"Святые" 90-е Пионер. Том III

Глава 15

Не задерживаясь ни секунды, я ринулся напролом через разросшиеся вдоль забора колючие кусты. Впереди, как маяк во тьме, тускло светились редкие окна девятиэтажки. Но она была ещё далеко, и когда луна спряталась за тучами, стало так темно, что собственной руки не видно. Бежал, спотыкаясь о всякий хлам — кирпичи, какие-то обломки. Несколько раз едва не грохнулся, спасали реакция да крепкие ноги, — спасибо спорту.

«Вот тебе, бабушка, и Юрьев день», — лихорадочно крутилось в голове, пока ноги автоматически перебирали по кочкам. А что будет через месяц? Дальше загадывать боялся. Ситуация в стране — хоть стой, хоть падай. Сравнить не с чем, разве что с телерепортажами про какую-нибудь африканскую Зимбабву.

Бежал долго, отчаянно надеясь выскочить к «пятаку» — месту, где обычно стояли «бомбилы». Но не тут-то было. Закон подлости, помноженный на общий бардак. Ни на «пятаке», ни на соседних улицах — ни одной машины. Тишина мёртвая, нарушаемая только завыванием ветра в проводах да редким криками где-то вдалеке. Город вымер, а вместе с ним вымерли и надежды поймать попутку.

Соображал на ходу, куда податься. Дом — далеко. И в таком виде — родителей пугать не хотелось. Мастерская тоже не близко. Оставался один вариант — гараж. Там можно перекантоваться, отдышаться, а утром уже разбираться с брошенной на дороге «девяткой». Хорошо хоть ключи с собой — машинально сунул их в карман джинсов перед выходом из дома, будто предчувствовал.

Шёл долго, устало волоча ноги. По разбитому асфальту, мимо темнеющих в ночи «хрущевок», мимо заколоченных витрин бывшего промтоварного, мимо школы и детского сада. Когда добрался до знакомых ворот, на часах показывало без пяти два. Открыл замок, проскользнул внутрь, притворил тяжелую металлическую дверь. Щелкнул выключателем — глухо. Света так и нет. На ощупь, по памяти, нашел полку у входа. Пальцы наткнулись на шершавый цилиндр — свечка. Чиркнул спичкой, желтое, неровное пламя осветило знакомую обстановку: потертый диван, стеллажи заваленные хламом, столик, печка-буржуйка.

Поднимая свечку повыше, шагнул вперёд, и присев на корточки перед буржуйкой, открыл дверцу с визгом ржавых петель. Порадовался собственной предусмотрительности — в топке всё было готово: смятые страницы газет, щепа, несколько тоненьких поленьев. Поджёг. Огонь с хрустом принялся за газету, потом схватился за щепу. Затрещало, повеяло сухим теплом и запахом дыма. Из стоявшей на полу пятилитровой пластиковой канистры с водой плеснул в закопченный алюминиевый чайник. Достал жестяную кружку с облупившейся эмалью, сыпанул туда две ложки молотого кофе, насыпал сахарного песка — глюкоза не помешает. Тоже залил водой. Поставил рядом с чайником на раскаляющуюся буржуйку.

Минут через десять чайник зашипел, из носика повалил пар. Кофе тоже поднял шапку — готов. Попробовал — горячо, горьковато, бодрит. Хотя спать и без «допингов» не хотелось. Мысли путались. Голова болела не столько за брошенную на улице «девятку», сколько за всю эту карусель безумия. За страну, которая, как старый автобус без тормозов, несётся под откос. Про встреченных ночью уродов. Нет, их мне не было жаль. Поделом. «За что боролись, на то и напоролись», — мысленно процедил, прихлебывая кофе. Не хрен людей грабить.

Сидел долго, прислушиваясь к потрескиванию дров в буржуйке и размышляя как было бы хорошо, если б «гости из будущего» не полезли историю менять. А теперь все мои знания бесполезны. Думал хоть тут поживу: ваучеры, биткоин, ещё всякое. Но нет, не срослось.

Уснул под утро, проснувшись от настойчивого стука в ворота. Не просто стук — били чем-то тяжелым, наверное, камнем или бутылкой. Открывать сразу не стал — ночь, темно, кто их знает. Прислонился к холодному металлу ворот, прислушался. Хриплые голоса, мат корявый.

