Глава двадцать пятая. Легенды не умирают?
— Согласен, — слово сорвалось с моих губ, отчаянное и окончательное, но я еще не знал, что меня ждет впереди.
Едва оно прозвучало, как земля у меня под ногами в буквальном смысле разверзлась. С воплем я падал в черную бездну, которая стала принимать форму казалось бесконечно длинного тоннеля из которого ко мне потянулись бледные руки, а затем я увидел, как все пространство вокруг занимают мертвецы, которые тянулись ко мне в отчаянной попытке хотя бы на секунду вновь ощутить себя живыми.
Тысячами, миллионами бледных, цепких рук мертвецов. Они тянулись ко мне, шевелились, пытаясь ухватить за одежду, за волосы, за кожу. Холодные, иссохшие пальцы скользили по моим щекам, цеплялись за рукава, тянули вниз, в вечный мрак. Воздух гудел тихим, многоголосым стоном — эхом бесконечных страданий. Это был путь в Царство Аида, и стены его были сложены из тех, кто уже заплатил свою цену за свои грехи.
Падение, казалось, заняло у меня целую вечность, наполненное отвратительным прикосновениями и ледяным ужасом. Все закончилось резким приземлением. Мне не было больно, поскольку я даже не был в своем физическом теле. Я лежал ничком на мягком, неожиданно теплом белом песке. Мерцающий, как измельченный жемчуг, под странным, безлунным, но далеко не темным небом царства мертвых. Передо мной, в нескольких шагах, тихо струилась река. Вода была густой, как смола, и черной, как сама вечность. Стикс.
Поднявшись на ноги, глядя на черную реку в глубине которой угадывались человеческие лица, я подумал, что пока я здесь «отдыхаю» в реальном мире Хана и Айко сражаются с огромным змеем. И пускай мое место занял Персей, который должен им помочь, даже так я должен вернуться, чтобы вернуть их в реальный мир. Боюсь без меня они могут и не суметь открыть врата, да и в целом… мне отчаянно хотелось жить. Вернуться назад, помочь девчонкам спастись. Именно поэтому я сейчас здесь, на этом белом песке.
На берегу меня уже встречали. Хоть я уже и призвал в свою маску легенду, но у этой легенды был свой шлем… На берегу, как грозный страж, стоял он. Аид. Не гигантский титан, а фигура в темных, струящихся одеждах, чье лицо скрывал глубокий капюшон. Из тьмы под тканью светились лишь два золотых глаза, лишенные зрачков, полные холодной, безвозрастной мудрости и власти.
— Еще одна беспокойная душа, — скучающе и чуть раздраженно вздохнул он.
Щелкнув пальцами у его ног на песке появилась огромная бочка. Древняя, дубовая, с толстыми обручами. Заполнить такую потребуется немало времени, которого у меня, возможно, и не было.
— Наполни ее, — прозвучал властный голос Аида. Он не угрожал. Он констатировал условие. — Наполни ее водами Стикса. Тогда я выслушаю твою мольбу, смертный.
Тихо вздохнув, я двинулся к бочке, отряхивая белый песок с колен. Мой взгляд скользил с бочки на черную реку, потом на безликого бога. В нутри у меня не осталась места страху, только ледяная ярость отчаяния и острая, как бритва, мысль. Я должен с этим заданием справиться как можно быстрей, у меня нет целой вечности, чтобы наполнить столь большой объем воды.
Вот только, подойдя к бочке вплотную, заглянув в нее, я увидел, что у нее нет дна! Подняв взгляд на Аида, я хрипло произнес:
— У нее нет дна, — облизнув свои сухие губы.
— Если что-то не нравится, то можешь просто сдаться, — раздраженно фыркнул он в ответ.
Было видно, что Аид не собирается мне помогать, да и в целом раздражен моим присутствием. Проведя рукой по лицу, я подумал, что ДОЛЖЕН отсюда выбраться, если даже не ради себя, то ради тех, кто мне доверился. Так что я не стал искать черпак, не стал даже пытаться заткнуть несуществующее дно. У меня нет на это времени! Вместо этого я прислонился к бочке, уперся плечом в ее тяжелый, просмоленный бок и с хриплым рыком напряг все силы. Бочка со скрипом сдвинулась с места по белому песку, падая на бок.
