"Святые" 90-е Пионер. Том III

Глава 24

Глухой стук дверцы гаража, где мы оставили Лосева, прозвучал как точка, поставленная в короткой передышке. Теперь нужно было двигаться дальше. Я сел за руль «девятки», Шухер, тяжело вздохнув, устроился на пассажирском сиденье и, словно совершая священный ритуал, извлёк из-за пазухи бутылку. Не какую-нибудь, а «Сланчев Бряг». Золотисто-янтарная жидкость поблескивала в слабом свете, пробивавшемся через запыленное лобовое стекло.

— Посидим, помозгуем… — его голос был хриплым, уставшим, но в нем чувствовалось предвкушение.

Ключ повернулся в замке зажигания с сухим щелчком, мотор чихнул, взвыл и, наконец, завелся. Я тронулся, стараясь объезжать самые глубокие колеи на разбитой дороге. За окном проплывали серые, обшарпанные пятиэтажки, редкие прохожие шли, сгорбившись, под холодным ветром. Ехать до базы прилично, и я не спешил, поэтому успели поговорить. Точнее, это я спрашивал, а Шухер отвечал, подбирая слова, если, конечно, они у него были.

— В Москве полный беспредел, — в ответ на вопрос «как там в столице», начал он, глядя в окно на унылый пейзаж. — Магазины не работают, на рынках цены космические, денег нигде не платят, люди выживают как могут… Бегут кто куда… Одни на запад рвутся, заграницу, другие — сюда, лишь бы подальше от этого ада.

— Так у нас тоже не всё слава богу… — пробурчал я, лавируя между грудой кирпичей и ржавой арматурой.

— Не скажи, — резко парировал Шухер. — На периферии вообще попроще, тут хоть люди друг друга знают, не как в том муравейнике. А здесь, у нас в городе, особенно заметна разница. Мы пол страны проехали, я знаю, о чём говорю, видел, на шкуре своей прочувствовал! От Москвы до Урала — одна сплошная зона отчуждения.

— А как же власть? Кто-то же остался? Вояки?

Я очень хорошо знал, что армия — это такой механизм, как гидра: все головы за раз не срубишь, настолько всё продублировано. Одних генералов — тысячи, и каждый в состоянии возглавить обезглавленное подразделение. Закончатся генералы — придут полковники, потом майоры…

— С ними тоже всё не просто, — Шухер достал сигарету, прикурил, и едкий дым заполнил салон. Он приоткрыл стекло, и с шумом выдул струю дыма в окошко. Холодный воздух ворвался в машину, заставляя ежиться. — Самые главные, те, кто у руля, — все на той стороне. Сопротивление есть, но разрозненное, бестолковое. Мы, да и не только мы, ведь чего ждали?

— Чего? — я действительно хотел услышать его ответ.

— Думали, не пустим Ельцина, Горбачева накажем — Союз спасём. Иное что-то придумаем, сделаем как в Китае, только лучше. Рынок, но с человеческим лицом, без этого беспредела.

— Это кто так думал?

— Да все! — в его голосе прозвучала горькая ирония. — Я так думал, ты, Лосев. Остальные. Думали, что всё просто, мы же из будущего, на фоне местной серости — почти боги. Как решим, так и будет! Согласен?

Я резко сбросил газ, объезжая стаю голубей, клевавших что-то на асфальте.

— Нет. Не согласен. Я так не думал и не думаю. Мне вообще всегда параллельно на власть было, да и не знал я, что тут такое творится. Хотел пожить по-человечески, для себя, для близких. Думал, раз дали мне второй шанс, значит так надо, значит заслужил, значит достоин.

— Заслужил, не спорю, — согласился Шухер, и в его тоне впервые за весь разговор послышалась что-то похожее на уважение. — Но рано ты расслабился, война никуда не делась, всё как прежде. Только в этот раз они страну без боя решили взять, да что говорить, взяли уже, теперь как пирог пилят!

— Ну и что я-то могу? Что мы можем? Нас всего трое, а их — целый мир. Как быть?

— Ну не целый мир, тут ты загнул, — шмыгнул носом Шухер, выбрасывая окурок в щель окна. — А как быть? Не знаю. Ты же вон дело делаешь, так и делай дальше. Пока в своём городе, потом в соседнем, а там, глядишь, и область удастся под свое крыло взять… Не унывать, главное!

