Тяжелая дубовая дверь захлопнулась за гостями с глухим стуком, и гнетущая тишина окутала холл. Матушка, до этого момента державшаяся с достоинством истинной аристократки, вдруг обмякла, словно из нее вынули стержень. Ее плечи поникли, а в глазах заблестели слезы, отражая тусклый свет свечей.
— Ванечка, — прошептала она дрожащим голосом, протягивая ко мне дрожащую руку, — как же ты нас напугал…
Я застыл на месте, чувствуя, как внутри меня борются две сущности. Демоническая натура рвалась оттолкнуть эту слабую человеческую женщину, но что-то в глубине моего нового тела отозвалось на ее боль, заставляя меня неловко переминаться с ноги на ногу.
— Матушка, — начал я неуверенно, слова застревали в горле, — я…
Не дав мне договорить, она внезапно бросилась вперед, обвив меня руками с неожиданной силой. Я отшатнулся, но устоял на ногах, чувствуя, как ее горячие слезы капают мне на плечо.
— Обещай мне, — прошептала она мне на ухо, ее дыхание щекотало кожу, — обещай, что будешь осторожен в этой академии. Я не переживу, если с тобой снова что-то случится.
Я неловко похлопал ее по спине, пытаясь изобразить сыновнюю заботу. Мои пальцы чувствовали каждую косточку ее хрупкого тела.
— Конечно, матушка, — выдавил я из себя, стараясь, чтобы голос звучал успокаивающе. — Я буду… осмотрителен.
Она отстранилась, вытирая слезы кружевным платочком, который, казалось, материализовался в ее руке из воздуха. Попытка улыбнуться исказила ее лицо, превратив его в маску печальной решимости.
— Ты так повзрослел, Ванечка, — вздохнула она, проводя рукой по моей щеке. — Прости, что я… — Она не закончила фразу, лишь махнула рукой и схватилась за голову прикрыв глаза. — Марфа, проводи меня в мои покои. Мне нужно отдохнуть.
Служанка, до этого момента незаметно стоявшая в тени, поспешно подхватила матушку под локоть. Их шаги эхом разносились по пустынному холлу, пока они медленно поднимались по лестнице, исчезая в полумраке верхнего этажа.
Я смотрел им вслед, чувствуя странное смешение эмоций. Часть меня презирала эту человеческую слабость, но другая часть… другая часть ощущала что-то, похожее на вину. Это чувство царапало изнутри, как назойливый зверек, пытающийся вырваться на волю.
Тряхнув головой, словно пытаясь избавиться от наваждения, я решил заняться более полезным делом. Мне нужно было узнать как можно больше об этом мире, прежде чем отправляться в академию. Знания — вот что мне сейчас необходимо.
Уверенным шагом я направился в большую библиотеку, которую помнил по воспоминаниям Ивана. Массивные двустворчатые двери поддались с протяжным скрипом, словно неохотно впуская меня в святилище знаний.
Библиотека поражала своими размерами и величием. Высокие, до самого потолка, стеллажи из темного дерева возвышались как молчаливые стражи, хранящие тайны веков. Книги всех размеров и цветов теснились на полках, их корешки мерцали в полумраке, обещая раскрыть свои секреты тому, кто осмелится их потревожить.
Витражные окна, пропускавшие лучи солнца, создавали причудливую игру света и тени. Воздух был густым от запаха старой бумаги, кожаных переплетов и пыли.
В центре комнаты, словно алтарь в этом храме знаний, возвышался огромный стол из красного дерева. Его поверхность была завалена раскрытыми книгами и свитками, некоторые из которых свешивались с краев, готовые соскользнуть на пол при малейшем дуновении ветерка. Рядом стояло массивное кресло с высокой спинкой, обитое потертым бархатом цвета бургундского вина. Его подлокотники были отполированы до блеска, свидетельствуя о долгих часах, проведенных кем-то в глубоких раздумьях.
