"Святые" 90-е Пионер. Том III

Глава 11

— Соня? — имя сорвалось с губ, прежде чем я успел осознать. Он сидел, прислонившись к облупленной стене, весь в слипшейся грязи и темных пятнах. Белесая повязка на руке тускло выделялась в полумраке. Лицо было почти неузнаваемо — маска запекшейся, черноватой крови, сквозь которую проступала мертвенная бледность. Глаза его горели лихорадочным блеском, а губы растянулись в странной, жутковатой улыбке — снисходительной, почти жалостливой, как будто он смотрел на последнего дурака на земле.

— Нет, мама его, — хрипло буркнул он, тут же закашлявшись.

— Какими судьбами? — спросил я, стараясь вложить в голос что-то похожее на обыденность, но он звучал чужим, натянутым.

— А что? — выдохнул Соня, и в этом коротком вопросе прозвучала такая бездна усталости и безразличия, что стало не по себе.

Я сделал шаг ближе, стараясь не смотреть на темное пятно, расползавшееся под ним по земле.

— Ничего, — ответил я, чувствуя, как комок подкатывает к горлу. — Просто любопытно.

Пауза повисла тяжело, наполненная тиканьем моих собственных часов где-то в глубине сознания и его хриплым, клокочущим дыханием.

— Столько времени бок о бок… А я… а я тебя совсем не знаю, оказалось. Ничего не хочешь мне рассказать? Хотя бы сейчас? — голос сорвался на просящую ноту, которой я сам удивился.

— Неа, — простонал он, закрывая глаза на мгновение. Казалось, даже это короткое слово отняло последние силы. Улыбка, вернее, ее подобие, искривила его окровавленные губы. — Не хочу…

Рука сама потянулась к кобуре.

— А если так? — спросил я, поднимая пистолет. Голос был чужим, металлическим. Дуло смотрело в его лоб, туда, где кровь смешалась с грязью и потом.

Соня медленно открыл глаза. В них не было ни страха, ни удивления. Только бесконечная, леденящая пустота. Он посмотрел на пистолет, потом снова на меня, и в его взгляде читалось что-то вроде презрительного сожаления.

— Давай, — прошептал он, и звук был похож на шорох сухих листьев. — Мне всё равно край…

Безразличие в его голосе было абсолютным, окончательным. И он не врал. Камуфляжная куртка на его животе и боку была неестественно вздута, пропитана темной, почти черной влагой, которая сочилась сквозь ткань. Земля вокруг него была уже не серой, а темно-бурой, впитавшей слишком много. Соня говорил правду, его время почти истекло.

Пистолет в моей руке внезапно показался неподъемно тяжелым, бесполезным. Я опустил его.

— Может… может санитаров позвать? — выдохнул я, уже зная ответ, но чувствуя, что обязан спросить. Обязан сделать этот жест.

Соня фыркнул, и этот звук перешёл в болезненный хрип.

— Нет смысла, — прошипел он, с трудом переводя дыхание. Капли алой пены выступили у него в уголках губ. — Добей лучше. Или уйди. Надоело…

— Не могу, — прошептал я, отводя взгляд. Стыд? Жалость? Или просто трусость? — Я… я не убийца. — Слова повисли в воздухе, звуча фальшиво даже в моих собственных ушах.

Тут Соня засмеялся. Настоящим, горловым, хотя и захлебывающимся смехом, который переходил в мучительный кашель. Он задыхался, трясясь всем телом, и капли крови летели из его рта.

— Пионер… — он выплюнул комок крови, — не убийца⁈ — он снова закашлялся, но смех не унимался, безумный и горький. — Ох, гонишь, старик! Да на тебе… да на тебе крови столько, сколько на всех головорезах этого проклятого города… не наберется! — Он уставился на меня, и в его глазах, сквозь боль и предсмертную муть, горел огонек настоящей, чистой ненависти. — Ты думаешь… ты думаешь я тебя не помню⁈ — выкрикнул он с такой силой, что голос на мгновение окреп, обнажая всю глубину презрения.

— Помнишь, конечно, — тихо ответил я, глядя куда-то мимо него. — Мы ведь даже почти подружились. Какое-то время.

— Не здесь… — выдохнул Соня, и его голос снова ослаб, стал едва различимым шепотом. Он с трудом повернул голову, как будто хотел посмотреть куда-то вдаль, сквозь стены, сквозь время. — Там… раньше. Ты же монстр, — прошептал он, и в этом шепоте была страшная сила убежденности. — Просто, сука, кровожадный монстр!

