Проклятый целитель

Глава 5

Глава пятая. Чистый лист.

Покинув больницу в хорошем расположении духа, впервые за долгое время, я невольно подумал, что человеку не так много и нужно для счастья. Например, когда твой карман оттягивают новенькие купюры, которые тебе заплатили за первый день работы. В бухгалтерии, по моей просьбе, хоть это и не принято, согласились рассчитать меня за ночное дежурство. Получил по итогу 1,400 иен за смену. Казалось бы, мелочь, но после месяцев нищеты даже это казалось богатством.

По пути домой я обдумывал, на что потратить первую зарплату. С утра на улице было немного прохладно: ветер с гор пробирался под одежду, заставляя прохожих кутаться в плащи и кофты. Люди спешили на работу или учёбу, а я шёл против потока, возвращающийся с ночной вахты. Зевнув, я прикрыл рот ладонью, и тут же осознал, что впервые за долгое время выспался. Тело больше не ломило, как раньше.

Сустав каменной руки скрипнул, когда я поднял ее перед собой. Печать на запястье не давала поглощать проклятия аурой, зато теперь я сам решал, когда это сделать. Ради этого стоило рискнуть жизнью, вытягивая проклятие из малышки Маюми, а потом и Ханы. К слову, надо проведать Маюми позже, поинтересоваться, как у нее дела. Деньги из-за новой работы меня уже волновали не так сильно, просто… я еще прекрасно помнил ее глаза, в которых уже не осталось места надежде, лишь покорная обреченность.

Даже поглотив чужое проклятие — это само по себе не лечит человека. Я совсем не целитель: если организм пациента уже истощен, то поглощение проклятия ему не поможет. Так что я не был до конца уверен, выкарабкается ли Маюми. Хотелось верить, что всё будет хорошо, но у меня уже был случай, когда пациент умер даже после очистки энергетики. Отчасти слухи про меня пошли после того случая. Именно тогда от меня отказались родители…

Покачав головой, я посмотрел на вывеску круглосуточного магазина «Lawson». В этот раз деньги в кармане шелестели, поэтому, зайдя внутрь, первым делом взял привычные сигареты у прилавка. Затем неожиданно замер у полки с десертами. Кремовый тортик с засахаренной вишней — 450 иен. «Хана обрадуется», подумал я, швырнув в корзину еще и банку «Black Boss» для бодрости.

Продавец, молодой парень с тёмными кругами под глазами, бросил на мои покупки прищуренный взгляд:

— Празднуете? — хмыкнул он.

Я покосился на него, вдруг осознав, что раньше заходил сюда лишь за сигаретами, еду покупал в другом месте, подешевле. Вопрос заставил меня замереть. Слишком уж я радовался НОРМАЛЬНОЙ работе, а не временным подработкам, с которых меня вышвыривали за жалобы клиентов, которым не приглянулись мой взгляд или репутация.

— Просто удачная ночь, — бросил я в ответ, отсчитывая мелочь на потертой столешнице.

Парень кивнул, без лишних слов отвернувшись к телевизору над кассой. На экране мелькали кадры очередной дорамы. Краем глаза я уловил знакомое лицо — моя кузина. Скривив губы в гримасе, поспешил к выходу. Недавнее письмо от её матери всплыло в памяти: «Перестань притворяться, выпрашивать внимание, тогда тебя примут обратно.»

— Вот только я не притворяюсь, тётя, — произнёс я устало.

На улице отпил из банки кофе, слащавый привкус заставил сморщиться. Выплеснул остаток в урну, наблюдая, как коричневая струйка смывает пыль с металла. Где-то вдалеке гудел поезд, а в голове застрял вопрос: что ждёт меня в выходные в библиотеке? Если собрать всё, что я видел в заброшенном крыле больницы, то вывод довольно очевиден. Но я пока решил не строить догадок, совсем скоро я все узнаю из первых уст.

Жилой комплекс госпожи Онигири встретил меня лужами и рваными лучами солнца, пробивающимися сквозь тучи. По лестнице я поднимался неторопливо: в одной руке пакет с покупками, а другая цеплялась за потертые перила. На третьем этаже соседка выбрасывала мусор, направляясь на работу. Мы обменялись кивками.

Проходя мимо комнаты «301», я бросил взгляд на дверь Ханы. Она сейчас либо еще спит, либо уже в школе. Не пройдет и недели, как мне станет нечему ее учить. Едва ли мы продолжим активное общение, после всего случившегося мне довольно трудно сходиться с людьми. Одному проще во многих смыслах.

