"Святые" 90-е Пионер. Том III

Глава 23

Спустившись вниз, я едва не столкнулся со Славой-солдатом. Он, видимо поджидая меня, замахал руками так, словно тонул.

— Диман! Там к тебе… — он запнулся, переводя дух. Лицо у него было встревоженное, вспотевшее.

— Успокойся, Слава. Что-то случилось? — спросил я, останавливаясь и оглядывая его.

— Там товарищи подъехали, — он сглотнул, — на «Волге» такой, синей. Спрашивают директора. Настойчиво так спрашивают.

— Какие товарищи? Узнал? — во мне насторожился старый, дремавший где-то глубоко внутри сторожевой пес.

— Один… мент, точно. Где-то видел, лицо знакомое. Второго не знаю, но… тоже на мента похож.

Выйдя из здания администрации, я сразу понял, кого имел в виду Слава. Возле проходной, в плотном, но почтительном кольце наших ребят, застывших в напряженной готовности, стояли двое. Мужчины в почти одинаковых практичных серых куртках из болоньевого шелестящего материала. Лиц я с этого расстояния и под вечерними сумерками не различал, они смотрели в сторону ворот, но силуэт одного, более приземистого, показался знакомым.

— Вон те двое, — прошептал Слава, идя чуть позади и кивая головой в сторону «товарищей». — Припарковались у самых ворот, даже двигатель не заглушили.

Не спеша, стараясь дышать ровно, я подошёл к группе. Ребята молча расступились, пропуская меня. Я остановился в паре шагов от незваных гостей, скрестил руки на груди.

— Здравствуйте. Вы меня искали? — произнес я нейтрально.

Они обернулись. И я чуть не выругался вслух от внезапного, острого удивления. Одним из этих двоих был мой «старый знакомый», участковый. Тот самый, которого мне как-то раз довелось «спеленать» на крыше недостроенного морга. И если поначалу, он меня не узнал — его взгляд скользнул по мне равнодушно, — то после моего короткого вопроса, я воочию увидел, как его широкое, мясистое лицо стало медленно вытягиваться, будто тая на солнце. Глаза округлились, брови поползли вверх. Голос. Он явно среагировал на мой голос.

Пока он приходил в себя, его напарник, более высокий и возрастной, с умными, холодными глазами на невыразительном лице, сделал шаг вперед.

— Мы навели о вас кое-какие справки, — начал он ровным, казённым голосом, без всяких приветствий. — О вашей… организации. — Он произнес это слово с едва уловимой, но отчётливой насмешкой, окидывая взглядом ребят. — Я — Козлов Виктор Осипович, полковник милиции.

— Понятно, — кивнул я, не выражая ни удивления, ни почтения к званию. Хотя полковник — это серьезно.

— Дело вы затеяли, надо признать, хорошее, — продолжил Козлов, делая паузу и изучая мою реакцию. Его глаза были как у удава — неподвижные, гипнотические. — Я бы даже сказал, правильное. В нынешних условиях, когда государственные структуры… испытывают определенные трудности, инициатива граждан особенно ценна.

— Но? — поторопил я его. Участковый всё ещё молчал, не сводя с меня взгляда, полного ненависти.

— Но? — полковник притворно удивился, слегка приподняв бровь. — Да нет, никакого «но». Просто хочу предупредить. Есть определенные… люди. Для которых вы и ваши ребята очень неуместны. Как кость в горле.

— Америку вы мне, товарищ полковник, этим не открыли, — я позволил себе усмехнуться. — И что дальше?

— Ничего. Абсолютно ничего с моей стороны. Я здесь лишь как предвестник. Как голос из будущего. Просто имейте в виду, что у вас могут быть очень серьёзные проблемы. И не я их вам создам, отнюдь. — Он развел руками, изображая искренность.

— Тогда кто?

— Другие люди. Я сам, честно говоря, толком не знаю, кто они, хоть и не раз… сталкивался с последствиями их деятельности. — В его голосе впервые прозвучала какая-то неуверенность, словно он и правда чего-то боялся.

