"Святые" 90-е Пионер. Том III

Глава 6

5 марта 1991 года. Вторник.

Холодное мартовское утро пробиралось сквозь щели в рамах. За окном, подёрнутом морозным узором, тускло светило солнце, окрашивая небо в грязновато-серый цвет.

— Вставай, в институт опоздаешь! — крикнула мама из кухни.

— Угу… — буркнул я, вжимаясь лицом в подушку и натягивая одеяло до подбородка. Но мама уже стояла в дверях, в нарядном платье и с деревянной ложкой в руке. Запах жареных оладушек витал за ней, как манящий шлейф.

— Давай вставай, соня… Семь пятнадцать уже! — Она резко дёрнула край одеяла, и холод ударил по телу. Я высунул из-под подушки нос, представляя что на кухне, на краешке стола, дымится стопка золотистых оладьев, а рядом стоит банка клубничного варенья.

Полежав еще сколько-то, я все же оторвал голову от подушки.

— Я ухожу, кофе сам сваришь, — мама на ходу застёгивала пальто, её каблуки цокали по линолеуму. Дверь хлопнула, оставив меня в тишине, нарушаемой лишь тиканьем часов в прихожей.

Как бы ни хотелось спать, необходимость идти в институт, сдобренная аргументом в виде кофе с оладьями, перевешивала. Поднялся, протопал в ванную, где зубная паста «Мятная» обожгла рот холодной свежестью. Оделся в потрёпанные джинсы, натянул майку, и добрел до кухни, всё ещё пошатываясь.

«Не надо было водку с пивом мешать…» — запоздало раскаивался я, стараясь не трясти головой. Бидон пива на троих — самое то, если бы не бутылка «Столичной». Да ещё и без повода. Ладно сейчас я хоть с похмелья не страдал отсутствием аппетита. Обычно на еду в таком состоянии и не посмотришь, но пока молодой, с этим всё нормально, организм работает.

Дожидаясь когда сварится кофе в эмалированной турке, смел всё, что наготовила мама. Оладьи таяли во рту, оставляя сладкое послевкусие варенья. Не наевшись, догнался бутербродом с докторской — жирная колбаса прилипла к нёбу.

Сегодня вторник, три пары, потом надо на рынок заехать, мама просила купить мешок картошки. — планировал я, глядя через затянутое инеем стекло на припорошенную снегом девятку.

«Ты же понимаешь, что не должен выделяться⁈» — всплыл в памяти голос Лосева. Его пальцы тогда нервно барабанили по столу. «Тише воды, ниже травы! Какая машина может быть?»

Но я упёрся. «Ничего не жалко, а машину не отдам!»

Всё дело в том что после получившейся заварухи, наш маленький городок в один момент стал криминальной столицей. Не надолго конечно, но этого хватило чтобы поменять все планы. Ментов нагнали столько, что дышать тесно стало. Меня с моими парнями не трогали, спасибо большому капитану, но вокруг творилось что-то нереальное. Аресты направо и налево, задержания. Хватали всех подряд, от простых «несунов», до торчков и блатных. Но, худа без добра не бывает, результат налицо, буквально за месяц город основательно почистили. Те же кого не посадили: что уголовники, что бандитствующие спортсмены, либо свалили нафиг, либо по углам попрятались. Народ хоть вздохнул спокойно.

«Миссию ты свою выполнил на отлично, не засветился, живи как жил, делай что запланировал, понадобишься, с тобой свяжутся.» — Говорил мне Лосев.

«А парни? С ними что?» — возражал я.

«А что с ними? Пусть радуются что не посадили, или что ты предлагаешь?»

«Надо оставить им работу, хотя бы тем кто остался».

Пока меня не было, афганцы надежно оккупировали Патринский дом, но кроме самой оккупации, никаких других действий не предпринимали. Осталось их правда немного: Миха, Яша-Боян, близнецы Сосновские — Анатолий и Олег, Паша Ларин, Слава-солдат — он ещё не оправился после ранения, ну и Гусь, куда без него. Остальные разбежались, испугавшись произошедшего.

— Работу?

— Ну да. Пару палаток и паленку.

— И речи быть не может. — мотнул головой Лосев.

Ему такой расклад был не по душе, я это видел, но отступать не собирался.