Ключ заскрежетал в замке. Однушка встретила тем же хаосом: смятый футон, гора грязной посуды в раковине, бумажный шторм на столе. Зайдя, первым делом я засунул торт в холодильник, а уже затем швырнул сигареты на стол. Оглядев свою комнату, я подумал, что в эту помойку приглашаю Хану, отчего мелькнула мысль хоть немного убраться, как я это сделал ранее в квартире покойного учителя…

— Нужно прибраться, — со вздохом киваю на свои мысли.

Первым делом я распахнул окно, впуская прохладный утренний воздух. Затем начал собирать пустые банки из-под кофе, их оказалось целых семь штук. Пыль с книжных полок поднялась облаком, когда я принялся вытирать их влажной тряпкой. После влажной уборки пол под ногами скрипел по-другому, когда на нем не было слоя пыли.

Через пару часов комната преобразилась. Даже старый коврик у двери выглядел светлее после тщательной чистки. Я сел на вымытый пол, прислонившись к стене, и закурил, глядя на результаты своего труда. На столе аккуратной стопкой лежали книги, в шкафу видела выглаженная одежда. Только теперь я заметил, что обои в углу начали отклеиваться, видимо, от сырости.

Во время уборки я заметил на книжной полке потрепанный том в синей обложке — «Голый остров» (裸の島) Сёхэя Имамуры. Он затерялся среди оккультной литературы, которую выкинул кто-то из соседей. Книга пахла пылью веков и затхлостью заброшенных чердаков. Я сел у окна, приоткрыв обложку с потрескавшимся корешком. Запах типографской краски смешивался с горечью старых страниц.

Погружаясь в строки, я с удивлением понял, что проваливаюсь в историю, как в колодец. По сюжету на крошечном острове во Внутреннем Японском море ютилась семья. Ни колодцев, ни проводов, они носили вёдрами пресную воду с материка, чтобы оживить иссохшую землю. Дни катились, как бусины по нитке: муж таскал воду, жена сажала в грунт картофель, дети ковыряли палками ракушки. Ни слов, ни мелодий, только скрип веревок да вой ветра в щелях их покосившегося дома.

В середине книги младший сын исчез в пучине. Родители похоронили его между камней, а на рассвете снова зачерпнули вёдра. В этот момент я усмехнулся, узнав в утонувшем мальчишке себя. Мои родители тоже стерли меня из памяти, словно пролитую воду.

Финал настиг резко. Шторм. Вёдра унесло волнами, урожай пожирала соленая пена. Муж и жена застыли под ливнем, а потом громко захохотали, будто сорвался предохранитель в душе. Я закрыл книгу, когда за окном зажглись фонари. Послевкусие оказалось не горьким, а… пустым. Как если бы десятилетия борьбы растворились в одном приливе.

Поставил томик на полку, вспомнив слова Айки о библиотеке. Может, там найдется хоть намек, что пустота «голых островов» совсем не приговор. Мне хотелось в это верить…

***

За чтением книги время пролетело незаметно. В этот раз Хана, вопреки привычке, заявилась ко мне не сразу после школы, а ближе к шести. Как трогательно с её стороны, в день, когда я был свободен, вспомнить о вежливости. Я сидел за столом, разбирая старые записи, когда раздался чёткий стук: три коротких, один длинный. Будто кто-то ещё мог постучать в мою дверь в такое время.

Закатив глаза:

— Входи, не заперто, — тихо проворчал я.

Дверь открылась, и Хана застыла на пороге, в этот момент ее глаза округлились как блюдца. Черные леггинсы, тёмно-синяя куртка с капюшоном и… яркий красный шарф. Её взгляд метнулся по вымытому полу, аккуратным стопкам книг, пустой раковине. Выглядела она так, будто зашла не в ту дверь.

— Ты… прибрался? — осторожно шагнула она внутрь, будто боясь разрушить новый порядок.

«Не так уж тут и было засрато», — сварливо подумал я про себя.

— Ветер перемен, — бросил в ответ, пододвигая к ней кусок торта с алым пятнышком вишни.

