"Святые" 90-е Пионер. Том III

Глава 9

— Почти все собрались, Славу-Солдата только найти не можем. — так же без стука вломившись в кабинет Виталика, доложил Гусь, и тут же развернувшись, ушел обратно.

Не входя в братство афганцев, тем не менее он смог завоевать их уважение, и даже пользовался неким авторитетом. Не глупый, не трус, рисковый — эти его качества импонировали коллективу. Поставив стакан с недопитым кофе на стол, я вышел вслед за Гусем. В помещении служившем одновременно казармой и складом, собрались семь человек не считая меня и Виталика. Миха, Гусь, Яша-Боян, братья Сосновские: Толян с Иваном, Ларин Паша, и Леха «Кузнец», Рассевшись по ящиками и бочкам, они молча ждали моего заявления. На лицах ожидание и любопытство, не часто я их так собираю.

А я не знал с чего начать. Слова комом встали в горле. Как объяснить им масштаб того, что нам предстоит? Как донести суть? Я перевел взгляд с одного напряженного лица на другое, ища нужные слова, чувствуя тяжесть их взглядов на себе. Но только открыл рот, как за окном послышались выстрелы. Резкие, отрывистые, сначала один-два, как щелчки бича, а потом — короткая, но яростная очередь. Все разом замерли, вытянув шеи, словно пытаясь ушами определить направление.

Не сговариваясь, как по команде, все семь человек сорвались с мест. Ящики и бочки заскрипели, загремели. Дверь на улицу распахнулась с треском, и мы вывалились наружу, в прохладный вечерний воздух, щурясь от резкого света после полумрака склада.

— На «Майке» вроде? — предположил кто-то. Это был голос Ивана Сосновского, глуховатый, но уверенный. Он стоял, заслонив глаза ладонью от низкого солнца, всматриваясь в сторону реки.

Майка — поселок за рекой. В основном частный сектор, но есть несколько пятиэтажек. Знакомые очертания поселка виднелись вдалеке, за широкой лентой реки. Казалось, там все спокойно, домики под черепицей купались в вечерних лучах.

— Скорее в военной части, да и дымит там что-то… — возразил Гусь, почему-то его голос прозвучал резко, почти крикливо. Он ткнул пальцем куда-то правее Майки, вдаль, за линию горизонта, туда где небо начинало терять чистоту. Действительно, вдалеке за рекой поднимались столбы черного дыма. Не один, а несколько — жирных, черных, зловещих, медленно расползающихся по бледнеющему небу, как чернильные кляксы. Они поднимались из-за дальних лесопосадок. Военная часть находилась в отдалении от города, но от нас, если через реку, не особенно далеко. По карте в голове я мгновенно прикинул: да, это там. Там, где за чахлыми карагачами прятались казармы и склады. По прямой, километров пять. Расстояние, которое машина покрыла бы за считанные минуты, если б не река.

А стрельба только набирала обороты. Оттуда, из-за леса, донеслась новая волна — уже не отдельные выстрелы, а настоящая канонада, сливающаяся в сплошной, грозный гул. Гулкое стаккато пулемета, резкие очереди автоматов, глухие разрывы чего-то покрупнее — гранат или мин. Звук нарастал, как волна, наполняя воздух металлической дрожью.

Переглянувшись, все всё поняли. Вопросов не осталось. Собирались недолго, и буквально через десять минут уже мчали двумя машинами. Эти десять минут пролетели в лихорадочной суматохе: бегом обратно на склад, хватание оружия, подсумков, аптечек, глухой стук затворов, топот и приглушённый мат. Гусь что-то кричал, распределяя людей по машинам. Виталик, бледный, но собранный, не знал куда пристроить «Макарова», то за пояс сунет, то в карман куртки пихает. Я тоже чувствовал холодный металл приклада в ладони и жар адреналина в крови. Двери «девятки», и не новой, но ещё доброй «Нивы» захлопнулись. Моторы взревели.

В объезд долго, поэтому рванули к броду. Обычно там не глубоко, но сейчас, весной, должно быть примерно по грудь. Вода, мутная и холодная, несла прошлогодний мусор и обещала ледяные объятия.

