Охваченные тревогой, мы бросились на поиски Анны. Все, включая генерала Громова, рассыпались по полю боя, лихорадочно высматривая ее среди павших и раненых. Старый вояка кряхтел на ходу, его лицо исказилось от волнения и досады. Он то и дело утирал пот со лба замусоленным платком и хрипло бормотал себе под нос:
— Вот незадача! Не дай бог, родственница Императора помрет в первый же день на практике. Мне тогда головы не сносить! Государь с меня шкуру сдерет, на медные пуговицы пустит!
Вокруг царила поистине жуткая картина. Истоптанная земля была усеяна неподвижными телами погибших, их остекленевшие глаза невидяще смотрели в пасмурное небо. Стоны и крики боли разносились в воздухе. Санитары в окровавленных передниках сновали меж рядов павших, как потревоженные муравьи, пытаясь оказать помощь тем, в ком еще теплилась жизнь. А уцелевших степняков, которые отчаянно молили о пощаде, безжалостно приканчивали штыками — на войне как на войне, сантименты неуместны.
Внезапно краем глаза мы заметили Азраила. Он возвышался над толпой солдат, объятый яркими языками пламени, и недвижимо глядел куда-то вниз.
— Что, на что он смотрит?! — вскрикнула Ирина, обеспокоенно рванув вперед, расталкивая людей. — Неужели там Анна? Только бы с ней все было в порядке!
Мы ринулись следом, пробираясь через толпу галдящих зевак. Генерал Громов грозно рявкал, приказывая солдатам расступиться. Протиснувшись ближе, распихивая любопытных локтями, мы наконец увидели ее — Анна лежала на земле среди павших воинов и корчилась от нестерпимой боли, сжимая правую кисть. Ее роскошные золотые волосы спутались и потемнели от крови, нежное фарфоровое лицо покрылось грязными разводами.
Юное, прекрасное личико исказила жуткая гримаса страдания, голубые глаза заволокло мутной пеленой слез. Анна закусила губу, сдерживая крик. Стиснув зубы так, что на щеках заходили желваки, она пыталась трясущейся левой рукой стянуть перчатку с правой, но та словно намертво приросла к коже.
Увидев это, я не раздумывая, рванулся было к ней. Сердце болезненно сжалось от страха. Но Азраил молниеносно преградил мне путь, приняв человеческий облик. Его рыжие волосы развевались на ветру, а зеленые глаза горели решительностью.
— Нет! — твердо сказал он, выставив вперед ладонь. — Не вмешивайся, Ваня. Она должна сама принять или отвергнуть это. Иначе нельзя.
И тут меня будто водой окатило! Великие черти, святые угодники, у Анны появляется новая метка! Да какого… простите, хрена?! Почему, черт возьми, не у меня?! Где справедливость, я вас спрашиваю? Что за поганая насмешка судьбы, отдать такой подарок этой…
Пересилив боль, Анна наконец сумела стащить перчатку трясущимися пальцами. Ее кисть тут же окутало слепящее золотистое свечение. Оно било из-под кожи, словно прожектор. Я прищурился, пытаясь разглядеть происходящее сквозь этот ослепительный свет. На безымянном пальце, рядом с уже привычной витиеватой меткой игниса, медленно проступали очертания нового. Оно будто прорастало изнутри, просачиваясь сквозь поры. Затейливый узор из насечек и незнакомых символов оплетал палец, напоминая кольчугу или змеиную чешую.
Это могло означать лишь одно — у Анны пробудилась новая магия, и теперь она сможет взять себе еще одного перста! И это в 18 лет, черт подери! Меня просто разрывало от зависти. Чем она лучше меня? Почему судьба так несправедлива? За какие такие заслуги этой пигалице достаются все сливки, пока я вынужден глотать пыль у нее за спиной?
Я в бешенстве сжал кулаки, чувствуя, как ногти впиваются в ладони. Хотелось завыть от злости и досады. Ну почему, почему всегда она? Сначала идеальный огненный перст, теперь новая метка…что дальше?
Пока я тихо кипел от негодования, ее боль начала постепенно отступать, и Анна медленно приходила в себя. Ее частое прерывистое дыхание понемногу выравнивалось, на бледных щеках проступил слабый румянец. Длинные ресницы дрогнули, и голубые глаза затуманенно уставились в пасмурное небо.
