На лифте я спустился вниз и прошёл в кафетерий. Он же — Хлебный дом, он же — мозговой центр отеля, поскольку территориально именно здесь работала Мстислава Мстиславовна.
Она была на месте. Сидела всё за тем же столиком напротив уже знакомого мне Кондратия Степановича, главы обходчиков. Тот поставил на столик смартфон и демонстрировал новостной сюжет. Оба были поглощены зрелищем.
— Не знал, что в призрачном мире работают гаджеты, — заметил я, подходя ближе.
— Тш! — махнула рукой Мстислава. — Присядь-ка.
Заинтересованный, я подтащил стул и сел, наклонившись, чтобы лучше видеть экран.
Камера демонстрировала набережную Днепра. Светловолосая девушка с микрофоном профессиональным безэмоциональным тоном вещала:
— … где сегодня утром было найдено тело. Это уже второй аналогичный случай за месяц, первый был всего неделю назад, что позволяет предположить появление в Смоленске очередного серийного убийцы. Полиция не даёт комментариев. Однако мы не можем не вспомнить пойманного три года назад так называемого Сигнальщика*. Я напомню, что этот убийца действовал ещё в девяностые, потом якобы был арестован и умер в психиатрической клинике. Но два десятилетия спустя аналогичные убийства возобновились. По официальной версии следствия, это был подражатель, и его якобы удалось задержать. Но вот проходит три года, и молодые женщины вновь стали объектом охоты. Полиция воздерживается от комментариев…
Кондратий Степанович выключил смартфон и сунул его в карман комбинезона.
— Такая вот ерунда, — вздохнул он.
— Думашь, Маэстро? — спросила Мстислава.
— Ну… Ты помнишь, когда он появился?
— Да по мне — как будто вчера.
— Три года назад и появился. Всех пожирателей к рукам прибрал.
— Но не сам же он убивает, Кондратий.
— Нет, конечно. Нашёптывает кому-то из реальных людей. А то ты не знаешь, как это делается.
— Знаю, не учи учёную…
— Вот и смотри. Елизавета Кохина, которую ваш новичок выловил, была неделю назад. И ею Маэстро очень сильно интересовался. Но заполучить не сумел. А сейчас — аналогичное убийство.
— Душу нашли? — спросил я.
Кондратий посмотрел на меня, как на пустое место. Не высокомерно, просто видно было, что мыслями мужик далеко.
— Нет… И Кохину бы не нашли. Собственно, и не нашли, там просто случайное совпадение получилось, что она к тебе пришла. А теперь пожиратели, видимо, лучше подготовились. Искали, парень, искали. — Кондратий проявил некоторые признаки осознанности. — Не надо на меня, как на врага народа… Мы своё дело знаем, и помимо долга — нам не всё равно. Да только вот…
— Может, ещё и придёт к кому-то, — пробормотала Мстислава, но в её голосе не было не то что уверенности — даже элементарной надежды.
— Всё в воле Света, — легко согласился Кондратий Степанович.
— Может, убитая вовсе пустышкой была.
— Может, конечно, и была… Но насколько я знаю Маэстро, он наобум ничего не делает.
— Так, может, совпадение…
— Ты, Мстислава, погоди. Я ж самого главного не досказал, зачем явился.
— Ну?
— В полиции у меня, конечно, свои люди есть, так что знаю некоторые подробности, прессе о таком не отчитываются. На теле записку нашли. Два слова: «Я предупреждал».
Мы с Мситславой переглянулись. У меня по спине пробежал холодок. Мы прекрасно помнили слова Маэстро, произнесённые на парковке: «Через пару дней вам будет не до смеха, обещаю».
— И что он за игру затеял? — процедила сквозь зубы Мстислава.
— Мне не отчитывался. Но… он убивает. А потом собирает души.
— Для чего?
— Самое очевидное — жрать. С одной неподготовленной души вся их братия может неделю кормиться. Это ведь не пустышки, которых — на один укус.
— Кондратий… Ты ж понимаешь, что это значит?
— Не говори, Мстислава. Думать тошно.
— А кому-то придётся сказать. Война это. И лучше бы ты своим тоже говорить начал. Чтоб потом — не гром среди ясного неба.
