Резкий крик ворвался в мой сон, словно удар хлыста. Я вскочил, путаясь в простынях, сердце бешено колотилось.
— На колени, ничтожества! — раздался властный голос со двора. — Скоро вы все будете моими, и если я прикажу вылизывать мои сапоги, вы будете делать это с благодарностью!
Что за чертовщина? Это кто-то голосит на моих крепостных?! Не мужик, это мои крепостные! Кто посмел распоряжаться ими на моей земле?
Я подлетел к окну, едва не сорвав тяжелые бархатные шторы. Яркий утренний свет ударил по глазам, заставив меня на мгновение зажмуриться. Нужно уже привыкнуть к палящему огненному шару в небе… Когда зрение прояснилось, я увидел источник шума.
На заднем дворе, словно павлин среди куриц, красовался молодой человек. Его платиновые волосы сверкали в лучах восходящего солнца, словно начищенное серебро. Дорогой костюм цвета морской волны сидел так идеально, будто был частью его тела. В руке он сжимал трость с серебряным набалдашником в виде змеиной головы.
Лицо незнакомца, бледное и остроугольное, кривилось в презрительной усмешке. Серые глаза холодно оглядывали двор, словно выискивая новую жертву для издевательств.
— Эй, ты! — рявкнул он, указывая тростью на пожилого садовника. — Да-да, ты, старый пень! Подойди сюда!
Дрожащими ногами старик приблизился к нему. Блондин окинул его брезгливым взглядом.
— На колени! — приказал он. — Я хочу видеть, как ты будешь целовать мои сапоги!
Внутри меня что-то щелкнуло. Гнев, горячий и яростный, затопил все мое существо. Как он смеет? Это мои люди, моя земля!
Я бросился к гардеробу, на ходу натягивая первое, что попалось под руку — белую рубашку и темные брюки. Плевать на этикет, я должен был остановить это немедленно.
Вылетев из комнаты, я едва не сбил с ног Ольгу, которая только что вышла из своих покоев. Ее волосы были растрепаны, а на лице читалось смятение.
— Что за шум? — спросила она, подавляя зевок.
— Сейчас разберусь! — бросил я, перепрыгивая через две ступеньки.
— Только держи себя в руках! — крикнула она мне в спину.
Ворвавшись во двор, я увидел, как этот белобрысый хлыщ замахивается тростью на Марфу, которая, спотыкаясь, пыталась увернуться от удара.
Мир словно замедлился. Я почувствовал, как демоническая сила вскипает внутри меня, требуя выхода. Одним стремительным движением я оказался рядом с Марфой, перехватив трость в сантиметрах от ее лица.
— Какого дьявола ты творишь? — прорычал я, сжимая трость так, что дерево затрещало.
Блондин уставился на меня, его серые глаза расширились от удивления, а затем сузились в ледяные щелочки.
— Ведминов? — выплюнул он, пытаясь выдернуть трость из моей хватки. — Какая неприятная неожиданность. Я думал, ты все еще гниешь в своей постели.
Я узнал его по воспоминаниям Ивана. Это был Дмитрий Шереметьев, сын одного из самых влиятельных графов империи. Мы встречались несколько раз при дворе, когда отец Ивана еще был жив. Ивана он всегда презирал, считая слабаком и недостойным наследником.
— Шереметьев, — процедил я сквозь зубы, — что ты здесь забыл?
Дмитрий выпрямился, одернув свой идеально сидящий пиджак. Его губы изогнулись в надменной усмешке.
— О, Ведминов, неужели ты не рад старому другу? — протянул он, растягивая слова. — Хотя, о чем это я… Какие уж тут друзья, когда твой род пал так низко. Мы с такими предпочитаем не знаться…
Ах ты ж разряженный петух… Я почувствовал, как гнев поднимается во мне горячей волной.
— Убирайся, — произнес я тихо, но в моем голосе звенела сталь. — Немедленно.
Дмитрий фальшиво рассмеялся.
— Убираться? О нет, дорогой Ванечка, — он сделал шаг вперед, его глаза блеснули злорадством. — Я, пожалуй, задержусь. Знаешь, может быть, я даже возьму в жены твою сестру. Ольга, кажется? Ей ведь нужен достойный муж, а не нищий брат-калека.
Я едва сдерживался, чтобы не броситься на него. Но тут раздался властный голос:
— Дмитрий! Довольно!
На крыльцо веранды вышел высокий мужчина средних лет. Его седеющие волосы были аккуратно зачесаны назад, а холодные серые глаза смотрели с нескрываемым презрением. Это был граф Ростислав Вадимович Шереметьев, отец Дмитрия.
