— Положи, где взял! — рявкнул я прежде, чем успел хоть что-то подумать.
Пустышка прыжком очутился рядом с безжизненным телом и с размаху всунул в него душу. Бритый дёрнулся, шумно задышал. Бледное лицо мигом покрылось каплями пота. Он посмотрел на меня с таким ужасом, что мне самому сделалось страшно. Ему-то хорошо, он сейчас уйдёт и забудет, а мне с собой, таким страшным, ещё жить.
— Сань, Саня, ты чего, а? Ты как, Саня? — тормошили бритого агрессора дружки.
— Ничё. Пошли. Пошли отсюда!
Бросая на меня озадаченные взгляды, ребята подняли друга под белы рученьки и вывели из бара.
— Счёт! — взвыл за стойкой Дима.
Да, в некоторых случаях секьюрити на входе всё-таки не роскошь, а необходимость…
— Я оплачу. — Изольда быстро подошла к стойке. — За них и за нас. Пожалуйста.
Дима мгновенно натыкал что-то на терминале. Изольда приложила карточку — я даже вмешаться не успел. Вернувшись, она схватила меня за руку и потащила из бара.
На улице мы прошли немного, свернули в арку, где, судя по обилию бычков, убивали здоровье продавцы и фармацевты из всех ближайших магазинов и аптек.
— Тимур, что это было? — громким шёпотом спросила Изольда. — Как ты это сделал?
— Да это не я сделал, а он.
Я указал пальцем на пустышку, который попёрся вслед за нами.
— Он подчинился тебе!
— Да, — подтвердил пустышка. — Я тебя сразу почувствовал, хозяин. Ещё там, в центре.
— В каком ещё центре? — Я повернулся к пустышке.
— Где вы на дом-коммуну смотрели. Куда эти черти девчонку утащили.
— Эм… Чего?
— Ну, черти… — Пустышка завис. — Кто это, как не черти? Рогов, конечно, нет. Но всё равно должны быть черти.
— Что за девчонка? — спросила Изольда. — Когда ты это видел?
Пустышка молчал.
— Он только с тобой разговаривает, — сказала Изольда. — Спроси его. Он как камера наблюдения.
— Почему только со мной?
— А почему ты, ничего ещё не зная и не умея, сумел противостоять четырём пожирателям? Думаю, причина в том, что ты очень сильный видящий. А пустышки, как я уже сказала, чувствуют силу. Оттого и липнут к тебе. Он увязался не за мной, а за тобой. И слушается — тебя.
— Как-то странно слушается. Ты видела, он чуть человека не убил?
Тут Изольда осеклась и побледнела. Видимо, только сейчас в полной мере осознала, что вообще произошло.
— Да-да, — кивнул я. — Я-то этого парня ударить хотел! Всего лишь. Раньше, чем он ударил бы меня.
— А зачем вообще драться? Их ведь было трое — против тебя одного!
— Да потому что по-другому с этой публикой нельзя, а то уважать себя перестанешь. Так у тебя, помимо набитой морды, останется ощущение, что хотя бы пытался противостоять. А если сразу лапки задерёшь, то останется только набитая морда. Друзья этого урода стоять в стороне, конечно, не стали бы, и закончилось бы всё не очень радостно — для меня, понятное дело. И если бы всё пошло так, как должно было пойти, сейчас ты лила бы надо мной слёзы и прикладывала к моим ранам платочек. Но вмешался этот деятель. — Я кивнул на пустышку. — И выбил из парня душу. В буквальном смысле! Хотя у меня и в мыслях ничего подобного не было. Я вообще альтруист. В драку-то полез по обязанности… Какого хрена ты на него бросился? — Я повернулся к пустышке.
— Я услышал твоё желание.
— У меня не было желания выбивать из него душу! Не надо тут.
— Я услышал твоё желание, — упрямо повторил пустышка.
Он смотрел преданными глазами мне в глаза. А вместе с тем — как будто сквозь меня. Я понял, что другого ответа не услышу, до мозгов не достучусь. Трудно достучаться до того, чего нет.
— Возможно, дело в том, что ты пока не контролируешь свою силу, — сказала Изольда. — Разумом действительно собирался всего лишь ударить. А эмоционально… Знаешь, как в разговорах иногда проскакивает: «Да я его убью! Шею сверну! По стенке размажу!» Хотя на самом деле, разумеется, никто ничего подобного делать не собирается. Но пустышки — создания примитивные. Они считывают только самое простое, самое яркое. Когда ты бросился на этого парня, был зол. И пустышка решил, что желаешь ему смерти.
— А они так вот запросто могут убивать живых людей?
Изольда развела руками.
— Впервые слышу о таком. До сих пор считала, что пустышки безобидны.