— Послушай…
— И слушать не желаю. — Мстислава поднялась. — Этот выродок тут охотничьи угодья обустраивает, а мы сидеть будем? Смотреть? Ждать, пока милиция его поймает?
— Полиция сейчас, опять…
— Да у них то милиция, то полиция, завтра жандармерию придумают — голова треснет запоминать. Стара я уже за модами следить, ты меня понял. Так вот, поймать убивца, может, и поймают — но Маэстро себе другого найдёт, нашепчет ему и всё повторится. А такой службы, чтоб ему лично руки обрубить, у нас нет. Значит, придётся самим воевать, некому больше.
Кондратий вздохнул и вновь посмотрел на меня. На этот раз — с сочувствием.
— Не в добрый час ты к нам присоединился, Тимур.
— Это смотря как посмотреть. — Я старался выглядеть и говорить так, будто у меня все кишки от страха в узел не завязались. — Если мы войну проиграть собрались — тогда да, не в добрый. А если побеждать хотим, то как раз наоборот.
— Вот это — по-нашему! — провозгласила Мстислава и сухонькой с виду ручонкой так шибанула меня по плечу, что рука онемела до самой кисти.
Когда Кондратий ушёл, мы с Мстиславой остались одни. Она немедленно раскочегарила свою трубочку. Я ничего против не имел. Во-первых, в призрачном мире трубка вообще не пахла, а во-вторых, даже в человеческом давала вполне приятный аромат.
— Ну что, поселил свою клиентку? — спросила Мстислава.
— Да. И хотел спросить… Хм. Ну, примерно обо всём.
Мстислава усмехнулась. Вообще, вела она себя абсолютно спокойно, и это успокивало и меня. Если и будет война с пожирателями, то не вот прям щас. А то я пока морально не очень готов. Как вспомню этих страхолюдин — аж передёргивает.
— Значит, всё-таки соображаешь, что знаний у тебя — нуль, да?
— Ну так… я ж не мальчик.
Мстислава фыркнула. Видимо, у неё имелись свои соображения по этому поводу, но она пока предпочла их держать при себе.
— Ну, слушай. Первое, что тебе нужно сделать — выяснить, почему душа не уходит. Что её держит.
— О… ке-е-ей. И как это сделать?
— Говорить. Спрашивать. Но не прямо в лоб, конечно. Потому что… — Тут Мстислава подалась вперёд и сделалась серьёзной. — Потому что с Лизой тебе тогда повезло. После того, что она перенесла, с пожирателями, сама всё поняла. И ей оставалось только смириться. А обычно — не так. Души не вполне понимают, что с ними. И если ты прямо скажешь, что, мол, простите, вы умерли — может много чего нехорошего случиться. Как минимум — истерика. А как максимум — узнаешь, на что способна душа, выведенная из равновесия.
Я попытался припомнить, сколько раз сказал Лизе, что она мертва или что она призрак. Н-да уж. Действительно, повезло так повезло.
— Ну и как им дать понять, что они мертвы? — пожал я плечами. — Пять стадий принятия?..
— А вот это, Тимур, самое тонкое. Не обязательно вообще давать это понять.
— Как так?
— Ну, вот так. Представь себе, что ты работаешь с душевнобольными людьми. Их что-то тревожит, они чего-то хотят. Выясни, чего именно, попробуй им это дать. Если невозможно — поговори, объясни, почему нельзя. Не сразу получается, но если будешь продолжать работать, то однажды найдёшь то, что их держит. Поможешь одолеть — и душа вознесётся. В некоторых случаях — так и не осознав, что произошло.
Помолчав с задумчивым видом, Мстислава добавила:
— Это самый прекрасный момент в нашей работе. Ни одну из вознесенных душ ты никогда забыть не сможешь.
Я вспомнил, как возносилась Лиза, и вынужден был признать правоту Мстиславы. Это было действительно какое-то совершенно уникальное чувство. Чувство невероятного покоя и благодати, сопричастности чему-то бесконечно великому и настолько мудро устроенному, что даже быть просто крохотным винтиком в этом колоссальном механизме — уже счастье.
— Понятно, — встрепенулся я. — Там, вот, эта моя бабка творога попросила. Ей привезли. Это же хорошо, да? Мы, значит, уже начали с ней работать?
— Хорошо, Тимур, это когда душа вознеслась. Всё, что до этого, оценить трудно. Иногда к цели ведут извилистые пути. Иногда и сам не понимаешь, как оно получилось. А иногда… Иногда не получается ничего.
