Граф Ростислав Шереметьев навис надо мной, словно коршун над добычей. Его холеные пальцы больно впились в мое плечо, а голубые глаза метали молнии.
— Я повторюсь… ну и какого черта ты здесь забыл, щенок? — прошипел он, брызгая слюной. — С кем ты здесь, кто тебя привел? Зачем явился в это богоугодное заведение?
Я невольно поморщился от исходящего от графа густого перегара. Похоже, почтенный Ростислав Вадимович успел изрядно набраться.
— Вы ошибаетесь, граф, — процедил я сквозь зубы. — Я здесь по своей воле и ни от кого не завишу. Просто решил поглядеть, чем живет столичная знать. И, признаться, несколько разочарован увиденным.
Шереметьев занес руку для удара. Я напрягся, готовясь к боли, но в этот миг над ухом раздался насмешливый голос:
— Полегче, Ростислав. Не стоит распускать руки. Этот юноша — мой гость, и я не позволю его обижать в моем доме.
Я скосил глаза и увидел прямо перед собой долговязого субъекта лет тридцати пяти в щегольском камзоле цвета бычьей крови. Узкое лицо незнакомца прорезала хищная ухмылка, а глаза цвета стоялой воды глядели колко и проницательно.
Граф отшатнулся, держась за скулу. Неведомый заступник изрядно приложил его по физиономии, пока я глазел по сторонам.
— Ты кто такой? — спросил я.
Незнакомец небрежно отряхнул кружевные манжеты и процедил:
— Меня зовут Виктор Разумовский. Можешь считать меня местным распорядителем. Сейчас я настоятельно советую тебе убраться восвояси, Ростислав, пока я не рассердился всерьез.
С этими словами он щелкнул пальцами, и откуда-то из толпы возникли две мрачные фигуры в темных камзолах. Вышибалы, не иначе — уж больно устрашающе выглядят.
Шереметьев дернулся, явно собираясь возразить, но Разумовский пресек его одним взглядом. Граф скрипнул зубами и, резко развернувшись, зашагал прочь, то и дело оглядываясь. Я выдохнул с облегчением. Пронесло.
— Благодарю за помощь, — пробормотал я, поворачиваясь к Разумовскому. — Не знаю, что на меня нашло. Вечно я влипаю в истории.
Виктор смерил меня странным взглядом и ухмыльнулся краем рта:
— Можно подумать, тебя силой сюда притащили. Расслабься, парень. Здесь все свои, волноваться не о чем. Главное — не отсвечивай и делай, что скажут. Глядишь, и уйдешь целым.
С этими словами он подмигнул мне и, посвистывая, двинулся в сторону игорных столов. Я проводил Разумовского настороженным взглядом. Что-то в этом типе неуловимо настораживало. Уж больно гладко он появился из ниоткуда в нужный момент. И слишком самоуверен для обычного завсегдатая.
Впрочем, какое мне дело? Надо уносить ноги, пока снова не прижали к стенке. Итак, где там этот чертов Гром? Неужто до сих пор кувыркается со своими потаскушками? Вот ведь угораздило на друга-кобеля напороться…
Я вышел в зал и заозирался, пытаясь высмотреть в толпе знакомую вихрастую макушку. Ну точно, вон развалился на диване, кругом девки увиваются. Совсем стыд потерял, ишь как лапищи распускает! Хорош гусь, ничего не скажешь.
Я уже собрался идти на выручку бедовому другу, как вдруг краем уха уловил обрывок разговора за ближайшим столом:
—… партия отменного товара… из столицы доставили… первосортные перстни, сам глянь, загляденье…
У меня похолодело внутри. Липкий страх сковал внутренности, заставляя кровь застыть в жилах. Я уже собирался подойти ближе, чтобы расслышать детали разговора, но вдруг до меня донеслось имя, заставившее застыть на месте.
—… сам Разумовский распорядился… да-да, тот самый, ближайший советник Императора… правая рука государя…
Я окаменел, не веря своим ушам. Вот это поворот! Выходит, эта скользкая гадина не просто из местных, а вхож в самые высшие эшелоны власти? Имеет прямой доступ к Императору Николаю, чтоб его подагра разбила и паралич хватил!
А что, если сам государь в курсе этих грязных делишек? Что, если работорговля и подпольные бои перстов — лишь часть какой-то большой игры, в которую играют сильные мира сего? Мороз по коже от таких мыслей, впору на стенку лезть и волком выть.