— Хрен с ним что вы меня в темную использовали, не барышня, плакать не стану, но пацанов в обиду не дам, сам знаешь какое время наступает, куда им деваться?

В общем, большой капитан не выстоял против моих аргументов, предоставив мне свободу действий. Точнее даже не мне, парням, сам я туда практически не лез, к моей персоне и так внимание повышенное, поэтому дистанцию соблюдал максимальную.

Допив кофе, я оделся, взял пакет с тетрадями, и закрыв за собой дверь, вышел на улицу. Погода — супер. Жить хочется. Сел в машину, завёл мотор, и подождав немного пока прогреется, тронулся с места. Сейчас за Аней, ей хоть и ко второй паре, но на транспорте ехать она не хочет, лучше подожду, говорит. Повернув к ее дому, издали заметил знакомый силуэт. Закутавшись в бежевое пальто с меховым воротником, она ждала у подъезда. Из-под шерстяного берета выбивались пряди каштановых волос. В руках — потрёпанный портфель и какой-то пакет.

— Слушай, заедем в палатку? Вчера кошелёк забыла, — её голос, как всегда, звучал чуть насмешливо.

— Денег одолжить? — спросил я, замечая, как она прячет покрасневший от холода нос в шарф.

Я бы и так дал, отношения у нас хоть и на том же уровне (поцелуй в щёчку), но она не берет, если и соглашается иногда, то только взаймы.

— Не надо, — она села в машину, принося с собой запах ванили. — Там проездной и студенческий.

Заехав в палатку, дальше мы ехали уже без задержек, и вскоре парковались возле центрального корпуса пединститута. Парковка большая, но машин мало, пара москвичей, шестерка, двадцать первая Волга, и Форд-Сиерра. Хоть и не новый, года восьмидесятого, на фоне советских автомобилей смотрится он круто.

— Заехать за тобой? — спросил я, но Аня уже выходила, поправляя берет.

— Нет, потом в библиотеку. Доклад по истории…

— Ладно, тогда если успею, вечером забегу.

Попрощавшись с девушкой, я поехал к своему институту, который находился неподалеку. За пару минут добравшись и припарковав машину, пошёл во второй корпус.

Первая пара — уголовное право. Не сказать чтобы сложно, но мне предмет не нравится. Даже не так, не нравится препод который его ведёт. Раньше, до моего «восхождения», он меня практически не замечал, во всяком случае не больше чем остальных. Теперь же, когда я стал по своему известен, не упускал случая испортить мне настроение. Вот и сейчас, я хоть и зашёл в аудиторию со звонком, вынужден был выслушать целую отповедь.

— Вы, Иванов, на практику куда собираетесь? — рассказав о непозволительности опозданий, ехидно скривившись, спросил он.

— Куда направят, туда и пойду. — пожав плечами, ответил я.

— Замечательно. У меня как раз просили студента порасторопнее, если на вас сошлюсь, вы же не будете против?

— Да ради бога, ссылайтесь. — ответил я, абсолютно уверенный в том что меня направят в контору. Практика на третьем курсе всего месяц, и в большинстве случаев проходят её не покидая стен института, занимаясь в основном бумагами. Судебные дела, прецеденты. Ну или засунут в архив, перебирать папки пятидесятилетней давности сортируя то что не сгнило и не доели мыши.

— Хорошо, значит договорились. — довольно кивнул препод, и больше не обращал на меня внимания.

После права были английский и история. По обоим этим предметам зачёты я уже получил, и работать особо не старался. Так, сидя «на задах» аудитории, делал вид что пишу. Благо рядом никого не было, и можно было особо не притворяться. Отношения с одногруппниками у меня с самого начала не заладились, точнее даже не так, их просто не было. Поначалу, серьёзно занимаясь спортом, я много пропускал, в общих пьянках не участвовал, и вообще, не видел никого с кем можно было бы нормально общаться. Девки да, есть отдельные экземпляры интересные, но только так если, на разок. А с парнями, я имен-то не знал толком, по фамилиям различал, и то не всех. Вот и сейчас, когда прозвенел звонок и все ломанулись на выход, меня задержал одногрупник по фамилии Колосов.

— Слышь, Диман, тормозни, базар есть. — положив руку мне на плечо, надавил он.

Сдержавшись чтобы сразу не послать, я вежливо уточнил чего ему надо.