— Что ты делаешь? — Голос Аида прозвучал с оттенком… недоумения.
Не став ему ничего отвечать, едва ли он мне хоть в чем-то поможет, а потому бессмысленно тратить на это свое время и силы, я, стиснув зубы, принялся толкать бочку все ближе к черной воде Стикса. Песок был гладким, даже без камней, так что мне ничего не мешало катить свой груз, благо он был круглым, хотя и все еще неожиданно тяжелым.
Лишь у самой кромки берега:
— Наполняю твою бочку, — выдохнул я, изрядно запыхавшись.
После чего с последним усилием пинком ноги, со всего размаха, вытолкнул тяжеленную бочку в реку! Бульк! Бездонная бочка мгновенно погрузилась в черные, вязкие воды Стикса. На миг показалось ее дно (вернее, его отсутствие), а затем она исчезла, заполненная до самых краев, до последней щели между клепками, ледяной водой мертвых.
— Вот! — я выпрямился, с вызовом смотря прямо в золотые глаза под капюшоном.
В этот момент на моем измученном лице появилась дерзкая, почти безумная ухмылка.
— Она наполнена до краев! Теперь твоя очередь, Владыка Теней! Верни меня в мир живых! — с вызовом посмотрев на владыку загробного мира.
Молчание повисло над белым берегом, казалось, что лаже стоны грешников стихли. Моя тень была права, идея обратиться к мифу о боге не привела меня в восторг, но, чтобы вернуться, я был готов заключить сделку даже с самим Сатаной. Так что бог мертвых Аид был еще не самым плохим выбором, он даже поручил мне столь простую задачу, я думал, что его испытание будет посложней.
Аид пару секунд смотрел на место, где исчезла бочка, потом медленно перевел свой взгляд обратно на меня. Капюшон, казалось, качнулся — едва заметный кивок.
— Остроумно, — сухо произнес Аид, и в его безжизненном голосе, возможно, мелькнула тень чего-то, отдаленно напоминающего… уважение? — Ты использовал букву, но не дух моего условия. Ты должен был усвоить сегодня горький урок, но я все же признаю твою победу в этом споре. Я верну тебя в мир живых…
Он сделал зловещую паузу, и холод от его фигуры сгустился, стал почти осязаемым.
— Но помни, Кацураги, — голос бога прозвучал как скрежет дробовика Айко, — за все в этом мире и за его пределами приходится платить. Не думай, смертный, что ты победил, ты можешь обмануть бога, но получится ли у тебя обмануть саму Судьбу?
Мне совсем не понравилось, каким тоном все это было сказано, чувствовалась в нем угроза, так что я расправил плечи и выпрямился во весь рост, стараясь не дрожать перед этим воплощением Вечного Мрака. Я поднял свою правую руку, поборов желание показать ему средний палец, все же не стоит ссориться с мифом целого бога.
Показав Аиду свою каменную ладонь:
— У меня нет судьбы, — мой голос звучал хрипло, но твердо. — Ее пожрало проклятие. Судьба? Пусть они идет на хрен! Я уже заплатил всем, чем мог! Верни меня! — оскалился я. — Ебучий фатум и так у меня уже все отобрал! Мне нечего больше терять!
Глаза-угольки под капюшоном Аида замерли на каменной руке. Потом Аид медленно поднял уже свою бледную руку, скрытую в складках мантии. Палец указал не на меня, а на мою тень:
— Доверившись своей темной стороне, ты спас свою жизнь смертный, но ты ошибаешься, что тебе нечего терять, — его голос был холодным и насмешливым.
Ему было меня не жаль, скорей его забавлял сам факт, что я пытаюсь бороться со своей судьбой, не желая принимать свою смерть.