— Так бывает? Полковник милиции не знает, с кем имеет дело? — я не скрывал скепсиса.

— Увы, бывает. Очень даже. Общие знакомые, совместные… мероприятия. Но без персоналий. Имена — в лучшем случае.

В голове молнией сверкнула догадка.

— Эти общие мероприятия… случайно не подпольные бои без правил с тотализатором? — бросил я наугад, в упор глядя на него.

И попал, что называется, в яблочко. Судя по тому, как на долю секунды дрогнули его веки, как зрачки сузились, а в глубине холодных глаз мелькнула быстрая, как вспышка, тень удивления и тревоги, — попал точно. Но всего на миг. Опытный оперативник тут же взял себя в руки, его лицо снова стало маской вежливого непонимания.

— Не понимаю, о чем вы? — слишком спокойно, даже неестественно спокойно ответил он. — Что еще за бои? Это что-то армейское? Вроде учений?

Я не отступал. Надо было давить, пока он не опомнился.

— Фамилия Бухтомин вам о чем-нибудь говорит? — коротко спросил я.

И снова — та же мгновенная, едва уловимая реакция. На этот раз — легкое побледнение кожи вокруг губ, чуть заметное подрагивание скулы. Словно я ткнул его раскаленной иглой в самое больное место.

— Как вы сказали? — переспросил Козлов, и его голос стал тише, холоднее, опаснее. В нем появились стальные нотки.

Но я уже принял решение. Медлить было нельзя. Эти двое наверняка многое знали, а их визит «с предупреждением» был на самом деле разведкой боем. Если я их сейчас отпущу, следующее посещение будет менее дружелюбным и более многочисленным.

Я резко обернулся к своим ребятам, которые стояли в окружении, ловя каждое слово.

— Обоих — в подвал! — скомандовал я коротко и жестко, не повышая тона, но так, чтобы было понятно — обсуждению не подлежит. — Под усиленную охрану. До моего личного распоряжения. И по разным углам, слышите? Чтобы не общались меж собой!

Ребята двинулись моментально, без лишних слов. Схватка была короткой и молчаливой. Участковый почти не сопротивлялся, лишь обречено опустил голову, словно изначально ждал этого. А вот полковник Козлов взорвался. Он визжал, он шипел, как разъярённая кошка, вырывался, и его голос, срываясь на хрип, метался по двору:

— Вы что, с ума сошли⁈ Я полковник милиции! Я пришел по-хорошему! Предупредить! Что вы себе позволяете⁈ Я вас уничтожу! Вы… вы…

Но его уже грубо заломали и куда-то поволокли.

Я же остался стоять на том же месте, слушая, как его голос теряется в глубине здания, и чувствуя странное облегчение. Я не испытывал ни страха, ни торжества. Только тяжелую, давящую уверенность в том, что точка невозврата теперь уже окончательно пройдена. Я задумался, пытаясь уловить связь между подпольными боями, этими ментами: продажным участковым и таким же полковником, — и тем бардаком, в котором оказалась вся страна. Какая-то паутина, теневая структура, паразитирующая на системе.

И так прикидывал, и эдак. Версий, точнее того, что могло бы так называться, у меня не было. Лишь какие-то обрывочные, бредовые предположения, смутные намётки. Но вот так чтобы сложить это в единую, логичную картину — не получалось. Не хватало фактов. Не хватало звеньев цепи.

Радовало, если это слово тут вообще уместно, лишь одно. Вот разберусь с текучкой, с самыми неотложными делами, возьму в руки паяльник, раскалю его докрасна, и узнаю всё, что скрыто в головах этих двоих. Все их секреты, все ниточки. Хотя, думал я, глядя на заходящее солнце, паяльник, пожалуй, не пригодится. Такие люди, как этот полковник, обычно говорить начинают гораздо раньше, чем почувствуют запах своей собственной палёной задницы. Достаточно просто создать им правильные условия. А в этом я кое-что понимаю.