Ирина, кинулась к подруге, не обращая внимания на грязь и кровь. Она опустилась на колени прямо в жидкую грязь и принялась ворковать над Анной, поправляя ее растрепанные золотые локоны. Ее тонкие белые пальцы аккуратно убирали непослушные пряди с прекрасного лица.
— Бедняжка, как же ты нас напугала! — причитала Ирина, всхлипывая и шмыгая носом. Ее огромные глаза влажно поблескивали. — Я уж думала, потеряли тебя!
Она бережно взяла Анну за руку и тут же отдернула ладонь.
— Ай, горячая! — прошептала Ирина и, призвав свою магию, покрыла пальцы тонкой коркой льда. Осторожно, будто боясь поранить подругу, она вновь сжала воспаленную кисть, даря благословенную прохладу. — Ничего, сейчас полегчает. Ты только держись! И… Поздравляю с новой меткой!
Анна пристально всмотрелась в затейливый узор, медленно вращая рукой. Ее лицо исказилось от напряжения, но затем просияло торжеством. Она победно вскинула подбородок и громко объявила:
— Стальная!
Генерал Громов расплылся в масленой ухмылке, являя миру ровный ряд зубов. Его необъятное брюхо заходило ходуном, а многочисленные подбородки затряслись, когда старый хрыч разразился раскатистым смехом. Он плотоядно оглядел хрупкую фигуру Анны и, облизнувшись, принялся подлизываться к новоиспеченной стальной магичке.
— Вот это по-нашему, по-военному! — гаркнул он, сально подмигивая. — Теперь ты, Анечка, скоро сможешь покрываться сталью с ног до головы! Отличная броня, всяким там кольчугам сто очков вперед даст! А там, глядишь, и еще чему полезному научишься. Может, стрелять сталью будешь или, прости господи, из-под земли клинки вражьи вызывать! Вот почудится народ, как ты, краса ненаглядная, супостатов крошить примешься. Любо-дорого посмотреть!
Я скрипнул зубами, представляя, какие невероятные возможности откроются перед этой златовласой выскочкой. Она сможет создавать несокрушимые доспехи одной лишь силой мысли, метать во врагов стальные копья и превращать свое тело в живое оружие. Да с такими талантами она всех наголову разобьет! Куда простым смертным, до великой и ужасной Анны Велишанской? Всем, кроме меня естественно!
— Ей еще нужно будет долго и упорно учиться управлять этой силой, — язвительно проворчал Шереметьев, скрестив руки на груди. Его аристократичное лицо исказилось брезгливой гримасой. — Магия, знаете ли, не игрушка. Это вам не на балах веером махать. Она не может проявиться в одночасье, а уж тем более сразу показать весь свой потенциал. Так что не спешите восторгаться, господа. А вот второй перст… это да, огромный плюс!
Я с удивлением понял, что не только меня точит зависть. Похоже, наш гордый павлин Митенька тоже изрядно позеленел от злости. Что ж, я его понимаю. Сам еле сдерживаюсь, чтобы не начать язвить вслух. Но нет уж, нечего уподобляться этому напыщенному индюку Шереметьеву! Я натянул на лицо маску безразличия и горделиво вскинул подбородок.
— Ну да, — лениво протянула Ирина, пожимая плечами. Ее глаза лукаво блеснули. — Сначала Анечке надо будет научиться призывать свою магию, а уж потом освоить все эти стальные премудрости. Как бы она не запуталась с двумя-то силами сразу!
Но Анна лишь снисходительно улыбнулась в ответ, сверкнув ровными жемчужными зубками. Ишь, какая самоуверенная! Она отряхнула юбку и легко вскинула правую руку, призывая магию. И та послушно откликнулась — кисть моментально покрылась сверкающим стальным узором, напоминающим кольчужное плетение. Металлическая вязь затейливо обвивала тонкое запястье, ползла по предплечью, словно диковинная серебристая змея, и достигала острого локтя. А кончики пальцев удлинились и заострились, превратившись в грозные когти, способные располосовать плоть до костей.