Машины резко затормозили у самого берега, подняв тучи прошлогодней листвы и грязи. Высыпав наружу, быстро разделись, и задрав оружие с одеждой над головами, без лишних слов полезли в воду. Первые шаги по вязкому дну отозвались противным хлюпаньем. А потом — шок. Ледяная волна ударила по ногам, и с каждым шагом, поднималась выше — к животу, к груди. Воздух перехватило, зубы сами собой застучали, отбивая какой-то незнакомый мотив. Казалось, тысячи игл впиваются в кожу, сковывая мышцы, выжимая последнее тепло. Дыхание стало резким, свистящим. Но адреналин гнал вперёд не взирая ни на какие трудности.

Выбираясь на берег, тело дрожало мелкой, неконтролируемой дрожью. Вода ручьями стекала по спине и ногам. Одевались наспех, торопливо, пальцы плохо слушались, путаясь в пуговицах и замках. Подсохнуть бы, но останавливаться нельзя. Сбив дыхание, перешли на тяжелую, хотя и быструю рысь. Лесопосадка встретила нас чахлыми, еще голыми деревцами и густым бурьяном. Земля была сырой, местами скользкой от грязи. И этот проклятый подъем! Ноги, еще не отошедшие от ледяной ванны, горели огнем, наливаясь свинцовой тяжестью. Дыхание стало хриплым, рваным, сердце колотилось как бешеное, пытаясь вырваться из груди. Каждый шаг в гору требовал усилия воли. В ушах стоял собственный тяжелый хрип и непрекращающаяся какофония дальнего боя.

Чем ближе мы подходили, тем отчётливее доносились звуки. Резкие очереди «Калашей» сливались в непрерывный треск, им вторил тяжелый, методичный стук крупнокалиберного пулемета — «долбил», как молот по наковальне. И над всем этим — глухие, сотрясающие землю удары взрывов. То ли гранаты, то ли что-то мощнее.

Если я всё правильно просчитал, это должны быть те самые уроды что напали на ОВД. Вояк сейчас здесь не много, а склады полнехоньки, вот они и решили сыграть по-крупному. Всё просчитали, пользуются моментом, бьют по слабому месту.

Выбравшись из чащи на почти открытое пространство, все инстинктивно пригнулись. Команда не нужна была — опыт, пусть и разный, сработал. Миха и братья Сосновские сразу заняли удачные позиции, а вот Виталик, Яша-Боян и Ларин, затупили, сгрудились.

— Рассредоточиться! Не кучковаться! Ищите укрытие! — прошипел я, стараясь не поднимать голос выше грохота боя, но вкладывая в слова всю возможную резкость.

Прижавшись к холодной, влажной земле, ощутил запах прелой травы и глины. Карагачи, еще безлистные, давали лишь призрачное укрытие. Достал бинокль, руки всё ещё слегка дрожали от холода и напряжения. Протер линзы рукавом. Поле зрения охватывало тыльную сторону части. Высокий бетонный забор, поверху — спирали «колючки» Бруно, блестевшие на слабом солнце. Ворота где-то далеко справа, здесь же — мертвая зона. Пусто. Только ветер шевелит сухую траву да куски мусора у подножия забора.

— Пошли! — махнул рукой. Поднялись и, пригнувшись, ринулись к бетонной преграде. Всего несколько десятков метров, но адреналин гнал кровь так, что в висках стучало. Добежав первым, прислонился спиной к холодному, шершавому бетону, пытаясь отдышаться. Воздух обжигал легкие, сердце бешено колотилось, угрожая разорвать грудную клетку. Пот заливал глаза, щипал, приходилось протирать лицо грязным рукавом. Ощущение такое, будто марафонскую дистанцию пробежал.

Прижался к забору, и осторожно выглянул. Движение было медленным, плавным. Глаз у самого края бетона. Сектор обзора узкий. Три фигуры. Стоят небрежно, но настороженно. Двое чуть поодаль, спиной к забору, третий у ворот. Первое что бросилось в глаза, белые повязки. Яркие, ослепительно белые полосы ткани, туго обмотанные вокруг левого рукава. У всех троих. В голове сразу зазвенел тревожный колокольчик, — обычные «разбойники», пусть даже и настолько наглые, такое не практикуют. Да и вообще, в этом времени не распространена такая привычка. Здесь и сейчас — это мне кажется, или… Вывод один, и он не утешительный — нападающие, как минимум часть, такие же переселенцы из будущего.