Я медленно подошел к ближайшему стеллажу. Мои пальцы скользнули по книгам, ощущая шероховатость кожи и прохладу металлических букв. «История Империи», «Законы магии», «Искусство управления перстами» — названия манили меня, обещая раскрыть тайны этого нового мира.
Глаза загорелись жадным огнем. Вот оно — ключ к пониманию этого мира и обретению власти в нем.
Схватив несколько наиболее интересных книг, я устроился в кресле. Открыв первый том, я погрузился в чтение, жадно впитывая информацию о структуре власти в Империи, о законах, регулирующих использование магии, о правах и обязанностях носителей меток. О проблемах одержимости людей демонами.
Страницы шелестели под моими пальцами, а время, казалось, остановилось. Я был настолько поглощен чтением, что не заметил, как день сменился вечером, а затем и ночью. Лишь когда скрип открывающейся двери прорезал тишину библиотеки, я оторвался от книг, моргая, словно сова, внезапно выпущенная на свет.
В дверном проеме стояла Ольга, держа в руках поднос с дымящимся чайником и легкими закусками. Ее силуэт, освещенный сзади мягким светом свечей из коридора, казался почти призрачным. Она шагнула в комнату, и звон фарфора нарушил тишину, когда она поставила поднос на край стола.
Не спрашивая разрешения — да и с чего бы ей это делать в собственном доме? — Ольга грациозно опустилась в кресло напротив меня. Ее движения были плавными, но в них чувствовалась решимость.
— Ну что, демон, — начала она, ее голос был низким и чуть хриплым, словно она долго молчала, — нашел что-нибудь полезное для себя?
Эта наглая девчонка говорила так, будто точно знала, кто я такой. Ее глаза, казавшиеся почти черными в полумраке библиотеки, буравили меня, словно пытаясь проникнуть в самую душу.
— О чем ты говоришь? — попытался я изобразить непонимание, но даже для моих ушей это прозвучало неубедительно.
Ольга фыркнула, и этот звук был полон презрения:
— Брось эти игры, — она подалась вперед, и свет от настольной лампы осветил ее лицо, подчеркивая острые скулы и решительно сжатые губы. — Я не слепая и не глухая. Мой брат умер, а ты… ты нечто совсем иное. Признайся…
Я смотрел на нее, чувствуя, как внутри меня борются противоречивые желания. Часть меня хотела солгать, продолжить игру в любящего брата. Но другая часть… другая часть жаждала сбросить маску, показать свое истинное лицо. Это желание было почти физическим, оно жгло меня изнутри, требуя выхода.
— Мое имя Велиал, смертная, — прорычал я, чувствуя, как клыки удлиняются во рту. — Я был одним из приближенных Люцифера, пока меня не изгнали. А теперь я застрял в этом жалком, слабом теле твоего никчемного брата. Его душонка, должно быть, уже корчится в адском пламени, если только она не была слишком ничтожной даже для…
Не успел я закончить фразу, как почувствовал обжигающую боль на щеке. Звук пощечины эхом разнесся по библиотеке. Ольга вскочила с места и стояла передо мной, ее рука все еще была поднята, а в глазах плескалась буря эмоций — гнев, боль и… слезы?
— Не смей! — прошипела она, ее голос дрожал от едва сдерживаемых эмоций. — Не смей так говорить о моем брате! Да, он был слабым, но он был добрым, понимаешь? Добрым! Ты и представить себе не можешь, через что он прошел, как страдал все эти годы!
Я застыл, пораженный силой ее эмоций. Впервые за тысячелетия я почувствовал укол… чего? Стыда? Раскаяния? Это было так непривычно.
— Ты не имеешь права судить его, — продолжала Ольга, и теперь слезы открыто текли по ее щекам. — Ты занял его тело, но ты понятия не имеешь, кем он был, что пережил. Тебе лучше научиться уважать его память!
Я смотрел на нее, ошеломленный. Что-то внутри меня дрогнуло, словно струна, натянутая до предела.
— Ты… ты права, — выдавил я, и эти слова дались мне с трудом. — Я… прошу прощения. Я не должен был так говорить о твоем брате.