Это было воистину впечатляющее зрелище! У меня невольно отвисла челюсть от удивления. Анна повертела рукой туда-сюда, любуясь своим новым смертоносным украшением. Солнечные лучи играли на полированной стали, высекая яркие блики. Вокруг стояла звенящая тишина.
Ишь ты, позерка! И ведь все у нее получается по щелчку пальцев, без малейших усилий! Вот ведь неправильно устроен мир — одним всё, другим ничего.
Не в силах больше смотреть на это безобразие, я страдальчески закатил глаза и отвернулся, скрывая гримасу бессильной злобы. Хотелось побиться головой о ближайшее дерево — всё равно толку не будет. Чёртова Велишанская неизменно оказывалась в центре внимания, сводя меня с ума одним своим видом.
Но наконец оды завершились, и мы послушно направились вслед за генералом Громовым, который, развернувшись на каблуках, решительно зашагал в сторону своего огромного шатра. Его необъятный зад колыхался при каждом шаге, а ноги заплетались, но старый вояка упрямо переставлял их, не сбавляя темпа.
— Эх, славная у меня подрастает смена! — проревел он, обернувшись через плечо. В уголках его маленьких глазок собрались морщинки. — Ей богу, о вас, ребятки, еще в учебниках писать будут! Особенно про тебя, Ванька. Такого некроколдовства не видывал свет! Да тебе памятник при жизни поставят!
Я невольно приосанился, услышав похвалу. Все-таки приятно, когда твои таланты ценят по достоинству.
— Чем помочь-то, ваше превосходительство? — спросил я, желая закрепить успех.
Но генерал лишь отмахнулся и прибавил шагу.
— Нет уж, хватит с тебя на сегодня, чертяка! — пробасил он, тяжело дыша. — И так вы, оболтусы, подвергли себя опасности выше крыши. Не дело это — ученикам в настоящих боях участвовать. Вот выпуститесь, тогда и повоюете всласть. А пока — марш по палаткам!
Мы с облегчением выдохнули и направились в сторону своего лагеря, который располагался чуть в отдалении от основного. Ирина пристроилась рядом со мной и принялась что-то напевать себе под нос, улыбаясь каким-то своим мыслям. Я покосился на нее, гадая, что за муха ее укусила.
Позади раздалось противное хихиканье — это Дмитрий и его дружок Алексей потешались надо мной, не скрываясь.
— Что, Ваня, обидно? — ядовито протянул Шереметьев, поравнявшись со мной. — Такой талант пропадает! А все потому, что характер у тебя мерзкий. Вот и не заслужил перста! Вот ведь досада, да? У Анны скоро два перста будет, а у тебя пока ни одного.
У меня потемнело в глазах от злости. Я резко развернулся и, схватив его за отвороты мундира, с силой встряхнул, приподнимая над землей.
— Ах ты, сучий потрох! — прошипел я, брызгая слюной. — Не смей меня учить, кто чего заслужил! Думаешь, самый умный, да? А долг отдавать не спешишь!
— Я… Я не отдам! — просипел Дмитрий, отчаянно извиваясь. Его глаза забегали. —И вообще, то пари не считается!
— Ах, не считается? — зарычал я, стискивая кулаки до хруста. — Ну все, ты доигрался… здесь нет толпы учащихся, которые вылизывают твою аристократическую задницу!
Но не успел я размахнуться для удара, как между нами возникла Ирина. Она выставила руки, и нас тут же окатило ледяным душем, вырвавшимся прямо из воздуха. Меня отшвырнуло на пару шагов, а Митька отлетел еще дальше, приземлившись задом в грязь.
— А ну тихо! — прикрикнула на нас Ирина, сверкая глазами. В ее ладонях закручивались водяные вихри, готовые сорваться в любой момент. — Развели тут петушиные бои на потеху! Еще фингалов друг другу наставьте для полного счастья. К нам вроде император едет, а вы раскрасите друг другу лица!
Мы вспыхнули и опустили глаза, невольно поеживаясь. Митька с силой сплюнул, оттирая тыльной стороной ладони мокрое лицо. Шатаясь, он поднялся на ноги и ткнул в меня пальцем:
— Ты… Ты еще пожалеешь, Ведьминов! — прохрипел он, отплевываясь. — Я вызову тебя на дуэль, и тогда посмотрим, кто кого!