— Винтовку дай. — голос прозвучал хрипло, но твердо, даже резковато. — Миха, его лицо было багровым от бега, а глаза широко раскрыты от напряжения, кивнул. Сбросив с плеча карабин — «СКС» с приличной оптикой, передал его мне. Холодный металл оружия был обжигающе-приятен в потных ладонях.

Метров сто семьдесят — двести. Для калаша — на пределе точности, особенно с неудобного угла. Для карабина с оптикой — как в тире. Прицелился, прильнул щекой к прикладу. Мир сузился до перекрестия прицела. Шум боя отступил, остался лишь стук собственного сердца в ушах. Дыхание замедлил, почти остановил. Первая цель — тот что чуть ближе. Дождался когда загрохочет посильнее, и плавно потянул за спуск. Тело привычно амортизировало легкий толчок в плечо. В прицеле фигура дернулась и осела, как подкошенная. На результат смотреть не стал, сразу перевёлся на второго, который только начал поворачиваться, услышав падение товарища или почуяв неладное. Еще один плавный выдох, плавное движение пальца. Третий, стоявший у ворот, вскинулся, но было поздно. Пуля нашла его раньше.

— Чисто. — констатировал я сухо, снимая палец со спуска и отрываясь от прицела. — По команде за мной. Зря не палите, и только по тем кто с повязками… — добавил, передавая карабин обратно Михе. Глаза встретились с Виталиком. Тот был бледен, но кивнул.

— У них тут что, зарница? — нервно хихикнул он. Его смешок звучал неестественно высоко, выдавая запредельное напряжение. Глаза бегали.

— Ага. Грамоту хотят, пионерскую. — злобно усмехнулся Миха.

Выйдя первым из-за угла, я ощутил давно забытый азарт. Сердце колотилось не от страха, а от яростной охотничьей лихорадки. Адреналин пьянил, заостряя зрение и слух до предела. Каждый нерв был натянут как струна, каждый мускул готов к прыжку. Азарт охотника идущего за добычей. Да, именно так. Мы были тенью, вышедшей из-за спины хищников, терзающих попавших в ловушку. Чувство власти, контроля над ситуацией, пусть и призрачное, гнало вперед.

Добравшись до ворот, неожиданно столкнулся с высоким типом с белой повязкой на руке. Он стоял спиной, прислонившись к бетонному столбу, высматривая что-то перед собой. Его бледное, небритое лицо под капюшоном было расслаблено — он чувствовал себя в тылу, в безопасности. Повернувшись на шорох, он увидел меня, его глаза округлились от чистейшего, животного ужаса. Рот открылся, чтобы крикнуть. Выстрелил не задумываясь. Резкий, сухой хлопок моего АКСУ отозвался эхом. Пуля ударила его в грудь, швырнув назад. Присев на корточки, я рывком сорвал автомат с тела убитого. Металл был теплым. Бросил назад Михе, уловив краем глаза, как тот ловко подхватил летящий ствол. На его обычно хмуром лице промелькнуло почти детское удовольствие от новой, блестящей «игрушки». Быстро перекинул свой карабин за спину и вскинул трофейный Калаш, привычно щелкнув предохранителем. Готов.

А я продвинулся вперед, с ходу оценивая ситуацию.

Трехэтажное, крепкое здание из красного кирпича. Окна первого этажа зарешечены, из щелей и пробитых стекол верхних этажей торчали стволы, отвечавшие редкими выстрелами на огонь нападающих. Те же явно вели себя скорее как осаждающие, чем как штурмующие. Прятались за техникой, бетонными плитами, зданием столовой, штабелями ящиков, время от времени выпуская короткие, сковывающие очереди по окнам штаба, не давая защитникам поднять головы. Основной шум и стрельба доносились с флангов и, особенно, со стороны складов — там явно шла «работа».

Семь человек, все как на ладони. Именно столько я насчитал у здания штаба, не считая убитого у ворот. Они были рассредоточены, но не слишком осторожны, уверенные в своём тыловом прикрытии, которое мы только что ликвидировали. Идеальная мишень для внезапного удара.

