Русь. Строительство империи 6

Глава 20

Первый раунд, похоже, за мной. Весть о том, что печенежский выскочка Кучюк принял мои дары и готов грызть хазар вместе со мной, пришла как нельзя вовремя. Это не то чтобы дружба до гроба, я иллюзий не строил — степняки всегда себе на уме, и сегодняшний союзник завтра легко может воткнуть нож в спину. Но тактически это был очень нужный успех. Получить временного союзника, да еще такого, который может ударить врагу в незащищенный тыл — это дорогого стоит. Нужно было ковать железо, пока горячо, и немедленно запускать следующую фазу моего «Большого южного похода».

— Всех ко мне! Немедленно! — рявкнул я первому попавшемуся дружиннику, маячившему у входа в мой наспех разбитый шатер. — Ратибора, Илью, Искру, Степана!

Пока гонец переводил дух, а мои ближайшие соратники спешили на зов, я прошелся по шатру, служившему мне и ставкой, и спальней. Под ногами хрустел утоптанный песок, смешанный с пеплом — Искоростень еще дымился неподалеку, напоминая о цене, которую пришлось заплатить за усмирение древлян.

Первым явился Ратибор. Следом, тяжело ступая, вошел Илья Муромец. Старый воевода (пусть и в чине десятника, но он все равно был мне нужен) выглядел уставшим — сказывались и раны, полученные в Искоростене, и непривычная для него муштра в «Кузнице Воинов», где он теперь наводил порядок железной рукой. Проскользнула Искра, наша главная лекарка. Замыкал процессию Степа.

— Садитесь, — махнул я рукой на грубо сколоченную скамью и расстеленные на земле шкуры. — Новости хорошие. Хан Кучюк согласен. Готов идти с нами на хазар.

На лицах отразилось сдержанное удовлетворение. Все понимали важность момента.

— Значит, пора отправлять обещанное, — прагматично заметил Ратибор. — Серебро, оружие… Охрана нужна крепкая. Степняки — народ переменчивый. Как бы наш караван не стал для них первой добычей.

— Охрану обеспечим, — отвекил Илья. — Отберу самых надежных ребят из старой дружины и новобранцев. Но сколько даем? И чего именно? Кучюк — волк молодой, голодный. Почует слабину — сядет на шею.

— Серебра — сколько обещали, ни больше, ни меньше, — отрезал я. — Ратибор, пересчитай казну, выдели необходимую сумму. Оружие — Степан, подготовь десяток твоих самострелов, но не самых новых образцов, и запас болтов к ним. Плюс мечи, топоры, наконечники для копий — стандартный набор. Пусть видят нашу щедрость, но и понимают, что лучшие игрушки мы пока держим при себе.

— А риски? — вставила Искра своим тихим голосом. — Доверять печенегам… Они же вчера еще под Курей ходили, с нами воевали. Не получится так, что они возьмут наше серебро, а потом ударят нам же в спину, договорившись с хазарами или, хуже того, с греками?

— Риски есть всегда, — пожал я плечами. — Но сидеть и бояться — еще хуже. Кучюк борется за власть в степи. Ему нужна победа над хазарами и старой знатью, которую греки поддерживают. Наши интересы тут совпадают. Надолго ли — другой вопрос. Но сейчас нам этот союз выгоден. Ратибор, твои люди должны будут не только сопроводить караван, но и присмотреть за Кучюком. Нужна информация, что там у них в степи на самом деле творится.

Мы как раз начали обсуждать детали маршрута и состав охраны, как полог шатра откинулся, и внутрь, опираясь на крепкую палку и поддерживаемый под руку дюжим дружинником, шагнул Добрыня.

Я не видел его несколько дней, с тех пор как поручил Искре заняться его лечением всерьез. Зрелище было тяжелое. Лицо представляло собой страшную маску из рубцов и шрамов. Левый глаз затянут бельмом, правый, единственный видящий, смотрел напряженно, с затаенной болью. Но он стоял на ногах. Двигался сам. И это уже было победой.

