Пришествие князя тьмы

Глава 29

Приблизившись к нашему закутку палаток, я настороженно огляделся по сторонам. Ночь была тиха и темна, светили лишь далекие звезды, безразличные к людским страстям. Костер давно прогорел, и даже самые стойкие полуночники разбрелись по своим спальным мешкам. Звуки доносились только из лагеря, где по-прежнему разгребали следствия боя. У нас же ни звука, ни движения — только мерное посапывание за брезентовыми стенками.

Поодаль от наших палаток персты также мирно отдыхали в своем общем шатре. Никакого шевеления, никакого любопытства к передрягам хозяев. Что ж, оно и к лучшему. Лишние глаза и уши мне сейчас ни к чему.

Крадучись, словно вор, я подобрался к своему убежищу. До заветного полога оставалось всего ничего, как вдруг под ногой что-то громко хрустнуло. Я застыл на месте. Твою ж! Знакомые обертки от дорогущих столичных конфет, что Гром поглощает пачками. Как они здесь оказались, возле моей палатки… мать их?

Шуршание фольги прозвучало в ночной тишине подобно пушечному выстрелу. Я зажмурился и скрипнул зубами, мысленно костеря разгильдяя-купчишку на чем свет стоит. Вот ведь свинота! Дожрался на радостях, а убрать за собой — кишка тонка? Ну, я до тебя еще доберусь, обормот!

В следующий миг мои опасения подтвердились. За спиной послышался до боли знакомый голосок, прозвеневший хрустальными колокольчиками:

— Знаешь, Ванечка! Вот если б ты не шумел, я бы, так и быть, дала тебе пройти. Но раз ты умудрился себя выдать, неумело наступив на мусор лучшего дружка, то я, пожалуй, не буду ждать до утра, чтобы ты объяснился!

Ирина, чтоб ее! И откуда только вынырнула? Не иначе как дежурила в засаде, поджидая, пока я вернусь. Любопытная, как сто котов.

Я медленно обернулся, одаривая подругу тяжелым взглядом. Она стояла, скрестив руки на груди — тонкая, гибкая, похожая на ивовый прутик. Огромные глаза сверкали в полумраке, как две звезды.

— Ирин, ну чего ты в самом деле? — устало выдохнул я, поудобнее перехватывая свою ношу. Тело Ивана не отличается силой и сноровкой. — Не видишь, занят я? Д-дела у меня, между прочим.

Но тут в нашу милую беседу вклинился еще один голос. Звонкий, с лукавыми нотками:

— И я желаю объяснений!

Внутри палатки Анны взметнулся язык пламени, озарив хрупкий силуэт с двумя холмами. Вот же зараза! И эта туда же.

Осознание накрыло, словно ушат ледяной воды. И как я сразу не просек, что и Гром до сих пор бодрствует? Да его храп за версту слышно, когда разоспится. Вот же жук! Сидит в палатке и слушает.

Аня выпорхнула наружу и девицы обступили меня, сверля любопытными взглядами. Можно подумать, в первый раз мужика с девкой на руках видят! Пусть и недавно мертвой!

Анна щелкнула пальцами, и огонь в кострище вспыхнул с новой силой. Отблески пламени заплясали на лицах, искажая черты тенями. Не хватало только этих двух остолопов — Лешки с Митькой.

— Ваня, ты совсем ополоумел? — процедила Анна, прожигая меня зеньками. Ее очи полыхали праведным гневом. — Приволок в лагерь перста, который перебил не меньше полсотни наших? Да тебя на куски порвут, ежели прознают! Да и зачем? Она не будет тебе служить перстом!

Я расхохотался — зло и надрывно. В груди клокотала мрачная радость вперемешку с ликованием. Они не понимают… Никто не понимает!

— Да плевать! Разберемся! — выпалил я, вскидывая голову. В висках бешено стучало, будто сердце переместилось в череп. — Зато теперь у меня есть перст. Сама согласилась, между прочим. Я ее не неволил!

Анна отступила на шаг, оторопев от подобной дерзости. Надменное личико исказилось, но тут же приняло привычное высокомерное выражение.

Зато Ирина всплеснула руками от восторга. В глазах заплясали веселые искорки, на щеках вспыхнул румянец.

— Ой, Ванечка! Так это правда ОНА? — затараторила подружка, приплясывая от нетерпения. — Та самая степнячка, что покрошила столько народу? Бедняжка, мне было больно смотреть на ее смерть?

