Проклятый целитель

Глава 15

Глава пятнадцатая. Потерянное поколение.

Я проснулся от настойчивого писка будильника. Сонно пошарив рукой по полу, я нащупал телефон и отключил этот надоедливый звук. Где-то на грани сознания мелькнула мысль: можно бы ещё пять минут подремать, но усилием воли я заставил себя сесть на футо́не. Сегодня у меня встреча с Айко, так что нужно вставать, пускай даже я чувствую себя как куча дерьма.

Спустя несколько минут мой взгляд прояснился, разум тоже стал яснее, и я смог осознать, кто я такой и почему вообще завел этот чертов будильник. Сидя на потертом футо́не, накрытый старым пледом, сквозь который проглядывали мои ноги, я оглядел комнату. В ней пахло дешевым кофе, сигаретами, а по полу тянул легкий сквозняк со стороны окна. Похоже, пришло время заклеить его на зиму.

Потянувшись, я почувствовал, как хрустнула окаменевшая правая рука. Взгляд медленно скользил по обстановке: маленькая комната, обшарпанная и безликая, но всё же наполненная следами моего присутствия. Книжная полка с эзотерикой, пара комиксов, манга, выброшенные когда-то любовные романы, которые я перечитал просто от нечего делать. На полу лежал мой старый футо́н, рядом столик, а на нём в тусклых лучах солнца мерцает экран ноутбука. И последним в поле зрения оказалось треснувшее зеркало на стене, отчего мое лицо оказалось раздробленным на множество Кацураги.

— Нужно его заменить, — тихо произношу. — А лучше найти место поприличнее. Если Марк действительно начнёт платить за посещение Мансуса, то можно будет поискать квартиру с горячими полами…

В висках немного ломило из-за нарушенного режима, но это было даже не в половину так плохо, как бывало после поглощения проклятия. Я чувствовал себя немного разбитым, тело болело, но ничего удивительного, ведь совсем недавно получил порядочную взбучку от Безгласого Мертвеца. Так что некоторое время мне придётся мириться с ощущением, будто я древняя развалина.

Сжав кулак, перевожу взгляд на свою окаменевшую руку. Каменная кожа больше не трескалась. Одно проклятие мешало другому, и в местах их столкновения каменная плоть будто бы регенерировала. Это было странно… Разве проклятия могут исцелять? Разве их суть не в обратном?

Покачав головой, я вспомнил вчерашний вечер: Айко, Общество Святой Гидры, Белая Дверь. Моя жизнь в один миг стала невероятно сложной, словно до этого она была простой. Хотелось бы свернуться в клубок, забиться в угол и провести день дома, но вместо этого я сегодня должен встретиться с Айко. Причем, скорее всего, никакой романтики в этой встрече не предвидится. Мне нужна информация, и Айка единственная, кто может хоть что-то знать.

— Надо собираться, — тихо бормочу, вставая.

Пройдясь по комнате, я сбросил тёплый халат, достал из шкафа чистое нижнее белье, надел футболку и джинсы. Немного помедлив, поверх накинул свой потрепанный плащ, ещё пахнущий дымом от пожара. Стоило бы его постирать, или хотя бы заменить на кофту, но сегодня утром было прохладно, и я замёрз, пока шёл домой от больницы. Простуда мне сейчас совсем ни к чему.

Перекинув необходимые мелочи в карманы плаща, проверил, чтобы ключи, телефон и сигареты были на месте. Вроде бы готов. Вот только впервые за долгое время я даже немного волновался. Задумавшись, я решил, что поводов для лишних нервов нет. Всего лишь рабочая поездка с красоткой…

— Это не свидание, Кацураги, даже не надейся, — напоминаю себе.

Но будь я проклят, едва Белая Дверь перестала высасывать из меня жизненную силу, как в голову стали лезть всякие глупости. Потянувшись к пачке сигарет, я достал одну, чиркнув зажигалкой. Затянувшись, я вдруг подумал, что у меня уже три года не было девушки. Как-то не до того было, слишком уставал и болел. Но, стоило чуть оклематься, как Кацураги-младший дал о себе знать.

Проверив телефон, я убедился, что сообщений не было. Никто даже не заказал спиритический сеанс за целую неделю. В прежние времена это стало бы проблемой: долги росли, зарплата же оставалась на месте. Как говорится: «Хочешь вкусно кушать — умей вертеться». Работа ночного смотрителя в заброшенном крыле больницы действительно была мне нужна. Если мне придётся уйти из Ордена святой Гидры, то придётся расстаться и с этой работой.