Дав отмашку своим, прицелился в дальнего, рослого мужика с пулеметом. Он пристроился за грузовиком рядом с бетонными блоками, время от времени выпуская короткие, прицельные очереди по верхним окнам штаба. Его РПК-74 был главной угрозой для защитников. Перекрестие прицела АКСУ легло на его спину. Выждал несколько секунд чтобы парни распределили цели, и нажал на спуск.

Не знаю, почуял он, или я как-то себя выдал, но за миг до выстрела, он резко рванулся вбок, в узкую щель между кузовом грузовика и бетонным блоком, как раз в тот момент, когда моя пуля, шипя, врезалась в металл там, где только что была его спина. Проклятье!

Парни тоже открыли огонь, грохот выстрелов слился в оглушительную какофонию. Вижу, как один из нападающих у входа в подвал дёрнулся и рухнул. Еще один, метнувшийся к укрытию, споткнулся и замер. Но на этом всё. Всё мимо. Пули рыхлили землю, и обдирали краску с техники. Один из «белоповязочных» даже успел развернуться и дать короткую очередь в нашу сторону. Пули с визгом ударили в массивную стойку забора над головами, осыпая кирпичной крошкой.

Как бы там ни было, своим появлением мы спутали противнику все карты. Паника, замешательство — видно невооруженным глазом. «Белоповязочные» у здания метались, ища укрытие уже от новой угрозы с тыла. Огонь по штабу на мгновение ослаб. Ещё бы вояки додумались что мы помогать пришли, а то пальнут не разобравшись, обидно будет. — мелькнула тревожная мысль.

Но тут случилось то, чего я никак не предвидел. Вместо ожидаемого отступления или попытки отбиться силами этой семерки, точнее уже пятерки, из-за здания столовой, из разбитых окон соседних построек, из-под стоящей рядами техники — буквально отовсюду — начали появляться фигуры. Десять… пятнадцать… двадцать! Все с теми же зловещими белыми повязками. Они не бежали в панике, а перегруппировывались, занимая позиции, откуда могли простреливать и штаб, и нас. Их огонь, сначала беспорядочный, быстро становился организованным и смертоносным.

Пули засвистели вокруг нас настоящим градом. Свист, вой, хлопки ударов о бетон и металл.

— Отходим! — заорал я, выпуская короткие очереди в сторону мелькающих фигур. Но их было слишком много. Их огонь прижимал нас к земле так же эффективно, как они до этого прижимали защитников штаба. Только теперь мы оказались в ловушке на открытом пространстве между воротами и зданием, под перекрестным огнем.

С тыла нас «прикрывал» только глухой забор. А впереди — разъяренный, многочисленный и явно хорошо управляемый рой «белоповязочных». Азарт охотника сменился ледяным, тошнотворным ощущением дичи, загнанной в угол. Неожиданно из охотников мы превратились в добычу. И счёт шел уже не на удачные выстрелы, а на секунды, отпущенные до того, как этот шквал огня найдёт свои жертвы.

— Гусь! Левее! Огонь по окнам столовой! — заорал я, сам выпуская короткую, прицельную очередь в сторону мелькнувшего за грузовиком ствола. Пули мои впились в металл, высекая сноп искр, но цели не достигли. — Прикрыть правый фланг! Они заходят!

Грохот стоял невообразимый. Казалось, барабанные перепонки вот-вот лопнут. Смешался треск наших «Калашей» с рычанием пулемета, и с яростными длинными очередями из штаба, в котором, наконец, поняли ситуацию и открыли шквальный огонь по «белоповязочным». Наши выстрелы слились с выстрелами осажденных — противник оказался в клещах, но численный перевес был чудовищным, а позиции у них — лучше.

— Граната! — дико закричал кто-то справа. Миха? Нет, Виталик! Его голос сорвался на визг.

Щелчок выдергиваемой чеки я не слышал, но он прозвучал у меня в голове. Из-за угла столовой полетел темный цилиндр. Он описал дугу и приземлился метрах в десяти от меня, прямо посреди нашего импровизированного «рубежа» у ворот.

— Ложись! — заорал я, сам вжимаясь в холодную грязь.