Но уже не сегодня. Этому дню определенно нужна точка. Он оказался настолько насыщен событиями, нервными потрясениями и принятием сиюминутных решений, что в голове царил теперь самый настоящий бардак. Мысли путались, наскакивали друг на друга, прямо как у классика — «смешались в кучу кони, люди…» Надо остановиться. Отдохнуть, отключиться, привести себя в порядок, разложить этот виртуальный хаос по полочкам.

Домой возвращаться не хотелось категорически — там родители, вопросы, ненужные объяснения, на которые у меня не было ни сил, ни правдивых ответов. На базу тоже. Там постоянно кто-нибудь дёргал, требовал внимания, мешал сосредоточиться. В перспективе я рассчитывал перенести командный пункт на территорию комбината, но сейчас я не хотел заморачиваться даже этими мыслями.

А вот гараж… подошёл бы идеально. Там тихо, пусто, пахнет дровами, пылью и спокойствием. Там меня никто не потревожит.

— Мне надо отъехать, — подошёл я к Михе и Гусю, которые как раз возвращались к проходной, о чем-то негромко переговариваясь. Оба выглядели уставшими, но собранными. — Ключи от девятки у кого?

— У меня, — Миха полез в карман замусоленных джинс, доставая связку с двумя ключами и брелоком в виде свинки. — Заправлена, я сегодня утром двадцать литров залил.

— Может, с тобой кого? А то мало ли что? — напрягся Гусь, его злое, широкое лицо выражало искреннее беспокойство. — Время-то неспокойное.

— Нет, не надо. Я один. — мои слова прозвучали тверже, чем я планировал. — Занимайтесь здесь, я как закончу — появлюсь. Задачу свою знаете?

— Угу, — синхронно кивнули парни, и в их глазах я прочитал полное понимание и готовность. Это было главное.

Не задерживаясь больше, я забрал ключи, кивнул на прощание и, минуя проходную, направился к припаркованной справа от шлагбаума, в густой тени акаций, «девятке».

Дверь открылась с характерным скрипом. Я опустился на водительское сиденье, ощутив легкий дискомфорт. Пришлось подстроить кресло — Миха был ниже ростом, поэтому сиденье было подтянуто далеко вперед, и мои ноги теперь упирались в руль. Подвинув его назад, я отрегулировал и зеркала.

Перед тем как завестись, достал из-за пояса ТТ, снял его с предохранителя и положил на пассажирское сиденье, прикрыв сверху скомканной ветровкой. О плохом не думал, никакого особого предчувствия не было, но на всякий случай решил перестраховаться.

Завел двигатель. Он запустился с полтычка, ровно заурчав. Вырулив на главную дорогу, я поехал по направлению к центру города, машинально посматривая в зеркало заднего вида. Ничего подозрительного. Проехав до площади Шевченко, резко, почти не сбавляя скорости, свернул на одностороннюю улицу — против шерсти, нарушая все правила, но зато эффективно проверяя «хвосты». В зеркале мелькнул возмущенный жест какого-то бородача на обочине, но больше никого. Так и не заметив за собой слежки, я лег на «правильный» курс, в сторону гаражного массива.

До гаража отсюда минут двадцать неспешной езды. Чтобы отвлечься от давящих мыслей, ткнул клавишу включения магнитолы. Из динамиков вместо привычного шипения и шумов вдруг раздался неестественно четкий, казенный голос диктора. Новости? Я прибавил громкость.

«…миротворческие силы ООН займутся поддержанием порядка и стабильности на территории бывшего Советского Союза до полного завершения процесса демилитаризации и создания временного переходного правительства, — вещал голос, звучавший так, будто его хозяин объелся стекловаты. — Предварительные зоны ответственности распределены следующим образом: Московская и Ленинградская область попадают под юрисдикцию Соединенных Штатов Америки, Горьковская, Воронежская и Краснодарская — Великобритании, Оренбургская, Куйбышевская, Челябинская — Федеративной Республики Германии…»

На этом месте трансляция внезапно прервалась, и эфир снова заполнил привычный, успокаивающий белый шум, будто кто-то сверху решил, что с меня уже достаточно.