— Я помогу тебе вытолкнуть чужую легенду из твоего сосуда. Я дам тебе шанс вернуться, — холодно произнес он. — Но у всего есть цена Кацураги, и тебе придется ее заплатить сполна…
После его слов белый песок под моими ногами поплыл. Тоннель из рук мертвецов вновь разверзся подо мной. Но на этот раз я падал не в Царство Мертвых, а наоборот из него. Обратно в мир живых…
***
Тьма. Холод. Тишина. И запах… крови. Именно этим всем меня встретил мир живых. Я вернулся! Открыв глаза, пару секунд пытаюсь прийти в себя. Вокруг больше не пахло весенней травой, как и ее было бескрайнего поля. Только сырая, гнетущая темнота пещеры, прорезанная тусклым фонариком Айко. Я лежал на холодном камне, спиной к чудовищной каменной статуе Василиска, застывшем в вечной агонии. Воздух был густ от пыли, запаха гнили и… металлического привкуса смерти.
«За все приходится платить.» — Ни к месту всплыли в сознании слова Аида.
Мрачно выдохнув, я попытался подняться и на удивление у меня это даже получилось. Пускай тело гудело, будто меня били ногами, каждая кость, каждый мускул протестовал, но это было МОЕ тело. Я действительно вернулся! Вот только в этот момент мой взгляд упал на руки. Они были все в крови. Темной, почти черной в тусклом свете, но это была не моя кровь. Василиска? Или…
— Кацураги? Это ты? — прозвучал голос Айко совсем рядом.
Резкий, натянутый как струна. Она стояла в нескольких шагах, ее обрез был уверенно наведен… на меня. Серебристые глаза, обычно такие невыразительные, сейчас сверлили меня с невероятной интенсивностью, она пристально меня рассматривала, будто пытаясь понять, действительно ли я вернулся. Ее крыло, было неестественно поджато, перья почернели и обуглились на краю.
Я замер, глядя на направленный на меня ствол, а затем поспешно кивнул, пытаясь выдавить из пересохшего горла звук.
— Я… — голос сорвался, после чего я сглотнул. — Я вернулся.
Ответ прозвучал громче, с явным облегчением, которого я сам почти не испытывал. Отчего кивок получился резким, почти судорожным. Я вернулся, но что-то точно было очень сильно не так, но я еще не успел понять что.
Взгляд Айко смягчился на долю секунды, но свой обрез она и не подумала опустить. Ее внимание метнулось к моим рукам. Я тоже посмотрел вниз. Кровь. Ее было слишком много. Липкая, холодная. Не моя. Ужас осознания сжал мое горло. За все нужно платить Кацураги…
— Где… — я выдохнул, звук вышел хриплым шепотом. — Где Хана?
Лицо Айко стало каменным. Мрачным. Без слов она медленно, почти неохотно, кивнула куда-то мне за спину. Туда, где начиналась каменная площадка у подножия пирамиды. Я резко развернулся и увидел… тело, лежащее навзничь. Серебристые латы Ланселота, вогнутые на груди в ужасающую вмятину. Ноги неестественно вывернуты. И под ней… Лужа. Большая, темная, почти черная в полумраке пещеры. Лужа крови.
— Нет… — слово сорвалось само, тихим, бессильным стоном. — Нет, нет, нет…
Мозг в этот момент отключился, не желая принимать случившееся. Остались лишь инстинкты, благодаря которым я рванул вперед. В доли секунды преодолев расстояние, я рухнул на колени перед своей ученицей, не чувствуя удара о камень, не замечая, как теплая, липкая влага мгновенно пропитала ткань брюк. Руки, все еще в чужой крови, дрожа, повернули ее ко мне.
Ее лицо. Бледное. Спокойное. Слишком спокойное. Остекленевшие глаза смотрели в пустоту. Она точно была мертва…
«За все приходится платить.» Насмешливый голос Аида прозвучал в голове будто эхо. Похоже повелитель Подземного Мира все же был прав, и мне было что терять. Проносится в голове горькая мысль. Я обнял Хану. Прижал ее холодную, безжизненную голову к своей груди. Качался из стороны в сторону, как будто укачивая ребенка. Тихо, безумно бормоча что-то бессвязное. «Прости… прости… я не… хотел…»
Все это было по настоящему, каким-то дурацким сном. Проведя рукой по ее щеке, я ощутил, что она все еще теплая, будто не убита глупостью собственного учителя…
— Я опять… — мой голос окончательно сломался: — …облажался.
