"Святые" 90-е Пионер. Том III

Глава 22

Внезапно дверь в кабинет с шумом распахнулась, без стука. На пороге, запыхавшийся, стоял один из наших пацанов. За ним пряталась аккуратно одетая женщина лет сорока с обветренным, суровым, не испуганным, а скорее усталым лицом. Типичное лицо советского рабочего-начальника среднего звена.

— Вот, нашел тетеньку, — выдохнул пацан. — Она, говорит, за выпуск составов отвечает. Диспетчер главный. Говорит, за последний месяц пятнадцать составов ушло. В каждом по сорок цистерн. Шестидесятитонных. И это только бензин. Остальное — отдельно.

Я начал механически прикидывать в уме. Пятнадцать составов. Сорок цистерн. Шестьдесят тонн в каждой. Цифры перемножались, складывались, превращаясь в абстрактное, не поддающееся осмыслению число. Тридцать шесть тысяч тонн. Только бензина. Только за один месяц. Только с одного, не самого крупного комбината. В голове это не помещалось. Это были не ворованные вагончики, это был системный, тотальный слив ресурсов.

— Вы ничего не перепутали? — голос мой прозвучал хрипло. Я обратился к женщине, пытаясь прочитать в ее глазах ложь или ошибку. — Может, документы старые? Или это годовой план?

Женщина нахмурилась, и в ее глазах мелькнуло профессиональное негодование. Она выпрямилась, с достоинством отряхнула рукав пальто.

— Обижаете, молодой человек, — сказала она четко, отчеканивая каждое слово. — У меня как в аптеке. Наличность — по ведомости, путевые листы — по накладной, отгрузка — по графику. Плюсик к плюсику, нолик к нолику! Все учтено, все подписано. И цистерн было сорок, и тонн — шестьдесят. Каждая. Так что не сомневайтесь.

— Пункт назначения известен? — спросил я у женщины, стараясь придать своему голосу как можно больше деловитости и уверенности. В голове уже вовсю строились планы, но для их реализации нужна была конкретика.

Женщина лишь усмехнулась в ответ. Её губы, тонкие и бледные, тронула едва заметная улыбка — смесь презрения и удовлетворения.

— Разумеется, — кивнула она, одним чётким, отработанным движением доставая из внутреннего кармана пальто сложенный вчетверо, истрёпанный по сгибам листок бумаги. — Вот, здесь всё написано.

Я взял листок. Бумага была шершавой, низкого качества, с надорванным краем, явно вырванная из учетной тетради. Чернила шариковой ручки местами расплылись, но почерк был удивительно четким и разборчивым.

«Станция „Раздольное“, НПЗ под номером семь три пять дробь семнадцать.»

Я перечитал строку ещё раз, медленно, вслух, будто ожидая, что буквы сложатся во что-то более понятное, в место на карте, которое я знаю.

— А где это? — поднял я глаза на женщину. — Это далеко отсюда?

— Понятия не имею, — пожала она плечами, и в её голосе не было ни капли смущения или сожаления. — География — не мой конёк. Да и в наших краях одно «Раздольное» на другом сидит. Нужно сверяться по карте. У него в столе должна быть подробная.

Я повернулся к директору, который за время нашего недолгого разговора окончательно обмяк и превратился в жалкое, трясущееся подобие человека. Запах дорогого парфюма, которым он, видимо, щедро полился с утра, окончательно перебило резкой, едкой аммиачной волной. Толстяк, судя по всему, не просто струсил, а реально «поплыл», и тёмное мокрое пятно на его дорогих, с идеальной стрелкой, брюках расползалось с неприличной скоростью.

— Что за НПЗ на Раздольной? — спросил я его, наклонившись. — Евгений Алексеевич? Что это за объект?

В ответ я получил лишь бессмысленный, заискивающий лепет и стеклянный взгляд, устремлённый куда-то в пространство за моей спиной.

— Уберите его куда-нибудь, — брезгливо сморщился я, кивнув на него головой одному из своих ребят, стоявших у двери. — В подсобку, в медпункт, не знаю. Приведите в чувство, переоденьте. И пару пацанов здесь, у двери, поставьте. А лучше человека четыре. Чтобы без глупостей. И чтоб никто не входил и не выходил без моего разрешения.