Тихонько, как мышь, спустился в погреб, выбрался через задний люк и, сделав большой крюк, обошел гаражный бокс с другой стороны. В тусклом свете сереющего неба увидел двоих. Оборванцы. Один сидел спиной к воротам, безвольно свесив голову на грудь, будто его там приколотили. Другой, упираясь лбом в ржавый металл, методично, с пьяным упорством долбил зажатой в кулаке бутылкой: БАМ-БАМ-БАМ… Оба — типичные представители новой реальности: драные куртки поверх застиранных свитеров, вытянутые в коленях штаны, съехавшие набок шапки-«гондоны», лица землистые, опухшие от бухла.

— Вы чего, мужики? Кого потеряли? — тихо окликнул я сзади, держась на почтительном расстоянии.

Реакции — ноль. Один спит, понятно, но тот что долбил, даже не обернулся.

Разбежавшись, от души отвесил ему поджопник.

— Ёпта! — дико взвыл он, развернулся, хватаясь за задницу, и с трудом сфокусировал мутные глаза. — Чего дерешься?

— Ты к кому, алконавт? — уже жёстче спросил я, прикидывая, куда бы пнуть посильнее, но так чтобы не травмировать. Запахло перегаром и немытым телом.

Пьянчуга нахмурил покрытый грязью лоб, почесал всклокоченный затылок и, покосившись на своего товарища, который теперь безучастно бубнил что-то в пол, произнес, путая слоги и выплёвывая слюну:

— К Пертовичу мы… Валисию… Петровичу…

Василия Петровича я знал. Его гараж был через два ряда, тоже с краю. Участливый дедок, бывший шофер, карбюраторы настраивал за бутылку. Попытался объяснить это пьянчугам, но бестолку, как горох об стенку. Глаза у алкашей были стеклянные, понимания — ноль. Пришлось действовать решительнее. Взял обоих под локти и, не без труда, поволок их, спотыкаясь, вдоль гаражного ряда, периодически сопровождая процесс не слишком нежными пинками под зад для стимула. Пока пинал, у одного из них выпал из кармана потрепанный, грязный бумажник. Поднял уже на обратном пути. Внутри — две копейки и… пропуск. На завод имени Кирова. Фото — серьезное, трезвое лицо. «Долженков Владимир Афанасьевич. Ведущий специалист ИТР». Ведущий специалист… А теперь — алкаш, бьющийся в чужие ворота. Ну да, водка она такая…

Положил бумажник на камень у соседских ворот, проспятся, может найдут.

Вернулся в гараж. Огонь в буржуйке потух, даже угольков не осталось. Допил остатки кофе. Похлопал себя по карманам: ключи от гаража, ключи от девятки, портмоне, паспорт, стопочка баксов, пистолет. Посомневавшись, всё же решил его взять с собой. Снова вышел на улицу, теперь уже через дверь.

Когда выскакивал к пьянчужкам, на погоду внимания не обратил — адреналин бил ключом. Теперь же, только прошел до развилки и вышел на длинную прямую аллею между рядами гаражей, чуть не сдуло порывом ветра. Он был не столько холодный, сколько сырой и промозглый, пробирающий до костей. Пешком, втянув голову в плечи, дотопал до трамвайной остановки на окраинной улице. Постоял минут десять, кутаясь в тонкую куртку и безуспешно пытаясь встать так чтобы не дуло. Мимо пронеслась пара грузовиков, легковушка. Потом долго никого не было, и вот наконец, с грохотом и лязгом подкатил трамвай. Зашёл в заднюю дверь.

«Осторожно, двери закрываются! Следующая остановка…»

Тронулись, вагон затрясло, запахло мокрой землей и металлом. Минут через десять вышел на «Тысяче мелочей».

Внешне, по крайней мере с утра, всё казалось как всегда. Но только казалось. Людей — кот наплакал. Будний день, время половина восьмого — должен быть пик, штурм автобусов, толкотня. А тут — вялое движение. Несколько старушек с авоськами, парочка таких же пацанов как я, несколько мужиков с усталыми лицами, да три женщины неопределенного возраста. Автобусов не было видно вообще, только трамваи. Ещё одно доказательство что в сравнении с тем, «прошлым» вариантом, разваливалось всё на порядок быстрее. Тогда, видимо, финансирование кончалось постепенно, а тут — одним махом. Раз — и всё. Денег нет, связи нарушены. Люди брошены на произвол судьбы.