Ком в горле стал таким огромным, что перекрыл дыхание. Спустя секунду на ее бледное лицо упала капля. Потом еще одна. Теплая. Липкая. Лишь через мгновение я осознал — это были мои слезы. Они текли сами, безудержно, смешиваясь с пылью на ее щеке. Яркая, пронзительная мысль пронзила мозг: Лучше бы я умер, чем она.
— Забери меня! — крик вырвался из груди, дикий, полный отчаяния и ненависти. Я задрал голову к темному потолку пещеры, к невидимому, но ощущаемому присутствию. — ЗАБЕРИ МЕНЯ! ОНА НЕ ВХОДИЛА В СДЕЛКУ! ВЕРНИ ЕЕ!
В ответ в глубинах моего разума прокатился низкий, беззвучный смех. Нечеловеческий. Безжалостный. Миф Аида был доволен. Торжествовал. Сделка исполнена. Цена уплачена. Счет закрыт, он победил. Я же сжал зубы так, что заболела челюсть. Слезы текли рекой. Я прикрыл веки Хане ладонью, словно мог уберечь ее от своего жалкого вида, и продолжил раскачиваться из стороны в сторону, глухо рыдая.
За спиной раздался мягкий звук шагов. Легкое прикосновение руки легло на мое плечо.
— Кацураги… — голос Айко был тихим, но твердым. — Нам нужно идти. Пещера… начинает разрушаться. Миф закончен. Его сила увядает…
Как будто в подтверждение ее слов, где-то справа, с оглушительным грохотом, обрушилась глыба камня размером с комод. Пыль взметнулась облаком. Пол под ногами ощутимо дрогнул, потом снова, но уже сильней. Где-то вдалеке послышался треск и скрежет ломающихся каменных структур.
— Нам нужно идти, — настойчиво повторила Айко.
В ее голосе прозвучало явное напряжение. Она смотрела то на меня, то с опаской вверх, в темноту, откуда уже не прекращачсь сыпались мелкие камешки. Я же тупо посмотрел на нее в ответ, не мовсем понимая, что она от меня хочет, потом вновь посмотрев на тело Ханы в своих окровавленных руках.
— Уходить? — произнес я заторможенно, как будто не понимая значения слов.
Айко опустила взгляд на меня. Ее лицо было суровым.
— Тебе и мне, — согласно кивнула она, с хмурым видом посмотрев на тело в моих руках. — Я не унесу вас обоих, Кацураги, — она резко кивнула на свое поврежденное крыло. Огромное белое крыло было обуглено по краю, перья поникли. — Оно повреждено. Я еле держусь в воздухе. Унести тебя — максимум. Унести ее… — она кивнула на Ханы, — и тебя… невозможно. Мы не успеем, — она сделала шаг назад, ее взгляд метнулся к потолку, где трещины разбегались, как молнии. — Нужно уходить. Сейчас. Оставь ее. Она погибла как воин. Не обесценивай ее жертву, задерживаясь здесь.
Мои руки ощущались чужими. Тяжелыми, как вытесанные из той же породы, что и статуя Василиска. Липкая кровь Ханы склеивала пальцы. С нечеловеческим усилием я разжал их, оторвав ладони от ее холодной руки. Каждое движение требовало воли, будто я разрывал незримые цепи. Нужно уходить… я и сам видел, что это место вскоре исчезнет.
Аккуратно, с болезненной медлительностью, я уложил тело ученицы обратно на холодный камень. Поза была неестественной, скованной. Я попытался выпрямить руку, согнутую под телом, но она застыла в предсмертной судороге. Ком снова подкатил к горлу.
— Кацураги, — вновь привел меня в себя голос Айко, — нужно идти.
С усилием, опираясь на дрожащие колени, я поднялся. Мир поплыл перед глазами, окрашенный в кроваво-красные пятна от слез и усталости. Айко была рядом мгновенно. Ее сильная рука обхватила меня под мышку, резко приподняв. Ее лицо было напряжено до предела, на лбу выступили капли пота, смешавшиеся с пылью. Поврежденное крыло дергалось в такт ее тяжелому дыханию.
— Держись, — ее голос прозвучал сдавленным от усилия.