Мысли о том, что делать с теми деньгами, что лежали в сейфе, пока были хаотичными, обрывочными. Сумма, которую я видел своими глазами, была не просто большой — она была оглушительной, нереальной для нашего обшарпанного, полуразрушенного мирка. Но первое и главное, на что они пойдут — как минимум, значительная часть — это зарплата работникам. Все эти люди, от инженеров до рабочих, долгое время уже не видели нормальных, живых денег. Это был вопрос не просто справедливости или благородства, а элементарной, прагматичной безопасности. Сытый, получивший долгожданную зарплату человек гораздо меньше склонен к бунту, саботажу или к тому, чтобы продать тебя первым же конкурентам.

Второе — расходы на пацанов. Оружие, амуниция, питание, горючее, медикаменты — там тоже счёт шёл на десятки тысяч, если не больше. Но в сравнении с бюджетом всего комбината, с теми деньгами, что текли через него, — сущие копейки. Необходимые, но копейки.

Ну а дальше… Дальше посмотрим. Что-то мне подсказывало, что даже такая, казалось бы, неисчерпаемая куча денег в новых, изменившихся масштабах задач и ответственности закончится очень и очень быстро. Инфраструктура, которая вот-вот развалится, срочные ремонты, закупки сырья… Список был бесконечным и пугающим.

— А кто вообще, кроме этого, — я снова с холодным презрением посмотрел на выводимого под руки, почти невменяемого толстяка, — руководит предприятием? Точнее, кто реально может им руководить? Кто знает производство, технологии, людей? Кто здесь главный по технической части?

Ирина Васильевна — так звали женщину, задумалась, но всего на мгновение, перебирая в уме возможных кандидатов. Её взгляд стал жестким, оценивающим.

— Так ясно кто, — выдохнула она, — Тришкин. Виктор Сергеевич. Главный инженер, уже бывший правда. Этот, — она ядовито мотнула головой в сторону двери, — спустил его в цех, на обычную инженерную должность. За то, что тот слишком уж рьяно выступал против его «схем». Но по сути, он всеми техническими вопросами и занимается. Все бегут к нему, а не к официальному начальству. А этот, — её лицо скривилось от отвращения, — так, бюрократ! Дармоед! Бумажки подписывал да взятки брал!

Найти этого Тришкина оказалось задачей на удивление простой. Ответ был предсказуем:

— Так понятно где, в цеху у себя. Где ж ему ещё быть-то? Он там сутками пропадает. Если его нет в столовой, то только там.

Распрощавшись с Ириной Васильевной и оставив ей четкие инструкции, в цех я отправился не один, а прихватив с собой с десяток бойцов. Не столько для защиты — ситуация вроде была под контролем, — сколько для солидности, для создания нужного образа. Вид вооружённых, серьезных людей в камуфляже, с жесткими, недружелюбными лицами действовал на обычных граждан, привыкших к разгильдяйству и бардаку, куда убедительнее любых слов и приказов.

Само здание цеха снаружи напоминало гигантского, доисторического ржавого зверя, покрытого паутиной труб, лестниц и непонятных конструкций, как новых, так и изъеденных временем и агрессивной средой. А внутри… Внутри оно выглядело и ощущалось совсем не так, как я себе представлял промышленное предприятие. Первое впечатление — гигантская, адская бойлерная, сошедшая со страниц постапокалиптического фантастического романа. Давящий, низкочастотный гул, исходящий откуда-то из самых недр, от которого дрожала сталь под ногами и звенело в ушах. Воздух, густой, обжигающе-горячий и тяжелый, был насыщен парами мазута, серы, едкой химии и ещё бог знает чего. Дышать было нечем — горло сразу же сжалось, а глаза начали слезиться.

Повсюду — бесконечные, запутанные лабиринты разномастных, переплетённых и причудливо изогнутых труб всех возможных диаметров, покрытых толстым слоем грязи, окалины и многолетних наслоений краски. Сотни, тысячи вентилей, рычагов, шаровых кранов, манометров с дрожащими стрелками. Высоченные, уходящие в самый подкупольный мрак цистерны, которые кто-то из моего сопровождения обозвал «ректификационными колоннами», были оплетены лестницами и площадками. Повсюду стоял несмолкающий грохот, шипение пара, лязг металла.

— Тришкина где найти? — тормознул я молодого паренька в заляпанной мазутом робе и противогазной маске, сдвинутой на затылок. Его лицо было испачкано, но глаза выглядели устало-спокойными, привыкшими к этому хаосу.

Парень, почти не глядя на меня, ткнул большим пальцем вглубь цеха, туда, где густота оборудования казалась особенно непроходимой:

— Прямо до конца главного прохода, там лесенка железная, на второй ярус! Увидишь! Там ихняя будка!