— Это как? И что происходит с теми душами, с которыми не получается?
Мстислава посмотрела на меня молча и тяжело. Я сглотнул.
— Растворяются, как пустышки?..
Мстислава закрыла глаза, обозначив кивок.
Возвращался я в номер своей подопечной воодушевлённым. Открыл дверь ключ-картой, вошёл внутрь и обнаружил, что клиентка на месте. Она сидела на стуле и облизывала ложку. Пустая тарелка из-под творога стояла на столе, рядом лежал стеклянный колпак.
— Поели? — бодро спросил я и, взяв второй стул, развернул его, сел напротив клиентки.
— Да, спасибо тебе, сынок, — сказала бабушка. — Такого творожка я уж сто лет не ела. Раньше-то всё вкусное было — и творог, и молоко, и мясо. А сейчас кормят скотину несчастную всякой гадостью. Всё больше чтоб, всё чтобы больше и больше…
— Это понятно. А вы расскажите, что вас беспокоит.
Мысленно я поморщился и поставил себе троечку. Такой себе из меня тонкий психолог… Ну, да я особо и не претендовал. Мой профессиональный пик до недавних пор — фраза «Здравствуйте, что вам подсказать?». Я, как говорится, не волшебник, я ещё только учусь.
Бабушка положила ложку в пустую тарелку и глубоко вдохнула. В следующую секунду на меня хлынул поток всего того, что её беспокоило. И я едва не захлебнулся.
Пенсия слишком маленькая. На почте одни жулики, постоянно предлагают получать пенсию на какую-то карту — но её не проведёшь, она каждый месяц на этих жуликов в милицию жалуется, а милиция ничего не делает, только сидят и важничают. Дети у соседей слишком громко играют по вечерам, она телевизора не слышит, приходится громче делать, а потом соседи зачем-то в стенку стучат. Лавочки во дворе спилили — а зачем, кому мешали? Теперь и посидеть негде, понаставили вместо лавочек черт-те чего. А цены в магазинах ты видел? Это же грабители настоящие в магазинах сидят.
— Так-так-так, погодите, — вклинился я в первый же образовавшийся пробел. — Нет, вы скажите, что вас особенно-особенно беспокоит? Так, что прямо спать не можете?
Бабушка задумалась и сказала, что особенно-особенно её беспокоит американский президент.
«Приплыли, — с тоской подумал я. — Нет, скальп американского президента я, наверное, не достану. Даже если очень захочу. Как там Мстислава говорила? Объяснить, почему нельзя? Попробуем».
— Да разве ж это важно? — сказал я, стараясь улыбаться, как опытный психиатр. — Там, в этих новостях, вечно всякий бедлам творится. Из-за всего переживать — переживалки не хватит. Я считаю, что в первую очередь о себе надо беспокоиться. О своей душе. Если сам живёшь правильно, в согласии с собой, то и окружающие, глядя на тебя, подтягиваются. Помните, как там, у одного советского поэта: «Душа обязана трудиться и день, и ночь». Вы мне о своих сокровенных тревогах скажите. Ну вот, например, меня недавно очень тревожило, что моя работа настоящей пользы не приносит никому. Хотел, понимаете, гордиться тем, что делаю, а не получалось. А вы?
Пожевав сухими губами, бабушка приоткрыла душу:
— Туфли-то у меня — совсем разваливаются.
— Туфли?..
— Во, гля-ка, — бабка приподняла ногу. — Каши просют. А я, дура старая, уж и не соображаю, как новые купить.
Я уж было хотел снова объяснить старушке, что всё это есть тлен, материальные мелочи. Но потом решил: да фиг с ним. Это для меня проблема с туфлями — фигня, а у бабушки, может, с ними глубокая духовная связь. Меня честно предупредили, что работа, скорее всего, будет долгой, и к цели придётся идти извилистыми путями. Многие из которых могут оказаться тупиковыми. Туфли так туфли, для старта пойдёт. А там, может, я доверие бабушки завоюю, вот она мне и скажет чего-нибудь.
— А какой у вас размер? — спросил я.
