Пришествие князя тьмы

Глава 15

Вернувшись в комнату после утомительного дня в дороге, я обнаружил, что Гром уже крепко спит, оглашая всю округу своим богатырским храпом. Казалось, даже стены слегка подрагивали от этих раскатистых звуков. Перст моего соседа застыл в углу.

К слову, до сих пор не уверен, не выдаю ли я себя по ночам криками на демонических наречиях или буйством стихийной магии. Было бы крайне некстати, если бы мой сосед узрел, как его приятель корчится на постели и изрыгает богохульства на языках Преисподней. Хотя, судя по утреннему состоянию комнаты, вроде бы пока обходится. Все вещи и предметы всегда оказываются нетронутыми и на своих местах, да и Гром ни разу не жаловался на странные звуки или происшествия, когда меня будил.

Наутро я, на удивление, проснулся раньше Грома. Быстро умывшись и приведя себя в надлежащий вид, я уже вернулся из ванной комнаты, когда мой сосед наконец соизволил разлепить веки и с кряхтением восстал со своего ложа. Поначалу он ошалело хлопал глазами, словно никак не мог взять в толк, почему это солнце уже вовсю светит в окно, а Ваня стоит перед ним при полном параде.

— Ты чего это спозаранку разоделся? — полюбопытствовал Гром, с подозрением глядя на меня.

— Сегодня же, вроде как, торжественный день в академии. По такому случаю небось и занятия должны отменить. Неужто даже в праздники учиться заставят?

Гром только плечами пожал и принялся неспешно одеваться, зевая во весь рот:

— А куда деваться-то? Может, для прочих факультетов занятия и отменили, но только не для нас, боевых магов. По понедельникам у нашего курса неизменно ведет лекции отец Григорий. Хоть потоп, хоть конец света — а уж этот святоша от своего не отступится, зуб даю! Въедливый он, сил нет.

— Это еще зачем? — искренне удивился я, застегивая крючки на куртке. — Он же, вроде как, духовник, экзорцист. Специалист по всяким потусторонним делам. К чему бы нам, будущим боевым чародеям, его премудрости?

Гром посмотрел на меня как на круглого несмышленыша и покачал головой:

— Ты что, Вань, совсем из ума выжил со своей некромантией? Одержимых демонами и прочую дьявольскую нечисть в наше неспокойное время, где только не встретишь. Мало ли какая пакость на поле боя привяжется. Вот и учат нас, значит, как этих адских отродий распознавать да обезвреживать, пока серьезная подмога не подоспеет. Сам подумай — экзорцисты-то не всегда под рукой окажутся, случись что. Опять же, лишние знания нашему брату никогда не помешают. Глядишь, жизнь когда и спасут…

Я только страдальчески закатил глаза, мысленно чертыхнувшись. Вот ведь незадача! Охота же было впустую воздух сотрясать, слушая разглагольствования замшелого церковника.

Но спорить не стал — в конце концов, любая информация может пригодиться. К тому же, полезно будет изучить методы потенциального противника, даже если почерпнуты они из уст явного служителя вражеского лагеря. Заодно придумаю, как эти их молитвы да заклятия половчее обойти.

— Ну, допустим, — процедил я сквозь зубы, состроив кислую мину и натягивая сапоги. — А торжество тогда, когда? Неужто совсем никаких поблажек по случаю академического праздника?

Гром обернулся ко мне с широченной ухмылкой, по-дружески хлопнул по плечу и подмигнул:

— Это ты, Ванька, загнул так загнул!

Я обреченно вздохнул и полез в свой чемодан за книгами, которые предусмотрительно упаковал мне дворецкий Константин Петрович перед отъездом.

Когда мы с Громом, нагруженные фолиантами и свитками, вывалились из комнаты, в коридоре уже было не протолкнуться. Толпа галдящих студиозусов, гудя и оживленно переговариваясь, целеустремленно двигалась в сторону корпуса духовенства. Надо сказать, при виде меня духи будто по волшебству расступился по обе стороны — видимо, впечатляющая память о той поучительной взбучке, учиненной мной в первый день, еще не до конца выветрилась из их куриных мозгов.