— Княже… — голос Добрыни прозвучал сдавленно, больше похож на хриплый шепот. Говорить ему все еще было трудно, но он говорил! Не мычал, не стонал, а складывал слова. Искра не зря свой хлеб ела, да и организм у богатыря оказался покрепче любого кремня. — Разреши… слово молвить.

В шатре повисла тишина. Все смотрели на моего верного тысяцкого, на живое свидетельство древлянской жестокости и византийского коварства.

— Говори, Добрыня, — мягко сказал я.

Он с трудом перевел дыхание, собираясь с силами.

— Слышал… поход… на юг… на Тмутаракань… Княже, — он сделал шаг вперед, чуть покачнувшись. Дружинник подхватил его крепче. — Прошу тебя… возьми меня с собой. Я… я должен быть там. Должен видеть, как предатель Ярополк ответит за все, — он неопределенно махнул рукой в сторону своего изуродованного лица. — Я смогу, княже! Сил хватит! Топор удержу!

В его единственном глазу горел такой огонь, такая ярость и жажда мести. Он действительно готов был, хромая и едва дыша, идти сотни верст на юг, лишь бы добраться до глотки Ярополка. И я его понимал. Ох, как понимал! Его желание отомстить было абсолютно естественным.

Но я видел и то, как тяжело ему дается каждый шаг, как напряжены его мышцы, как испарина выступила на лбу от одного этого короткого разговора. Нет, какой из него сейчас воин? Первый же серьезный бой, да что там бой — просто долгий переход по степи станет для него последним. Отправить его в поход — значит обречь на верную и мучительную смерть.

С другой стороны, оставить его здесь, без дела, наедине со своими страшными воспоминаниями и бессильной яростью — тоже не выход. Он же с ума сойдет, замкнется в себе, угаснет. Ему нужна была цель. Важная. Нужная. То, что заставит его жить дальше, бороться.

— Добрыня, — я подошел к нему, посмотрел прямо в его горящий глаз. — Ты один из самых верных моих людей. И я ценю твое рвение. Твоя храбрость мне известна. Но сейчас ты нужнее мне здесь.

Он хотел возразить, но я поднял руку.

— Поход на Тмутаракань — дело важное. Но не менее важно то, что останется у нас в тылу. Пока мы будем бить хазар, здесь, на севере, тоже не должно быть шатко. Мне нужен здесь человек, которому я могу доверять как себе. Человек с головой и опытом.

Я видел, как меняется выражение его лица. Ярость уступала место недоумению, потом — проблеску понимания.

— Ты останешься здесь, Добрыня. Во-первых, поможешь Илье. Наша «Кузница Воинов» — это будущее моей армии. Илья — вояка старой закалки, но ему нужен свежий взгляд, нужен тот, кто поможет наладить обучение новобранцев по-новому, кто присмотрит за порядком, пока старый богатырь будет гонять их на плацу. Твой опыт бесценен. Во-вторых… — я чуть понизил голос, хотя все в шатре и так были своими. — Присмотришь за Искрой. Она хорошо поработала, поставила тебя на ноги. Но… сам понимаешь. Она — дочь Огнеяра, была со Сфендославом. Я ей дал шанс, но глаз с нее спускать нельзя. Будешь моими ушами и глазами здесь, в лагере. Докладывать мне обо всем важном через верных гонцов. Это — не менее почетная и ответственная задача, чем махать топором на юге. Справишься?

Он смотрел на меня долго, тяжело дыша. В его взгляде боролись разочарование и понимание. Он знал, что я прав насчет его физического состояния. И он понимал важность порученного дела. Это была не подачка и не попытка от него избавиться. Это была реальная задача, требующая его ума и опыта.

— Справлюсь… княже, — наконец прошептал он. — Не подведу.

— Знаю, что не подведешь, — я ободряюще положил руку ему на плечо. — А месть… Месть — блюдо, которое подают холодным, Добрыня. Придет и твой час свести счеты. Обещаю. А пока — набирайся сил. И помоги мне здесь.

Он медленно кивнул, уже без прежнего огня, но с вновь обретенным достоинством. Дружинник помог ему развернуться и выйти из шатра.

Я проводил его взглядом и повернулся к остальным. На лице Искры я не заметил никаких эмоций, но взгляд ее стал чуть более настороженным. Илья Муромец одобрительно крякнул — помощь опытного воеводы в лагере ему явно не помешает.