— Надо же, какие люди! — раздался голос матушки. Агриппина Дмитриевна вышла из дома, ее лицо было бледным, но держалась она с достоинством подходя к уличному столику и стульям. — Чем обязаны визиту столь высоких гостей?
За матушкой вышла Олька и сделав реверанс присела рядом с матушкой аккуратно уложив подол платья.
— Полно, Агриппина Дмитриевна! — прогнусавил граф, растягивая слова. — Уж не думали ли вы, что мы позабыли о ваших… хм, затруднениях?
Он брезгливо смахнул невидимую пылинку с обшлага сюртука и скривился, словно от зубной боли. Дмитрий же, тем временем, бесцеремонно плюхнулся на стул рядом с Ольгой и, закинув ногу на ногу, процедил:
— А ведь папенька, между прочим, по доброте душевной согласился выкупить ваше захудалое поместье. За долги! Иначе вам, голубушка, их ни в жизнь не погасить.
— Однако, — вновь заговорил граф, — мы получили известия о якобы чудесном выздоровлении вашего… сына. И даже более того — о его поступлении в Магическую Академию!
Он скользнул по мне оценивающим взглядом и фыркнул:
— Хотя, признаться, в это верится с трудом. Тощ, бледен, да и вообще на последнем издыхании, как погляжу. Мы-то думали, Агриппина Дмитриевна, он уже и вовсе приказал долго жить!
— Да-да! — поддакнул Дмитрий, ухмыляясь. — То-то было бы славно! Глядишь, и вам бы свезло пристроить вашу красотку Ольгу к какому приличному семейству. А то ведь засидится в девках-то, ха-ха!
Ольга метнула на него испепеляющий взгляд и поджала губы, но смолчала. Я уже был готов обложить этих двоих отборным матом. Однако память Вани услужливо подсказала, что связываться с Шереметьевыми — себе дороже… может пострадать семья. Слишком уж влиятельны, слишком близки ко двору. С этим нужно повременить!
— Благодарю за заботу, — процедила матушка сквозь зубы. — Однако вынуждена вас огорчить. Мой сын жив и, как видите, вполне здоров. Более того, он станет лучшим учеником Академии, помяните мое слово! И все векселя мы погасим, до последней копейки.
— О, не сомневаюсь! — притворно восхитился граф. — С вашими-то талантами, голубушка… К перезакладыванию фамильных ценностей, например!
И весь двор огласилась издевательским хохотом отца и сына Шереметьевых. Однако мать невозмутимо выдержала этот натиск.
— Что ж, раз уж мы все прояснили — не смею вас более задерживать, господа. Как видите, мы собираемся с сыном в дорогу. В Академию!
Граф скрипнул зубами и процедил:
— Ну что же, не смеем препятствовать! Но знайте, Агриппина Дмитриевна, от нас так просто не отделаетесь! Эти векселя — они никуда не денутся. Либо деньги, либо поместье — выбирать вам!
Наконец они направились на выход. Я смотрел, как они садятся в свою роскошную карету. Она была настоящим произведением искусства: отделанная темным лаком, с золотыми узорами и гербом Шереметьевых на дверцах. Кони, запряженные в нее, были под стать — вороные, с лоснящимися боками и гордо поднятыми головами.
Когда карета тронулась, поднимая клубы пыли, Дмитрий высунулся из окна и крикнул:
— До встречи в Академии, Ведминов! Посмотрим, как долго ты там продержишься!
Я стоял, сжимая кулаки, и смотрел, как карета исчезает за поворотом. Внутри меня бушевала буря эмоций: гнев, стыд, решимость. Я, Велиал, один из могущественнейших демонов ада, не позволю каким-то смертным унижать меня и мою… семью.
Ольга подошла ко мне и положила руку на плечо.
— Не позволяй им залезть тебе в голову, — сказала она тихо. — Мы справимся. Мы должны справиться.
Не успела пыль, поднятая роскошной каретой Шереметьевых, осесть, как во двор въехал другой экипаж. Контраст был разительным: если карета графа сверкала лаком и золотом, то этот экипаж выглядел так, словно повидал лучшие дни еще при прадеде нынешнего императора.
Краска на боках облупилась, обнажая потрескавшееся дерево. Колеса, казалось, вот-вот развалятся, издавая жалобный скрип при каждом обороте. Лошади, тощие и понурые, едва волочили ноги.