Каждое слово давалось ему с невероятным усилием, но он выжимал их из себя, словно это было последним, что он должен был сказать на этом свете. Его глаза, мутнеющие, но все еще полные презрения, впились в меня. — Как… как тебя еще земля носит?.. — он захрипел, и казалось, это был последний выдох.

Я почувствовал, как холодная волна злости поднимается во мне, вытесняя возникшее было сострадание.

— Да нормально, — отрезал я, стараясь, чтобы голос звучал твердо. — Сам видишь, стою, не падаю.

Это была глупая, детская отмазка, но мне в этот момент это казалось уместным.

Соня лишь слабо дёрнул головой, как будто отгоняя назойливую муху. Его взгляд стал совсем стеклянным, устремленным в никуда.

— Пошел ты… — прошелестели его губы, сквозь еле слышный выдох.

Молчание повисло тяжелее прежнего. Только хриплое, прерывистое дыхание Сони нарушало его, становясь всё тише и реже. Я опустился на корточки рядом, не в силах уйти.

— Соня, — начал я снова, голос сорвался. — Послушай… перед концом. Хоть что-то. Покайся, что ли? Или… расскажи. Как ты сбежал от Лосева? Кто ещё из ваших сейчас здесь? Сколько вас?

Вопросы висели в воздухе, никчемные и запоздалые. Я знал что он не расскажет, но зачем-то все равно спрашивал, не мог не спросить. Может, чтобы заглушить тишину? Или чтобы понять самому? Соня не ответил. Его глаза были полуприкрыты, но в уголке губ все так же играла та же самая, мертвая, циничная усмешка. Она, казалось, застыла навеки. Я видел, как его грудь едва поднимается.

— Ну же… — прошептал я, уже не надеясь. — Хоть слово…

Но ответом был лишь выдох, более долгий, чем предыдущий, и полная тишина после него. Усмешка так и осталась на его лице посмертной маской. Время остановилось. Минута? Пять? Десять? Я не знал. Только когда чей-то резкий крик нарушил в тишину, я вздрогнул. Очнулся. Поднялся. Ноги были ватными. Еще раз посмотрел на Соню. Ничего не изменилось. Он ушел, унеся все ответы с собой. Я развернулся и пошел прочь, не оглядываясь, ступая по грязи и прошлогодней траве.

Слова Сони — «кровожадный монстр» — звенели в ушах навязчивым, невыключаемым фоном. Я шел обратно к месту боя не потому, что хотел, а потому что ноги несли сами, будто на автопилоте, по протоптанной в грязи тропе. Возвращался в эпицентр кошмара. Запах здесь теперь стал другим — тяжелее, к гуще прежней вони гари, пороха и пыли теперь примешивался тошнотворный, сладковато-приторный дух свежей мертвечины. Не гниющей массы, а именно только что пролитой крови, открытых ран, освобожденных кишок. Запах скотобойни. Я не искал ничего. Просто ходил. Медленно, почти бесцельно. Взгляд скользил по разбитым кирпичным стенам столовой, испещренным пулями и осколками. Я наступал на гильзы — они хрустели под подошвами, словно сухие ветки.

Собирающие трупы солдаты двигались с усталой, почти механической бесчувственностью. Двое, согнувшись под невидимой тяжестью, волокли за руки и ноги бесформенный, завёрнутый в серую мешковину сверток. Он оставлял за собой влажный, темный след по пыльной земле. У кузова стоял третий, широко расставив ноги для устойчивости. Бросили. Тупо, глухо. Тело ударилось о металл днища, затем сползло на уже лежащие в кузове другие. Нога одного мертвеца, обутая в порванный кроссовок, неестественно торчала вверх, трясясь в такт работе двигателя. Грузовик медленно, методично заполнялся.

Капитан стоял возле грузовика, прислонившись к борту. Он курил, разглядывая меня исподлобья, его глаза — узкие, колючие, как щепки, не просто смотрели — сканировали. В них не было любопытства, только настороженность, глубокая, непробиваемая неприязнь и… недоверие.

Понимая что надо объясниться, пока они чего-нибудь нехорошего не решили, я резко развернулся, оставив капитана с его подозрениями, и твердым шагом направился к зданию комендатуры.

Дошёл, никто меня не остановил.