— Ты это, на колесах же? Мне сгонять кой-куда требуется, поможешь?

И опять же, я снова сдержался.

— Куда?

— Да недалеко тут, сорок километров. — ответил он.

— Извини друг, но не могу. Занят, да и бензина нет. Попроси кого-нибудь другого…

Думал будет уговаривать, он вообще зануда, но Колосов удивил.

— Ладно, попрошу… — согласился он.

Я же пошёл к машине, соображая на какой рынок за картошкой заехать, центральный, или старогородской. Центральный ближе, только там в это время обычно толпа народа, в старом городе людей поменьше, но и выбор так себе, не самый богатый. Решил на старогородской, и вскоре парковался перед входом, там где когда-то продавал доллары. Дедок кстати, был на своем месте. На меня глянул мельком, но вроде не узнал. Да и откуда, у него клиентов таких за день не один десяток проходит.

А вообще, как я и думал, народу здесь было не много. Рынок старого города работает хоть и ежедневно, но основная торговля здесь по выходным. Торгуют всем чем можно: от семечек, до автомобилей. Одежда, животные, доски, продукты — в общем, всё что только можно представить. Мне же нужна картошка. Пройдясь по рядам со всяким барахлом, вышел в овощной ряд, и сразу наткнулся на Виталика. Тот заметил меня, улыбнулся, но тут же улыбку стёр, решив стать серьезным.

— Ты чего тут? — по зимнему пожав ему руку, спросил я.

— Работаю, — он кивнул на мешки с картошкой, сложенные пирамидой. Тень от козырька прилавка падала на его лицо, подчёркивая глубокие синяки под глазами.

— Работаешь? — я прищурился, разглядывая знакомую вельветовую куртку с оторванной пуговицей и неотстиравшимися пятнами. За спиной у Виталика висела табличка с ценой, написанная кривыми буквами мелом.

— Ну да. А чему ты удивляешься? — он поправил шапку-ушанку, с которой свисали размохрившиеся завязки. — Не все рождены капитанами.

— Да нет, ничему, просто думал ты там же, в похоронном…

Виталик поморщился.

— С этим всё, мне теперь поднимать тяжелее ведра картошки ничего нельзя. Да и его, ведро это, на самом деле, тоже нельзя.

— Спина? — предположил я.

— Последствия. — Виталик вдруг встал, задев коленом мешок. Картофелина с глухим стуком покатилась под прилавок.

— Чего последствия?

— Ранения. — Он расстегнул ворот свитера, и я увидел багровый рубец на шее — свежий, с фиолетовыми прожилками. — Два осколка. Поясница, шея. — Пальцы его дрожали, застёгивая пуговицу. — Ты ж сам… на кладбище…

Народу на кладбище погибло много, но виноватым я себя не чувствовал, а тут, глядя в лицо другу детства, понял что не могу его так оставить.

— Бросай свою картошку, поехали. — решительно сказал я.

— Да ты что! — вскинулся Виталик, лицо его при этом покрылось красными пятнами. — Хозяин убьёт!

— Выкупаю всю. — Я достал кожаный кошелек, стукнув им по ладони. — В девятку уместится?

Картошки на «прилавке» Виталика было всего пять мешков, по идее, залезет если заднее кресло сложить.

Пока шли и потом грузили, я украдкой наблюдал, как Виталик ковыляет вокруг машины, с новой силой ощущая свою вину. Не инвалид конечно, но досталось ему знатно.

Загрузившись, сели в машину. Думал вопросы задавать будет, но он молчал, словно боялся спугнуть удачу.

И только когда подъезжали, скромно поинтересовался пунктом назначения.

— Ну ты же искал работу, вот, посмотришь сейчас.

Наша новая база — пристройка к пятиэтажке, когда-то бывшая сапожной мастерской, напоминала бетонный прыщ — кривые стены, облупившаяся краска, ржавые балки под потолком. Слава-солдат, расплывшийся в дверном проёме, курил, облокотившись на косяк. За время проведённое в постельном режиме, он так раздался в боках, что куртка спортивного костюма едва сходилась на животе.

— Пионер! Здорова! — Он двинулся навстречу, протягивая руку. Рукопожатие его напомнило мне гидравлический пресс — пальцы хрустнули, но я не поморщился.