— А о том, что они умеют как выбивать душу, так и запихивать её обратно? Ты видела, что он сделал?
Меня, признаться, до сих пор потряхивало. Впервые у меня на глазах так явно и страшно умирал человек. Умирал — а потом воскресал.
— Идём в отель, — решительно сказала Изольда. — Надо обо всём рассказать Мстиславе! То, как тебя слушается пустышка — выше моего понимания. Я, боюсь, не смогу быть твоим наставником, у меня не хватит для этого навыков. Тобой должен заниматься кто-то более сильный. Денис, Ван. А может, даже сама Мстислава… Идём.
— Подожди. Он тут что-то гнал про похищенную девчонку. — Я повернулся к пустышке. — Рассказывай. Что за девчонка?
— Её похитили черти и держат в доме-коммуне, — доложил пустышка.
Я вспомнил, как час назад буквально бежал к этому памятнику человеческому идиотизму. Меня как будто кто-то звал. Плакал, захлебывался от отчаяния. А потом зов прекратился. Мгновенно, словно отрезало.
— Когда это случилось? — спросил у пустышки я. — Когда черти украли девушку?
Думал, что снова ничего не осмысленного не услышу, Но пустышка приобретал всё более чёткий и уверенный вид. Ну, логично — я же с ним разговариваю, обращаюсь к нему. Вот и жрёт энергию, ни в чём себе не отказывая.
— Перед рассветом. Было ещё не светло, но уже не темно.
Мы с Изольдой переглянулись.
— Та самая, — сказал я. — Которую ищут обходчики. Помнишь, к Мстиславе их глава приходил? Получается, что пожиратели девушку не сожрали. По крайней мере, пока. Заперли зачем-то в своём убежище. Она звала на помощь, я случайно оказался неподалеку, услышал и пошёл на зов. А когда мы с тобой оказались слишком близко, пожиратели это почувствовали и каким-то образом блокировали зов. Если бы не пустышка, я вообще не понял бы, что это было.
— Да. Вероятно. Как-то так… Тимур, прошу тебя, идём в отель! — Изольда тянула меня за рукав.
— Знаешь, вот скажи мне кто-нибудь неделю назад, что такая красавица на ночь глядя будет меня уговаривать пойти с ней в отель, а я упрусь, как баран — не поверил бы. Но, увы. Жизнь — штука непредсказуемая. Ты знаешь, как связаться с Кондратием?
Изольда оказалась не менее упрямой, чем я. Связываться с Кондратием отказывалась наотрез и твердила, что мы должны вернуться, рассказать обо всём Мстиславе, а уж она пусть принимает решение — что делать дальше. Полчаса, дескать, погоду не сделают.
— Да, блин! — не сдержался я. — Откуда ты знаешь, что не сделают? Откуда знаешь, что через полчаса девчонку не сожрут⁈ Я понимаю, что тебе страшно, потому что, типа, за меня отвечаешь, и после этой идиотской драки боишься, что ещё каких-то дел наворочаю. Но и ты пойми — сейчас не та ситуация, в которой можно себе позволить время терять. Звони Кондратию!
Изольда сжала губы и достала телефон.
Через пятнадцать минут рядом с нами остановился мерседесовский грузовой фургон. Стену фургона украшали знакомый логотип и надпись: «Комбинат благоустройства „Солнечный город“». Из-за руля выбрался парень моих лет, с пассажирского сиденья — Кондратий Степанович. В одинаковых майках и рабочих комбинезонах.
Кондратий с интересом уставился на пустышку — который так и продолжал ошиваться рядом со мной.
— А это ещё что?
— Свидетель. Сообщил, что душа, которую вы ищете, похищена пожирателями и содержится в башне-коммуне.
— Пустышка? — уточнил Кондратий. — Сообщил?
— У Тимура с ними, как выяснилось, особые отношения, — сказала Изольда. — Пустышки его слушаются.
— Выяснилось? — Кондратий посмотрел на меня.
Я повернулся к пустышке.
— Стену видишь? Пешком вверх — шагом марш!
Пустышка невозмутимо шагнул на стену дома, рядом с которым мы стояли, и принялся взбираться по ней вверх. Пока мы дожидались Кондратия, у меня было время поэкспериментировать.
Парень, приехавший с Кондратием, присвистнул.
— Это как же так, Кондрат Степаныч?
— Бывает, — задумчиво глядя на шагающего по стене пустышку, сказал Кондратий. — Так что там, говоришь, с душой?
— Заперта в доме-коммуне. Два часа назад её ещё не сожрали.
— Совсем оборзел Маэстро, — процедил помощник.
— Обожди, — остановил Кондартий. — Откуда знаешь, Тимур, что не сожрали?
Пришлось рассказать про зов.
Кондратий покачал головой.