Тихо вздохнув, я посмотрел на дверь. За окном уже стоял ясный день, половина четвёртого, а я только проснулся. Вчера почти не медитировал, дав проклятию в руке восстановиться. Возможно, я мог бы поглотить тьму, которая притаилась в ней, но я опасался, что это может привести к довольно печальным последствиям. Сначала нужно снять проклятие червей, затем поглотить кляксу, растворить её в своей ауре, а лишь потом обращаться в больницу. Именно такой порядок действий я составил у себя в голове, но пока не был уверен, когда вообще сумею его реализовать.

— И надо ли мне это вообще? — задумчиво произношу.

На данный момент моя каменная рука, единственное настоящее оружие против существ из Мансуса. Путь Стука был довольно специфическим: мы видим всякое, можем открывать двери. И на этом всё. Если Путь Грани и Кузни дарили физическое усиление, а Путь Мотылька, казалось, мог копировать чужие способности, то мой путь был куда извилистее. Видеть и преодолевать препятствия, вот наша настоящая сила, но при этом мы не сильнее обычных людей, не быстрее, ничем особенным в этом плане не отличаемся.

Возможно, я чего-то не понимаю, но на данный момент Орден святой Гидры ценит меня ТОЛЬКО за способность открывать двери. Мои прочие таланты их мало интересуют. Это было неприятно, особенно, если я останусь с ними надолго. Вынув из кармана ключ от двери, я пару секунд рассматривал его. Когда-то он был серебристым, теперь потемнел от времени и ржавчины. Фактически, меня низвели до обычного ключа.

В кармане также лежал золотистый ключ от задней двери библиотеки. Я немного подержал его в руке, прежде чем убрать обратно. Мне потребуется этот золотой ключик, если я хочу стать чем-то большим, чем банальной отмычкой…

Переведя взгляд на потрескавшийся потолок, я подумал, что перестал понимать самого себя. Ещё неделю назад мои желания были мне вполне понятны — выжить. Теперь же уверенность покинула меня, и я сам не знаю, чего хочу.

Тихо вздохнув, я посмотрел на дверь. Белая Дверь в моём разуме дребезжала: Стук-Стук-Стук. Под моим взглядом замок щелкнул, открываясь. Раньше я бы был в восторге — это был способ доказать всему миру, что я действительно Шаман, а не шарлатан. Но сейчас… мне это уже не нужно. Я понимал, что правда может быть опасной. Возможно, и к лучшему, что все считают меня аферистом.

— И всё же жаль, что это не свидание… — тихо бормочу.

***

Дверь провисла под собственным весом. Она уже в прошлом году начинала клониться, но в этом мне пришлось даже пнуть её, чтобы открыть. Осмотрев петли, я увидел, что они просто просели под тяжестью двери. Неприятно, конечно, но едва ли госпожа Онигири согласится заменить её. А делать это за свой счёт я не хочу, если повезёт, то я здесь только до конца месяца. Потом найду место получше или вообще уберусь из города, чтобы скрыться от назойливого внимания этого Марка.

Полтора года, именно столько я уже здесь живу. Я далеко не сразу обнаружил это место, мне пришлось бродяжничать, прежде чем я поселился здесь. Кажется, это было как раз накануне зимы. Тогда это жилище спасло меня, но, видимо, пришло время двигаться дальше. Нужно найти новое пристанище. Единственное, что надо решить, что делать с Ханой. Не бросать же ее здесь одну. Вместе мы влипаем в неприятности, а без меня ей даже помочь будет некому.

С усилием открыв дверь, я услышал слова, со стороны лестницы:

— Кацураги, ты так шумишь и возишься со своей дверью, что я состарюсь ещё до того, как ты наконец выйдешь в коридор, — раздался весёлый голос моей ученицы.

Хана стояла, прислонившись к перилам. На ней была темно-синяя кофта, красный шарф, юбка до колен, а на глазу знакомая синяя повязка. На ногах плотные колготки и массивные ботинки с железными набойками. Такими ботинками можно было отлично кому-нибудь врезать, чтобы он потерялся в пространстве.

— Одела бы хоть куртку, на улицу уже прохладно, — комментирую ее вид.

— Не ворчи, как старик Кацураги, тебе не идет, — самодовольно улыбнулась она с такой бодростью, что мне захотелось прикрыть глаза и зашипеть.