Я молча вырулил на обочину и заглушил двигатель. В наступившей тишине было слышно, как стучит в висках кровь.

«Вот как? — пронеслось в голове. — Что-то похожее уже было… в двадцатые годы. Как же это тогда называли? Не миротворцы, нет… Не агрессоры даже…» В памяти всплыли обрывки школьных уроков истории, фотографии в учебниках. «Интервенты! Вот, точно. Интервенция».

Ну да, я читал про американские войска во Владивостоке, про англичан в Архангельске и в Крыму, про японцев на Дальнем Востоке. Тогда, в итоге, их, конечно, выперли, но там и ситуация была другая — было молодое, но ядреное государство, была воля, была идея. Здесь же… Здесь под прикрытием голубых касок и благостных речей о «стабильности» наверняка случится то, к чему так давно и настойчиво стремятся наши «дорогие партнёры». Власти нет — она сама себя дискредитировала и разбежалась. Армия в полном раздрае и дезорганизации. Милиции, по сути, тоже нет, есть лишь отдельные островки вроде того же Козлова, которые быстро найдут общий язык с новыми хозяевами.

Предприятия — легкой промышленности, пищевой, тяжелой, всех тех, что производили хоть какие-то товары народного потребления, — почти все встали. Цеха пусты, народ разбежался. И только нефтеперерабатывающие, газодобывающие, и прочие сырьевые гиганты работают как часы, исправно качая заветные ресурсы. Да еще железные дороги и прочая логистика — она нужна для вывоза. Ну а что, идеальная колония получится. Основная работа — в добывающей отрасли, все товары — импортные, заморские, а местное население… оно само собой пойдет на спад, останется в итоге лишь необходимое для обслуживания скважин и трубопроводов количество. Остальных — голод, холод и болезни потихонечку заберут.

С такими тяжёлыми мыслями я снова завел машину и тронулся с места. До гаража оставалось совсем немного. Я доехал до нужного поворота, отмеченного сломанным фонарным столбом, и, не притормаживая у недавно поставленного силами кооператива самодельного КПП с двумя сонными ребятами, лишь махнул им рукой и проехал вглубь гаражного массива, в его спасительную, обволакивающую тень.

Приткнув машину к стене гаража напротив, к своей двери подходил как к чему-то родному, близкому. Достал ключ, сунул в замочную скважину, и вдруг почувствовал чужой взгляд. Прикинул, смотреть могли только со стороны оврага, больше неоткуда. Медленно повернул голову, — точно. Двое, стоят не прячась. Уходящее солнце бьет мне в глаза, поэтому лиц не вижу. Рука сама потянулась к пистолету, но коснувшись пустого кармана, вспомнил что оставил его под ветровкой на сидении.

— Не пальни ненароком! — раздался знакомый голос.

Мгновение я просто не мог вымолвить ни слова, парализованный не столько страхом, сколько абсолютным, всепоглощающим изумлением.

— Не ждал? — ухмыльнулся Шухер, его голос прозвучал негромко, но отчетливо в вечерней тишине. Белая полоска зубов резко выделялась на фоне его загорелого, обветренного лица. Он сделал медленный, почти небрежный шаг навстречу, и скрип гравия под подошвой прозвучал оглушительно громко.

Появись он где-нибудь в другом месте — на базе, у моего дома, — я бы, наверное, так не обалдел. Обещал же вернуться. Но здесь? В этом глухом углу гаражного массива, о существовании которого, я был абсолютно уверен, не знал никто, кроме меня?

— Умеешь ты удивлять, Колян! — наконец выдавил я из себя, пытаясь скрыть замешательство и вглядываясь в тень, из которой он появился. Там, в синей мгле между двумя ржавыми гаражами, угадывалась вторая фигура.

— Ну дак! Я ж говорил! — бодро ответил Шухер, подходя почти вплотную и протягивая руку для короткого, мощного рукопожатия. Его ладонь была шершавой, как наждак.