— Однако… Ты, значит, — кивнул Изольде, — зова не услышала. А ты, который в видящих — без году неделя, услыхал?
— Я виноват, что ли? Может, у меня просто внутренний слух хороший. Компенсация за отсутствие музыкального.
Парень, прибывший с Кондратием, фыркнул. Кондратий задумчиво смотрел на меня.
— Ну… «Чайник» штурмом брать — это, конечно, весело… Крови немало потеряем.
— А пока мы её теряем, Маэстро сожрёт душу, — хмыкнул помощник. — Есть такое выражение — пиррова победа. Вот это как раз будет оно.
— Значит, попробуем малой кровью, — решил Кондратий. — Вот что, Тимур. Неволить тебя я, конечно, не вправе. Тем более, что ты зелёный совсем. Всё, что дальше будет — исключительно твоя добрая воля…
— Кондратий Степанович! — ахнула Изольда.
— … но я так скажу: ваш брат нам, обходчикам, всегда помогал. Как и мы вам. Если ты сейчас с нами пойдёшь, помощь твоя может оказаться неоценимой. Ежели ты эту душу услышал, значит, тянется она к тебе. Значит, и сама будет пытаться выбраться, а не просто сидеть сложа лапки.
— Это точно, — солидно подтвердил помощник. — Если связь с душой есть — считай, полдела сделано. Без тебя-то нам туго придётся. За красивые глаза Маэстро добычу не отдаст.
— Не смей, Тимур! — воскликнула Изольда. — То, что они предлагают, очень опасно!
— Опасно, — не стал спорить Кондратий. — Потому и не уговариваю. Пусть сам решает.
— Тимур не должен сам ничего решать! — Изольда притопнула ногой. — За него отвечаю я! Так сказала Мстислава Мстиславовна!
— Что нужно делать? — спросил я.
Помощника Кондратия звали Ким. Я думал, что это фамилия, но оказалось, имя. Коммунистический Интернационал Молодежи.
— А в паспорте у тебя как написано? — озадачился я. — Просто Ким, или вот это вот полное?
Ким в ответ заржал и хлопнул меня по плечу. Ржал он вообще часто и с удовольствием. Фургон подбросило на выбоине в асфальте. Изольда позади меня шмыгнула носом. Пустышка, сидящий рядом с ней, нырнул по плечи в крышу фургона. Повисел и плюхнулся обратно на сиденье.
Пока мы ехали к дому-коммуне, Изольда успела позвонить и нажаловаться на самоуправство Кондратия Мстиславе. Непосредственно сейчас между ними шёл напряженный диалог, которого никто из нас не слышал. Только по красному лицу, летящей изо рта слюне и активной жестикуляции Кондратия можно было догадаться, что вряд ли Мстислава приглашает его на чай с плюшками.
— Это как он делает? — спросил я. Имея в виду отсутствие звука.
— Кондрат Степаныч и не такое может, — отозвался Ким.
Баранку он крутил лихо. И двигатель в фургоне оказался мощным, с места рвал — только в путь. Амортизацию бы ещё получше, чтобы зубы не стучали, когда на ухабах подбрасывает — цены бы такой машине не было.
Кондратий махнул рукой, приказывая остановиться. Фургон встал у тротуара как вкопанный. Кондратий нажал отбой на доисторической кнопочной трубке и сунул её в карман. Заговорил, обращаясь к нам. По-прежнему неслышно.
Ким гоготнул и похлопал себя по ушам.
— Тьфу, — сказал включивший звук Кондратий. — Значит, так. Берлога пожирателей — вон она, — махнул рукой в окно, на едва различимое в темноте здание коммуны. — Ты, Тимур, остаёшься здесь. Маскироваться пока не умеешь, тебя Маэстро мигом срисует. В башню пойдём мы с Кимом. Набросим маскировку и попробуем пробить защиту Маэстро. Вряд ли он её постоянно питает: раз поставил, да на том и успокоился. Пробьём его защиту — душа тебя почувствует, потянется к тебе. Мы её услышим, определим, где находится, проберёмся туда и поможем выбраться. Понятно излагаю?
— Вроде да. А опасность-то в чём?
— Если всё гладко пройдёт, то никакой опасности и не будет, — уклончиво отозвался Кондратий. — Ну, стало быть, если вопросов нет, то мы пошли.
Хлопнули двери, обходчики вышли. Я проводил их взглядом, сколько мог. Далеко не получилось: обе фигуры сразу как-то подозрительно исчезли. Причём, как от обычного, так и от призрачного зрения. Ох, и немало же мне предстояло ещё выяснить о фундаментальных законах моей новой вселенной.
— Слушай, а как они… — начал было я.
— Мстислава Мстиславовна нас убьёт, — перебила Изольда.
