Призрачный отель

Глава 27

Через полчаса я вылез из маршрутки. Дальше, если верить навигатору, предстояло идти пешком.

Коттедж, в котором проживал Даниил Петрович, я увидел издали. Ничего такое, нарядненькое. Светлый кирпич, тёмное дерево, арочные окна, башенка — симпатично. Издали вообще смотрелось игрушкой. Но подойдя ближе и представив, сколько времени требуется на одну только уборку «игрушки», я решил, что жить в таком не буду. Если вдруг когда-нибудь соберусь переезжать в частный дом, поищу что-нибудь поменьше. А то там внутри, небось, и заплутать недолго.

Недострой, о котором говорил Даниил Петрович, я тоже увидел сразу. Даже головой вертеть не пришлось: надпись «продается» была намалёвана на огромном баннере. Баннер закреплен под пустыми, без рам, окнами второго этажа. Забора вокруг участка не было. Только два кирпичных столба, к которым предполагалось, видимо, прикрепить ворота. Остальные столбы поставить не успели. Участок был захламлён строительным мусором. Там, где не валялся мусор, росл бурьян. Призраков видно не было.

Я шагнул в призрачный мир. Ого! Недострой тут же исчез. В этом доме ведь никто никогда не жил. И теперь вместо недостроя я видел деревянный дом. Бревенчатый, низкий, с покатой треугольной крышей и резными ставнями. Такой старый, что крыльцо у него просело, одной ступенькой ушло в землю. Однако призраков я по-прежнему не замечал. Ни рядом с домом, ни внутри. Хотя, теоретически, они должны были лететь на меня, как мотыльки на огонь.

Потерявшаяся душа сумела-таки помочь себе сама? Выбралась туда, где её подобрали обходчики? Или это была пустышка? Или Даниилу Петровичу вообще померещилось? Ладно, на всякий случай проверю дом. Зря, что ли, тащился в такую даль? Загляну, потом с чистой душой в отель вернусь.

Я поднялся на крыльцо. Взялся за ручку двери. Ручка тоже была, типа, старинная: морда льва с кольцом в носу. Одна фигня: на запущенные деревянные дома, состарившиеся ещё в прошлом веке, такие ручки не ставят. Их приделывают к дверям богатых коттеджей и модных ресторанов. На старой щелястой двери пафосная ручка смотрелась, как седло на корове. Не иначе, хозяин дома работал в магазине, торгующем ручками, и спёр с витрины поизносившийся образец. Другого способа такой ручке оказаться здесь я придумать не мог. Ну да ладно, не моё дело.

Я потянул за бронзовое кольцо. Дверь не поддалась. Дёрнул посильнее. Стоит, как каменная. Я упёрся другой рукой в стену дома. Рванул что было силы. Не-а.

Ну, блин. Ладно, на нет и суда нет. Бог с тобой, береги свои призрачные тайны… Чёрт! Вот же я идиот. Это ж призрачный мир! Я могу просто-напросто сквозь стену просочиться…

Не могу. Это выяснилось в следующее мгновение. Проникнуть сквозь стену этого дома у меня не получилось. А ещё через мгновение понял, что не могу убрать руку с кольца на двери. Пальцы как будто намертво к нему прикипели, не разжимались.

По спине пробежал холодок. Осенило нехорошей догадкой. А в следующее мгновение бронзовый лев разинул пасть и начал жрать мою руку.

Мне, конечно, никогда прежде не отгрызали конечности, но я готов был поклясться, что испытываю именно такие ощущения. Заорал и выскочил в реальный мир.

Понял, что стою внутри коробки-недостроя. Руку держу перед собой и ору как резаный. Я бросился прочь. Выскочил с участка на улицу.

Рука болела адски. А хуже всего было то, что казалось: призрачный мир меня не отпустил. Продолжает удерживать. Боль не прекращалась — наоборот, становилась сильнее. Здоровой рукой я выхватил из кармана телефон, заглянул в последние вызовы. Изольда, Кондратий… Выбор сделал не раздумывая.

Кондратий ответил не сразу. И все те мучительные секунды, пока ждал ответа, я чувствовал, как из меня утекают силы.

— Алло.