Я расхохотался ему в лицо, запрокинув голову:
— Можно подумать, ты продержишься против меня хоть минуту, трусливый ты лис! После всего я больше не собираюсь заключать с тобой ни пари, ни дуэли. Твое слово ничего не стоит! Все равно сбежишь с поля боя, поджав хвост.
Митька дернулся было ко мне, побагровев от ярости, но Алексей удержал его, что-то торопливо нашептывая на ухо. Постояв еще пару секунд, Шереметьев резко развернулся и потопал прочь, то и дело оскальзываясь на мокрой траве.
Проводив их мрачным взглядом, я повернулся к Ирине. Она устало прикрыла глаза ладонью и покачала головой:
— Ваня, ну что ты как маленький, в самом деле! Нельзя же так, сразу в бутылку лезть. Подумаешь, Дима ляпнул не подумав. С кем не бывает!
— Да он специально, змей подколодный! — не унимался я, прожигая спину Шереметьева ненавидящим взглядом. — Все никак уесть меня не может. Вот и строит козни да сплетни распускает!
Ирина лишь тяжело вздохнула и, взяв меня под локоть, повела в сторону наших палаток. Я не сопротивлялся, чувствуя, как понемногу отпускает клокочущая внутри ярость. Кажется, это ее талант… Ирка умела меня успокоить.
Краем глаза я заметил, как мимо прошествовала Анна. Голову она держала высоко, будто и не было только что пережитого боя. Похоже, её высочеству было глубоко плевать на наши дрязги — видимо, не царское это дело.
Внутри опять всколыхнулась зависть, но я поспешно задавил ее. Хватит с меня на сегодня. Устало потерев переносицу, я ускорил шаг.
Наконец вдалеке показались наши палатки — я, Ирина, Анна, Дмитрий и Алексей имели честь обитать на отшибе, подальше от начальства. Какое счастье, хоть какая-то видимость свободы! Скинув сапоги, я собрался было завалиться на жесткую походную кровать, но передумал. В животе настойчиво урчало, напоминая, что за весь день маковой росинки во рту не было.
Снаружи уже потрескивал разожженный костер, отбрасывая причудливые тени на брезентовые стены палаток. Это Анна, не иначе, со своей огненной магией балуется.
Я хмыкнул и, накинув поверх мундира плащ, выбрался наружу. После спертого воздуха палатки вечерняя прохлада приятно освежала. Все расположились вокруг огня кто где, тихо переговариваясь и посмеиваясь. Перстам, как водится, отвели место поодаль — мол, нечего им мешаться под ногами у благородных магов.
Усевшись на свободное бревно, я протянул озябшие руки к огню. Рядом тут же плюхнулся Гром. Коренастый, вечно лохматый, он походил на медвежонка, по ошибке забредшего в военный лагерь. Вот и сейчас растопырился, не давая никому подсесть поближе.
— Слушай, Вань, — зашептал он, бесцеремонно пихая меня локтем в бок. — Мне кажется, Ирка на тебя глаз положила! Вон как увивается, а? Везет тебе, друг! Красотка, хоть и немного того… странная.
Я скривился и отмахнулся. Вот еще, только романов мне для полного счастья не хватало! Можно подумать, я слепой и не вижу. Но увольте — мне не до любовных игрищ. Еще бы разобраться что это и с чем едят, хотя… память Ивана в теле продолжает жить и иногда сводит меня с ума своими подростковыми финтами!
Словно в подтверждение моих мыслей, Ирина опустилась на бревно напротив, смерив нас лукавым взглядом. В тонких пальцах она небрежно катала ледяные шарики, то и дело подбрасывая их в воздух. Те зависали на долю секунды, искрясь в свете костра, а затем падали обратно прямо в подставленную ладонь.
Гром тем временем принялся рыться в своем необъятном мешке, извлекая оттуда свертки с провизией. Еще бы, папенька-купчишка небось каждую неделю деликатесы будет слать своему ненаглядному сыночку.
— Держи краюху, Вань! — прогудел Гром, бесцеремонно запихивая мне в руки увесистый ломоть хлеба. — Сейчас еще буженинки подкину для сытности.
— А что эта нечисть сидит с нами? — Сквозь зубы процедил Дмитрий. — Ему не у костра греться, на костре гореть! Не от бога его магия!