Она рванула вверх, воспользовавшись тем, что я отпустил Хану. Рывок был таким резким, что у меня перехватило дыхание. Я повис в ее хватке, как тряпичная кукла, лишенная воли. Земля ушла из-под ног. Взгляд невольно метнулся вниз, к тому месту, где осталась Хана. Ее тело стремительно уменьшалось, превращаясь в крошечную, одинокую точку серебра на фоне темного камня. Единственное яркое пятно в мраке рушащегося мира.
Пещера агонизировала. С оглушительным ревом и скрежетом от стен и свода откалывались огромные глыбы, падая в черную воду внизу, поднимая фонтаны брызг. Камни меньшего размера сыпались дождем. Айко летела зигзагами, отчаянно маневрируя. Каждое резкое движение отдавалось в ее теле сдавленным стоном, нагрузка на поврежденное крыло была запредельной. Она кусала губу, сосредоточенно высматривая путь сквозь каменный ад, ее крылья трепетали от напряжения. Каждый уклон, каждый крен давались ей с явным трудом.
Я молчал. В голове, сквозь грохот рушащейся пещеры и свист ветра в ушах, проносились обрывки воспоминаний. Первая встреча с Ханой. Она появилась в апартаментах госпожи Онигири слишком веселая, со взглядом полным вызова. Мы почти не пересекались, если бы не были соседями, то и вовсе бы не общались. Она ученица старшей школы, погруженная в свои, несомненно, важные дела. Я же вечно всем недовольный шарлатан, мастер по созданию проблем. Лишь последнюю неделю… неделю!.. что-то изменилось. Я стал учить ее контролировать дар. Ее упрямство, ее вспышки гнева, ее искренние улыбки… Все это промелькнуло, как кинолента, оборвавшаяся на самом страшном кадре… на ее неподвижном теле.
Тошнота подкатила к горлу с новой силой. Вина, горечь, бессильная ярость на себя, на Аида, на весь несправедливый мир, все смешалось в ядовитый коктейль у меня в груди. Я был живым воплощением неудачи. Хана заплатила за мое возвращение. Ценой, которую я не соглашался платить.
— Просто… — я выдохнул хрипло, едва слышно сквозь грохот, — брось меня. Спасайся сама.
Ее рука, державшая меня, сжалась так сильно, что боль пронзила ребра.
— Я не бросаю друзей Кацураги, — ее голос прозвучал четко, несмотря на шум. Она даже не взглянула на меня, ее глаза были прикованы к лабиринту падающих камней. — Не делай глупостей, Кацураги. Не обесценивай жертву своей ученицы. Она выбрала это. Чтобы ты жил.
Слова ударили, как пощечина. Я сдавленно сглотнул, чувствуя, как слезы снова наворачиваются на глаза. Я лишь тихо, покорно кивнул, уткнувшись лицом в ее плечо. Она была права. Я был недостоин. Недостоин ее отваги, ее преданности. Она должна была жить. Она заслуживала жить! А я… я был готов заплатить. Своей жизнью. Это было бы справедливо. Это была бы МОЯ цена.
Бессильная ярость вспыхнула с новой силой. Мои руки, все еще липкие от ее крови, рванулись к лицу. К маске. К этому проклятому символу силы, который принес только горе. Пальцы вцепились в холодный металл, в кожу по краям. Я рванул изо всех сил, с диким воплем отчаяния и ненависти. Боль пронзила лицо, маска не снималась! Она будто приросла, стала частью меня. Она тянулась, деформировалась под моим рывком, причиняя адскую боль, но не отрывалась.
— Успокойся, Кацураги! — Айко закричала резко, отчаянно дернув в сторону, уворачиваясь от огромной глыбы, рухнувшей в метре от нас. Ее крыло дернулось, и мы клюнули вниз. — Не дергайся! Ты убьешь нас обоих!
Только эти слова заставили меня остановиться. Я замер, задыхаясь. Испытывая нестерпимое желание умереть, броситься вниз, в черную пучину, чтобы Айко наконец отпустила меня и спаслась, было почти неодолимым. Но ее хватка была железной. Даже когда ее собственное крыло едва двигалось от перенапряжения, даже когда каждый взмах крыльев стоил ей боли, она не отпускала.
Меж тем впереди, сквозь пыль и падающие обломки, вырисовывалась громада центральной пирамиды. И я почувствовал его. Знакомый, навязчивый, спасительный стук. Тук-тук. Тук-тук. Белая Дверь. Она была так близко. На самой вершине пирамиды у алтаря.