— Степаныч! Я полез в дом в призрачном мире, а меня какая-то фигня за руку цапнула. Больно — жесть. И ощущение, как будто всё ещё…

— Беги оттуда! — рявкнул Кондратий. — Беги со всех ног! Где ты?

— Промышленный район. В квартале с частными домами…

— Понял. Беги к отелю! Ты в ловушку пожирателей вляпался. По дороге тебя перехвачу.

Я побежал. В призрачный мир не перемещался. Что-то мне подсказывало, что мне не понравится то, что я там увижу. Вот и нёсся, как мастер спорта. В шахматах карьера не сложилась, так хоть мировой рекорд по бегу поставлю. Жаль, фиксировать некому.

Но расстраивался я недолго. Передо мной как из-под земли выскочил Ван. Я увидел его призрачным зрением. Китаец держал призрачную палку и что-то выкрикнул.

Я резко оттормозился, выставив перед собой поражённую руку. И призрачным зрением увидел, как бронзовая голова льва жуёт её.

Ван взмахнул палкой и врезал по гриве. Челюсти головы разжались, она рухнула мне под ноги. Я попятился. Ван же, перехватив палку, как копьё, с силой пронзил ею голову. Та замерла и вдруг лопнула, будто воздушный шарик. Во все стороны полетели чёрные перья, но и те быстро истаяли.

— Следил за мной? — выдохнул я вместо «спасибо».

— Ты знаешь, что на тебя положил глаз Маэстро? — на чистейшем русском выдал Ван. — Знаешь, что твоя работа — в отеле? Знаешь, что на улицах работают обходчики? Что ты знаешь об улицах призрачного мира? Ничего. Хотел умереть или просто дурак?

«Л» и «Р» у него сливались в один звук, но словарный запас не оставлял сомнений: с русским языком у Вана всё отлично. И своё отношение к ситуации он выразил предельно доступно.

Я открыл было рот, но обнаружил, что сказать-то мне нечего. Ван был прав. Просто я до сих пор не мог соединить у себя в голове две своих жизни. В той, что была до вызова в отель, я мог спокойно перемещаться по городу, даже не глядя особо по сторонам. В этой, новой, нужно было обдумывать каждый шаг. До сих пор мне везло, прямо скажем, как пьяному. Но всему положен предел. В том числе и доле везения, что была выделена мне провидением на адаптацию к новому миру.

Шутки кончились. Дальше либо профессионализм, либо смерть. А значит, надо брать себя в руки и заставлять мозг вырабатывать новые нейронные связи.

Но кроме того, я вдруг понял, что понёсся сюда не просто так. После того, как поговорил с Даниилом Петровичем, в голове будто что-то сдвинулось, у меня выбора не было. Я… Я слышал… зов.

— Ни то, ни другое, — произнёс мой речевой аппарат, будто сам собой. — Просто знал, что так нужно.

Ван пристально вгляделся мне в глаза.

— Нет, ты не дурак, — сказал он. — Ты не сошёл с Пути. Это я дурак.

— Эм… Чего?

— Только дурак вмешивается, когда человек идёт по Пути. Я смешал свою судьбу с твоей. Я взял на себя ответственность.

— И-и-и… что теперь делать?

— Пройти с тобой этот участок Пути.

Я сделал вид, что понял. Похоже, что вановский буддизм или даосизм, или что там у него, прекрасно увязывался с нашей работой.

Рука продолжала болеть. Хотя выглядела при этом совершенно здоровой. Я осторожно прищурился и посмотрел на неё призрачным зрением. Чуть не заорал. Ладонь почернела так, что, даже без консультации с хирургом любой нормальный человек сказал бы, что здесь ампутация, без вариантов.

Послышался рёв мотора. К нам с Ваном подлетел знакомый фургон, затормозил, визжа покрышками. Кажется, ещё до полной остановки Кондратий выскочил из-за руля и подлетел ко мне.

— Сказал же, бежать! — простонал он, схватив меня за руку. — Ну что за несчастье… Давно мы видящих не теряли.

На плече у него висела матерчатая сумка. Кондратий запустил туда руку и вынул пластиковую поллитровую бутылку. Свернул пробку и облил прозрачной жидкость мою ладонь.

— Это что? — спросил я сквозь сжатые от боли зубы.

— Вода. Святая вода, из церкви.