Сам корпус оказался похож на типичную церковь — все эти цветные витражи, возвышенные фрески на библейские темы, удушливый запах ладана и лампадного масла. Того и гляди праведным гневом пробьет насквозь, до самых печенок! Но делать нечего — пришлось смиренно вклиниться в людской поток и позволить ему увлечь себя в просторную аудиторию, где должна была проходить лекция.

Народ уже вовсю рассаживался, гомоня и обмениваясь последними сплетнями. Кто-то с любопытством пялился на нас с Громом, явно узнавая, а кто-то поспешно отводил глаза и спешил занять места подальше, опасливо косясь на мою зловещую персону. Видать, слухи о моем темном даре уже облетели всю академию, распространяясь со скоростью лесного пожара в сухой год.

Я невозмутимо вздернул подбородок и прошествовал к дальним рядам, где плюхнулся на свободную скамью. Гром с готовностью пристроился рядом, с грохотом вываливая на парту груду книг и тетрадей. М-да, не иначе как в прошлой жизни мой сосед был бегемотом — вон какие ручищи-то огромные! Жаль росточком не вышел.

Мы приготовились внимать духовной мудрости, какой бы она ни была. В конце концов, из любого знания можно выжать пользу — даже если источник оного столь неприятен твоей демонической сути. Главное — запомнить все важное, а потом переиначить на свой лад. Значит, будем грызть гранит церковной науки, пусть хоть зубы сточатся. Главное — не заржать в голос от особо цветистых пассажей про козни дьявольские да происки адские.

Внезапно двери аудитории с грохотом распахнулись, и на пороге возник сам отец Григорий. Его высокая худощавая фигура была облачена все в ту же длинную черную рясу, в которой он щеголял во время своего визита в мой дом. Разве что массивный кожаный пояс с серебряными распятиями куда-то исчез — видимо, почтенный экзорцист счел, что в стенах академии можно особо не рядиться и не сверкать церковной атрибутикой.

Вслед за отцом Григорием в аудиторию вошли двое крепких церковников-старшекурсников, волоча за собой огромный, окованный железом сундук. Судя по их натужному кряхтению, побагровевшим от напряжения лицам и вздувшимся на шеях венам, весила эта громадина никак не меньше тонны.

С оглушительным стуком водрузив сундук вертикально у дальней стены, церковники низко поклонились отцу Григорию и торопливо ретировались, будто боялись, что их привлекут к дальнейшей демонстрации в качестве подопытных или ассистентов. Экзорцист проводил помощников суровым, одобрительным взглядом и неспешно повернулся к притихшей аудитории, окидывая ее цепким, пронизывающим взором.

— Здравствуйте, дети мои, — пророкотал он, воздев руки в благословляющем жесте. Голос его, низкий и звучный, раскатился под сводами аудитории, словно гром небесный. — Сегодня наше занятие будет несколько необычным. Вам предстоит воочию узреть то, с чем придется столкнуться и бороться, вступив на нелегкий путь служения Господу и Отечеству. Ибо враг рода человеческого не дремлет и принимает самые причудливые, обманчивые обличья!

По рядам студентов пронесся испуганный, возбужденный шепоток. Многие нервно заерзали на скамьях, переглядываясь с опаской и плохо скрываемым любопытством. Я только скептически хмыкнул, всем своим видом демонстрируя равнодушие. Можно подумать, какой-то дешевый церковный фокус способен напугать или впечатлить истинного демона! Хотя, надо признать, отец Григорий мастерски нагнетал напряжение и обстановку, не хуже самого опытного трагика на подмостках провинциального театра.

— Итак, — продолжил экзорцист зловещим полушепотом, картинно воздев руки к потолку, — представляю вашему вниманию… одержимого!

С этими словами он молниеносным, отточенным движением откинул тяжелую крышку сундука. В аудитории воцарилась звенящая, гробовая тишина — такая напряженная и густая, что, казалось, ее можно резать ножом. Было слышно, как под потолком назойливо жужжит муха, словно издеваясь над всеобщим оцепенением.

А в следующий миг из зловещих недр сундука показалось ТАКОЕ, что у меня невольно отвисла челюсть. Даже Гром, кажется, заметно позеленел, побледнел и судорожно сглотнул, явно борясь с приступом тошноты.