Я стиснул зубы, борясь с неудержимым желанием ворваться в эту мерзкую. Но нет, нельзя. Велиал умеет ждать. Придет час — и я вычищу эти чертовы авгиевы конюшни. Выжгу каленым железом, до самого основания. Раз и навсегда.
Но пока надо уносить ноги, и чем скорее, тем лучше. И Грома вытаскивать из этой клоаки, пока парня совсем не затянуло в губительный омут порока. Я решительно направился к другу, грубо растолкал увивающихся вокруг него раскрашенных девиц и, ухватив за шиворот, поволок к выходу. Гром брыкался и орал благим матом, но я был неумолим.
— Эй, ты чего творишь, психопат ненормальный? — возмущенно забулькал приятель, пытаясь вырваться из моей железной хватки. — Совсем сдурел, да? Мне там такой момент обломился, я почти уломал ту черняву…
Я со всей дури припечатал его к стене и прорычал прямо в перекошенное лицо:
— Слушай меня, ты, недоумок хренов! Пока ты тут с шлюхами кувыркался да в беспамятстве барахтался, я такое узнал — волосы дыбом встают. Эти твари, будь они неладны, людьми торгуют. Живым, мать его, товаром! И я не уверен, что они следят за законом и не кромсают тех, кому не стукнуло восемнадцать! А заправляют всем этим скотским базаром не абы кто, а царевы прихвостни.
Гром вытаращил глаза и приоткрыл рот, являя миру неприглядное зрелище кривых зубов:
— Чего-о-о? Быть такого не может…
— Еще как может, дубина! — прошипел я, встряхивая его что есть силы. — У отца спроси! Весь этот вертеп — один сплошной гнойный полип. Фурункул на задницы Империи! И хозяева тут — мрази из дворца, сиятельные, чтоб им пусто было. Им плевать с высокой колокольни, кого в расход пускать. Сегодня перстов, завтра тебя или меня. СМЕКАЕШЬ?
Приятель судорожно сглотнул и часто-часто закивал, не сводя с меня испуганного взгляда. Еще бы, не каждый день лицезреешь меня полуобращенного в демона да еще и в гневе. Я и сам чувствовал, как звериные черты проступают на лице, а глаза наливаются багровым адским огнем.
— Вот что, Гром, — процедил я сквозь зубы, пытаясь совладать с рвущимся наружу демоном. — Сейчас ты очень внимательно меня выслушаешь. Я собираюсь раз и навсегда покончить со всей этой мерзостью. Выжечь каленым железом, до золы спалить, чтобы духу поганого не осталось. Но мне нужен соратник. Всем нужны соратники на пути к цели, если кто-то говорит иначе он лжёт!
Гром ошалело моргнул и непонимающе нахмурился, морща лоб. Я схватил его за грудки и притянул к себе вплотную, заглядывая прямо в осоловевшие глаза:
— Если ты действительно со мной — то докажи. Прямо здесь и сейчас. Иди со мной плечом к плечу, будь надежной опорой. Вместе мы справимся с этой заразой, отсечем гнилые головы змеям. Но если хочешь и дальше прозябать да загнивать бок о бок с этими упырями — то вали на все четыре стороны. Можешь хоть с ног до головы в их благородном дерьме вываляться. Только учти: в таком случае, нам больше не по пути. Ясно выражаюсь?
Несколько бесконечных мгновений Гром смотрел на меня расширенными глазами, в которых плескался ужас вперемешку с непониманием. Но потом его взгляд прояснился, а на простоватом лице проступила несгибаемая решимость. Он до хруста стиснул мою ладонь и хрипло выдохнул:
— Я с тобой, Ванька. До самого конца, куда бы ты ни повел. Прикажешь — в огонь и в воду пойду. Будь я трижды проклят, если отступлюсь или предам тебя!
Я шумно выдохнул и расплылся в жутковатой ухмылке, обнажив заострившиеся клыки. Ну вот, теперь мы точно сила. Теперь нас ничто не остановит на пути к цели. Уж я покажу этим князькам недобитым, прохиндеям диванным, как на самом деле выглядит Ад. И как истинные демоны вершат свое темное правосудие.
— Идем, брат. Но для начала — нам нужно закончить академию. Только так мы сможем подобраться к этому крысиному королю. Сперва заслужим доверие и власть на царской службе, а уж потом двери к подлому творцу интриг сами распахнутся. Одним махом всех не перебьешь, тут хитрость нужна.