— Помогает?

— Замедлит.

Мне показалось, как будто боль слегка приутихла. Да и чернота перестала распространяться вверх по руке.

Кондратий сунул бутылку Вану, тот молча взял. А Кондратий вытащил из сумки следующий предмет, который понравился мне куда меньше. Цельнометаллический нож какой-то вычурной формы.

— Серебро, — пояснил Кондратий. — Запоминай, выживешь — пригодится. Против пожирателей и… в общем, против пожирателей первые оружия — это вода, не обязательно святая, и серебро. Не любят они ни того, ни другого.

Так изящно заговорив мне зубы, Кондратий быстро и ловко полоснул по руке.

Я вскрикнул и тут же замолчал, глядя, как из разреза льётся на землю чёрная, будто нефть, жидкость.

Вылилось её, по ощущениям, не меньше литра. И рука сделалась обычного цвета. Разве что немного бледнее.

Ван поднёс бутылку. Ополоснул ещё раз мою руку, затем подставленный Кондратием нож.

— Ну и где ты эту дрянь нашёл? — спросил Кондратий, спрятав инструменты в свою «аптечку».

— Там, — мотнул я головой в сторону коттеджа. — Я…

Ван молча двинул в указанном направлении.

— Чего это он? — спросил Кондратий.

— Эм… Он помог мне, и теперь…

— А. Связал свой Путь с твоим? Ясно. Ну, идём.

Пока мы шли, я посвятил Кондратия в наши с Изольдой вчерашние умозаключения. Когда остановились напротив жуткого призрачного дома, мне показалось, что он мерзко ухмыляется покосившимся крыльцом. Мол, ну что, рискнёшь ещё раз?

— Не заброшенный дом, а снесённый, внутри другого, — пробормотал Кондратий. — Очень далеко от наших маршрутов. Что ж, Тимур, ты продолжаешь удивлять.

— Чем?

— Да вот этим. Ван полностью прав насчёт Пути. Ты не просто так сорвался и поехал сюда.

— Думаешь?..

— Это как раз не всегда так важно, как принято считать. В призрачном мире куда важнее уметь слышать. Не ушами, если ты понимаешь, о чём я. Сердцем.

Помолчав, Кондратий с лёгким раздражением добавил:

— Но услышав сердцем, надо всё же подумать головой! Обратился бы сразу ко мне, и… Впрочем, я бы просто отбрехался.

— Вот я так и подумал. Головой, между прочим. Потому и не стал звонить.

Кондратий сплюнул, махнул рукой и переключился в рабочий режим. Ситуация сложилась, конечно, фиговенькая, но никого назначить виноватым не получалось. Иногда дерьмо просто случается, и его нужно расхлёбывать.

Он достал телефон, поднёс к уху.

— Ким, мы, кажется, нашли. Да, да! Место, где Маэстро душу держит. Дуй сюда, запоминай адрес… Нет, больше никого. Город нельзя отставлять без догляда. Сделаем вчетвером. Угу, новичок и Ван. Давай, мухой, ждём.

Пока ждали, обошли территорию, прислушиваясь к призрачному миру. Но всё было тихо. Если душу действительно спрятали здесь, то заглушили качественно, чтобы ни звука не пробилось.

Львиной головы, конечно, не было — спасибо мне. Вместо неё осталась самая обыкновенная дверная ручка — металлическая скоба, тронутая ржавчиной. Ван сунул в неё кончик палки и потянул. Дверь со скрипом отворилась, явив за собой кромешную темноту.

— Если есть какие-то сомнения в призрачном мире — не спеши хватать руками, — сказал Кондратий. — Используй оружие.

— Но у меня нет… Пустышка? — сообразил я.

Кондратий кивнул.

— Хороший вариант. Ты мог взять с собой, как мы выяснили, семь штук. Взялся бы за дверь их руками — ничего бы с тобой не случилось.

— А что это вообще такое было?

— Ловушка. Пожиратели ставят такие капканы на неподготовленные души. В больницах частенько снимать приходится. Ты вляпался — ловушка начала тебя жрать. Защищаться ты не умеешь, долго не продержался бы. Не уверен, что я бы успел. Хорошо, что Ван подсуетился.