— Уж лучше быть некромантом, чем такими, как вы! — процедил я, обводя компанию полыхающим взглядом. Глаза вспыхнули зловещим зеленым огнем, и вокруг меня заклубилась едкая дымка, сгущаясь с каждым мгновением. — Думаете, ваша магия — от бога? Не смешите! Вы же уродуете невинных, калечите их тела и души. Превращая в безвольных кукол ради своих амбиций.
Голос сорвался на зловещий хрип, больше похожий на звериный рык. Некромагия окутала меня удушливым покровом, пульсируя в такт бешено колотящемуся сердцу. Остальные в ужасе шарахнулись прочь.
Я расхохотался — безумно, исступленно, упиваясь их откровенным ужасом. Смех перерос в утробное рычание, от которого кровь стыла в жилах. Поляна заходила ходуном, будто сама земля взбрыкивала в такт моему неистовству. Огонь взметнулся к небу жутким смерчем и с ревом опал и потух.
— Глупцы! — прогремел я потусторонним голосом. — Не вам решать, что есть истинное зло. Всем в этом мире гореть в пекле за свои грехи!
Но тут Гром пихнул меня в бок, отрывая от мрачных пророчеств.
— Эй, Вань, угомонись! — просипел он, втягивая голову в плечи. — Ты чего раскипятился? Вон как всех перепугал.
Я моргнул, приходя в себя, и обвел притихшую компанию уже более осмысленным взглядом. Дмитрий, побелевший до синевы, злобно зыркал на меня из-под челки.
— А ты не лезь, Митенька! — осклабился я, небрежно отмахнувшись. — А то ведь я и сам пока не знаю, на что способна истинная некромантия. Но ради тебя могу и поэкспериментировать.
Шереметьев отшатнулся, нервно сглотнув. На лбу у него выступила испарина. Зато Ирина вдруг захлопала в ладоши, сверкая шальными глазами.
Я покосился на нее с опаской. Право слово, лучше уж насмешки, чем такое одобрение! От восторгов полоумной акуаны мороз по коже.
Анна же лишь цокнула языком и взмахом руки разожгла потухший костер. Пламя взметнулось к небу, озаряя ее точеное лицо всполохами. Всем своим видом она давала понять, как мы ее все достали.
Ну и компашка! Я поежился и, бормоча невнятные извинения, поспешил ретироваться. Уж лучше побродить в одиночестве, чем выносить эти переглядки и перешептывания.
Едва углубившись в лес, я перевел дух. В висках стучало, а к горлу подкатывала тошнота. Я потратил слишком много сил. Краем плаща я утер взмокший лоб и побрел по узкой тропке меж деревьев, бездумно глядя перед собой.
Вокруг царила жуткая картина недавней битвы. То тут, то там попадались тела, укрытые тканью. В воздухе висела удушливая вонь смерти вперемешку с металлическим запахом крови. Все вокруг было пропитано аурой разложения и тлена.
Я втянул ноздрями этот аромат, чувствуя, как по жилам разливается мрачное торжество. Вся эта некротика, все эти отголоски ушедших жизней… Они питали мою силу, наполняя тело восхитительной легкостью. Хотелось запрокинуть голову и расхохотаться, упиваясь переполнявшей меня мощью.
Но чем дальше я шел, тем явственней ощущал, как мало мне этой подпитки. Большую часть убитых и раненых уже увезли. Хотелось чего-то большего, чего-то поистине грандиозного…
И вдруг я увидел ЭТО. Далеко впереди, на самой границе лагеря, в воздухе клубился исполинский сгусток тьмы. Даже отсюда я чуял, какой невероятной силой он обладает. Губы сами собой растянулись в предвкушающей ухмылке. Это та самая яма, для степняков!
Я припустил вперед, почти летя над землей. Сердце грохотало от возбуждения, а в ушах звенело от напряжения. Зеленоватое марево, клубившееся вокруг той аномалии, манило, словно сигилла призыва. Весь остальной мир будто отступил, померк, утратив краски.
Вот оно, то, что мне нужно! Та смерть, что утолит мою жажду. Та мощь, которая вознесет меня даже без перста. Я страстно облизнул пересохшие губы и прибавил ходу.