Тут Анна не выдержала и презрительно фыркнула:

— А наших тебе не жалко! Можно подумать, она геройствовала. Она дикарка!

Ирина сконфуженно потупилась, но тут же наморщила носик и вскинула голову. В глазах плеснула обида пополам с вызовом.

— А мне ее жаль! — твердо молвила она, упрямо поджав губы. — Бедная девочка, сколько же ей пришлось пережить! И поди ж ты, какая красавица…

С этими словами затейница склонилась над моей ношей, которая еще немного и рухнет наземь. Она с умилением разглядывая точеные черты, а после принялась воркующе приговаривать:

— Ах, какое дивное личико! Скулы точеные, брови вразлет. А губы-то, губы — алые, будто вишни спелые. Так бы и расцеловала!

Когда тонкий палец Ирины потянулся к раскосым глазам с пушистыми ресничками я закатил глаза, но возражать не стал. В конце концов, Ирина со своей любовью ко всему живому — меньшее из зол. Пусть уж лучше тискает степнячку, чем язвит Анна.

— Глазки… как крылья бабочки! — умилялась она проводя по ним подушечкой пальца.

— Ира, будет тебе. — мягко осадил я. Сердиться на это чудо у меня не получалось.

Она надула губы, но послушно отстранилась. Только напоследок не удержалась — погладила спящую по волосам. Дескать, до чего ж шелковистые, так бы и зарылась в них с головой.

Гром вылез из своей палатки и, уперев руки в бока, грозно пробасил:

— Ванька, дурья твоя башка! Совсем страх потерял? Небось, головой не подумал, чем это для нас аукнется?

От его зычного голоса или от недавних ласк Ирины, моя новоиспеченная напарница резко распахнула глаза. Я чуть не выронил ее из рук, в последний момент удержав равновесие. Ее сердце бешено заколотилось, на лбу выступила испарина, а глаза заметались по сторонам. Степнячка, тут же вскочила на ноги и приняла боевую стойку, прикрываясь моим плащом.

— Это еще что? — прошипела она, сверкая глазищами. Ее мелодичный голос так и сочился угрозой. — Куда ты меня притащил? Что за сброд тебя окружает?

Я замер, разглядывая ее с плохо скрываемым восторгом, пытаясь спрятать улыбку, которая то и дело взметалась, оголяя ликующий оскал. Моя! Черт побери, какая же она горячая! Точеная фигурка, длинные стройные ноги, упругая грудь, что так и норовит выскользнуть из-под ткани. А взгляд — дикий, неукротимый.

— Тише, девочка! — промурлыкал я. И примирительно вскинул руки, показывая, что безоружен. — Это свои. Мои друзья — стало быть, и твои теперь.

Но перст лишь сильнее насупилась и процедила сквозь зубы:

— Дрррузья врррага — хуже врррага! Думаешь, я не знаю, КТО ты? Не рррада я таким знакомствам!

От ее рычащего акцента Ирина пришла в восторг и захлопала в ладоши.

Тут Анна не выдержала и захохотала, запрокинув голову:

— Ну конечно! Очнись, Ванька — для этой девки ты злейший враг. Нашел, понимаешь, перста! Верстай все взад, пусть опять подыхает.

И, презрительно фыркнув напоследок, скрылась в своей палатке. Только полог хлопнул на прощание, будто пощечину отвесил. Гром смущенно крякнул и тоже ретировался, не желая встревать в разборки. Но щель оставил, наблюдает гаденыш! Ждет пикантных частей тела, которые периодически показываются наружу.

Одна лишь Ирина не двигалась с места, пожирая степнячку взглядом. Глаза ее пылали обожанием, а рот приоткрылся от восхищения. Того гляди, слюной капать начнет, чудила!

Я страдальчески закатил глаза.

— Иди уже! — шикнул я на нее, легонько подталкивая в спину. — Завтра вволю на нее налюбуешься. А сейчас нам с ней надо кое-что обсудить… наедине.

Ирка надула губы, но послушно засеменила прочь, то и дело оглядываясь.

Оставшись вдвоем, мы с воскресшей смерили друг друга взглядами. Воздух меж нами едва не искрил от напряжения. Она чуть расслабилась и перестала сжимать кулаки, но глаз не сводила.

— Скажи свое имя. — прошептал я, сделав шаг ей на встречу и попытался взять ее за плечи.