«Не унывать» — это хорошо. Только на самом деле унывать я и не собирался. Настроение было откровенно паршивое, тяжёлое, но не упадническое. Сделать хочется многое, тем более начало положено, а мозгов, как быстро и четко провернуть задуманное, не хватало. Сам по себе план прост: поставить на все ключевые посты города своих людей и вернуть предприятия, а вместе с ними и город, к жизни. Комбинат, хлебозавод, птицефабрика, несколько заводов, социальные объекты типа школ и садиков — это то, что на первом месте. Единственное «но» — не хватало людей. Если для пальбы и прочих силовых действий ещё кое-как набиралось, то толковых, а главное — верных, почти не было. Не поставишь же рулить хлебозаводом Гуся?

— Даже если и получится здесь, дальше-то что? Думаешь, не придут сюда? — не унимался я.

— Думаю я или нет, неважно, — отмахнулся Шухер. — Ты, главное, дело делай. А остальное само как-нибудь образуется. Сам же знаешь, сила в правде!

Да, знаю. В правде. Только знаю ещё и то, что правда разная бывает. У одних — одна, у других — другая, а у третьих — третья. Разные взгляды на одно и то же событие, на одну и ту же проблему. Так что высказывание о том, что сила в правде, неверное, точнее — неполное. Историю пишут победители, и на мой взгляд, оно должно выглядеть так: кто сильнее, тот и прав. Но говорить об этом Шухеру я не стал, он и сам всё прекрасно знает, а переливать из пустого в порожнее не хотелось.

Добравшись до базы, мы обнаружили там ожидаемое запустение. Пара парней на входе, развалившихся в старых, провалившихся креслах, выставленных на крыльце, подскочили, едва завидев сворачивающую к подъезду «девятку». В их глазах читалась смесь скуки и настороженности.

— Как тут? — спросил я, пытаясь вспомнить их имена — Витя? Слава? — но узнавание не приходило.

— Тихо, — пожимая плечами, ответил тот, что постарше, с тонким лицом и быстрыми глазами. — Кроме нас только Андрюха, он сейчас свет пытается починить, рубильник вырубило…

— Ясно. Он что, электрик?

— Ну так, соображает немного.

Я заглянул в темный проем. Света на самом деле не было. Вообще, отключения электричества были вещью нечастой, но случающейся, поэтому ничего странного в этом я поначалу не увидел. Даже паранойя, преследовавшая меня последнее время, отступила.

— Фонарик есть у кого?

Пацаны переглянулись.

— Есть, у Андрюхи, — ответил тот же самый.

— И что он говорит, починит? — так же заглянув в дверь, спросил Шухер, его крупная фигура заслонила скудный дневной свет.

— Вроде да. Постарается.

Идти в темноту не хотелось, тем более что кофе, который я рассчитывал сварить, варился на электрической плитке. Поэтому, дожидаясь результата, мы с Шухером расположились в любезно предоставленных нам креслах.

— Вы идите пока, Андрюхе помогите. Фонарь подержать, или отвёртку подать… — отправил пацанов Шухер, явно не желая чтобы они «грели уши».

Но говорить не хотелось. Солнце, бледное и холодное, уже висело на горизонте, небо потемнело, и ощутимо похолодало. Я подумал, что не появись Шухер с Лосевым, уже растопил бы буржуйку в гараже. Перед глазами даже явственно заплясали языки пламени, и почудилось, будто слышу уютный треск дров.

— Горит вроде что-то? — напрягся, привставая, Шухер и шумно потянул носом воздух.

Я тоже что-то почуял — едкий, сладковатый запах горящей пластмассы и дерева. И как только встал с кресла, из открытой двери подъезда повалил густой, черный, удушливый дым.

— Чёрт! Там же парни! Есть другой выход? — выкрикнул Шухер, отступая от задымленного дверного проема, его лицо исказилось от осознания происходящего.

К черному ходу, заваленному старыми шинами, мы добежали быстро, но единственное, что смогли увидеть, точнее услышать, — это визг покрышек скрывшегося за углом автомобиля. «Жигули», кажется, шестерка. Номеров не разглядеть.

Дверь была открыта, и из неё уже вовсю валил черный, ядовитый дым, полыхание огня было слышно даже снаружи.

