитрая и умная. Пятьсот лет ждала, когда сядет на трон Тот, Кто-Должен-Умереть… И вот роковой удар свершился!

Владимир хрипло закашлялся, пытаясь зажать рану. Я видел, как жизнь уходит из него. Судя по удару — он не жилец.

Вот это подстава! Лучше бы он в темнице оставался, а так получается, что…

— Но он же не царь! — я отложил шапку Мономаха в сторону. — За что ты его? Он же невиноват!

Домовичка наклонила голову в другую сторону, с любопытством разглядывая меня.

— Может быть, я просто ошиблась. Стара я стала, слаба глазами, — она лизнула лезвие меча, оставив на нем темную полосу. — Вот и показалось, что это ты, ведарь-царь, уселся на своё место.

Я шагнул вперед, но в тот же миг старушонка исчезла — растворилась в воздухе, будто ее и не было. Остался лишь запах тления да черный меч, со звоном упавший на пол.

Владимир наклонился вперёд. Ещё немного и рухнет на пол. Я успел подхватить его, аккуратно опустил возле трона.

— Тяжела ты… шапка Мономаха… — с трудом проговорил Владимир. — Очень тяжела…

Глаза двоюродного брата стекленели. Его рука, все еще сжимала мою, но хватка становилась слабее. Силы покидали двоюродного брата, вытекая вместе с обильным ручьём крови из спины.

— Спи спокойно, брат, — вздохнул я, положив руку на его лоб. — Прости, что так получилось. Я вовсе не думал, что…

Владимир содрогнулся и уставился в потолок. На губах его осталась смущённая улыбка, такая же, как тогда, когда его в детстве поймали за воровством конфет. Я тогда не положил ему под подушку сладкое утешение за проигрыш в шашки. Забыл, заигрался, а он… И его поймали, залезшим на комод и старающимся открыть дверцы. Вот точно такая же улыбка возникла и сейчас…

— Владимир… прости, — прошептал я, вытерев глаза насухо. — Я отомщу за тебя. Клянусь!

— Да ты бы ещё поцеловал его напоследок, — раздался позади насмешливый голосок. — Ух, как же я люблю, когда ты плачешь, Ванюша. Прямо как тогда, когда я сгубила твою матушку. Как же она там пела? Баю-баю, баю-бай! И у ночи будет край. А покуда детвора. Спит в кроватках до утра…

— Что? — повернулся я на голос. — Что ты сказала?

Домовичка сидела на подоконнике, помахивая ногой, как шаловливая девчонка.

— А что я такого сказал? Что сгубила твою матушку? Так это всего лишь одна из многих кремлёвских жертв. Если бы кровью убитых здесь покрасить стены вокруг Кремля, то за краской кирпичей бы не было видно!

— Тварь, но как же… — я потянул за рукоять боевого ножа.

— Как я очутилась здесь? А может быть я была тут раньше, чем колдуны силовое поле от Великой Нерождённой возвели? И я всегда трудилась на благо своей госпожи! Трудилась для того, чтобы она всегда была обеспечена пищей! И даже Омуты под город запускала, чтобы моей госпоже сподручнее было вытягивать души…

Перед глазами мелькнул тот самый Омут, который удивил меня своим местоположением. И волокуши… Так вот кто направлял монстров в сердце Руси!

И это она убила мою мать? Я всю жизнь думал, что это происки бояр, что отец приложил к этому руку, а на самом деле оказалось совсем другое. Без лап Бездны тут не обошлось!

Враг всегда скрывался рядом, ходил за спиной, дышал в затылок и в любую секунду мог убить меня, как недавно убил Владимира. Так почему же объявился только сейчас?

— Почему ты захотела убить меня только сейчас? Почему не во младенчестве? Не в любое другое время, когда я был ещё слаб и не мог сопротивляться? Ты же старая, ты же полтысячи лет прожила, так почему же сейчас? Почему же не раньше?

Домовичка перестала болтать ногой. Её глаза — эти две узкие щели во тьме — вдруг расширились, став круглыми и почти… человеческими.

— Потому что раньше ты не был интересен.

Она спрыгнула с подоконника, и её тень, невероятно длинная и изломанная, поползла по стене, как паук.

— Младенец? Сопливое дитя? Ха! — она фыркнула, и из её ноздрей вырвался чёрный дымок. — Ты думаешь, мне приятно душить колыбельных? Это скучно, Ванюша. А вот когда ты начал жечь, резать, ломать… О!

Домовичка вдруг замерла, прижав костлявые пальцы к груди.

— Каждый твой грех — это же праздник! Каждая казнь — пиршество! Ты сам, своими руками, готовил пищу для моей госпожи!

Я почувствовал, как нож в моей руке дрожит. Не от страха. От ярости.

— Так в чём же дело? — прошипел я. — Почему именно сейчас?

Тень за её спиной вдруг вздыбилась, превратившись в нечто с рогами и когтями. Колышущееся и мрачное нечто.

— Потому что ты созрел! — её голос стал низким, гортанным. — А может, потому что сегодня звёзды встали в нужный порядок. Или потому, что твоя душа наконец-то стала достаточно чёрной, чтобы…

Она не договорила. Вместо этого резко махнула рукой — и все лампы в зале погасли разом. Остался только льющийся свет затухающего заката.

В темноте раздался шепот прямо у моего уха:

— Чтобы перейти на сторону Великой Нерождённой!