Она ловко вывернулась и склонив голову набок, уставилась мне в глаза. В бездонных омутах плескалось недоверие и любопытство. А может, мне лишь мерещилось?

— Зачем демону мое имя? — прошелестела она, прищурившись.

Сердце пропустило удар. Откуда она?.. может знать, КТО я? Вот же ж зараза! Поди пойми, что у нее на уме!

Недолго думая, я зажал ей рот ладонью и ринулся с ней в свою палатку. Ее глаза возмущенно расширились, но вырваться она не пыталась. Лишь сверлила меня яростным взглядом, будто пыталась испепелить на месте. Но мне было плевать — главное, убраться подальше от любопытных ушей.

Очутившись внутри, я бережно усадил перста на койку и, склонившись к самому лицу, процедил ледяным тоном:

— Придержи язык, дерзкая. И откуда, позволь узнать, тебе ведомо о моем происхождении?

Медленно убрав руку с ее губ, я грозно нахмурился. Но дикарку было не пронять. Она лишь ухмыльнулась и, прищурившись, произнесла с издевкой:

— Можешь не сомневаться, мне все известно. Моя работа — ведать, изгонять таких, как ты. Иногда, призывать. Но ты, я вижу, не просто низший бес без имени. Не рядовой воин ордынский, а сам хан, в смертную плоть облаченный!

От ее слов у меня мороз по коже пробежал. Вот же ведьма! И ведь не поспоришь — права, как есть права. Только кто ж ей такие тайны открыл, интересно?

А перст меж тем склонила голову набок и уставилась мне прямо в глаза. В бездонных омутах заплясали веселые черти — не иначе, потешается, зараза. Ишь, как щурится лукаво!

— Слушай внимательно, — процедил я, нависая над ней грозной тучей. Голос мой упал до зловещего шепота. — Если посмеешь хоть слово молвить о моей сущности — мигом назад, в бездну, отправишься. Ясно?

Но куда там! Дикарка лишь фыркнула и закатила глаза. Ни капли почтения, ни грамма страха. Будто не с темным владыкой разговор ведет, а с мальчишкой несмышленым!

— Можно подумать, напугал! — бросила она, пренебрежительно махнув рукой. И тут же прищурилась, в притворной задумчивости постукивая пальцем по подбородку. — А ты, часом, не за тем ли меня воскрешал, чтобы выгоду поиметь? Знаю я вас, тварей преисподней. Везде выгоду ищите!

Вот же язва степная! И это после всего, что я для нее сделал? Спас, можно сказать, от вечных мук! Смеет еще в корысти обвинять. Но даже моему бесконечному терпению приходит конец.

— Договоришься у меня, — прорычал я, до хруста стискивая кулаки. Того гляди, в кровь ладони искрошу. — Забыла, с кем речь ведешь?

Но она и бровью не повела. Напротив, вскинула подбородок и уставилась на меня в упор. Дерзко так, вызывающе. Было очевидно, что ее не пронять какими-то там угрозами. Чего только не повидала за свой короткий век. Даже смерть — и ту встретила, не дрогнув. С ней иначе нужно, по-особенному.

Я хищно улыбнулся и, схватив ее за руку, рывком поднял с койки. А затем ловко поднырнул вниз и уселся сам, скрестив ноги. Вольготно так растекся по тюфяку, будто меж нами и не искрило вовсе.

— Можешь моститься, где хочешь, — ухмыльнулся я, кивнув на крохотное пространство палатки. — Хочешь — ступай к перстам, вон там шатер их. Только учти: они тебя живо на место отправят. В котел геенны огненной, без лишних разговоров!

Перст прищурилась, но промолчала.

— А сбежишь — продолжал я как ни в чем не бывало приподняв руку и медленно сжав кулак.

В тот же миг перст захрипела и схватилась за горло, отчаянно борясь за глоток воздуха. Глаза ее расширились от ужаса, а лицо побагровело от натуги. Но я был неумолим.

— Теперь ты не просто перст, — прошипел я. — Теперь ты еще и восставшая из мертвых. Я вдохнул в тебя жизнь, я блуждал в лабиринтах небытия, отыскивая твою заблудшую душу! Так что будь добра — успокойся и прояви покорность. Если хочешь возмездия — прими мою помощь. Иного пути у тебя все равно нет.