— Матушка! — воскликнула Ольга, всплеснув руками. — Зачем вы так потратились, наняв карету? Пусть бы ехал на коне!
Агриппина Дмитриевна вздохнула, поправляя выбившуюся прядь волос:
— Много вещей и книг нужно перевезти разом, а не довозить потом. Один раз можно и потратиться. Да и кони те… дохлые!
Я смотрел на этот жалкий экипаж, чувствуя странную смесь эмоций. С одной стороны, демоническая гордыня возмущалась такому унижению. С другой… я ощущал что-то вроде благодарности за эту жертву, на которую пошла семья ради меня.
— Спасибо, матушка, — сказал я, стараясь, чтобы голос звучал искренне. — Я… ценю это.
Агриппина Дмитриевна улыбнулась, в ее глазах блеснули слезы:
— Ох, Ванечка, — она обняла меня, и я снова почувствовал это странное тепло в груди. — Только береги себя там, хорошо?
Слуги начали грузить вещи в экипаж. Чемоданы, сундуки с книгами, какие-то свертки — все это с трудом умещалось в тесном пространстве. Кучер, пожилой мужчина с седой бородой, озабоченно качал головой, явно сомневаясь, выдержит ли его развалюха такой груз.
Пока шла погрузка, матушка настояла, чтобы я плотно позавтракал.
— Дорога долгая, — приговаривала она, подкладывая мне на тарелку блины с вареньем. — Нужно набраться сил.
Наконец, все было готово. Я стоял у экипажа, чувствуя, как внутри растет нетерпение. Новая жизнь ждала меня, полная вызовов и возможностей.
— Ну, с Богом, — сказала матушка, крестя меня.
Я едва удержался, чтобы не отшатнуться от этого жеста, но вовремя вспомнил, что должен играть роль.
Ольга подошла последней. Она смотрела на меня пристально, словно пытаясь прочесть мои мысли:
— Не забывай, кто ты… кто ты теперь! — сказала она тихо. — И зачем едешь туда.
Я кивнул, понимая скрытый смысл ее слов. Да, я помнил о нашем разговоре, о тайнах этой семьи и о том, что мне предстояло сделать.
Сев в экипаж, я в последний раз окинул взглядом поместье. Странно, но я почувствовал что-то вроде… сожаления? Неужели это место за столь короткое время стало для меня чем-то вроде дома?
Кучер щелкнул кнутом, и лошади, кряхтя, тронулись с места. Экипаж затрясло на ухабистой дороге, и я понял, что путешествие будет не из приятных.
Дорога стелилась перед нами бесконечной лентой. Наше имение, затерянное в глуши Московской губернии, отделяли от столицы добрые четыре часа тряски. Я устроился на продавленном сиденье, чувствуя каждую выбоину и ухаб, и принялся рассеянно разглядывать проносящиеся за окном пейзажи.
Поначалу мелькали привычные виды — покосившиеся избушки, словно пьяные мужики, едва держащиеся на ногах; убогие лачуги, прижавшиеся к земле, будто в страхе перед господской плетью; пыльные проселки, извивающиеся, как пересохшие русла рек. Но постепенно картина начала меняться. Все чаще стали попадаться добротные каменные дома под железными крышами, гордо поблескивающими на солнце. Грунтовку сменила ровная мощёная дорога, по которой наш экипаж покатил заметно бодрее.
Вдали уже вырисовывались очертания города. Над морем черепичных крыш, словно маяки в бушующем океане, возвышались многочисленные башни и купола. Между ними, будто диковинные рыбы, сновали юркие дирижабли. Близость цивилизации ощущалась почти физически — воздух, казалось, звенел от напряжения и возможностей.
Вскоре мы свернули с дороги которая вела в столицу и примерно спустя час, перед нами раскинулась анфилада внушительных строений — громада Академии магии. Древние стены из потемневшего камня, хранящие тайны веков, увитые плющом башенки, тянущиеся к небу. Неподалеку виднелись острые шпили Храма духовенства, и приземистые корпуса Воинской Академии.
Наша карета уже почти въехала в распахнутые ворота, когда вдруг прямо перед нами, едва не задев лошадей, вылетел роскошный экипаж. Я еще больше вылез в окно недовольно наморщив лоб. Сверкающий лак, витиеватая резьба, гербы на дверцах — все выдавало в нем транспорт высшей аристократии.