Гром кивнул, явно не до конца понимая мой план, но не желая перечить. Мы вышли из душного притона и направились вдоль по улице, жадно глотая относительно свежий ночной воздух. Но после спертой атмосферы игорного дома казалось, что дышишь самой свежестью.
Гром на ходу остервенело тер лицо, пытаясь стереть с него остатки помады и румян. Видок у приятеля был тот еще — взъерошенный, раскрасневшийся, глаза безумные. Краем глаза я заметил, как он бросает на меня опасливые взгляды, явно борясь с желанием завалить вопросами.
Молчи уж, друже, не до того сейчас. Дай мыслям улечься, план составить. Не след дергаться, когда такие дела творятся вокруг. Это тебе не девок портовых щупать, тут государственный размах.
Спустя четверть часа мы вышли на набережную. Сумрачные воды Невы тускло блестели в свете луны, навевая тоску и безысходность. Я кивнул в сторону ближайшей скамьи, и мы уселись прямо на холодный камень, доставая припасенные в карманах бутылки портвейна.
Некоторое время мы просто сидели молча, передавая друг другу емкость и делая длинные глотки кислятины. Наконец, Гром не выдержал и произнес с нескрываемым сомнением:
— Слушай, Вань, а что мы вообще можем? Ну вот, подумай сам. Мы же еще сопляки зеленые, первогодки. Какие из нас борцы с системой? Это тебе не морды аристократам бить, тут ого-го какие силы замешаны. Боюсь, как бы не сожрали и косточек не выплюнули.
Я криво ухмыльнулся и хлебнул еще портвейна, прежде чем ответить:
— Эх, Гром, Гром. Ты библию-то хоть раз открывал? Там столько историй о том, чего может добиться человек, если по-настоящему уверует и пойдет до конца. Взять хоть Давида и Голиафа. Казалось бы — мелкий пастушок супротив матерого великана. А чем кончилось? То-то же.
Приятель задумчиво почесал в затылке:
— Оно, конечно, так. Только где ж мы еще союзников-то найдем? Не вдвоем же против всего царства переть. Засмеют ведь, и поделом.
— А мы и не одни будем, — уверенно возразил я. — Ты вспомни хоть ту же Анну нашу. Уж она-то с потрохами предана идеалам, сто очков вперед иным мужикам даст. Да и Дмитрий, хоть и придурок изрядный, но, сдается мне, правильный он парень в глубине души. Таких вот и надо в соратники брать, да по-тихому. Глядишь, лет через пять такую кодлу сколотим!
Гром затряс головой:
— Ой, не знаю, Вань. Дюже сомнительно все это. Я Анну и прочих наших оболтусов знаю, не пойдут они супротив власти. Больно хорошо им и сейчас живется, с чего им рожи-то подставлять?
Я вздохнул и отхлебнул еще. Эх, наивная ты душа, Гром. Ни черта-то ты в людях не смыслишь. Не ведаешь, на что они способны, когда припечет.
— Был один демон, — медленно начал я, глядя в темную даль. — Тоже когда-то предал своего господина, за что и был низвергнут с небес. Думал, самый умный, без любви и веры проживет. А в итоге — ужасно пожалел о содеянном. Понял, что ни власть, ни могущество не стоят потери близких. И раскаялся, да поздно было.
— К чему это ты? — прищурился Гром.
— А к тому, — назидательно произнес я, — что каждый может исправиться и встать на верный путь. Были бы причины и желание. Даже отпетые грешники и предатели. Что уж говорить о нашей ветреной молодежи. Анна, Дима — да они первые в мой крестовый поход запишутся, дай только время.
Приятель недоверчиво хмыкнул:
— Ишь ты, как загнул — про демонов да крестовые походы. Прям как по писаному вещаешь. Будто, сам знавал того перебежчика с небес?
Я расплылся в загадочной ухмылке и допил остатки портвейна, не спеша отвечать. Гром попал в точку, сам того не подозревая. Уж я-то знаю, каково оно — предавать и жалеть. И каково мечтать об искуплении, которого, быть может, не видать, как своих ушей.
Но не время раскрывать карты. Придет час — Велиал явит себя миру. Но лишь тогда, когда от моих слов и поступков будет зависеть судьба страны. А пока — притаимся, будем вить веревки. И плести собственную паутину интриг, куда попадутся все эти расфуфыренные мошки.