Хана присела на краешек стола, жадно осматривая комнату. Её повязка сегодня была синей, а не черной. Оценив её ауру, я прикинул: она ещё слишком слаба для серьёзных проклятий. Пока что только сглазы да простуда. Но, возможно, есть иной вариант. Бросив взгляд на свою каменную руку, я подумал, что это неплохая тренировка: запечатывать в нее проклятие, качая силу воли и подпитывая энергетику своей ауры. Но для новичка это может оказаться слишком опасно.

— Так о чём мы вчера остановились? — спросил я, открывая потрепанную тетрадь с записями, которую Хана аккуратно положила передо мной.

— На… на классификации проклятий, — пролепетала она, внезапно нахмурившись. — Кацураги, с тобой все в порядке?

Подняв голову, я понял, что она беспокоится. «Лучше бы о себе волновалась, дурашка», — промелькнуло в голове. Если ничего не придумаю, её ближайший год превратится в ад. Каждый день мелкие проклятия, терзающие тело и разум. Незавидная участь. Свой первый год я помню обрывками, а восемнадцатилетие и вовсе проспал в бреду.

— С чего ты взяла, что что-то не так? — отрезал я, не дав ей вставить и слово. — Сегодня поговорим о том, как рождаются проклятия…

За окном сгущалась тьма, а я рассказывал о том, как обычная зависть соседа или злоба случайного прохожего могут превратиться в яд, который годами будет разъедать человека. Хана слушала, иногда морщась, видимо, ещё чувствовала вчерашний сглаз. Ее пальцы нервно теребили вилку, оставляя царапины на тарелке с недоеденным тортом.

— Значит, любая эмоция может стать проклятием? — она покрутила вилку в куске торта, оставляя в креме причудливые узоры.

— Только та, что имеет явный негативный окрас, — киваю ей. — Ты пойми, проклятия не берутся из воздуха, зачастую люди сами приносят эту гадость в свой дом. Но проклятия не могут пробить защитный барьер, но иногда… они находят свой путь, — я провёл рукой по лицу, чувствуя усталость. — Я ещё и сам многое не понимаю, могу лишь сказать, что, когда человек болеет, его аура становится слабей, но я не берусь утверждать, проклятия ли приводят к болезни, либо болезнь дает дорогу проклятию? — развожу руками, показывая всю неопределенность ситуации.

Так мы и сидели за столом, обсуждая мною написанное в тетради. Девять страниц, весь мой опыт за прошедшие три года. Перелистывая пожелтевшие листы, я думал о том, как мало на самом деле знаю. Первый год своего шаманства я помню урывками: вечно измученный, с головной болью от чужих проклятий. На второй год стало чуть полегче, но начались проблемы с деньгами, пришлось даже какое-то время ночевать на вокзале. Третий год… моя жизнь как-то стабилизировалась. Денег с клиентов хватало на аренду и еду, хотя иногда приходилось подрабатывать грузчиком. До недавнего времени с постоянной работой были проблемы, поэтому я так обрадовался месту в больнице, хотя в глубине души ожидал, что меня уволят уже завтра.

Неожиданно для самого себя я спросил:

— Тебе все еще интересно, почему я живу один? — припомнив вчерашний разговор.

Хана замерла, вилка застыла над последним куском торта. Она съела почти весь десерт, тогда как в моей тарелке лежал лишь первый кусок, который я так и не тронул. Сладкое… моя мама всегда ругала меня за вредные привычки в еде. С тех пор я почти не прикасаюсь к десертам.

— Ну… да, если ты не против рассказать, — она осторожно посмотрела на меня, прикусив нижнюю губу.

Я потянулся за сигаретой, но в последний момент передумал. Хане явно не нравится запах табака. Чтобы что-то узнать о человеке, порой нужно ему что-нибудь рассказать о себе первым. А я всё ещё ничего не знал о Хане, как и она обо мне. Возможно, на меня повлияла книга о «голом острове», а возможно, я просто устал от одиночества. Наконец-то появился человек, который ВИДИТ проклятия так же, как и я сам. Мне не нужно перед ней оправдываться или доказывать, что я не сумасшедший.

Отложив пачку сигарет, я неторопливо начал:

— Мои родители владеют рекламным бизнесом. Престижный район, частная школа. Всё было хорошо, пока я не начал видеть проклятия, — мои пальцы сами собой сжались. — Я плохо помню те дни, кажется, на семью пытались давить конкуренты, а тут подвернулся я — обдолбанный проклятиями, несущий бред о черных пятнах в людях. Когда мне предложили выступить в ток-шоу и в прямом эфире поглотить проклятие… я согласился, не раздумывая.