Мы двинулись дальше, обходя лужи непонятной, маслянистой жидкости и груды запчастей, разбросанных, как после бомбежки. Действительно, в конце зала, у самой стены, змеилась узкая, крутая, железная лестница, ведущая наверх, к своего рода «рубке управления» — застеклённой со всех сторон будке, за замыленными стёклами которой виднелись смазанные, движущиеся тени людей.

— Останетесь здесь, — приказал я своим бойцам, уже начиная подниматься по скрипящим, прогибающимся под весом ступеням. — Ждите. Нечего народ пугать без дела. Если что — я крикну.

Никогда не имея прямого отношения к серьёзному, тяжелому производству, я твёрдо усвоил одно простое, железное правило: мастер есть — нехрен лезть! Поэтому мне и был нужен именно знающий, технически грамотный, уважаемый в коллективе человек. Тот, кто смог бы взять на себя реальное, а не бумажное управление комбинатом. Может, не один, а двое, десять или двадцать — не имело значения. Главное, чтобы сложный, опасный механизм под названием «комбинат» продолжал работать, дымить, гудеть и, самое главное, приносить деньги.

В будке было тесно, душно и так же немыслимо шумно. Воздух пах старым перегоревшим кофе, табачным дымом и потом. Трое мужчин в засаленных, пропотевших спецовках склонились над разложенными на столе чертежами и графиками. Я кашлянул, привлекая внимание, но меня не заметили. Тогда я постучал костяшками пальцев по дверному косяку.

— Здравия желаю. Подскажите, как найти Тришкина? Виктора Сергеевича.

Мужики обернулись почти синхронно, как по команде. Их лица были усталыми, напряжёнными. Самый мелкий и неказистый на вид, с умными, острыми, как шило, глазами из-под густых, насупленных бровей, холодно, без интереса бросил:

— Ну, я это. В чём дело?

— Поговорить можно с вами? Сейчас, на пару минут? — вежливо, но твёрдо, без заискивания, спросил я.

— Можно, но не сейчас, — он даже не взглянул на меня как следует, махнул рукой и снова уткнулся в какую-то схему, что-то помечая карандашом. — Давай после семи, на проходной подожди меня. Или лучше завтра с утра. Годится?

— Нет, вы не поняли… — покачал головой я, делая шаг внутрь.

— Это ты не понял, пацан, — уже явно раздражаясь, резко перебил меня Тришкин. Он оторвался от чертежа, и его взгляд теперь был направлен прямо на меня. — У нас работа, аварийная ситуация, вон, — он ткнул пальцем в сторону цеха, — теплообменник треснул! Важные вопросы решаем. Не до тебя. Отцу своему скажи — обещал, сделаю. Но не сейчас. Усвоил?

Судя по контексту и тону, он принял меня за чьего-то надоедливого отпрыска, какого-нибудь сынка местного чиновника, приехавшего решить свои мелкие делишки.

— Я от директора, — попробовал я уточнить, сохраняя спокойствие. — Вопрос срочный. Очень.

— От директора? — непонимающе, с какой-то едва уловимой насмешкой переспросил второй мужчина, высокий и чуть полноватый, лет сорока пяти, с умным, усталым лицом. — От Евгения Алексеевича? Он чего опять придумал?

— Ага. От него, — подтвердил я, чувствуя, как эта ложь начинает обрастать ненужными подробностями.

— Что ему ещё надо? — внезапно взорвался третий, широкоплечий крепыш с квадратным, обветренным лицом, самый молодой и импульсивный из троицы. — Говорено же, не можем мы нарастить темпы! Технология у нас! Реактор шалит, давление скачет! У нас тут чё, по его хотению законы физики меняться должны?

— Не в этом дело, — попытался я парировать, чувствуя, что диалог заходит в тупик и вот-вот перерастет в откровенный скандал. — Мы можем поговорить с вами наедине? Это действительно очень важно.

— Пацан, ты вообще слышишь, что тебе говорят? — Тришкин резко повернулся ко мне всем корпусом. Его тщедушная, на первый взгляд, фигура вдруг показалась удивительно плотной и грозной. Он сделал шаг вперёд, расправив узкие плечи. — У нас тут чрезвычайная производственная ситуация! Понимаешь? ЧП! Тебя послали, вот и иди, передай, что заняты! И чтобы больше не присылал!

— Мужики… — я поднял руки в миролюбивом жесте, но голос мой стал ниже, твёрже и холоднее. — Я сказал — мне похуй на ваше ЧП. Уделите мне пять минут, я задам пару вопросов и уйду. Хорошо?

