"Святые" 90-е Пионер. Том III

Глава 18

Толпа замерла. Мужики переглядывались, кто-то недовольно крякнул. Интеллигенция здесь, среди рабочих, явно не котировалась.

Воцарилось тягостное молчание, прерываемое лишь шарканьем ног и покашливанием. Я уже хотел повторить вопрос, когда с задних рядов, раздвигая плечами стоящих, вышел вперед здоровенный мужик. Ростом под метр девяносто, плечи — как у шкафа, в протёртой до лысин ондатровой шапке. Лицо широкое, обветренное, с жесткой щетиной и маленькими, глубоко посаженными глазами. Он больше походил на грузчика или вышибалу, чем на «работника умственного труда».

— Есть, — буркнул он гулко, как из бочки, низким, резонирующим голосом.

— Инженер? — предположил я, с трудом представляя этого колосса за чертежной доской или в лаборатории.

Мужик отрицательно мотнул огромной головой.

— Врач. — уточнил он так же басовито, без тени смущения. — Патологоанатом. Виктор Петрович.

В толпе прошёлся сдержанный смешок. Патологоанатом! Человек, который знает, как устроены люди изнутри, но для живых-то… Виктор Петрович стоял непоколебимо, его маленькие глаза спокойно смотрели на меня. Знания есть знания. И опыт. В наше время и такой специалист мог пригодиться — хоть для определения причины смерти, хоть для понимания травм.

— Ещё кто-нибудь? — повторил я, оглядывая ряды. — Библиотекари? Учителя?

Больше никто не отозвался. Интеллигенции либо не было, либо она затаилась. Но зато бухгалтер Семён Семёныч, чуть выпрямившись под моим взглядом, пообещал тихим, уверенным голосом:

— Я… я могу попробовать найти кое-кого. Коллег. Многие сидят без дела, думаю, не откажутся…

Я кивнул. Хоть что-то. Пока Семён Семёныч скрылся в толпе, я почувствовал на себе скептический взгляд Гуся. Тот подошёл ближе, сморщив нос, словно учуяв что-то несвежее.

— Зачем тебе эти… вшивики? — спросил он тихо, но с явным неодобрением, кивнув в сторону скрывшегося бухгалтера. Пользы с них — как с козла молока. Мы же не бюрократия какая, мы… — он махнул рукой, очерчивая окружающее пространство. — Сила.

— Надо, — отрезал я коротко, не вдаваясь в объяснения стратегической важности. — Ты ещё это, списки дополни пунктом «профессия» и «образование». И у тех, кого уже переписали, уточни. Понял?

Гусь неохотно кивнул.

Наверняка, сложись такая ситуация году в двадцатом, в толпе оказалось бы куда больше бухгалтеров и экономистов, — подумалось мне. Экономисты, наравне с юристами, штамповались отечественными вузами в настолько промышленных масштабах, что любая районная «Пятёрочка» по количеству дипломированных специалистов с красными корочками легко затыкала за пояс иное солидное юридическое агентство или какую-нибудь престижную финансовую контору. Кризис перепроизводства мозгов. Точнее дипломов. Здесь же, слава богу, пока преобладали рабочие специальности. Токари, сварщики, водители, строители. Люди дела, те что в случае нужды без вопросов возьмут автомат, и будут молча выполнять приказы.

Постояв на крыльце ещё несколько минут, я двинулся обратно. По пути наткнулся на Миху. Он сидел на перевернутом ящике, прильнув к жестяной кружке. Пахло куриным бульонным кубиком.

— Завтракаешь? — спросил я, втягивая носом знакомый аромат.

— Угу, — промычал Миха сквозь набитый сухарями рот. Он обломал кусок чёрствого хлеба и с хрустом впился в него зубами, запивая глотком горячей жижи.

— Приятного аппетита. Закончишь — собирай народ. Всех, кто свободен.

Миха перестал жевать, удивленно поднял брови.

— Новеньких тоже? Всех этих… — он кивнул в сторону входа.

— Разумеется всех. Часам к трем, самое позднее к четырем, своди их всех сюда. Успеешь?

Миха тяжело вздохнул, поставил кружку на пол.

— Постараюсь. Но сам понимаешь… — он махнул рукой. — Люди по домам сидят, разбросаны кто где. Пока обойдешь все адреса, сколько времени надо? Плюс кого-то не застанешь, это же не казарма.