— Итак, с этим решили, — подвел я итог. — Ратибор, займись караваном немедленно. Срок — два дня на сборы и отправку. Охрану согласуешь с Ильей. Остальные — готовимся к походу.

Совет закончился. Мои воеводы и помощники разошлись, каждый получив свою порцию задач и головной боли. Ратибор умчался трясти казну и отбирать людей для каравана. Илья отправился в лагерь — строить новобранцев и отбирать бойцов для охраны степной миссии. Степа поспешил к своим мастерским — готовить оружие для Кучюка и проверять осадные машины, которые нам еще могли пригодиться. Искра, бросив на меня быстрый, непроницаемый взгляд, удалилась в свой лазарет — там у нее всегда хватало работы. Я остался один, если не считать двух охранников у входа. Присел на скамью, потер виски. Вроде все продумал, все учел. Союз с Кучюком — есть. План похода — намечается. Тылы — прикрыты, насколько это возможно. Добрыне дело нашлось, и то хорошо. Теперь главное — не сбавлять темп, отправить караван, собрать войско…

Размышления мои были прерваны самым бесцеремонным образом. Снаружи послышался топот копыт, хриплые крики, затем — тяжелое дыхание и сдавленный голос, требовавший немедленно пропустить его к князю. Охранник что-то буркнул в ответ, но его явно отодвинули. Полог шатра резко отлетел в сторону, и внутрь буквально ввалился человек. Вернее, то, что от него осталось.

Всадник. Судя по остаткам снаряжения — из галицкой дружины Такшоня. Весь покрыт слоем серой пыли, смешанной с потом и кровью. Одежда изодрана в клочья, на лице — глубокая, уже запекшаяся ссадина. Он тяжело дышал, хватая ртом воздух, глаза, красные от усталости и пыли, лихорадочно метались по шатру, пока не остановились на мне. Он узнал. Попытался выпрямиться, отдать честь, но ноги его подогнулись, и он оперся рукой о центральный столб шатра, чтобы не упасть. Конь его, видимо, пал где-то по дороге или остался снаружи — до того загнанный, что едва стоял.

— Княже… — прохрипел гонец, и голос его сорвался. Он откашлялся, сплюнул на земляной пол вязкую слюну. — От Такшоня… из Тмутаракани… Срочно…

Сердце ухнуло куда-то вниз. Я сразу понял — добрых вестей оттуда ждать не приходилось. Но то, что я услышал дальше, превзошло мои худшие опасения.

— Плохо там, княже… Совсем плохо… — Гонец говорил отрывисто, задыхаясь, но каждое слово било как молотом. — Галичане… твои самострельщики… тают… Каждый день стычки, вылазки… Хазары озверели, дерутся как бешеные. И греки… Греки им помогают в открытую! Не только советом, княже! Их воины — в золоченых шлемах, с орлами на щитах — рядом с хазарами на стенах стоят! Их корабли у входа в залив — не дают нашим лодкам с припасами пробиться!

Византийцы! Значит, уже не прячутся, действуют в открытую! Твари…

— А Ярополк? — выдавил я.

Лицо гонца исказилось гримасой ненависти.

— Этот выродок… он там всем заправляет. Сам ведет хазар на приступы. Жесток… Пленных наших… на кол сажает перед стенами… Говорит, что скоро вся Русь перед ним на колени встанет… Такшонь… он держится. Мужик кремень. Но силы на исходе. Люди устали, раненых много, стрелы кончаются… Крепость… крепость долго не простоит, княже… Такшонь велел передать… просит… умоляет — поторопись! Иначе… иначе поздно будет…

Он замолчал, тяжело дыша, вперив в меня отчаянный взгляд. В шатре повисла гнетущая тишина, нарушаемая лишь его хриплым дыханием да потрескиванием углей в жаровне.

Тмутаракань. Последний русский форпост на юге. Ключ к морю. Оставить его — значит отдать врагу стратегическую позицию, позволить Византии и ее марионеткам закрепиться на наших землях. Допустить этого я не мог. Никогда.