Но вместо этого я скрестил руки на груди, оглядев её:

— Ты рано, в любом случае я хотел тебе сообщить, что сегодня занятие отменяется, у меня появились дела… — как можно невозмутимей пытаюсь ее отшить.

— Какие ещё дела, Кацураги? — мгновенно напряглась она, переходя в боевую стойку. — Опять что-то скрываешь? — с подозрением уставившись на меня.

— Почему сразу скрываю… — уверенно начинаю, но Хана меня прервала.

Приподняв повязку на глазу:

— Кацураги! Твоя аура говорит, что ты врешь! — с возмущением на меня посмотрев.

— Чертова аура, научил на свою голову… — пробурчал я себе под нос, отводя взгляд.

— Кацураги! — немедленно последовал недовольный окрик.

Скривившись, будто только что узнал, что коммунальщики решили повысить квартплату:

— Ладно-ладно, — поднимаю перед собой руки, немного кисло улыбнувшись, встретившись с красным глазом ученицы. — У меня сегодня назначена встреча с девушкой, довольна?

Хана недоверчиво посмотрела на меня, но в этот раз я не врал, просто немного не договаривал. Сработает или нет? Затаив дыхание я наблюдал за реакцией ученицы.

— Ты не врешь, но ты врешь! — убежденно заявила она. — Говори всю правду, иначе я не отстану!

Порой школьницы такие беспокойные…

— У меня назначена встреча с Айко, я хотел ее расспросить про Общество святой Гидры и в целом про Мансус. Она явно знает куда больше, чем мы с тобой вместе взятые. Это не какой-то секрет, я не пытался тебя обмануть, просто… знаешь, у меня могут быть и свои дела, не связанные с проклятиями, — серьезно на нее посмотрев.

Хана сложила руки на груди, явно раздумывая над сказанным.

— Я хочу знать все, что связано с проклятиями и Мансусом, это касается и меня, — серьезно произнесла она. — Будь со мной честен Кацураги, я могу прикрыть тебе спину! Я уже не так беззащитна!

Мне бы хотелось думать, что она права, но наша жизнь порой любит преподносить нам сюрпризы. Мне бы хотелось ей сказать, чтобы она не рвалась в бой, собрала информацию, осмотрелась, но едва ли она меня послушает. Порой лучшим действием является бездействие. Если куда не кинь, везде клин, то и дергаться вовсе не стоит. Мне бы хотелось сказать об этом Хане, но я был на ее месте и не послушал.

— В этот раз не будешь задирать ноги? — с усталой ухмылкой на нее посмотрев

— Я надела шорты, — сухо сообщила она.

— О, похоже ты все же чему-то учишься, — немного сварливо произношу, двинувшись к лестнице.

Возможно, если Хана не свернет себе шею, то из нее что-нибудь путное да получится. Она умна, красива, энергия так и прет. Такие либо высоко взбираются, либо падают на самое дно…

— Да за кого ты меня принимаешь?! — раздалось с возмущением мне вслед, на что я лишь хмыкнул.

Какое-то время мы шли молча, лишь лестница скрипела под ногами. Спустившись на этаж ниже:

— Кацураги, ты же не собираешься снова сражаться с монстрами? — тихо спросила она.

Повернувшись назад, я с усмешкой сказал:

— Вообще, не хотелось бы, я просто съезжу с Айко по ее делам, поговорим, — двинувшись дальше.

Еще один этаж мы шли молча.

— Кацураги, я отправляюсь с вами! — решительно заявила она.

В ответ я лишь тяжело вздохнул, посмотрев на серое небо. И почему я вот вообще не удивлен? Проносится в голове усталая мысль. Не то, чтобы я рассчитывал на свидание с красивой и загадочной девушкой, но видимо сама судьба против, чтобы у меня появился романтический интерес.

Так что тихо вздохнув, я лишь махнул рукой:

— Если Айка не будет против, то можешь поехать…

— С какого момента Кацураги, ты называешь госпожу Айко так фамильярно? — будто вставшая на след ящейка, тут же отреагировала Хана на мои слова.

Закатив глаза, я не стал ничего отвечать. В этом не было никакого секрета, ответ был скучнее лжи, так что я лишь загадочно промолчал, под любопытный взгляд ученицы. Стоило нам спуститься на первый этаж, как холодный ветер проник под полы плаща. Ненавижу холод.