Вот что, Гром, — решительно произнес я, хлопнув друга по плечу. — Хватит околачиваться без дела. Завтра с утра пораньше нас ждет практика, а у меня до сих пор и перста-то нет! Непорядок, нужно исправлять ситуацию. Двинули в гостиницу, покемарим чуток, да с новыми силами в бой.
— Ой, да ладно тебе, привереда! — отмахнулся Гром, пошатываясь. — Да ты своей некромантией кого хочешь за пояс заткнешь, хоть с перстом, хоть без.
Наконец мы добрались до постоялого двора. Гром мгновенно заснул, едва коснувшись подушки, а я вышел на скрипучий балкон, вдыхая ночную прохладу. Покой мне только снился — мысли роились, настойчиво требуя действий.
Внезапно с улицы донеслись грубые голоса и звон клинков. Я глянул вниз и увидел потасовку меж двумя пьяными гвардейцами. Судя по обрывкам фраз, не поделили бравые вояки какой-то долг. Решили, стало быть, рассудить спор оружием по пьяни. Ну-ну.
В какой-то миг один из них оступился и пропустил колющий удар прямо в грудь. Тускло блеснула в лунном свете окровавленная сталь, и несчастный пьянчуга осел на землю, хрипя и булькая горлом. Его противник, шатаясь, побрел прочь, даже не думая помочь товарищу по попойке.
Умирающий корчился на грязных камнях, и я буквально всей кожей ощущал, как жизнь медленно покидает его тело. В груди медленно загорелся уже знакомый голод — жажда чужой боли и страданий. Демоническое наследие, будь оно неладно.
Почти не раздумывая, я простер руку вниз и прошептал заклинание на древнем наречии, которого сам толком не понимал. И почему у остальных магия просто есть, а мне нужно еще нести всякую тарабарщину? Хорошо, что слова сами срывались с губ, повинуясь зову инстинктов. Страшные, полные первобытной мощи формулы, призывающие силы.
И некротическая материя услышала своего повелителя! Почерневшие вены гвардейца вдруг вспыхнули призрачными фиолетовыми всполохами, а из развороченной груди вырвалось облачко серного дыма. Ребра с омерзительным хрустом срослись, вдавленные внутренности вернулись на место. Спустя пару мгновений пьянчуга, кряхтя, поднялся на ноги, живой и невредимый. Разве что бледный, как сама смерть.
Он медленно поднял голову и уставился прямо на меня. В тусклом свете луны его глаза отливали трупной зеленью, а лицо исказила жуткая гримаса. Он смотрел на своего невольного спасителя с немым обожанием, граничащим с религиозным экстазом. Меня передернуло.
— Ты… Ты вернул меня с того света, — просипел гвардеец не своим голосом. — Я в неоплатном долгу перед тобой, господин. Приказывай!
От его слов за версту разило потусторонним холодом. Я невольно попятился, борясь с желанием сигануть прочь с балкона. Только восставшего раба не хватало для полного счастья.
— Ты… Ты свободен, — выдавил я, лихорадочно соображая, как бы поделикатнее отделаться от нежданного почитателя. — Живи себе дальше, вот и все мое желание. Иди с миром.
Гвардеец нерешительно кивнул, явно борясь с собой. Затем вдруг рухнул на одно колено и склонил голову, сложив руки у груди в странном жесте:
— Да будет воля твоя, повелитель. Но знай — отныне моя жизнь принадлежит тебе.
С этими словами он поднялся, еще раз поклонился и, пошатываясь, скрылся за поворотом. Я перевел дыхание, чувствуя, как меня колотит нервная дрожь. Вот же угораздило! И ведь главное — сам дурак, руки распускаю, не думая. Надеюсь, у несчастного не будет проблем с его новым амплуа!
Обессиленно прислонившись к шаткой балконной ограде, я сполз по ней на пол и обхватил руками голову. Да уж, Велиал, второй раз ты на те же грабли наступил. Вечно тебя на подвиги тянет не ко времени. Выпендриться захотелось, мускулы некротические размять?
Кряхтя, я поднялся и побрел в душную комнатушку, на ходу стягивая сапоги. Гром дрых без задних ног, разметавшись поперек кровати. Я со вздохом примостился с краешку, кутаясь в одеяло.
Я закрыл глаза, проваливаясь в тревожный сон. Что принесет грядущий день — одному дьяволу ведомо. Но я готов встретить его лицом к лицу.