Я резко встал. Всякая медлительность, всякая осторожность отлетели прочь. Времени на раскачку больше не было. Ни секунды.

— Воды гонцу! — рявкнул я охранникам. — И лекаря сюда! Быстро!

Сам же вылетел из шатра.

— Ратибора ко мне! Бегом! Илью! Всех, кто еще не ушел!

Мои приказы разносились по лагерю, поднимая людей. Суета, еще недавно размеренная, превратилась в лихорадочную беготню. Гонцы скакали во все стороны, воеводы спешили к моему шатру.

Первым примчался Ратибор, на ходу вытирая пот со лба.

— Княже, что случилось?

— Случилось то, что медлить больше нельзя ни часа! — отрезал я. — Караван Кучюку — отправлять не через два дня, а сегодня же! Прямо сейчас! Собрать все, что готово, удвоить охрану — и в путь! Пусть летят, не жалея коней! Нам нужно, чтобы печенеги ударили как можно скорее!

Ратибор опешил на мгновение, но тут же взял себя в руки.

— Будет сделано, княже! Но… серебро… Оружие…

— Дай то, что успел собрать! Остальное дошлем позже! Главное — чтобы Кучюк выступил! Передай моим людям в охране — гнать караван без остановок! Жизнь Такшоня и судьба Тмутаракани зависят от их скорости!

Подбежал запыхавшийся Илья Муромец.

— Княже? Что за шум?

— Шум боевой тревоги, воевода! — Голос мой звенел от напряжения. — Тмутаракань на волоске! Греки там! Ярополк лютует! Такшонь просит помощи! Собирай войско! Всех! Всех, кто может держать оружие! Из лагеря, из Киева, из ближайших сел! Поднимай всех на ноги! Форсировать сборы до предела! Готовь авангард! Лучших бойцов! Возможно, выступим немедленно, не дожидаясь остальных!

Старый богатырь не задавал лишних вопросов. Лицо его посуровело, глаза сверкнули.

— Понял, княже! Всех подниму! Авангард будет готов через пару часов!

Он развернулся и тяжелой рысью побежал отдавать приказы. Лагерь забурлил, закипел. Зазвучали рога, собирая людей. Залязгало оружие, заржали кони. Дым от костров смешался с пылью, поднятой сотнями ног. Началась гонка со временем.

Лагерь превратился в растревоженный муравейник. Вчерашнее пепелище Искоростеня ожило лихорадочной деятельностью тысяч людей. В воздухе стоял гул голосов, лязг оружия, ржание коней, скрип повозок. Все пришло в движение, подчиняясь моей внезапной, но твердой воле. Времени на раскачку не было — каждая минута промедления могла стоить Такшоню и его людям жизни, а мне — стратегически важной крепости.

Я стоял посреди этого бурлящего котла, стараясь охватить взглядом все и вся, раздавая приказы направо и налево. Нужно было не просто поднять всех на ноги, но и организовать этот хаос, направить энергию в нужное русло.

— Илья! — подозвал я старого воеводу, который уже успел собрать вокруг себя десятников и сотников, отдавая им распоряжения. — Авангард — твоя забота! Лучшие из лучших! Ветераны, кто со мной с Березовки, твои старые дружинники, самые толковые ребята из «Кузницы». Чтобы были готовы выступить через час! Остальных — строить в походные колонны! Проверь лично каждую сотню! Оружие, доспехи, запас провизии на три дня — чтобы все было как положено! И никаких поблажек! Кто не готов — остается здесь чинить снаряжение!

Старик коротко кивнул, его седые брови сошлись на переносице. Он понимал — шутки кончились.

— Степан! — Мастер-оружейник тут же оказался рядом, глаза его пылали азартом изобретателя, почуявшего большую работу. — Твои катапульты! Сколько их в рабочем состоянии?

— Пять, княже! Еще три почти готовы, можно за день до ума довести! А две малые металки — хоть сейчас в дело!

— Готовь все, что есть! Проверь механизмы, запаси метательные камни, горшки с горючкой — сколько успеешь! И главное — стрелы! Болты для самострелов! Мне нужно море стрел! Поставь всех твоих подмастерьев, всех кузнецов, кого найдешь, — пусть работают день и ночь! Плачу вдвойне!