Я рванулся в сторону, но было поздно — что-то острое впилось мне в плечо. Боль, жгучая и ядовитая, разлилась по телу. Я невольно вскрикнул.

Через секунду дверь открылась, на пороге возникла моя жена. Она бросила взгляд на лежащего Владимира, тут же бросилась ко мне:

— Иван! Ваня!

Марфа схватила меня за лицо, её пальцы были ледяными от страха. В полумраке её глаза блеснули, как две вечерние звезды.

— Держись! — прошептала она, быстро наклоняясь к ране.

Я почувствовал, как её губы коснулись прокола на моём плече — не поцелуй, а скорее… заклинание. Из глубины её груди вырвалось странное, гортанное слово, и тут же по моей коже пробежали мурашки.

Домовичка зашипела где-то в углу:

— Ах ты ведьмина дочь! Прочь от него! Оставь его мне!

Марфа не отреагировала. Она прижала ладонь к моей ране, вскрикнула, и вдруг по комнате разлился странный запах — смесь полыни и жжёного сахара. Боль начала отступать, уходить, как вода в песок.

— Вставай, — прошептала Марфа. — Она ещё здесь. А я не смогу тебя защитить сейчас…

Я поднялся, шатаясь, одной рукой опираясь о протянутую ладонь, другой сжимая нож. Тьма в углу шевелилась, как живая.

— Ну что, Патриарх? — я кашлянул, чувствуя, как яд ещё пульсирует в венах. — Не вышло.

Из темноты раздался смешок — словно кто-то провёл ногтями по стеклу.

— Ой, Ванюша, да я ведь только разогреваюсь…

Тень метнулась вперёд — прямо к Марфе.

Я не думал. Просто бросился между ними, подняв нож.

Лезвие встретилось с чем-то твёрдым — раздался визг, будто резанули по железу. Домовичка отскочила, держась за руку. Чёрная жидкость капала из пореза на её лапе. Это уже была не рука, а похожая на куриную морщинистая лапа.

— Ах ты… — ставшая похожей на древнюю старуху домовичка оскалилась, и теперь её рот растянулся до ушей, полный игольчатых зубов. — Ну ладно. Ты немного оттянул свой конец. Но помни — я везде. В каждой щели. В каждом зеркале. В каждом твоём кошмаре. И я всё равно тебя заберу, как забрала жизнь твоего друга.

В этот момент Владимир дернулся и кашлянул.

— Да вот хрен ты чего забрала. Марфа, пригляди за Владимиром, а я тут пока разговоры поразговариваю… — хмыкнул я, накидывая усиленную Кольчугу Души.

Пусть один слой эта тварь и пробила, но вот пять вряд ли сможет проколоть.

Она прыгнула назад, в тень — и растворилась! Тень быстро метнулась к окну, выметнувшись наружу.

Последнее, что мы услышали, был её шёпот:

— Я жду тебя на Красной площади. Выходи, если твои подданые тебе дороги, царёк!

Лампы вспыхнули сами собой. Они мерцающим светом обрисовали тело Владимира.

— Он живой, но… пульс слабый. Я не знаю, но попробую…

Марфа дрожала, сидя возле Владимира. Я обнял её, чувствуя, как её сердце колотится, как птица в клетке.

— Ты… ты как так? — спросил я. — Как узнала про мою рану?

Она покачала головой:

— Моя бабка… она учила меня таким штукам. На случай отравления… вот, помогло.

Я посмотрел на рану на своём плече — она была уже почти затянута, только синеватая тень осталась. Пустяки. Вообще не мешает. Но Марфа немало сил отдала. И сейчас тоже отдавала, вон как из её ладоней серебристый свет струится, заливаясь в рану Владимира.

— Эй, лекарей сюда! Срочно! — рявкнул я в сторону дверей.

За дверьми тут же послышался топот убегающих ног. А вот со стороны Красной площади донёсся дикий женский визг.

— Что это, война в Москву пришла? — прошептала Марфа.

Я посмотрел в окно, где первые звёзды уже зажигались на тёмном небе.

— Нет, — ответил я. — Охота началась. Никуда отсюда не выходи! Слышишь? Никуда!

— Я никуда не пойду, но… Будь осторожен, Ваня, — прошептала Марфа.

Мне оставалось только кивнуть в ответ. А что я ещё мог сделать? Пообещать, что эту заразу сейчас насажу на кукан и быстренько вернусь к ужину? Вряд ли кто в это поверит. Да и я сам в это не верю — похоже, что сейчас бой состоится не шуточный.

Это всё я думал, пока сбегал вниз по лестнице и торопился к Красной площади. По пути пару раз позвал Тычимбу, но как и раньше мой боевой товарищ не отзывался. Молчал и никак не проявлял себя, как будто дал обет молчания.

— За мной! — кричал я всем, кто попадался на пути с оружием в руках. — За мной! Готовьтесь стрелять по приказу! Армию на Красную площадь! Живо!

Ко мне вскоре присоединился выпрыгнувший прямо из окна Ермак. Он без слов запоясался, на бегу проверил свои браслеты. За нашими спинами раздался крик Годунова:

— Ваше Величество, подождите!

Но ждать было некогда. Со стороны Красной площади раздавались крики ужаса. Там началась был стрельба, но быстро стихла, уступив место стонам и вскрикам.