Существо, представшее нашим изумленным взорам, лишь отдаленно, на самом примитивном уровне напоминало человека. Скорее, это был какой-то кошмарный гибрид. Иссохшее, скрюченное тело покрывали багровые, сочащиеся сукровицей язвы вперемешку с черными, источающими тошнотворную слизь струпьями. Конечности были вывернуты под немыслимыми, противоестественными углами, словно кто-то долго и со садистским вкусом ломал их, наслаждаясь хрустом костей и пронзительными воплями агонизирующей жертвы.

Но самым жутким и пугающим было лицо этого монстра — точнее, то, что от него осталось. Гниющий, кривой провал рта, из которого торчали обломки почерневших, шатающихся зубов. Зияющие дыры на месте носа и ушей, окруженные воспаленной, свисающей клочьями кожей. И глаза — два бездонных, пылающих инфернальным пламенем колодца. В этих глазах плескалось первобытное, неконтролируемое безумие вперемешку с нечеловеческой яростью — то самое безумие, которое и отличает настоящего одержимого от просто больного или проклятого смертного.

— Перед вами, дорогие ученики, классический одержимый третьего уровня, — торжественно возвестил отец Григорий. — На этой стадии подселенец, демон, окончательно подавляет личность своего носителя, полностью захватывая контроль над телом и разумом. Такие твари буквально не выносят солнечного света и святой воды, сообщаясь лишь с себе подобными на зловещем, потустороннем языке Преисподней. Именно в таком кошмарном, отталкивающем виде чаще всего и предстают простым смертным приспешники Нижнего мира.

Одержимый вдруг страшно, пронзительно взвыл, сотрясая стены и вышибая слезы даже у самых стойких студентов. В этом нечеловеческом вое слышались невыразимая боль от запредельных страданий, ярость и неутолимая жажда крови вперемешку с безысходным отчаянием проклятой души. У меня невольно мурашки величиной с булавочную головку побежали по коже, хотя, казалось бы — я, будучи падшим ангелом, чего только в глубинах Ада не навидался за долгие тысячелетия своего существования! Но одержимого человека видел впервые!

Но тут полыхающий инфернальным огнем взгляд твари упал прямиком на меня — и ее чудовищный, леденящий кровь вой резко оборвался, словно отрезанный острейшей бритвой. Одержимый застыл в сундуке, точно громом пораженный, и его пылающие глаза расширились от дикого, первобытного ужаса вперемешку с благоговейным трепетом. Даже отец Григорий удивленно покосился на своего необычного «гостя», явно не понимая, что вдруг стряслось и почему он так резко заткнулся.

А в следующий миг я буквально физически ощутил, как в меня впиваются десятки любопытных, подозрительных глаз. Осмотревшись, я обнаружил, что вся аудитория, преподаватель и студенты, в немом изумлении пялятся прямо на меня. В их взглядах явственно читался огромный, жадный интерес, щедро приправленный толикой подозрения. Не спроста же адская тварь столь красноречиво отреагировала на мое скромное присутствие в зале.

Одержимый резко, пронзительно засмеялся — да так мерзко и зловеще, что у всех присутствующих кровь в жилах застыла. Его смех, больше похожий на предсмертный хрип, отдавался от стен жутким, леденящим душу эхом.

Внезапно тварь с хрустом вывернула кисть, буквально перемалывая кости в труху, и одним рывком высвободила изувеченную руку из оков. Обрубком окровавленной конечности она указала прямо на меня, и ее пылающие инфернальным огнем глаза вспыхнули с новой силой.

И тогда одержимый заговорил — вернее, завыл на зловещем, потустороннем языке, который из всех присутствующих мог понять лишь я один. Язык Ада, наречие демонов и проклятых душ, сорвавшийся с изъязвленных, кровоточащих губ твари, резал слух своим чудовищным звучанием. Каждый гортанный звук, каждый хриплый слог будто отдавался вибрацией в самых костях, леденя кровь своей жуткой, отвратительной мелодикой.

— Вот он! Вот он! — вопила исчадие Тьмы, корчась в своем сундуке и извиваясь в конвульсиях. — Я нашел, о мой великий господин! Я отыскал его!

Но тварь на этом не успокоилась. Резко повернув голову к отцу Григорию, она принялась умолять его на вполне человеческом наречии, хоть и с жутким акцентом:

— Изгони меня, священник! Выжги из этого бренного тела, да поскорее! Мне нужно домой! У меня есть славная весть для нашего владыки! Поторопись же, служитель божий, ибо время не ждет!