— Давай-ка сваливать! Там бензин в бочках, выстрелы к РПГ, гранаты! Рванет — мало не покажется! — осознав насколько опасно находиться вблизи объятого пламенем помещения, выкрикнул я, уже хватая Шухера за рукав.

Зачем кому-то понадобилось поджигать наш «офис», вопрос не риторический, но не требующий сиюминутного ответа. Это я знал, что оружия здесь почти нет, кроме одного гранатомёта и нескольких десятков гранат. А тем, кто устроил поджог, это вряд ли известно. Поэтому и подожгли, надеясь лишить нас арсенала. Иначе, какой смысл? Да, кое-какие документы в сейфе, бумажки бухгалтерские. Ну и всё, больше ничего ценного. Только оружие.

— Развели нас как лохов… — тяжело плюхнувшись на сиденье, просипел Шухер, вытирая сажей запачканное лицо.

— Угу.

Я уже завел двигатель, резко дал по газам, и с визгом колес, стронул машину с места, увозя нас от этого костра.

— Знаешь их?

— Кого? Пацанов?

— Нет. Тех кто им приказал.

— Ты имена надеешься услышать?

— Ага. И паспортные данные, — буркнул он, оглядываясь на растущий за спиной столб дыма.

— Зря надеешься. Кто угодно мог, врагов я нажил столько, что можно полгода перебирать, а не найдешь. Они как грибы плодятся, что не сделаю — всё кому-то не нравится! Так что нет, не подозреваю. Но знаю, кто нам поможет.

— Кто?

— Менты.

— Ты что, в мусарню заявить хочешь? — схохмил Шухер, но смех его был сухим и безрадостным.

— Что-то около того… — ответил я, уже соображая в уме, где бы раздобыть исправный паяльник.

— Может, пожарных вызовем? — поинтересовался Шухер, когда мы уже отъезжали от горящего здания, в стеклах машины отражалось зарево, окрашивающее вечерние сумерки в зловещий багровый цвет.

Паяльника в итоге не нашлось, и, как выяснилось почти сразу, он бы и не пригодился — пленники сбежали. Весть застала нас прямо у проходной. Я стоял, впиваясь взглядом в Миху и Гуся, и едва сдерживал подкатывающий к горлу ком ярости, чтобы не заорать.

— Как? — выдавил я сквозь стиснутые зубы. Это был не вопрос, а требование объяснений, граничащее с прямой угрозой.

— Парней, что поставили сторожить, вырубили… Дверь выломали… — Миха виновато вздохнул, отводя глаза в сторону, где на стене висела облезлая, пожелтевшая от времени схема какого-то здания. Он чувствовал свою вину, и это его сковывало.

— Каким образом? — мои пальцы непроизвольно сжались в кулаки. — Они что, дверь когда ломали, никто не слышал? Или все тут внезапно оглохли?

Подсобка, в которой держали пленных ментов, была совсем небольшой, метра два на полтора, не больше. Настоящий каменный мешок, бывшее помещение для хранения швабр и вёдер. Без окон, без намёка на мебель, только голые, шершавые бетонные стены, и круглая отдушина в потолке, через которую не пролезет даже кот. Дверь была не железная, но крепкая, обитая жестью, с мощным замком. Сейчас же она беспомощно болталась на одной верхней петле, вторая была оторвана с куском косяка, древесина вокруг измочалена, словно по ней поработали ломом. Внутри, на сером бетонном полу, валялись лишь ошметки перерезанных веревок и окурок.

— Кто-то снаружи помог, — тихо, но с уверенностью заключил Гусь. — Из своих кто-то…

Искать крысу среди той кучи народа, что набилась на территорию предприятия, — всё равно что искать иголку в стогу сена, да ещё и в полной темноте. Набрав такое количество новых бойцов прямо с улицы, можно было заранее предположить подобное развитие событий. Глупость, на которую пошли от безысходности, теперь аукалась по полной. Предатель был где-то здесь, среди нас, и, возможно, ухмылялся в кулак.

— Ясно, — резко, почти отрывисто, оборвал я поток самоедства. Ругать их сейчас было бессмысленно, надо действовать, и действовать быстро. — Собери мне парней. Человек пятнадцать. И так, чтобы без шума, только самых проверенных. Волга ментовская где?

— Отогнали в ангар, чтобы на глазах не маячила, — быстро, почти по-военному, отрапортовал Миха, явно радуясь возможности проявить активность и загладить вину.