— А если нет? — набычился Тришкин, его глаза, глубоко посаженные, сверкнули из-под нависших бровей. — Что ты сделаешь? Пожалуешься папочке?

— Тогда поднимутся вон те ребята, — я спокойно, почти лениво взглядом показал вниз, на выстроившихся у лестницы моих парней. Десять вооруженных автоматами, суровых, с каменными лицами мужчин в камуфляже смотрели наверх без особого дружелюбия, ожидая команды. — И вам всё равно придется пойти со мной. Но уже без всяких разговоров, без «пяти минут» и без вашего драгоценного ЧП. Поняли?

Тришкин проследил за моим взглядом. Его уверенность и раздражение пошатнулись, сменившись настороженностью, а затем и холодной, трезвой оценкой ситуации. Он молча посмотрел на своих коллег, потом обречённо вздохнул, стянул заляпанные машинным маслом перчатки и швырнул их на стол.

— Ладно. Только быстро. Идём.

Я не стал уходить далеко, остановившись на открытой металлической площадке перед будкой, чтобы нас не слышали его коллеги, которые смотрели нам в спины с явным беспокойством. Развернулся к своему визави.

— Буду краток. Поэтому задам всего один вопрос.

— Ну, — буркнул Тришкин, скрестив руки на груди. Его поза была закрытой, враждебной.

— Теоретически, вы смогли бы управлять всем этим хозяйством, — я обвел рукой всё пространство цеха, — вместо нынешнего директора? Взять на себя полное оперативное руководство комбинатом?

Он на секунду остолбенел, его брови поползли вверх. Потом лицо его исказила гримаса то ли удивления, то ли презрения.

— Вместо Евгения Алексеевича? Ты серьёзно? Это что, шутка такая?

— Абсолютно серьёзно. Это не шутка.

— Честно? — он прищурился, пытаясь понять подвох.

— Разумеется. Мне не до шуток.

— Рулить вместо Евгения Алексеевича может даже его кресло, — с горькой, скептической усмешкой выдохнул Тришкин. — Только пользы будет больше. Оно хоть молчит и не мешает работать.

— То есть, сможете? — переспросил я, ловя его взгляд, стараясь уловить в нем не только сарказм, но и искру профессиональной уверенности.

Тришкин фыркнул, но в его глазах, глубоких и умных, мелькнула не то чтобы надежда, а скорее азарт инженера, которому наконец-то предлагают покрутить ручки сложного, интересного и давно знакомого механизма, не оглядываясь на идиотов.

— Справлюсь. Вопрос не в этом. Вопрос — зачем? И кто ты такой, чтобы такие вещи предлагать?

— Значит, сможете. Отлично. Это всё, что мне нужно было знать. Собирайте свои вещи, — я кивнул в сторону будки. — Поедете со мной. Будете принимать объект. Сейчас.

— Ты вообще кто? — его удивление сменилось настороженностью, смешанной с растущим недоверием. — Может, хватит уже? Объясни нормально!

И в этот момент я окончательно отбросил последние сомнения в его «профпригодности». Внешне — мелкий, нелепый, в засаленной, пропахшей мазутом робе. Но взгляд… Взгляд был стальным, цепким, прожигающим. Таким взглядом смотрят люди, которые знают себе цену, которые прошли сквозь огонь и воду, которые не боятся ни проблем, ни начальства, ни чёрта лысого. Именно такие люди мне и были нужны.

— Меня зовут Дмитрий, — сказал я, на секунду запнувшись, подбирая нужный, весомый термин. — Я… э-э… кризис-менеджер. Временный управляющий, назначенный для наведения порядка на этом объекте. Все полномочия имею.

Если поначалу до Тришкина не доходила вся серьёзность происходящего, то оказавшись на свежем воздухе и несколько раз по пути в головное здание встретившись с вооруженными патрулями, которые чётко докладывали обстановку, он стал смотреть на меня совершенно другими глазами. Его скепсис сменился настороженным, но живым интересом.

— Но как так получилось? — смешно, по-птичьи склонив набок голову, спросил он, выслушав мою краткую речь о смене руководства. — Он же… он же везде своих людей расставил! И в охране, и в плановом отделе, и в бухгалтерии! Как вы так быстро…

— Сейчас это не важно, — резко, но без грубости отрезал я, останавливаясь перед массивной дверью кабинета директора. — Вникайте в суть. Делайте то, что умеете делать лучше всего. А со временем сами всё поймёте, как и что. — Я толкнул тяжелую дверь, открывая перед ним вид на бывшее царство Евгения Алексеевича. — Добро пожаловать в новый мир, Виктор Сергеевич!