Ольга моргнула, явно удивленная моим извинением. Она медленно опустилась обратно в кресло, вытирая слезы тыльной стороной ладони.
— Что ж, — сказала она после паузы, ее голос все еще звучал хрипло, — по крайней мере, ты способен признавать свои ошибки. Это… неожиданно для демона.
Я смотрел на нее с недоумением. Ее реакция, ее смелость перед лицом сверхъестественного существа… все это не укладывалось в моей голове.
— Почему ты не боишься меня? — спросил я наконец. — Большинство смертных в ужасе бежали бы, узнав, что рядом с ними демон.
Ольга горько усмехнулась, и эта усмешка, казалось, состарила ее на несколько лет. Нет… не состарила, а сделала старше, не по годам смышленной.
— О, Велиал, — сказала она, и мое имя в ее устах прозвучало почти как насмешка, — если бы ты знал, что творится в этой Империи… Есть люди куда страшнее любого демона. По сравнению с некоторыми из них ты кажешься почти безобидным.
Ее слова заинтриговали меня. Я подался вперед, забыв о своем недавнем раздражении:
— Расскажи мне, — потребовал я, но затем, спохватившись, добавил более мягко: — Что случилось с нашим… твоим отцом? Я хочу знать все об этом мире, о людях, которые им правят.
Ольга посмотрела на меня долгим, оценивающим взглядом. Затем кивнула:
— У нашего с Иваном отца было три перста, три метки. Еще совсем подростком он служил в столице и был приближенным к императору. — Ее глаза затуманились, словно она погрузилась в воспоминания. — Наша семья была одной из самых влиятельных в империи. Потомки царей.
Я слушал ее, затаив дыхание. Каждое слово было для меня на вес золота, ведь в моих планах было занять престол, а теперь оказалось, что я еще и потомок царей.
— Но все изменилось, когда сын императора, мой одногодка, понял, что такое трон и власть, — продолжала Ольга, и ее голос стал жестче. — Он невзлюбил нашу семью. Знаешь почему?
Я покачал головой, полностью поглощенный ее рассказом.
— Потому что люди все больше были недовольны правящей династией. Они углублялись в историю и вспоминали о падении нашего рода. — Ольга горько усмехнулась. — Мы были для них символом лучших времен.
— И что случилось дальше? — спросил я, чувствуя, как внутри меня растет жажда мести за семью, которую я даже не знал.
Ольга сжала кулаки, ее голос дрогнул:
— Однажды сын императора, а сейчас нынешний император, совершил то, что уже долгое время было запрещено. И сделал он это на глазах нашего отца.
Она сделала паузу, словно собираясь с силами.
— Ему было 13 лет, когда ко двору привели мальчика из дворянской семьи. У него была метка и уже проявилась сила, редкая сила. И императорский отпрыск… — Ольга сглотнула, — насильно сделал его своим перстом.
— Это же запрещено! — воскликнул я, вспомнив прочитанное в книгах. — Делать перстами дворян…
— Да! — Ольга резко кивнула. — Но той семьи больше нет. Они погибли все разом, словно их и не было. А спустя пару дней, был убит наш отец и его персты. Странно, да?
Я откинулся на спинку кресла, пытаясь осмыслить услышанное. Картина этого мира становилась все мрачнее и запутаннее.
— И никто ничего не сделал? — спросил я, чувствуя, как внутри меня закипает гнев.
Ольга покачала головой:
— Кто посмеет выступить против императорской семьи? Мы потеряли все — влияние, богатство, защиту… повезло что не…
Она не закончила фразу, но я понял. Не убили, как ту семью мальчика.
В этот момент дверь библиотеки тихо скрипнула, и на пороге появилась матушка. Ее лицо было бледным в тусклом свете свечей, но глаза смотрели твердо.
— Дети, уже далеко за полночь, — сказала она мягко, но в ее голосе слышалась непреклонность. — Вам нужно отдохнуть. Завтра предстоит долгая дорога в академию.