— Ну что ж, — согласился я. — Сколько получится. И еще… те, кто с транспортом, любым. Хоть мотоцикл, хоть мопед. Их в первую очередь.

Миха кивнул, и снова взялся за сухарь.

План, — если то, что стремительно кристаллизовалось в моей голове, можно было так назвать, — стал логичным продолжением первоначальной, сырой идеи. Но с одним принципиальным отличием. Теперь я хотел не просто заставить поставлять топливо на заправки. Я хотел забрать предприятие. Совсем. Полностью. Выкорчевать старую гнилую систему управления и поставить свою. Своих людей. Установить свои правила. Комбинат должен был стать опорной точкой, ресурсной базой для всего района.

Пока парни собирали народ, я решил не терять время. «Пробить» ситуацию на хлебозаводе. Народу много не брал — цель только разведать. Гуся позвал, и одного из новеньких, прыщавого паренька лет двадцати с необычным именем — Аким.

В объезд не поехали. Двинулись напрямик, через центр. Думал новое что-нибудь увижу, но нет, всё по старому. Очередей только у магазинов прибавилось, да стихийных базарчиков где бабки торгуют семечками, сигаретами, и всяким бытовым хламом.

Доехав до проходной хлебозавода, оставили «девятку» на парковке. Оружия, кроме моего ТТ под курткой и Макарова у Гуся за поясом, не брали, не на войну.

Проходную прошли без вопросов. Пожилой вахтер в телогрейке лишь лениво кивнул, даже не поднявшись со стула.

И сразу по асфальтовой дорожке, мимо низких кирпичных строений, повернули к административному зданию. Территория хлебозавода поражала… пустотой и тишиной. Народ нам почти не встречался. Лишь одинокий мужичок с тележкой, груженной какими-то коробками, брел куда-то вдаль, да навстречу прошла баба лет пятидесяти, в испачканной мукой спецовке, с пустым, поблескивающим жестью ведром в руке.

— Примета плохая, — тихо, но отчетливо прокомментировал встречу новенький Аким. Его прыщавое лицо поморщилось. — Баба с пустым ведром… Не к добру.

Я промолчал, и хотя в подобные приметы не верю, внутренне тоже напрягся.

Впереди выросло высокое крыльцо административного корпуса — бетонное, величественное. Массивная деревянная дверь, когда-то, видимо, темного дуба, теперь выгоревшая, с царапинами и выбоинами.

Зашли, внутри никого. Молча поднялись на второй этаж, почти сразу упёршись в нужный кабинет.

«Приемная»

Постучав, и толкнув тяжелую створку, я заглянул внутрь. Пусто. На секретарском столе куча бумаг, да засохший в стакане цветок.

— Может там? — кивнул я Акиму и Мише на вторую дверь, в сам кабинет директора.

Зашли уже без стука, но и тут никого не было. Широкое кресло за массивным столом, папки на столе. Шкаф. Несколько стульев. Пустой аквариум.

— Пусто, — констатировал Гусь, оглядываясь.

Развернувшись, мы двинулись обратно. Ощущение было странное — словно попали в покинутый бункер. Решили проверить соседние кабинеты. Двери поскрипывали, открываясь в такие же пустые комнаты.

— Здравствуйте! — наконец, в одном из кабинетов я увидел движение. За столом, заваленным кипами бумаг, сидела полная женщина с усталым, отекшим лицом, явно далеко перешагнувшая бальзаковский возраст. На ней был выцветший сарафан в мелкий цветочек, а волосы, собранные в небрежный пучок, оттеняли глубокие морщины у глаз.

Женщина медленно подняла голову от бумаг.

— Добрый день, молодые люди… — едва заметно кивнула она.

— Мадам, подскажите, пожалуйста, где можно найти вашего директора? — Я сделал шаг вперед.

— Василия Ивановича? — Женщина тяжело вздохнула. — Так болеет он. Инфаркт.

— Ясно. Плохо, конечно. А кто сейчас за него? Кто исполняет обязанности?

— Повелецкий, Петр Аркадьевич. Но… — она развела руками, жест был красноречив, — его тоже сейчас нету. Уехал. По совхозам мотается.

— Не за зерном, случайно? — спросил я, стараясь сделать вид, что просто уточняю.

— За ним, да, — женщина подтвердила с какой-то горечью в голосе. — Ищет, клянчит. Как последний нищий.