В аудитории воцарилась гробовая, оглушающая тишина. Казалось, весь мир замер в оцепенении, потрясенный этой невероятной сценой. Никто из присутствующих, похоже, не понимал, что происходит и почему одержимый так странно себя ведет, обращаясь к экзорцисту с подобной просьбой. Лишь отец Григорий сохранял поразительное, зловещее спокойствие, словно для него происходящее было чем-то совершенно обыденным и привычным.

Решительно приблизившись к сундуку, он вознес массивный серебряный крест и принялся читать молитвы. Его голос крепчал с каждым словом.

На тварь это подействовало подобно раскаленному железу, прижатому к обнаженным нервам. Она забилась в жутких судорогах, испуская ужасающие крики и вопли, корчась так, словно с нее заживо сдирали кожу. Густые клубы черного дыма вырывались из всех пор, смешиваясь с удушливыми миазмами серы и палёного мяса, от которых слезились глаза и першило в горле.

Наконец, с последним воплем, чёрный дым вырвался из искореженного рта одержимого и с шипением развеялся в воздухе, словно рассеянный порывом свежего ветра. Опустевшее тело обмякло и повисло на оковах бесформенной грудой, являя жуткое, но уже вполне человеческое зрелище. Изувеченный, едва узнаваемый мужчина тяжело, хрипло дышал, явно балансируя на грани жизни и смерти.

Подчиняясь повелительному жесту отца Григория, в зал вбежали двое дюжих служек и торопливо, но бережно погрузили несчастного на носилки. Бедняга был едва жив, каждый судорожный вздох давался ему с невероятным трудом, но демоническая порча уже не терзала его искалеченную плоть. Теперь ему предстоял долгий, мучительный путь к выздоровлению — в тиши лазарета и кельи, под неусыпным надзором опытных целителей.

Я же, наблюдая эту душераздирающую, леденящую кровь сцену, в который раз горько, с почти физической болью пожалел о своём давнем, фатальном решении предать Создателя и по доброй воле примкнуть к легионам Ада. Как же я беспросветно погряз во Тьме, раз имею хоть что-то общее с подобными омерзительными, безумными тварями!

Отец Григорий, глянув на меня, негромко, но веско произнёс:

— Что ж, Иван, похоже, твой новый дар заинтересовал не только смертных. Но не переживай — Господь милостив, Он не допустит, чтобы истинно верующий, чистый сердцем юноша пал жертвой происков дьявольских. Просто будь стоек в вере своей, следуй букве Писания да блюди себя в чистоте помыслов — и всё будет хорошо.

Я почтительно склонил голову. Боюсь, твоя незыблемая вера дала бы изрядную трещину, узри ты хоть краем глаза мою истинную, демоническую ипостась.

Тем временем отец Григорий повернулся к аудитории и поднял руку, призывая к тишине. Голос его обрёл торжественные, наставительные нотки, словно события последних минут ничуть его не смутили и не пошатнули привычного душевного равновесия:

— На сегодня, думаю, достаточно потрясений, дети мои. Вы все — молодцы, держались стойко и не поддались страху. Помните: это — лишь малая толика тех ужасов, что поджидают неокрепшие души за гранью добра и зла. Так что будьте начеку, крепите веру и да не дрогнет ваша рука пред лицом нечестивых происков! А теперь — ступайте с миром, и да пребудет с вами Господь. Увидимся вечером на торжественной церемонии вручения священных перстов. А пока — не теряйте времени зря, молитесь да размышляйте о величии божьем и собственном месте в замысле Творца!

С этими словами почтенный экзорцист решительно направился к выходу. Студенты, ошарашенные и потрясенные увиденным, робко потянулись к дверям, то и дело испуганно оглядываясь и спеша покинуть ставшую вдруг такой зловещей аудиторию. Каждому явно не терпелось оказаться подальше от этого проклятого места, скорее глотнуть свежего воздуха и убедиться, что мир вокруг всё ещё прежний, привычный и уютный.

Неспешно поднявшись со скамьи, я небрежно толкнул онемевшего Грома в бок.

— Иван! — прошептал он. — Мне кажись надо сменить портки!