— Это ты удивляешь, Дима! — заговорил второй, голосом большого капитана. Он сделал шаг из тени, но узнавание не приходило. Кепка «аэропорт» была натянута почти на самые глаза, скрывая лоб и брови. Лицо обрамляла короткая, аккуратная бородка «топориком», а из-под длинных, чуть обвислых усов выглядывала тонкая, почти жестокая линия губ.

— Не обращай внимания, камуфляж такой… — подойдя вплотную, Лосев хлопнул меня по плечу своей здоровенной лапищей так, что я едва удержался на ногах. В его приветствии было что-то звериное, проверочное. — Давно не виделись.

— Пустишь на огонек? — кивая головой на все еще не открытую мной дверь гаража, спросил Шухер.

— Да конечно, заходите! — я повернулся, провернул ключ в замке, и с усилием толкнул тяжелую створку.

Они прошли внутрь первыми, я следом, нащупывая ногой порог. Света из открытой двери хватало, но я нащупал на полке у входа короткий огарок свечи и коробок спичек. Чиркнул, и дождавшись когда запалится фитиль, плотно прикрыл дверь. Так спокойнее.

— У тебя тут прямо второй дом… — оценивающе, как генерал на смотре, осмотрел захламленное, но обжитое пространство Лосев. Его взгляд скользнул по диванчику, по буржуйке, по канистрам с водой.

— Скорее убежище, — поправил я, втыкая свечу в самодельный подсвечник. — Сбегаю сюда, когда подумать надо. Или просто пересидеть. Здесь уютно, никто не мешает. — Я посмотрел на них. — Вы-то как про это место узнали? Я никому не говорил.

— Случайно. Не забивай голову, — отмахнулся Шухер.

— Скажи лучше: пожить тут можно у тебя какое-то время? — неожиданно спросил Лосев, упирая в меня свой взгляд, который теперь, в свете свечи — казался холодным и безжизненным.

— Да не вопрос, — ответил я без колебаний. — Живите, конечно. Запас еды не особо шикарный, но пока хватит. Потом еще подвезу. Вода есть — вон, две двадцатилитровые канистры, и в бутылках еще. Вы оба остаётесь?

— Нет, — покачал головой Лосев. — Николай с тобой пойдет. А тут… я тут только немного отсижусь. Пережду.

— Ясно, — кивнул я, хотя ничего не было ясно. — Вы откуда взялись-то? Где пропадали столько времени? И что в стране вообще происходит? Говорят, уже…

Мне не терпелось расспросить их, вывалить на них все свои вопросы. Эти двое, особенно Лосев, всегда казались мне людьми из другого мира, из тех кругов, где знают и решают гораздо больше, чем обычные смертные. Наверняка они знали больше, чем кто-либо из моих знакомых.

Лосев тяжело вздохнул, достал из кармана куртки помятую пачку «Беломора», вытащил одну папиросу, ловко прикурил от свечи. Пламя осветило на мгновение его жесткие, непроницаемые черты.

— Чтобы по сто раз не пересказывать и время зря не тратить, отвечу сразу на последний вопрос, — сказал он, затягиваясь и выпуская струйку едкого дыма. — Если коротко… — он сделал паузу, глядя куда-то поверх моей головы, — то происходит самый натуральный, полномасштабный писец. Без всяких метафор.

— А развернуто? — не унимался я. — В деталях?

— Деталей, — Лосев горько усмехнулся, — я и сам толком не знаю. Никто уже, наверное, не знает. Просто в один момент, понимаешь, в один абсолютно хреновый момент — всё пошло под откос. Не так, как было спланировано. Люди, те, что на самом верху руководили процессом, дружно исчезли. Испарились. Те, кто должен был их страховать и поддерживать снизу, на местах, — тоже как сквозь землю провалились. Все связи нарушились, информация перестала поступать, события вышли из-под контроля и понеслись в тартарары с какой-то дикой, нечеловеческой скоростью. И сейчас уже непонятно, кто друг, кто враг, кто во что играет и чего хочет на самом деле. — Он снова затянулся, и огонек папиросы ярко вспыхнул в полумраке. — Это, парень, всё, что я знаю. Остальное — догадки. И почти все они — плохие.