— Сделаем, княже! Будут стрелы! — азартно пообещал Степан и тут же скрылся в толпе, спеша к своим мастерским.

Ратибор уже вовсю распоряжался погрузкой каравана для Кучюка. На отдельной поляне спешно формировался отряд охраны — крепкие, опытные бойцы под началом одного из доверенных сотников Ильи. Вьючили мешки с серебром, ящики с оружием.

— Ратибор! — перехватил я его на бегу. — Кроме каравана, на тебе — тыл! Новгород, Ростов, Владимир — везде назначь временных наместников из верных бояр. Пусть держат порядок железной рукой! И связь! Мне нужна быстрая и надежная связь! Организуй эстафету гонцов по всем ключевым точкам, чтобы вести доходили до меня и обратно в кратчайшие сроки! Понял?

— Так точно, княже! Все организую! — бросил он, не останавливаясь.

Искру я нашел у ее лазарета, где она уже руководила сборами. Лекарственные травы, бинты, инструменты — все укладывалось в походные сумы.

— Готовься к большой работе, — сказал я ей. — Раненых будет много. Очень много. Разворачивай мобильный госпиталь, бери всех своих помощниц. И не жалей снадобий. Мне нужен каждый боец, способный вернуться в строй.

Она молча кивнула, ее лицо было сосредоточенным и серьезным. Казалось, чужие страдания ее не трогали, но работу свою она знала и делала хорошо. И это было главное.

Сам я мотался по лагерю, как заведенный. Проверил, как идет сбор провианта — мука, сушеное мясо, рыба, крупы. Отдал приказ реквизировать у местных крестьян все излишки фуража для коней — потом расплатимся, если будет чем и с кем. Проследил за отправкой гонцов в Киев и другие города — с приказом о немедленной мобилизации и отправке всех боеспособных отрядов к месту сбора у разрушенной столицы. Нужно было собрать кулак побольше — кто знает, сколько сил у хазар и греков на самом деле.

Пришлось даже рявкнуть на одного из бояр, прибывших с дружиной из Вятичей, который начал было ныть про усталость людей и недавние потери. Объяснил ему коротко и доходчиво, что его усталость — ничто по сравнению с тем, что ждет всех нас, если Тмутаракань падет. Кажется, понял. По крайней мере, заткнулся и пошел выполнять приказ.

Гонка продолжалась. Люди работали на пределе сил, подгоняемые страхом за товарищей, яростью на врага и моей непреклонной волей. Лагерь гудел, как растревоженный улей, но в этом хаосе уже проступал порядок — формировались отряды, грузились обозы, проверялось оружие. Военная машина, которую я так долго и трудно собирал, смазывал и отлаживал, теперь была запущена на полную мощь

Первым результатом лихорадочной суеты стал уход каравана к Кучюку. Я лично проводил его до окраины лагеря. Отряд охраны подобрался на славу — полторы сотни отборных бойцов, закованных в лучшее железо, под командой хмурого, немногословного сотника Свенельда, одного из ветеранов Ильи Муромца, человека, на которого можно было положиться. Мешки с серебром и ящики с оружием были надежно укрыты под рогожами на вьючных лошадях. Никаких знамен, никакой помпы — быстрый, деловой отряд, готовый проскочить степью, отбиваясь от любых незваных гостей. Ратибор дал последние инструкции своим лазутчикам, сопровождавшим караван, Свенельд проверил по последнему разу подпруги и оружие своих людей.

— С Богами, сотник, — сказал я ему. — Доставьте груз и вернитесь живыми. От вас многое зависит.

— Не подведем, княже, — коротко буркнул Свенельд, трогая коня.

Отряд быстро растаял в клубах пыли, уносясь на юго-восток, в неизведанные степные просторы. Одна задача выполнена, камень с души немного свалился. Теперь — главное, войско.