— А что же мельница? — вставил Гусь. — Не работает?

Женщина махнула рукой, ее лицо скривилось в гримасе презрения.

— Да ну их, с этой мельницей… — Она откинулась на спинку стула, который жалобно заскрипел.

Разговор, к нашей удаче, потёк сам собой. Женщина, видимо, давно не имевшая слушателей, оказалась словоохотливой. Из её обрывистых фраз вырисовалась безрадостная картина. Хлебозавод, оказывается, был полностью парализован. Денег не было не только на зарплаты — рабочие сидели по домам уже вторую неделю. Но главное — не было самого сырья. Не было муки. Не было яиц, да и вообще, ничего уже не было.

— А на мельнице, выходит, нет зерна, так? — предположил я, логично связывая звенья.

— Именно! — женщина оживилась, ткнув пальцем в воздух. — Элеватор — сволочи такие! — не отпускает. Говорят, нет разнарядки! А составы-то с пшеницей? Регулярно, как по расписанию, куда-то уходят! Мимо нас, мимо мельницы! Вот так-то!

Ладно бензин, но зерно? Наша твердая пшеница? Она очень высоко ценится на Западе, такого качества в стране — кот наплакал. Позже, лет через тридцать, она будет уходить на экспорт по баснословным ценам, но сейчас, насколько я знал, официального экспорта не было.

Выяснив ещё кое-какие детали, задерживаться не стали, ситуация здесь складывалась примерно та же что и на комбинате, поэтому без серьезной подготовки дальше соваться нельзя. Ну и вывод напрашивается; если такие предприятия так сразу начинают работать за «ленточку», значит всё гораздо сложнее чем я предполагал.

Подтверждение не заставило себя долго ждать. Решив сделать крюк, мы свернули на обратном пути к промзоне, где располагался комбинат. Подъезжая к знакомым воротам, Аким резко вытянул руку вперед:

— Это что, БТР⁈ — в его голосе смешались удивление и тревога.

— Угу, — хрипло подтвердил Гусь, прищурившись. — Восьмидесятка.

Напротив центральной проходной, в тени чахлых берез, стоял грязно-зеленый БТР-80. Рядом «отдыхали» солдаты. Кто-то курил, кто-то дремал, подложив под голову вещмешок, двое лениво перебрасывались мячиком.

— Интересно, сколько еще за забором народу… — прошептал Аким.

— Ну да, — кивнул я. — Если уж и технику подтянули… Значит, восприняли наш визит очень серьёзно.

Не снижая скорости, мы проехали мимо. Я свернул в первый же проулок, тянувшийся вдоль высокого забора комбината. Выбрав единственную здесь девятиэтажку — типичную «панельку» — припарковался в ее тени.

— Ждите здесь, — коротко бросил я пацанам, доставая из бардачка старый бинокль. Через темный, пропахший кошатиной и сыростью подъезд, минуя лифт (он вряд ли работал), пешком поднялся на девятый этаж и выбрался на крышу.

Внутренний двор комбината лежал передо мной, как гигантская шахматная доска с корпусами цехов и лабиринтами труб. Серый асфальт, ржавые железки, одинокие копны какого-то мусора. И военные. Возле административной двухэтажки стоял армейский тентованный «Урал». Рядом — зеленый УАЗик — «буханка». Кучка солдат, человек пять-шесть, сидела в тени у самого забора, явно прячась от солнца. Двое других, в расстегнутых кителях, стояли у крыльца администрации, лениво переговариваясь. И еще один боец в стороне, у стены какого-то склада, что-то внимательно разглядывал на земле. Офицеров не было видно — наверное, торчали внутри. Солдатики — все молодые, щуплые или, наоборот, угловатые — срочная служба, не иначе.

Внимательно осмотрев территорию возле проходной, я сместил фокус вглубь территории, за цеха. И почти сразу наткнулся взглядом на еще один пост. Такой же «Урал» с драным тентом, но стоящий уже внутри, возле какого-то технологического корпуса. И группа солдат побольше — человек пятнадцать. Они были рассредоточены по территории: кто-то сидел на корточках у колес грузовика, кто-то прогуливался не спеша, кто-то просто лежал в тени на брезенте. Расслабленно, без признаков боевой готовности. Но одна деталь сразу бросилась в глаза: оружия у солдат не было. Сначала подумалось: может, сложили где-то в куче, чтобы не таскать? Но, всматриваясь, я ничего не увидел. Похоже, им его просто не выдали. Снова развернулся к проходной. Через мощную оптику бинокля, холодную от контакта с кожей, картина была почти осязаемой. БТР-80, боевая машина пехоты, стоял в тени, как спящий стальной жук. Его зеленая броня была покрыта слоем пыли, люки открыты настежь.