Кутаясь в потрепанное пальто, я медленно окинул взглядом улицу. Воздух был пропитан сыростью и запахом старого кирпича, будто сам город дышал воспоминаниями о былых временах. Дома здесь были невысокими: одно-двухэтажными, они словно боялись вырастить выше, чтобы не напомнить миру о своем существовании.

Над ними нависали массивные апартаменты госпожи Онигири, символ былой роскоши и безудержных амбиций. Когда-то это место должно было стать сердцем нового туристического кластера, примером процветания и модернизации. Но теперь они стояли как забытые богами великаны, с уже давно устаревшими окнами, и стенами, покрытыми паутиной трещин.

Все началось в 1980-е. Тогда казалось, что экономика страны взлетела до небес: цены на акции росли, недвижимость становилась золотым дном, каждый второй чувствовал себя миллионером. Это был «мыльный пузырь» — хрупкая иллюзия благосостояния, построенная на спекуляциях, дешевом кредите и слепой вере в вечное процветание. Но в начале 1990-х этот пузырь лопнул с жутким треском. Биржи рухнули, банки обанкротились, миллиарды испарились за считанные месяцы.

То, что должно было быть временным спадом, стало началом долгого и тяжелого периода — «потерянного десятилетия», которое постепенно переползает в двадцатилетнюю «зиму» экономики.

Я часть того самого потерянного поколения. Мы родились под знаком разрушенных надежд, выросли, когда рынок труда уже не мог предложить ничего, кроме временных контрактов и неопределенности. У нас не было ни стабильности, ни перспектив. Мы пытались строить жизнь, но каждое поколение после нас получало меньше, чем предыдущее.

И, если бы этого было мало, сверху пришла новая беда — авария на АЭС. Радиоактивное облако, как метафора всех наших бед, повисло над страной. Цены на электричество и еду взлетели стремительно, будто хотели догнать тот самый пузырь, который давно исчез. Правительство же предпочитает делать вид, что все под контролем: не закрывает опасные производства, не проверяет уровень радиации в еде, лишь бы сохранить рабочие места и, конечно же, мягкие кресла для тех, кто их занимает.

А простые люди? Мы учимся экономить. Экономить даже на том, чего раньше не замечали. Экономика нашей страны так и не оправилась. Она больше мертва, чем жива, словно старый корабль, который продолжают тащить по волнам только потому, что у капитана нет сил его затопить окончательно. Если так подумать, то вся наша страна мне напоминала Безгласого Мертвеца, который не может говорить, который уже скорей мертв, чем жив.

Будто обвала рынка было нам мало, наше родное правительство еще и подписало целый ряд политических соглашений, таких как «Соглашение Плаза», которое еще глубже подкосило нашу экономику, и постоянная зависимость от США, которая вместо помощи часто оборачивалась новыми цепями. Так мы живем между прошлым, которое нас предало, и будущим, которое не спешит нам на встречу. Потерянные люди, но даже среди них есть еще большие неудачники…

Когда мы вышли на улицу, солнце уже поднималось выше, освещая город, который напоминал мне выпрыгнувшую на берег реки рыбу. Перспектив здесь никаких не было, кто поумней перебирался в Токио или другие крупные города. Город загибался, а население стремительно старело. Все было еще не так критично, но я не понимал, как наша страна сможет вновь ожить.

— Ты уверен, что хочешь поехать с госпожой Айко? — спросила Хана, пока мы шли.

— Не совсем, — честно отвечаю. — Но мне нужно знать, что происходит вокруг. Знаешь, у меня такое ощущение, словно три года было затишьем перед бурей, в которую мы с тобой уже случайно угодили. Я долго думал, возможно, не нам не повезло, а активность паранормальных существ растет, — немного зловеще замолкаю на пару секунд, сжав свою каменную ладонь со скрипом. — Если я прав, то нам потребуется все, что мы сможем взять у Общества святой Гидры, чтобы просто выжить…

Хана задумчиво кивнула. Она уже успела ощутить на своей шкуре всю опасность Мансуса. Существа из Обители опасны, это было правдой, но еще опаснее незнание. Отдавая свою судьбу в чужие руки, не нужно удивляться, если тебя приведут на скотобойню. Я не хотел подобной судьбы для себя и Ханы, для своей страны. Я один едва ли смогу хоть что-то изменить, все, чему я научился за прошедших три года — это выживать. Так что, возможно, мне действительно есть чему научить Хану.

Нам предстоял еще долгий день, и, возможно, еще более долгая ночь.