Пожав Солдату руку, я провел Виталика в маленькую комнатушку, единственным достоинством которой была изолированность. Совсем небольшая, она показалась ещё меньше, чем я помнил. Сейф в углу был исцарапан, будто его пытались вскрыть зубилом. На столе — кружка с запёкшимся чаем и окурок, прилипший к дереву. Виталик потрогал стул — тот жалобно скрипнул.

— С математикой у тебя же хорошо было?

— Да нормально.

— Будешь вести учёт, приходы всякие, расходы, дебит, кредит. Справишься?

— Конечно. Если что у отца проконсультируюсь, он же бухгалтером всю жизнь проработал.

— Тем более. Зарплату какую хочешь?

Виталик потупился.

— Ладно, не морщи мозг, начнем пока с двух сотен, а дальше посмотрим. На вот, аванс пока. — открыв кошелёк, я достал оттуда двести долларов.

— Две сотни баксов? — Виталик ахнул, вертя купюры в руках, будто опасаясь, что они вот-вот испарятся. Его глаза округлились, отражая зелёный оттенок долларов.

— Ну да, не тугриков же…

— Я думал рублей…

Да, наверное бухгалтер из него так себе, но не это было главное. Честность и преданность, вот что мне нужно в первую очередь. А он, я это видел, обладает и тем и другим. С Шухером не получилось у меня дружбы, во всяком случае в том смысле какой я вкладывал в это слово, и вполне вероятно что и с остальными «проверенными» в далёком будущем парнями будет плюс-минус то же самое.

Поэтому Виталик, Гусь, может быть Скопинцев со Славой, единственные кому я могу хоть как-то доверять.

Оставив Виталика в его новом кабинете, я вышел, намереваясь попросить парней помочь вытащил картошку. Домой столько не надо, а здесь за милую душу уйдет, ртов много, и все постоянно голодные.

— Это что? — проходя мимо приспособленного под столовую помещения, через открытые двери я машинально посмотрел на работающий телевизор.

Яша-Боян, сидя за столом, методично размешивал сахар в стакане.

— М-м? — по обыкновению промычал он. Я поначалу удивился его прозвищу, подумал ещё — при чем тут баян, но потом объяснили что прозвали его так не в честь музыкального инструмента, а в честь Бояна, древнерусского поэта. Яша вообще на разговоры не мастак, если вдруг решит «выдать» мысль, хрен его поймёшь, отсюда и погоняло, вроде как в насмешку.

— Давно показывают? — показал я на телевизор, транслирующий балет Лебединое озеро.

— Угу. — Яша ткнул ложкой в экран. — С обеда. Музыка… — Он внезапно замер, уставившись на свои руки. — Уснуть можно.

Подойдя к телевизору, я взял в руки газету с программой. Время половина пятого, по первому каналу передача «Сельская жизнь», и никакого балета.

Поискав глазами пульт — а телевизор был крутой, японский, хоть и со странным названием «Оrson», нажал кнопку с цифрой два.

То же самое, балет.

В голове сразу забурлили мысли.

Переворот?

Нет, путч будет в августе, ошибки быть не может, я точно помню «августовский путч девяносто первого». Но тогда что? Кто-то умер? Хотя крутить балет стали именно путчисты, и смерти высоких деятелей это не касалось.

Вопросы, вопросы, вопросы. И самое неприятное, узнать не у кого. Вот вообще никак. Были бы знакомые в Москве, мог бы позвонить, но знакомых нет, звонить некому.

Весь оставшийся день прошёл в неведении. Кого не спросишь, пожимают плечами, и только наутро просочились первые слухи.

«Горбачева сместили, в Москве стреляют.»

Вообще, мои знания про путч ограничивались самой датой, Ельциным на танке, Горбачевым в бегах, да фамилиями Язов и Янаев. Ну и тем что путчисты хотели сохранить союз, а Ельцин со своими сторонниками помешал этому. Почему дата сместилась и какие будут последствия, я даже не предполагал, слишком сложно такое прогнозировать. Мысль о том что в этом виноват Лосев с товарищами, возникала, но опять же, при данных масштабах, кроме самого предположения, никаких доводов за эту версию привести я не мог. Это ладно здесь, в маленьком городке с криминалом повоевать чужими руками, тут соглашусь, могут. А там, в Кремле? Верится с трудом.

Но факт, как говорится, на лицо. Или на лице.