Картины того дня всплывали перед глазами: яркая студия, улыбающаяся ведущая (ей, конечно, приказали раскрутить скандал), и я, наивный идиот, надеявшийся доказать родителям свою правоту. Всё пошло не так. Человек, у которого я вытянул проклятие, оказался сердечником… Он умер у меня на руках. В прямом эфире. В прайм-тайм.

После этого родители предпочли объявить меня мошенником и сумасшедшим, чем признать правду. Судебные разбирательства, травля в СМИ… и финальный аккорд — официальный отказ от меня родителей. Вся эта история вырвалась наружу, словно гнойник, который я слишком долго скрывал.

В какой-то момент моей истории Хана вдруг резко встала, обошла стол и… неловко обняла меня. Коротко, неуверенно, как это делают люди, не привыкшие к нежностям. Её руки дрожали от эмоций, я лишь мог замереть на месте, не уверенный, как на это стоит реагировать. Меня и самого не так часто обнимали…

Порой я совсем не понимаю эту девчонку, на веру приняла мою историю, а вдруг я ее обманул? Могла бы хотя бы попросить показать то шоу, чтобы убедиться. Когда-нибудь ее беспечность может ей дорого обойтись, прям, как мне в ее годы…

Тем временем Хана грустно улыбнулась, после чего, словно смутившись своей реакции, она поспешила сменить тему:

— А я… — вернувшись на место, она смущённо опустила глаза: — Мои родители уехали в Америку год назад. Работа в IT-компании. Предлагали взять меня, но… — она покрутила вилку. — Мой английский — это «хеллоу» и «гудбай», да и школу бросать не хотелось…

Я кивнул, понимая: её родители слишком легко согласились оставить дочь одну, просто сняв квартиру и попросив присмотреть дальнюю родственницу, которой неожиданно для меня оказалась госпожа Онигири, заведующая этим местом. Кто бы мог подумать, что у этой старой грымзы может быть такая симпатичная родственница.

— Вот мы и нашли друг друга, — с горькой усмешкой сказал я. — Два проклятых недоучки шамана…

Но Хана не засмеялась. Она серьёзно кивнула, поправив свою синюю повязку. В её глазах читалось полное понимание.

— А…, а другие родственники? Тебя хоть кто-то поддержал? — тихо спросила она.

— Тетя недавно прислала открытку, — скривился я. — Одна на всю семью. С советами «образумиться».

Решив закончить этот тяжелый разговор, я посмотрел на часы:

— Ладно, на этом прервемся. Время уже не детское, тебе завтра в школу, а мне ещё на работу идти…

— Ты устроился на работу?! — Хана вытаращила глаза так, что мне стало не по себе.

В её взгляде читалось такое искреннее удивление, что я даже задумался — неужели я произвожу впечатление совершенно безнадежного человека?

Выпроводив «ученицу» за дверь, я как-то без сил вернулся обратно за столик. Правильно ли я сделал, что поделился своей историей? Ощущения были такие, словно я залез ножом в уже ставшую заживать рану. Так и не придя к какой-то мысли, я уже хотел вернуть томик «голого острова» обратно на полку, как заметил на переплете почти стершийся штамп. Поднеся его к лицу, я сумел прочесть имя:

— Мори Есу, — нахмурившись, пытаюсь вспомнить, слышал ли я где-нибудь это имя. — Нет, только не он… — это был пухлый атаку с третьего этажа, за все время я его видел лишь несколько раз.

Неужели мистиком, которого раньше меня пригласили в больницу Ходакова, оказался какой-то задрот? По какой-то причине я не хотел в это верить. Не могла госпожа Айка сначала пригласить Мори, а уже затем только меня! Не такой уж я пропащий! Ведь так? Должно быть — это все моя плохая репутация!

Тихо засмеявшись, я резко замолчал.

— Моя жизнь отстой… — тихо вздохнув, я стал готовиться к новой смене в больнице.

Завтра нужно будет попытаться встретиться с этим Есу, понять, что он вообще знает о происходящем в больнице, да и в целом о сходке в библиотеке. То, что он бежал не оглядываясь от обычного призрака, еще не значит, что его по итогу не пригласили также поучаствовать в собрании. Прежде чем отправиться туда было бы неплохо выяснить подробности.