Внутри царила гнетущая тишина, нарушаемая только далекими шагами и приглушенными голосами. Воздух был спертым, пыльным. Даже свет из разбитых окон казался каким-то грязно-серым, неспособным разогнать мрак в углах длинных коридоров. Предположив, что командир должен находиться в каком-нибудь из кабинетов второго этажа — подальше от крови и грязи первого, — я поднялся по лестнице, хрустя осыпавшейся штукатуркой и битыми стеклами, блестевшими в полумраке. Встреченные в коридоре солдаты смотрели настороженно, их руки непроизвольно тянулись к автоматам, но никаких действий не предпринимали. Когда я спросил у одного, щуплого паренька с усталым лицом, где майор, он молча ткнул пальцем в конец коридора.

Майор сидел за столом, заложенным бумагами. Он что-то строчил в блокноте, его лицо было усталым, осунувшимся. На столе стояла кружка с остывшим чаем. Обстановка была почти спартанской: стол, пара стульев, сейф в углу. Назвать ее полностью аскетичной мешал невесть как оказавшийся здесь красивый лакированный шкаф красного дерева — явно трофей из начальственного кабинета. Он смотрелся чужеродно и нелепо.

— Что-то срочное? — рявкнул он, не глядя, когда я переступил порог. Потом поднял голову. Увидев меня, нахмурился. — Ты? Что случилось?

— Да, срочное, — ответил я, закрывая за собой дверь. Звук щелчка замка прозвучал громко.

— Говори! — он отложил ручку, всем видом показывая, что время дорого.

— Нам нужна машина. До города. Сейчас. — Я подошёл к столу, упираясь руками в столешницу, нависая над ним.

Майор откинулся на спинку стула, изучающе глядя на меня. Его пальцы постукивали по столу.

— Не получится. Надо дождаться кое-кого. Потом, когда разберемся здесь, вас отвезут куда скажете. Со всем почетом. — Голос был тверд, но в глазах промелькнуло что-то — раздражение или усталость от претензий.

— Кое-кого это кого? — спросил я, не отступая.

— Увидишь. — Майор махнул рукой, как отмахиваясь от назойливой мухи. — Не твое дело.

— Нет, это не входит в мои планы, — отрезал я, слегка повышая голос. — Нам нужно в город. И это очень срочно. Не даёшь машину — уйдём пешком. Сейчас же.

Майор встал. Его лицо начало краснеть.

— Вас не выпустят за КПП! — зло буркнул он, стукнув кулаком по столу. Кружка подпрыгнула. — Ты что, не понимаешь обстановку? После нападения? Это приказ! — Он шагнул из-за стола ко мне и вдруг отшатнулся, как от невидимой стены, недоуменно, даже с испугом глядя на пистолет, который я наставил ему в живот.

— Выпустят, — сказал я спокойно. — Мы сейчас тихонечко выйдем, и ты прикажешь своему капитану дать нам одну машину. Мы погрузимся и уедем. Без провожатых. Понял?

Лицо майора налилось кровью. Глаза расширились от ярости и неверия.

— Что ты творишь, ублюдок⁈ Опусти пистолет сейчас же! Это же… это же мятеж! — он прошипел негромко, но с такой силой, что слюна брызнула изо рта.

— Не напрягайся, — я сделал маленький шаг вперед, дуло почти упиралось в его ремень. — И приказы свои оставь для кого-нибудь другого, на меня это давно не действует. Подумай лучше как нам отсюда выйти, чтобы не вызвать подозрений у твоих орлов. — Я позволил себе усмехнуться. — Предупреждаю сразу: дернешься — завалю на месте. Попытаешься крикнуть, подать знак — завалю. Если мои пацаны внизу поймут, что что-то не так, они откроют огонь без разговоров. Им терять нечего. А тебе терять своих солдат охота?

Чем больше я говорил, тем темнее становилось лицо майора. Казалось, он вот-вот лопнет.

— И не подумай плохого, — добавил я чуть мягче, но пистолет не дрогнул. — Ни я, ни мои ребята не замешаны в этом нападении. Мы действительно хотели помочь. Хоть и не совсем… бескорыстно.

Он сглотнул, пытаясь совладать с яростью. Глаза сузились до щелочек.

— В смысле? — спросил он хрипло.

— Думали оружием разжиться, боеприпасами. Время сам видишь какое, война намечается. Поэтому вот, готовимся. Помогли вам, вы нам — трофейное оружие отдадите. Честный обмен.

— Оружие всё подотчетное! — почти закричал майор, но тут же сдержался, увидев, как моя рука на пистолете напряглась. — Вас потом… вас потом станут искать! По всей округе!

— С чего это? — сделал я удивленное лицо.