Местом сбора назначили обширное поле чуть поодаль от руин Киева. Зрелище открывалось внушительное и немного пугающее. Тысячи людей. Моя старая дружина из Березовки, закаленная в десятках стычек. Галичане, остатки тех, кто не ушел с Такшонем. Воины из Переяславца, которых привел когда-то Степан. И новые силы — отряды из недавно присоединенных Ростова, Мурома, Вятичей, смотревшие на моих ветеранов с любопытством и некоторой настороженностью. Тут же — выпускники «Кузницы Воинов», прошедшие муштру Ильи Муромца, стоявшие отдельными, уже слаженными подразделениями. Над всем этим морем голов колыхались редкие знамена — мой сокол, стяги Ильи, какие-то родовые знаки пришлых князей. Шум стоял невообразимый — ржание тысяч коней, лязг оружия, гортанные крики десятников, строивших свои сотни, скрип обозных телег. И над всем этим — тяжелый дух недавнего пепелища, доносившийся от руин Киева, как немое напоминание о том, за что и против кого мы собираемся идти.

Авангард уже стоял отдельно, готовый к выступлению. Около тысячи бойцов — пеших и конных. Лучшая броня, лучшее оружие. Командовал ими воевода Борислав — немолодой, но крепкий воин из старой киевской дружины, перешедший ко мне после падения города и доказавший свою верность и умение. Он сидел на мощном боевом коне, спокойно ожидая приказа.

Перед тем как дать сигнал к выступлению, я отыскал Добрыню. Он оказался неподалеку от учебного плаца, где под присмотром одного из помощников Ильи новобранцы отрабатывали приемы боя с копьями. Добрыня не просто стоял — он внимательно наблюдал, изредка бросая тихие, но веские замечания инструктору. Видно было, что он уже втянулся в новую роль, нашел себе применение.

— Ну что, воевода, принимаешь командование тылами? — спросил я, подъехав к нему.

Он медленно повернул голову, в единственном глазу не было прежней тоски — только серьезная сосредоточенность.

— Стараюсь, княже. Работы тут… непочатый край. Илья правду говорил — народ разный, сладить их в единое войско — дело не одного дня. Но ничего, справимся.

— Верю, — кивнул я. — На тебе лагерь, обучение, порядок. И Искра… помнишь. Связь держи через моих личных гонцов. Если что — не мешкай, давай знать.

— Будь спокоен, княже. Никто тут своевольничать не будет. А за лекаркой присмотрю, не сомневайся. Удачи тебе… и мести за всех нас.

Последние слова он произнес совсем тихо, но с такой силой, что у меня мороз пробежал по коже.

— И тебе удачи, Добрыня. Держись.

Я развернул коня и направился к авангарду. Пора.

Подъехав к Бориславу, я обвел взглядом замершие ряды воинов. Лица были разные — молодые и старые, суровые и напряженные, но в глазах читалось одно — готовность. Они ждали слова, ждали знака.

Я выехал вперед, чтобы меня видели все. Обнажил топор, поднял его над головой. Металл тускло блеснул в неярком свете дня.

— Воины! — Голос мой разнесся над полем, перекрывая шум. — На юге, в нашей крепости Тмутаракань, враг терзает нашу землю! Предатель Ярополк с хазарами и греками осадил наших братьев! Кровь наших воинов льется на стенах русского города! Мы идем на помощь! Идем покарать предателей и изгнать чужаков! Путь будет долгим и трудным! Впереди — степь, враги, битвы! Но мы — русское войско! И мы не оставим своих в беде! За Русь! Вперед!

Громовое «Впере-е-ед!» прокатилось по рядам авангарда, подхваченное тысячами глоток основного войска. Заревели боевые рога, ударили в бубны.

Я опустил топор и почувствовал, как напряглись мышцы коня подо мной, готового рвануться вперед. Оглянулся на мгновение на Илью, Ратибора, оставшихся организовывать выступление основной колонны. Кивнул им.

— Борислав, начинай!

Воевода отдал короткую команду. Авангард дрогнул, пришел в движение. Первыми тронулись конные сотни, за ними, чеканя шаг, двинулась тяжелая пехота.

Я придержал коня, давая им немного отойти, затем сам тронул поводья и влился в голову медленно движущейся колонны. Впереди лежали сотни верст пути, вражеские заслоны, коварство степи, осажденный город и неизвестно сколько врагов.

Марш на Тмутаракань начался.