Обойдя полупустую остановку, в глубокой тени возле запертых наглухо ставен магазина «Обувь», заметил знакомый темно-синий «Москвич-2141» с характерной трещиной на лобовом стекле, расходящейся звездочкой от встречного камешка. Карен. Бомбила. Раньше он дежурил тут только по вечерам, после своей основной работы. Теперь, судя по тому что машина была тут в семь утра, основная работа канула в Лету, и он перешёл на полный день.

Сам Карен — мужик лет сорока, крепкий, среднего роста, несмотря на имя, типичный славянин: нос картошкой, волосы русые, глаза голубые. За своим «сорок первым» следил — всегда чистый, уютный салон, наполированный кузов. Сорок первый москвич в это время, круче чем БМВ икс шесть в двадцатые. Современный, стремительный, большой.

— Свободен? — я открыл пассажирскую дверь. Резкий запах освежителя ударил в нос.

— Как говно в проруби — хрипло ответил Карен, глядя на меня исподлобья.

Я назвал адрес — место, где осталась «девятка», спросил про домкрат. Ждал, когда он скажет цену, но бомбила молчал, видимо, не знал, сколько запросить. Тогда я просто достал из джинсов самую мелкую купюру — десять долларов, и положил на торпедо, рядом с зажигалкой. Он удивился, изменившись в лице. Взял купюру, бережно разгладил, поднес к запотевшему лобовому стеклу, поймав слабый утренний свет, проверил водяные знаки. Удовлетворенно хмыкнул и ловко сунул доллары во внутренний карман куртки.

— Садись. Быстро доедем.

Ехал я, переживая. Глядел в окно на мелькающие серые улицы. Но вот знакомый поворот… И сердце ёкнуло от облегчения. Нет, не угнали! Как стояла моя красавица, так и стоит у обочины, чуть криво, но целая и невредимая. Повезло. Не тронули.

Тормознули рядом. Карен, не говоря ни слова, полез в багажник, достал старенький, но рабочий домкрат «ромб». Без лишних разговоров подсунул его под кузов «девятки», ловко поднял колесо. Я достал запаску, ключ, и уже через десять минут все было готово.

— Бензином не богат? — закуривая, спросил Карен.

— Только в баке, литров двадцать. — а что? — ответил я.

— Да дефицит, сейчас. Жесткий. Неделю уже ни на одной заправке не сыскать. Ни капли. Последний брал на рынке, но там дорого очень…

Я нахмурился. Ситуация была хуже, чем я предполагал.

— Последнее время заправками не пользуюсь, — признался я, — бочка у нас на базе, там и черпаем. О дефиците слышал краем уха, но не думал, что так… глобально.

— Глобально — это мягко сказано, — Карен нервно затянулся, дым стлался сизой пеленой в неподвижном воздухе. — Комбинат-то, наш, вон, пашет в три смены, трубы дымят как в лучшие времена. А понту — ноль! Говорят весь выход — эшелонами прямиком в Китай гонят. Или еще черт знает куда, а свой город на голодном пайке оставили.

Комбинат действительно был одним из немногих — если не единственным — промышленным гигантом в округе, умудрившимся не просто выжить в этом хаосе, но и худо-бедно поддерживать своих. Денег, конечно, не платили — как и везде, но вот пайками обеспечивали исправно. Окорочка, подсолнечное масло, крупа, мука, сахар — выдавали в счет зарплаты да еще и по ценам, за которые в городе сейчас и стакана пшена не купишь. Это была их валюта, их социальный договор. Но бензин… Странно…

— Да что там заправки! — Карен махнул рукой с такой силой, что чуть не выронил сигарету. — Тут на скорую-то толком не выделяют! Весь парк «неотложек» — хорошо если треть машин заправляют, да и те по капле, под расписку, под личную ответственность. Остальные стоят мертвым грузом!

— Милицию тоже? — спросил я.

Карен фыркнул, коротко и зло.

— А где ты милицию-то видал в последнее время? В опорнике у нас участковый, дядя Слава, сидит, как пугало в огороде. Вот и вся милиция. Документы выписывает, если кто придет, на улицу ни ногой.

— Что, совсем разбежались? — уточнил я, хотя картина была ясна.