Карета остановилась, дверца распахнулась, и на брусчатку выпорхнула девушка в форменном платье Академии. Едва взглянув на нее, я почувствовал, как сердце пропустило удар. Дьявол, до чего же хороша! Точёная фигурка, пышная грудб, осиная талия, которую, казалось, можно обхватить одной рукой, ножки от ушей — само совершенство. А эти губы, созданные для греха — полные, чувственные, изогнутые в надменной усмешке.
Нет, я, конечно, повидал красоток, но эта блондинка определенно была из высшей лиги. И ведь знает о своей красоте, стерва — каждое движение, каждый взгляд словно кричат об этом. От нее за версту веяло опасностью, уж я-то в этом толк знаю.
— Куда прешь, деревенщина? — процедила она, смерив меня высокомерным взглядом. Ее голос, низкий и бархатистый, словно дорогое вино, обволакивал и дурманил. — Не видишь, кто едет?
Я почувствовал, как внутри закипает ярость. Мало мне было Дмитрия, теперь еще и эта пигалица будет указывать?
— А ты не боишься, что твой острый язычок однажды доведет тебя до беды? — процедил я, спрыгивая с кареты на землю.
Внезапно воздух вокруг накалился, и из окна кареты блондинки, словно сгусток раскаленной лавы, вылился ОН. Перст. Его тело, гибкое и текучее, казалось соткано из живого пламени. Каждое движение — смертоносная грация хищника, каждый жест — угроза.
Я невольно отступил на шаг. Чёрт возьми, настоящий огненный перст! В книгах я видел изображения огневиков, но этот экземпляр… он был на совершенно другом уровне.
Перст двигался как гимнаст и это немного раздражало, каждый его шаг оставлял на брусчатке тлеющий след. Ни одного лишнего движения — чистая, концентрированная мощь. И глаза… Узкие зрачки полыхали адским пламенем, пронзая насквозь, выискивая малейшую слабость.
Существо оскалилось, обнажив ряд белоснежных зубов. От его рыка задрожали стекла в окнах.
— Спокойно, Азраил, — небрежно бросила девушка. — Нечего тратить силы на всякий мусор.
Но я уже был на взводе.
— Кого ты назвала мусором? — прорычал я, делая шаг вперед.
Азраил мгновенно среагировал. Его тело вспыхнуло ярче, и он бросился на меня, оставляя за собой огненный след.
Инстинкты сработали быстрее мысли. Я отпрыгнул в сторону, едва избежав огненных когтей. Жар опалил лицо, запах паленых волос ударил в нос. Твою мать, да он же просто бешеный!
Азраил развернулся для новой атаки, его глаза полыхали жаждой крови. Я понял — еще мгновение, и от меня останется лишь горстка пепла.
И тут что-то щелкнуло в моем мозгу. Время словно замедлилось. Я почувствовал, как мысли обретают форму, становятся осязаемыми. СТОП! Я вложил в этот приказ всю силу воли.
К моему изумлению, Азраил замер на полпути, его огненное тело застыло как и пламя вокруг него. В глазах мелькнуло застывшее удивление, смешанное с яростью.
Девушка резко обернулась, ее лицо исказилось от шока:
— Что за… Как ты это сделал?
Я и сам не до конца понимал, почему-то раньше это работало должным образом только во сне. Телепатия… неужели это тело наконец смогло ею управлять? Но тут магия сдерживающая его ослабла и спустя несколько секунд он дернулся с места.
— Азраил, назад! — скомандовала девушка, и перст мгновенно, но нехотя отступил, все еще сверля меня глазищами. Огонь покрывавший тело перста погас и он стал обычеым человеком… ну как обычным! Стремным, похожим на маньяка человеком. И эти его белые кудряшки… фу!
Девица окинула меня оценивающим взглядом, в котором читалось что-то новое — интерес?
— Кто ты такой? — спросила она, чуть склонив голову набок. — Я не припомню тебя среди студентов.
— Новенький, — ответил я, стараясь, чтобы голос звучал ровно. — Только прибыл.
— Хм, — она задумчиво постучала пальцем по губам. — Интересно. Не каждый день встретишь кого-то, способного остановить Азраила. — Она усмехнулась. — Возможно, ты не такой уж мусор, как я думала.
— Польщен, — саркастически ответил я.
— Не зазнавайся, — отрезала она. — Просто ты… неожиданный. — Она развернулась, взмахнув волосами. — Идем, Азраил. После выходных не хочется идти на занятия. Прогуляемся…
Перст бросил на меня последний угрожающий взгляд и последовал за хозяйкой.
Я перевел дыхание, чувствуя, как адреналин бурлит в крови. Эта встреча всколыхнула во мне что-то древнее, демоническое. И открыла новые возможности.