Айко, собрав последние силы, рванула к пирамиде. Мы пронеслись мимо гигантских каменных ступеней, мимо устрашающих барельефов, мимо темных провалов, откуда сыпались камни. Последний рывок и мы рухнули на каменный пол у подножия алтаря. Айко с глухим стоном опустилась на колени, я вывалился из ее ослабевших рук, ударившись плечом о камень. Она тяжело дышала, прижимая руку к обожженному крылу, ее лицо побелело от боли.
— Кацураги, — она выдохнула, задыхаясь, указывая взглядом на пустоту перед алтарем, где вибрировал невидимый, но ощутимый ритм Белой Двери. — Открывай… Дверь! Сейчас!
Пока я, шатаясь, поднимался, ее взгляд скользнул по алтарю. Среди груды пожелтевших костей и черепов лежало две книги и пузырек с чем-то красным. Толстые, в переплетах из странной, похожей на кожу ящерицы, материи. Айко, не задумываясь, схватила все это и сунула в свою объемистую сумку. Даже в такой момент она не утратила ясности мысли. Знания нам еще могут пригодиться…
Встряхнувшимь, я пытался собрать остатки воли. Нужно было открыть Дверь. Спастись. Ради Айко. Ради жертвы Ханы. Я протянул дрожащую руку к тому месту, где пульсировал зов Белой Двери. Пальцы коснулись невидимой грани. Знакомой холод…, но на этот раз он был слабым, едва ощутимым. Его словно высасывала холодная пустота внутри меня, оставленная сделкой с Аидом. По спине пробежали мурашки, зубы начали стучать от пронизывающего холода, не имевшего отношения к пещере. Я сосредоточился, вцепившись в образ своей комнаты, в запах старой бумаги и пыли. Тук-тук. Тук-тук. Все настойчивее стучала в моем разуме Белая Дверь.
В воздухе передо мной заколебалась, заструилась дымка. Проход. Он был узким, нестабильным, но он был! Моя спасительная щель обратно в реальность…
— Кацураги, идем! — Айко уже встала, ее рука снова схватила меня за плечо, пытаясь подтолкнуть к дымке. Ее глаза горели решимостью, смешанной с тревогой, проход мог захлопнуться в любой момент.
Я же замер на месте, глядя не на спасительную дымку, а назад, в темноту рушащейся пещеры, туда, где осталась она. Вина снова накрыла с головой. Жить… после этого? Вернуться в свою комнату, дышать тем же воздухом, знать, что она…
— Я… — выдыхаю, стиснув зубы, ощущая, как холод внутри сковывает не только тело, но и волю. — …я остаюсь, — не терпящим возражения голос заканчиваю.
Айко замерла на долю секунды. Потом ее лицо исказила ярость, чистая и первобытная. Она рванула меня к себе, ее лицо оказалось в сантиметрах от моего. Глаза, серебристые и холодные, как лезвия, впились в меня.
— Нет! — ее крик перекрыл грохот обвала. — Нет! Ты не остаешься! Не смей! Не обесценивай ее жертву! Она отдала жизнь за ТЕБЯ! Ты будешь ЖИТЬ, Кацураги! Будешь помнить! Будешь нести этот долг! Ты не имеешь права сдаться СЕЙЧАС!
— Нет, я не могу… — тихо бормочу, отводя взгляд, чувствуя, как почва уходит из-под ног в буквальном и переносном смысле. Камень под нами содрогнулся от нового мощного удара где-то в основании пирамиды. — Я не…
Я не увидел движения. Лишь мелькнул стальной приклад ее обреза, стремительно приближающийся к моему виску. Не было злобы в этом движении. Только отчаянная решимость. Жесткая милосердие. УДАР. Яркая, ослепительная вспышка боли в виске. Потом ничего. Только нарастающий звон в ушах, поглощающий все звуки рушащегося мира. Темнота нахлынула мгновенно, мягко и неумолимо, как воды черного озера внизу. Последнее, что я почувствовал — это крепкие руки Айко, подхватывающие мое падающее тело, и ощущение падения уже не в бездну, а в беззвучную, бездонную темноту внутри себя.