Если захватить его сейчас, сопротивления почти не будет, — мысль пронеслась острой, почти болезненной искрой. У этих — оружия либо нет, либо оно в кузовах Уралов. Другие… Я перевел бинокль на группу солдат у дальнего ангара. Они сидели на ящиках, курили, один даже расстегнул воротник гимнастерки.…расслабились, будто на даче у бабушки в отпуске. Приходи и бери голыми руками. План вырисовывался с жестокой простотой. Снайпера на крышу этого же склада… как раз у нас пара «плеток» имеется. Выбрать позицию с видом на плац и КПП. Десять секунд — и никто даже не поймет, что случилось. Единственное… пацанов жалко.

Я снова приложился к биноклю, вдавив резиновые окуляры в глазницы. Сначала — та же картина: пыль, безмятежность, граничащая с беспечностью. Солдаты у ангара перекидывались шутками, слышался обрывок смеха, донесшийся ветром. Потом — движение у двери администрации. На крыльцо вышел офицер, майорские погоны ярко выделялись на общем припыленном фоне. Он что-то сказал через плечо. За ним появился еще один, с такими же погонами. Лица не разглядеть — угол не тот. Первый офицер закурил, прислонившись к косяку. Второй стоял, оглядываясь. И вдруг — он обернулся. Резко. Голова поднялась, взгляд метнулся прямо в мою сторону, будто почувствовал чужой взгляд. Жесткие, знакомые черты. Это тот самый майор, что отбивался тогда от белоповязочников на военной базе.

План в голове — хотя планом это назвать было сложно — скорее, набор отчаянных и дерзких намёток, мгновенно обрел остроту и срочность.

Я сорвался с места, как ошпаренный. Бинокль — на шею. Кирпичная крошка и осколки стекла хрустели под подошвами сапог, пока я спускался по бетонной лестнице. Добежал до «девятки», сел за руль.

— Что там? Что увидел? — Гусь с Акимом спросили хором, едва я захлопнул дверь.

— Погодите! — резко перебил я. — Давайте бегом на базу, берите Славу-солдата с «плеткой» И обратно! Я на крыше ждать буду! Давайте, времени в обрез!

Дождавшись когда девятка сорвется с места, я рванул обратно. Добежав, поднес к глазам бинокль. Офицеры уже закончили перекур. Первый майор что-то резко сказал солдатам у забора — те поспешно затушили цигарки, поправили обмундирование. Потом оба офицера скрылись в здании. Солдатики было засуетились, но дождавшись когда за командирами закроется дверь, тут же расслабились.

А потом, минут через двадцать, в бинокль, еще издали, я заметил сворачивающую во дворы «девятку».

Вернулись. Отлично. Если все пройдет как надо, еще и к общему сбору успею.

Спустился, коротко объяснил парням суть.

— Когда достану вот этот блокнот, — вынул я из внутреннего кармана потертый ежедневник, — пальнешь прямо в центр. Главное не промахнись!

Слава щелкнул затворной рамой своей «плетки», вставил магазин. Звук был твердым, уверенным.

— Да ты чего, Пионер, — он даже не поднял глаз, продолжая настраивать прицел, — когда это я промахивался? Попаду в муху на той стене, если скажешь. Будь спокоен.

Снайпером по специальности он не был, отслужив срочку сапером на границе с Афганистаном. Но стрелял действительно отменно — с холодной, расчетливой меткостью. За какую-нибудь отстреленную по нелепой случайности часть тела я не боялся. Он бил туда, куда целился.

— Остальные ждут здесь, — я перевел взгляд на Акима с Гусем. — Если что-то пойдет не так, сваливайте. Это понятно?

Они кивнули. Гусь нервно похрустел костяшками пальцев.

— Все усвоили? — спросил я последний раз, окидывая их взглядом.

— Усвоили, — глухо ответил Гусь. Леха кивнул еще раз.

— Тогда по местам. Удачи.

Я развернулся и вышел наружу, в слепящий солнечный свет.