— Практически, — подтвердил Карен, затушив окурок. — Кому охота за бесплатно под пули лезть? Особенно сейчас. Сам знаешь, какая обстановка. Даже я работать только до обеда стал. Спокойнее хоть чуть-чуть, дрянь всякая в это время ещё отсыпается… — Он замолчал, лицо его потемнело. — … С нашего пятака двоих уже на тот свет отправили. Дедка на шестерке помнишь?

— Ну, — кивнул я.

— Вот его, — Карен проглотил комок. — И еще одного… новенький парень, Сашка. Ты его вряд ли знаешь… Дня три как пришел, у деда машину выпросил, только начал бомбить, и всё. Нашли с башкой проломленной, машины — тю-тю!

Откровением новость для меня не стала. Таксистов убивали и в спокойные времена — за наличку, за машину, просто так. А сейчас… сейчас это стало обыденностью. Жалко мужиков. Очень жалко. Но что ж поделаешь? Я молча кивнул Карену. Он понял, махнул рукой: мол, бывай, и тронул свой «сорок первый» с места. Машина медленно поползла по дороге, скрываясь за углом.

Я сел в «девятку», завел мотор. Сильно не разгоняясь — асфальт тут был не очень, добрался до базы. И снова застал там необычное оживление.

Обычно утром здесь царила сонная тишина, сейчас же у крыльца, толпилось человек десять. Миха, Слава-солдат, пара пацанов помладше — Костя и Алик, Гусь, еще несколько знакомых лиц. Все в кожанках, без головных уборов, волосы коротко стриженные, руки в карманах. Курили, переминались с ноги на ногу, о чем-то громко спорили.

Я припарковался, заглушил двигатель. Подошёл. Обменялись кивками, рукопожатиями — ритуал. Наконец, протиснувшись к Михе, который стоял, опершись спиной о бетонную стену я спросил:

— Из-за чего сыр-бор?

Миха развёл руками в широком, безнадежном жесте.

— Да вот, головы ломаем. Думаем, где бензином разжиться…

— А что, в бочках закончился? — спросил я, хотя ответ был очевиден. Наша импровизированная «топливная база» — пара двухсотлитровых бочек в углу — давно вызывала тоскливые взгляды.

— Ну да, — кивнул Слава. — Раскидали по машинам, что было. День-два максимум — и каюк.

— На заправках нету? — задал я риторический вопрос, уже зная ответ от Карена.

— Не-а, — хором ответили несколько голосов. — Нигде!

— У Лёньки сеструха на центральной заправке работает, — добавил Костя, молодой парень с перебинтованной рукой. — Звонил ей сегодня. Говорит, что нет, и не обещают.

— У нас комбинат целый, гигант! Куда девается всё? — Миха ткнул пальцем в сторону, где вдали угадывались очертания заводских корпусов.

— Так дела такие творятся в стране… — философски, но с горечью в голосе произнес кто-то из пацанов. — Всё рушится…

— Дела делами — резко парировал я. — А Миха прав, бензина нет, это факт, зато есть с кого конкретно спросить! Топливо составами отгружают, а нас на бобах оставили? Так не пойдет! — Я выпрямился, оглядывая собравшихся.

— Да ты чего, Димон? — запротестовал Слава, съежившись. — Там же охрана… Серьезная. С пушками…

— И что? — я посмотрел на него прямо. — А у нас по-твоему что? Вжопековырялки? — Я похлопал по тяжёлому стволу за поясом. — Или мы тут просто так собрались?

— То есть… ты предлагаешь пойти и спросить? — неуверенно переспросил Миха, почесывая щетину.

— Нет, Миш, — я улыбнулся. — Не спросить. Пойти и взять. Взять то, что нам положено. Сила — единственный язык, который сейчас понимают.

— Много? — спросил Димон, его молодые глаза загорелись азартом.

— Много! — ответил я громко. — Так чтобы все заправки были полны! Ситуация и так дерьмо, а тут еще и дефицит искусственный, на пустом месте! Они нас за лохов держат⁈

Мой крик, резкий и злой, вибрировал в воздухе. На мгновение воцарилась тишина, нарушаемая только подвыванием ветра. Потом Миха первым оттолкнулся от стены.

— А хуле… Поехали. Я за.

— И я! — шагнул вперед Костя.

— Давайте! — поддержал Слава.

Один за другим, молча или с коротким кивком, мужики двинулись к своим машинам. Усталость и апатия сменились решимостью, и уже через пару минут колонна из нескольких разномастных машин, пыхтя и скрипя, тронулась с базы, направляясь к коптящим факелам комбината.