— Подготовь её. Заправь, проверь по возможности. Чтобы не сдохла в самый неподходящий момент. И ещё одну машинку надо, только не «Москвич» и не УАЗик. Что-то более-менее быстроходное.

План только-только зарождался в голове, обрывками, но я уже знал — придется либо драпать, либо догонять. И в том, и в другом случае машины должны быть шустрыми и надежными.

Собирались недолго, суетливо, но без лишней паники. Уже минут через пятнадцать наша небольшая колонна выруливала с территории комбината на пустынный проспект, залитый бледным светом поднимающейся луны и редких, еще работающих фонарей. В моей «Девятке», помимо меня, были Шухер, Гусь, Слава-солдат, и Паша, один из новеньких, но уже успевший завоевать авторитет в «пацанской» среде. В трофейной чёрной «Волге» — Миха с четырьмя парнями из старичков. Замыкала колонну «Семёрка» цвета «кофе с молоком»: трое проверенных бойцов и двое новичков, но из тех, кому, по заверениям Михи, можно доверять.

Цель была проста и одновременно сложна. Прикинув, куда скорее всего направятся сбежавшие менты, я решил, что это будет один из РОВД, и скорее всего ближайший к комбинату — «Ленинский».

Ехать недалеко, и вскоре мы уже парковались под ветвями огромного, раскидистого тополя, меж двух уныло застывших уазиков, похожих на брошенные консервные банки. Один, судя по сдутым колесам и рыжей ржавчине, пожиравшей пороги, был давно не на ходу, а за рулём второго сидел мент в сержантской форме, лениво ковырявшийся в разобранной рации. Едва увидев выскакивающих из машин мужиков с автоматами, он не стал открывать окно или хвататься за табель — он просто открыл дверь, медленно, почти церемонно вышел и молча, с отсутствующим, уставшим лицом, поднял руки. Он был слишком стар и опытен для ненужного героизма.

— Сколько народу внутри? — спросил я, кивком указывая на освещённое крыльцо РОВД. Здание из серого, обветшалого кирпича с зарешеченными окнами первого этажа казалось мрачным и неприступным, как крепость.

— Дежурный с помощником… пара следаков, опера должны быть… — сержант говорил монотонно и очень спокойно. Его глаза были пусты.

— Полковник на месте? — рявкнул Шухер, подходя вплотную. Его массивная тень накрыла сержанта с головой, и тот невольно отступил на шаг.

Тот замер, но, видимо, окончательно решив не геройствовать, лишь кивнул, сглотнув ком в горле.

— Давно появился?

— Минут десять, не больше.

— Один?

— Нет… с участковым из Октябрьского…

Ну вот, расклад прояснялся. Оставалось только правильно сыграть.

— Двое — на другую сторону, смотрите окна, — чётко, по-командирски, раздавал указания Шухер, уже взявший на себя тактическое руководство. — Если кого заметите, задержать, желательно без стрельбы. Но если припрет… наглухо не валить. Это понятно?

Я же в это время присматривался к темному, слепому окошку на углу здания, на втором этаже. Оттуда не лился свет, как из других.

— Что там? — спросил я у сержанта, не отрывая взгляда от черного квадрата окна.

— Туалет, — так же просто, без эмоций, ответил он.

— На каком этаже опера? — из всех названных, эта часть милицейских работников была самой опасной, самой непредсказуемой, поэтому начать я решил именно с них.

— На третьем… кабинет в конце коридора, направо.

Попасть внутрь оказалось несложно. Заблокированная главная дверь нас не интересовала. Полезли через туалет, окно которого было приоткрыто. Лезть, правда не слишком удобно, но мы справились. И, судя по гробовой, звенящей тишине в коридорах, нас ещё не заметили. Я вышел первым, за спиной чувствуя плотное, надежное присутствие Михи. Гусь остался прикрывать тыл, его силуэт замер в дверном проёме, сливаясь с тенями. В коридоре было темно, свет горел только на лестнице и в стороне дежурки. Клетку-аквариум видно отсюда, но там, к нашему счастью, пусто, поэтому прятаться не имело смысла. Не скрываясь, мы быстрым, почти бесшумным шагом прошли к лестнице. Где-то наверху слышались приглушённые, торопливые голоса. Мы были уже близко. Очень близко.