Ольга кивнула и поднялась с кресла. Я последовал ее примеру, чувствуя, как усталость наваливается на меня. Этот разговор дал мне много пищи для размышлений.
Когда мы выходили из библиотеки, я поймал взгляд Ольги. В ее глазах читался немой вопрос: «Что ты теперь будешь делать с этим знанием, демон?»
Я не знал ответа. Но одно я знал точно — этот мир нуждался в изменениях, и, возможно, именно мне суждено их принести.
Покинув библиотеку, я направился в свою комнату. Голова гудела от обилия информации, полученной за день. Образы из прошлого семьи Ивана, рассказы о жестокости императора, тайны и интриги — все это кружилось в моем сознании.
Толкнув тяжелую дверь, я вошел в спальню. Комната была погружена в полумрак, лишь тусклый свет луны, проникающий через окно, создавал тени на стенах. Я с облегчением опустился на кровать, чувствуя, как усталость наваливается на меня свинцовым грузом.
Закрыв глаза, я попытался упорядочить мысли. Столько нового, столько странного… Этот мир оказался куда сложнее, чем я предполагал. И эти человеческие эмоции, которые я начал испытывать в теле Ивана, — они сбивали меня с толку, заставляли чувствовать себя уязвимым.
Внезапно скрип половицы нарушил тишину комнаты. Я резко открыл глаза и замер, увидев перед собой Марфу.
Она стояла в дверном проеме, освещенная лунным светом, и выглядела совсем иначе, чем днем. Волосы, обычно собранные в строгую прическу, теперь свободно струились по плечам золотистым водопадом. Простая ночная сорочка из тонкого льна мягко облегала ее пышную фигуру, создавая впечатление, будто она окутана легкой дымкой.
Марфа сделала шаг вперед, и я невольно залюбовался грацией ее движений и как ее грудь качнулась в такт. Она двигалась плавно, почти неслышно, словно не касаясь пола.
— Господин Иван, Ваня — прошептала она, и ее голос прозвучал как нежная мелодия, — я подумала, что вам может понадобиться помощь перед сном.
Я почувствовал, как мое сердце — сердце Ивана — начало биться быстрее. Что это за странное ощущение? Жар, разливающийся по телу, легкое головокружение, желание… чего?
Марфа приблизилась еще на шаг, и теперь я мог уловить легкий аромат лаванды, исходящий от ее кожи. Она протянула руку, словно собираясь коснуться моего лица, и я замер в ожидании.
Ее пальцы едва коснулись моей щеки, но этого было достаточно, чтобы по телу пробежала дрожь. Я никогда не испытывал ничего подобного. За тысячелетия своего существования я познал множество чувств — гнев, ненависть, гордыню, но это… это было что-то совершенно новое. Рука скользнула ниже, развязав рубашку, а после приступила к ремню брюк.
Марфа наклонилась ближе, и я почувствовал прикосновение ее мягкой груди, теплое дыхание на своей коже. А после она опустилась на колени подле кровати.
И вдруг меня охватил страх. Не тот привычный страх, который я вызывал у других, а совершенно новое, незнакомое чувство. Страх перед этими новыми ощущениями, перед этой человеческой близостью, которой я никогда не знал.
— Нет, — выдохнул я, отстраняясь. — Марфа, ты должна уйти.
Она замерла, удивление и обида промелькнули в ее глазах.
— Но, господин…
— Прочь, — мой голос звучал хрипло, — уходи. Сейчас же.
Марфа отступила, ее лицо стало непроницаемым. Она молча поклонилась и вышла из комнаты, тихо прикрыв за собой дверь.
Я остался один, чувствуя, как бешено колотится сердце. Что это было? Почему я отреагировал так… по-человечески? Эти эмоции, эти желания — они были чужды мне, и в то же время казались такими естественными в этом теле.
Я лежал на кровати, уставившись в потолок. Как справляются с этим люди? Как они живут?
Эта ночь обещала быть долгой. Я знал, что сон не придет ко мне легко. Слишком много нового, слишком много непонятного произошло за этот день.