— Да вряд ли. Насколько я понял, видящие — на вес золота. Уж как-нибудь…
— Знаешь, Тимур, иногда ты демонстрируешь чудеса осознанности, просветлённому впору. Но иногда… Вот зачем тебе понадобился этот совершенно не нужный подвиг?
Я повернулся, окинул взглядом сперва Изольду, потом — пустышку. Резко бросил:
— Выйди.
Не сказав ни слова в ответ, мужик в спортивном костюме выплыл из машины.
— Ты чего такое говоришь? — вновь посмотрел я на Изольду. — Там девчонка ни в чём не повинная в плену у этих чертей. Что значит, «совершенно не нужный подвиг»?
Изольда потупила взгляд.
— Извини, я не то хотела сказать… Просто… Даже если бы ты был уже опытным видящим, заниматься такими вещами — не твоя работа. Знаешь, на войне есть медики. Конечно, когда приходится, они берут оружие, но никто в здравом уме не заставляет их сражаться наравне со всеми. Потому что каким бы хорошим солдатом ни оказался врач, как врач он полезнее. Потому что как врач, он спасёт десятки, сотни солдат. Даже самый плохой врач полезнее рядом с ранеными, чем в первой линии атаки.
— Неправильная аналогия, — возразил я. — Во-первых, я не в атаке. Я сижу в машине. А во-вторых, такая аналогия уместна, когда есть солдаты и есть медики. В нашем случае медики — все, а солдат не существует как класса. Освобождение заложников в компетенции обходчиков тоже не входит, если не ошибаюсь.
Я не ошибался и точно об этом знал. Помнил разговор Мстиславы с Кондратием.
Изольда не нашла, что возразить. Опустила голову, обхватила её ладонями.
— Прости. Я… просто очень нервничаю. Я ведь говорила, что ты у меня первый.
— А это-то тут сейчас при чём? — не понял я. — А… Дошло. Ты, в смысле, первый подопечный, которого тебе надо обучать?
— Ну да. А ты о чём по… Т… Тимур!!! — Изольда чуть сквозь крышу не выпрыгнула.
— Извини, извини, я думал, что… Ну, знаешь, я тут немного отстал от жизни, думал, это сейчас в порядке вещей. Типа, сразу обозначать границы, раскрывать карты, подписывать договорённости о допустимых способах близости. Я-то из другой эпохи ещё, у нас всё по-простому было, по-дикому: с секретами, намёками, говорящими взглядами, мизандерстудами — ну, не без того. Никакой цивилизованности, в общем, но своя романтика…
— Я что, выгляжу так, будто согласна прыгнуть в постель на первом же свидании? — Изольда не столько возмутилась, сколько ужаснулась.
— Ну, мы же коллеги, — ляпнул я, сам не зная, что имею в виду.
— Денис использовал этот аргумент раз двести. Не сработает.
Изольда пришла в себя и начала восстанавливать лицо. Профессиональное лицо. Получалось у неё великолепно. Подумать только — какая талантливая актриса гробит себя на ресепшене в провинциальном городке! И ведь, остановись в отеле какой-нибудь именитый продюсер, собирающийся снимать каких-нибудь «Оборотней среднерусской возвышенности», предложи Изольде другую судьбу, с софитами, фанбазой и прочим — откажется.
И не потому, что сегодня быть актрисой — совсем не то же самое, что лет двадцать назад. Сегодня хорошо раскрученный стример уделает хорошо раскрученную актрису по популярности на раз, и при этом не надо даже из дома выходить. Нет, просто у Изольды есть настоящая работа, которую она не бросит ни за какие коврижки. Потому что знает, что важнее её работы в мире, пожалуй, что и нет.
Я начал было формулировать ответ в духе «да не очень-то и хотелось», но в какой-нибудь мягкой, обтекаемой обёртке. Так, чтобы не поссориться, однако при этом сохранить достоинство. Не успел. Дверь со стороны водителя открылась, и на сиденье прыгнул Ким.
Он молча повернул ключ в зажигании, одновременно захлопнув дверь. Пристегнулся.
— Как прошло? — спросил я.
— Где Кондратий? — поинтересовалась Изольда.
Ким проигнорировал оба вопроса. Он осторожно вывел фургон на дорогу и поехал, постепенно наращивая скорость.
— Ким! — прикрикнула Изольда.
— Что? — дёрнулся тот.
— Что случилось, куда мы едем?
Ким поиграл желваками. От прежнего весельчака и следа не осталось. Он вцепился взглядом в полотно дороги так, будто лишь силой этого взгляда фургон удерживался на маршруте.
— Всё оказалось серьёзнее, чем мы думали, — процедил он сквозь зубы. — Нужно кое-что сделать.