С этими словами я разжал хватку. Дикарка обмякла и судорожно втянула воздух, хватая его ртом, точно выброшенная на берег рыба. В темных глазах заклубилась бессильная ярость.

Усмехнувшись, я отстранился и, растянувшись на тюфяке, прикрыл глаза. Но сам… сам был словно сжатая пружина. Каждый мускул звенел от напряжения, готовый в любой миг сорваться.

Я ждал броска, нападения. Знал, на что иду, связываясь с этой ведьмой — и все же польстился. Сам виноват.

Тело Ивана — единственное, что способно послужить мне вместилищем. Потерять его — значит, обречь себя на вечные скитания меж мирами. На муки похуже адовых. Нельзя его потерять.

— Меня зовут… — вдруг прошипела она, с трудом ворочая языком. Голос звучал хрипло, будто перетертый наждаком. — Меня зовут…

Я затаил дыхание. Ну же, договаривай!

— Ситка, — буркнула она, отводя взгляд. — Меня зовут Ситка.

Хм, странное имя. Я невольно улыбнулся.

Вскоре усталость взяла свое. Мерное дыхание Ситки убаюкивало, веки наливались свинцом. И я незаметно для себя уплыл в царство сновидений, провалился в спасительную темноту.

Проснулся я раньше Ситки. Открыв глаза, не сразу сообразил, где нахожусь и что за дикий бедлам вокруг. Кругом — словно ураган прошелся. Пожитки раскиданы, одежда сброшена на пол, будто в насмешку. А посреди всего этого безобразия, прям на моей одежде — дикарка дрыхнет, свернувшись клубочком. Обняла мой парадный камзол, как любимую игрушку, и в ус не дует

— Эй! — гаркнул я, легонько пихая ее в бок носком сапога.

Но Ситка лишь недовольно замычала и отмахнулась, прижимая камзол покрепче. Ишь, разомлела! Как есть — ощутила себя в безопасности, расслабилась. Пора прекращать этот балаган.

Тут мой взгляд упал на сверток у входа в палатку. К нему была приколота записка, нацарапанная знакомым почерком.

«Думаю, ей подойдет! Ирина», — гласила она.

Хмыкнув, я кинул сверток Ситке:

— Одевайся давай, жду снаружи. Да поживей там!

И, не дожидаясь ответа, вышел вон. Свежий утренний воздух бодрил, наполнял грудь прохладой. Лагерь уже пробуждался, зевая и потягиваясь. Из палаток один за другим выбирались сонные лица.

— Доброе утро! — гаркнул Гром.

— Добрым оно было, пока я твою рожу не увидел, — огрызнулся в ответ Шереметьев.

Рядом со смешком закивал Лешка, как всегда, поддакивая дружку.

Тут полог нашей палатки откинулся, и на свет божий явилась Ситка. Я невольно присвистнул, залюбовавшись. Ирка, чертовка, знала, что делала!

Она стояла передо мной в приталенном кителе и узких брюках. Высокие сапоги облегали стройные икры, подчеркивая точеный силуэт. Китель был ей слегка великоват, но это лишь добавляло очарования — так и хотелось стянуть его, обнажив смуглые плечи.

Густые смоляные волосы вольными волнами струились по спине, блестя в лучах рассвета. Темные глаза сверкали, как два агата.

Все вокруг разом смолкли, пораженные зрелищем. Даже Димка с Лешкой онемели, хотя вряд ли догадывались, кто перед ними. Еще бы — ночные события прошли мимо них.

Я горделиво приосанился.

— К-кого-то она мне напоминает! — проскулил Алексей, всматриваясь в точеные черты. Его глаза округлились, на лице отразилось замешательство пополам с испугом.

Тут на арену выпорхнула Анна, небрежно подтягиваясь и собирая золотистые локоны в высокий хвост. Окинув нас царственным взглядом, она процедила:

— Это та степная кобылица, которую убили. Этот умник решил ее воскресить и сделал перстом. Ну не дурак ли?

Дмитрий ухмыльнулся и, смачно плюнув в костер, ядовито протянул:

— Ненадолго ты обзавелся подружкой, Ванька. Как только в столице узнают…

Но договорить ему не дали. Ситка в мгновение ока сорвалась с места и, в два прыжка преодолев разделяющее нас расстояние, впечатала Шереметьева в ствол сосны. Ее пальцы стальной хваткой сомкнулись на горле обидчика.