Я передернул плечами. Быть сожранным заживо — такая себе перспективка. Вот уж когда не порадуешься собственному живому воображению.

К дому подъехал ещё один фургон, принадлежащий Комбинату благоустройства. Подходящее название, что и говорить. Благоустраивают без устали. Ким заглушил двигатель, выбрался наружу.

По пути окинул пристальным взглядом призрачную халупу. Поздоровался со всеми за руку. Моя уже работала прекрасно, только лёгкая боль в месте разреза напоминала о пережитом приключении.

— Ну что, начнём? — предложил Ким.

Выставив перед собой палку, Ван первым двинулся внутрь.

— Что он будет делать? — спросил я. Поняв, что зачем-то понизил голос.

— Попробует убрать защиту, — отозвался Кондратий. — Если мы не слышим душу, значит, Маэстро отгородил её. В прошлый раз было так же, но в прошлый раз моих усилий хватило, чтобы пробить. А теперь, смотрю, даже Ван…

Кондратий, как и все мы, пристально наблюдал за Ваном. Тот, на фоне кромешной темноты, орудовал палкой. Наносил рубящие удары сверху вниз, как будто чертил в темноте светящиеся штрихи. Но толку от этого было немного.

— Я — к нему, — напряженно сказал Кондратий.

Бросился к Вану. В руке у него появилось оружие. Тоже палка, но не такая, как у Вана. Короткая, с полметра, дубина с шарообразным шипастым наконечником. Кондратий размахнулся и жахнул дубиной в темноту. Поверх светящихся штрихов образовалось что-то вроде вмятины. От неё во все стороны побежали искры.

— Есть! — сказал Ким. — Дрогнула. Вдвоём — должны пробить.

Я взглянул на Кима. И увидел, что он держит в руке саблю. Похожую на ту, что была у Дениса.

— Как вы всё-таки призываете оружие?

Вопрос был не сказать, чтобы своевременный, но когда ещё-то вопросы задавать? Не спрошу сразу — так и буду забывать и откладывать.

— Само появляется. — Ким вопросу не удивился. — То, что тебе привычней.

— Угу…

— Я в кавалерии служил, — проследив за моим взглядом, пояснил Ким. — Под командованием Будённого. В самом начале войны.

— Угу, — повторил я.

Количество войн, в которых мои новые коллеги принимали непосредственное участие, определенно превышало уровень моих знаний из школьного курса истории. Великая отечественная — ну, тут всё понятно. Как-никак, в городе-герое Смоленске живу, он памятью о воинской славе насквозь пропитан. Форпост Российского государства, все удары первым на себя принимал.

Про 1812-й год и Наполеона я тоже знал. Тоже, кстати, потому что Смоленск, Наполеону тут в своё время крепко рога обломали. А вот все остальные войны… Можно, конечно, попытаться оправдаться тем, что сильнее, чем я историю, ненавидела только наша историчка свою работу. Махровая была пустышка, сейчас я это понимаю. В школу ходила, как на каторгу. Отбубнить параграф, заставить учеников повторить бубнеж, понаставить двоек, если хоть слово мимо скажут, да домой пойти. Чудо, а не учительница.

Тогда я, видимо, пустышку интуитивно чувствовал. Неприязнь к учительнице переносил на предмет, и от истории шарахался так же, как от исторички. Но сейчас всё больше понимаю, что от детских комплексов пора избавляться. Хотя бы основные вехи запомнить: что там в каком году или хотя бы веке, когда был Суворов, когда Будённый, когда какая революция, и так далее. А то рано или поздно встряну в ситуацию, в которой будет вот прям сильно неудобно. Сердцем чую. А сердце у меня, как сказал Кондратий, чувствительное.

— А Кондратий где служил — что ему дубиной махать привычнее?

Ким гоготнул.

— «Дубиной»! Скажешь, тоже. Это булава.

Булава. Прекрасно. То есть, все при оружии, я один как идиот. И бежать сейчас на улицу, собирать пустышек — тоже глупо как-то. «Ким, ты тут постой, я на минутку»… Бред. И не факт, кстати, что пустышки пригодятся. Как и сабля — Киму. Мы же не воевать пришли. Плененную душу вытащим, да свалим по-быстрому…

— Есть! — подпрыгнул Ким. — Пробили!