— Ты что, на самом деле не понимаешь? — он смотрел на меня как на идиота.

— Понимаю, — кивнул я. — Поэтому и прошу так немного. Отдайте нам трофеи — они же не ваши. И патрончиков к ним насыпьте, не жалейте. Гранат бы еще, если есть… ну и пару РПГ со склада.

— Зачем тебе столько оружия? — он фыркнул с презрением.

— Район свой охранять. Сейчас сам видишь, неспокойно вокруг. Воруют, убивают.

— Нет, — покачал головой майор, но уже без прежней уверенности. В его глазах мелькнул расчет. — Я не могу. Не имею права. Ответственность…

— Хорошо, — резко перебил я. — Тогда сначала я пристрелю тебя. Прямо здесь. Потом тех пацанов, что в коридоре стоят. Тебе их не жалко? Да и вообще, что за неблагодарность такая? Мы вас спасли, можно сказать, а тебе кучку железа жаль? Жальче, чем жизнь своих солдат и свою собственную?

Он замер. Повисло долгое, тягучее молчание. Слышно было, как за стеной кто-то прошел, скрипнула половица. Майор смотрел в дуло пистолета, потом на моё лицо, ища слабину. Не нашел. Его плечи чуть обмякли.

— В общем, ты не оставляешь мне выбора, — констатировал я. — Держи руки так, чтобы я видел. Дернешься — пристрелю. Пойдем. Тихо.

Ничего не говоря, лицо всё ещё багровое, но уже с тенью поражения, майор медленно повернулся и подошёл к двери. Я шел в полушаге сзади, так чтобы ствол пистолета упирался ему в поясницу сквозь ткань куртки.

Мы вышли в коридор. Солдат у двери не было. Но далеко уводить я его не стал, резко задержав возле ближайшего окна, выходящего на внутренний двор. Отсюда был виден и грузовик с трупами, и капитан, куривший неподалеку.

— Позови своего капитана, — приказал я тихо, но четко. — Скажи ему, чтобы выделил нам машину. И пусть сложит туда всё трофейное оружие с этого налета. Стволы, патроны — всё. Гранаты если есть — тоже.

Майор покосился наружу, на капитана, потом на меня. В его взгляде была ненависть, но и понимание бесперспективности сопротивления. Он глубоко вдохнул.

— Сизов! — зычно выкрикнул он в окно.

Капитан резко обернулся, отшвырнул окурок, быстрыми шагами подошёл ближе, козыряя. Его колючий взгляд скользнул по мне, задержался на лице майора, пытаясь прочесть что-то.

— Отправь парней в город, — приказал майор ровным, командным тоном, но я видел, как напряглись его челюсти. — И… трофеи. Все, что собрали с бандитов. Стволы, патроны. Погрузи туда же. В кузов.

Я хотел добавить еще про гранаты или РПГ, но сдержался.

Капитан Сизов на долю секунды замер. Его глаза, как шипы, впились в меня, потом опять в майора. В них читалось недоумение, подозрение, но ослушаться приказа он не мог.

— Так точно, товарищ майор! — козырнул он резко, отчетливо. Отдавая честь, он специально, демонстративно «ковырнул» меня своим взглядом — холодным, обещающим. Потом развернулся и зашагал прочь, отдавая приказы солдатам.

— Что теперь? — спросил майор, когда мы остались одни в коридоре. Он не смотрел на меня, глядя в стену. Голос был плоским, усталым. — Убьешь?

— Нет, — ответил я, подталкивая его вперед, в сторону небольшой комнатки, что-то типа кладовки. — Свяжу. Крепко. И закрою здесь. Пока освободишься, мы успеем свалить.

Я открыл дверь в тесное, пыльное помещение с запахом старой ветоши.

— А если головой подумаешь, то и погоню отправлять не станешь. Понял?

Он ничего не ответил, молча позволив затолкать себя в кладовку. Его плечи были ссутулены. Я быстро, крепко связал ему руки за спиной куском прочного кабеля, валявшегося на полу, заткнул рот обрывком ветоши. Его глаза в полумраке кладовки горели немой яростью. Я захлопнул дверь, подперев её снаружи шваброй.

Дальше всё пошло без задержек, и спустя пятнадцать минут из ворот военной части, мимо настороженных часовых, выезжал забитый трофеями Урал. В кузове, среди этого добра, сидели мои пацаны, молчаливые и сосредоточенные. Я занял место в кабине рядом с водителем. План, хоть и с поправками, удался.