Уже выйдя за дверь, остановился и нахмурился. Как будто что-то было не так… Но что? Поведение бабки? Да поведение как поведение. Я что-то ляпнул? Вроде нет. Ключ-карта при мне. А червячок какой-то гложет… Этакое мерзкое ощущение, когда тревога есть, а источника не понимаешь.
Я спустился вниз, пересёк холл — уже в реальном мире, не в призрачном. У стойки было многолюдно, я даже не бросил взгляд туда на предмет Изольды. Вышел из отеля и только переходя дорогу, вспомнил, что было не так. Вспомнил — и рассмеялся.
На телевизоре в номере висела салфеточка. У старшего поколения завешивать экраны было традицией. Нафига — не очень понятно. Нет, ну сегодня-то логично, мало ли, в какой пиксель следящую камеру вмонтировали хитрые инженеры. А вот в прежние времена — загадка. Может, от пыли, а может, ради какой-то сомнительной эстетики.
Почему-то эта салфетка, невесть откуда появившаяся, взволновала моё подсознание. Но, как это часто бывает, вытащив предмет беспокойства в сознание, я понял, что причин для беспокойства нет. Бабушка решила немного обуютиться, только и всего.
Бодро насвистывая, я добрался до ТЦ, в котором на двух этажах воцарился магазин дешёвой одежды и обуви. Там я неоднократно затаривался. Не столько из соображений экономии, сколько просто реально не видел смысла платить больше. В моей жизни был только один случай покупки дорогих джинсов, спасибо, больше не надо. Мало того, что они при первой же стирке полиняли тонов на двадцать, так ещё я их, как назло, облил хлоркой, посадив пятно на самом неприличном месте. С тех пор больше косаря на джинсы не трачу, принцип.
Я прошёлся по отделу женской обуви. Нашёл какие-то псевдокожанные туфли фасона «прощай, молодость». Заплатил за них кровных девятьсот пятьдесят рублей и пошёл обратно к отелю.
В этот раз, открыв дверь номера, я замер на пороге. Унявшаяся было тревога с новой силой долбанула по мозгам.
По мини-коридорчику, ведущему от двери к комнате, струился половик. Этакая пёстрая ковровая дорожка, призванная собирать пыль и не выполнять никаких полезных функций в доме.
Я прошёл в комнату, осторожно ступая сбоку от половика, с которым мне не хотелось иметь ничего общего. А войдя, чуть не выругался вслух матом.
На стене за кроватью висел советский ковёр, из тех, что своим узором могли бы вдохновить Лавкрафта. Кровать покрывал плед в красно-коричневую клетку, сотканный, должно быть, годах в восьмидесятых. На сиденьях стульев лежали вязаные поджопники. И даже шторы поменялись. Вместо безжизненных серых гордо свисали вызывающе золотые с длинной бахромой.
— Простите, пожалуйста, — нашёл я в себе способность издавать осмысленные сочетания звуков. — Мы же не познакомились даже. Меня Тимуром зовут, а к вам как обращаться?
— Лидия Ивановна я, — сказала старушка, вывалившись откуда-то из недр стенного шкафа.
— Лидия Ивановна, а чем это вы тут занимаетесь?
— Да что ж это за комната-то, будто и не по-людски, и жить-то не хочется. Дай, думаю, хоть украшу немножечко.
Прозвучало невинно.
— Ага, — сказал я. — Ясно… Ладно. Я вам туфли принёс, новые. Вот, попробуйте.
Рассыпаясь в благодарностях, плача и крестя меня поминутно, бабушка примерила туфли (я обратил внимание, что по комнате она уже гуляет в затасканных коричневых тапочках) и осталась весьма довольной.
Я с надеждой посмотрел на окно. Ослепительный луч падать не спешил.
— Чайку́, может? — суетилась Лидия Ивановна. — Да ты садись-садись, я сейчас вот позвоню, попрошу — и печеньица принесут, тут всё можно!
Я заметил, что тарелка из-под творога и стеклянный колпак исчезли, а вместо них образовались блюдо с крошками от печенья, чашка на блюдце со следами заварки и вазочка с фантиками от шоколадных конфет.
Упав на стул, я подумал, что, может, всё это было и не очень хорошей затеей. И что, возможно, отговаривали меня отнюдь не зря. Но сдаваться пока не собирался.
≡≡
*Сигнальщик — отсылка на роман «Сигнал из прошлого»:
https://author.today/work/130994