— Не смей… оскорблять очаг… выродок! — прорычала она, скаля белоснежные зубы. Глаза ее полыхали таким бешенством, что я невольно попятился.

Мое лицо исказила гримаса искреннего изумления. Я натянул на физиономию маску невинности и пожал плечами, мол, а что такого? Сам в шоке, честное княжеское!

Но, по правде сказать, я с трудом сдерживал восторженный вопль. Вот это темперамент! Вот это я понимаю — нрав. Другая бы и мяукнуть не посмела, а эта — сразу за глотку.

Однако потакать таким замашкам не следует. Еще, чего доброго, удушит кого ненароком, а мне потом отвечай. Да и остальные на нервах.

— Ситка, что случилось? — как можно спокойнее спросил я, щурясь против солнца.

Перст выпустила Димку и, брезгливо отряхнув руки, пояснила:

— Очаг священен! А это пугало осмелилось в него плюнуть. Нельзя такое спускать.

Мы с Иринкой не выдержали — заржали в голос, сгибаясь пополам. Ну а что? Даже Анна прыснула в кулачок, пряча лукавую усмешку.

— Ладно тебе, — отсмеявшись, выдавил я. — Прости недоумка. У нас, конечно, не принято очаг священным считать, но впредь он будет осторожней. Правда ведь, Димочка?

Шереметьев судорожно закивал, потирая горло. На бледных щеках алели багровые пятна — верный признак страха и стыда.

Ситка нехотя разжала хватку и, процедив что-то вроде «смотри у меня», вернулась к нашему костру. Уселась на корточки, обхватив колени руками, замерла, словно изваяние и принялась шептать что-то на своем языке. Только глаза зыркали по сторонам, как у волчицы в засаде.

Повисла неловкая тишина. Каждый переваривал случившееся. Но напряжение было столь велико, что, казалось, еще миг — и воздух затрещит.

Внезапно появился запыхавшийся солдат. Он приложил руку к груди, с трудом переводя дух, и сипло выпалил:

— Новость! Его величество император передумал пожаловать к нам с визитом. Вместо себя отправил советника с вестью для вас.

Алексей нервно сглотнул и пролепетал:

— К-какой еще вестью?

Солдат устало привалился к сосне. По его лицу градом катился пот, мундир потемнел от грязи и пятен неизвестного происхождения.

— Радуйтесь, — выдохнул он, сдергивая с головы форменную фуражку. — Явиться вам надобно. На предварительный досмотр и заполнения бумаг.

Мы застыли. Досмотр? Это еще что за напасть?

— То есть… как это? — растерянно пролепетала Ирина, комкая в пальцах подол юбки. — Зачем?

Вестник утер лоб рукавом и пояснил:

— На парктику, прямиком в столицу вас отправить хотят. К гвардейцам императорским, в спецотряд, что порученья особой важности выполняет. Такие как вы, с магией, которые показали себя в бою — им позарез нужны.

Вот оно что! Император-то, похоже, смекнул, какие таланты у него под носом. Да и доложили ему про некроманта! Теперь под свое крылышко взять норовит, приблизить. Чтоб, на коротком поводке держать и присматривать. А может и подставить, чтобы меня под нож положить!

Солдат скривился, будто от зубной боли, и с завистью процедил:

— Везет вам, ребятки. После академии, ежели в гвардию угодите — почет вам и уваженье. Это ж какая честь — самому государю служить, его покой охранять! Другие всю жизнь о таком мечтают, а вам, вон, на блюдечке несут.

Но мне было не до радости, в ушах нарастал тревожный гул. А Ситка? Что будет с ней? Прикажут умертвить, как опасную? И Дмитрий сука оскалился и коситься!

Краем глаза я взглянул на напарницу. Она так же сидела неподвижно — лишь желваки на скулах ходили от напряжения. Взгляд был устремлен в одну точку, губы сжаты. Знает чертовка что ее может ждать!

— Что ж, — пробасил я, расправляя плечи. — Щедр государь на милости. Отказываться не станем. Передай советнику, любезный, что господа практиканты с радостью явятся на досмотр. Прямо сейчас и отправимся, нечего тянуть.

Солдат кивнул и, отдав честь, растворился меж палаток. А мы стояли и смотрели ему вслед — кто с облегчением, кто с тревогой. Каждый понимал: грядут большие перемены. И не всем они придутся по вкусу.