Sebastyan Lora_Princessa pepla1_2

КОРОНА

Кайзер прислал для меня платье: цвета бледной ки-новари, без рукавов, с открытой спиной; оно по-хоже на свободные, простые хитоны, которые носил мой народ до Завоевания. Как ни странно, в послед-ние годы эта астрейская мода распространилась в сре-де молодых кейловаксианских аристократов в проти-вовес их собственным тяжелым бархатным одеждам. Впрочем, вряд ли кайзер хотел порадовать меня мод-ным нарядом, скорее, он выбрал этот фасон потому, что платье открывает мои плечи и спину, так что пре-красно видны покрывающие их шрамы. Они словно говорят: Астрея побеждена, Астрея сломлена, Астреи больше нет.

Я безмерно стыжусь красных, вздувшихся рубцов, перепахавших кожу на спине; по ним, как по карте, можно проследить каждое астрейское восстание. Будь то потопленный астрейскими пиратами корабль кей-ловаксианцев, мятеж на рудниках или раб, осмелив-шийся плюнуть на своего хозяина, — всё это высека-лось на моей коже. Теперь моя спина уродлива, чудо-вищна и служит постоянным напоминанием о том, кто я есть. Однако сейчас, сидя перед зеркалом, пока Хоа заплетает мои волосы, я не испытываю ни капли

стыда, напротив, в моих жилах вскипает обжигаю-щая ненависть, она заполняет всё мое существо, точ-но вода из стремительно тающей глыбы льда. Я так долго ее подавляла, что теперь, дав ей волю, ощущаю безудержное злое веселье. Пока что моя злость ни на кого не направлена, но это легко исправить: следует пустить ее в нужное русло. Мне требуется план дей-ствий.

Правда, есть одна существенная загвоздка: в этом замке я отрезана от мира, и опереться тут не на кого. Все сведения о внешнем мире я получаю, подслушав болтовню придворных, через десятые руки, поэтому никак не могу определить, какая часть услышанно-го является правдой. В капитолии есть астрейцы, но все они рабы, причем большинство их моложе меня, они недоедают и поэтому слабы. И хоть я и ненави-жу себя за подобные мысли, не уверена, что могу им доверять.

Есть еще Тейн. При одной мысли о нем на меня вновь накатывает тошнота, но если кто и знает что-то о восставших астрейцах, так это он, с этим не поспо-ришь. Возможно, Кресс что-то слышала от отца, вот только ее мало волнует всё происходящее за предела-ми дворца, так что вряд ли она запомнила что-то важ-ное. Нет, мне придется сегодня вечером самой пого-ворить с Тейном, даже если находясь рядом с ним, я опять чувствую себя шестилетней девочкой и слов-но наяву вижу, как он перерезает моей матери горло.

Уверена, Тейн тоже не слишком-то меня жалует, но если он будет проходить мимо, пока я буду болтать с Кресс... Можно испуганно округлить глаза, заго-ворить с ним дрожащим голосом, дескать, меня до дрожи в коленях путает перспектива наличия у Ам-пелио сторонников, которые могут попытаться на-пасть на дворец и отбить меня силой... Тогда Тейну

волей-неволей придется что-то на это ответить. Ско-рее всего он заявит, что никаких мятежников больше не осталось, но при всем своем воинском искусстве врать Тейн не умеет.

Кресс как-то раз упомянула, что, обманывая, ее отец краснеет, и это заметно, несмотря на густую светлую бороду, закрывающую половину его лица; в такие моменты он пристально смотрит собеседни-ку в глаза, и у него раздуваются ноздри.

В любом случае мне нужно выяснить, как обстоят дела с восстанием.

Хоа собирает мои волосы на макушке и закрепля-ет заколкой; служанка смотрит в зеркало, встречается со мной взглядом, и на миг я готова поклясться, что она читает мои мысли, как открытую книгу. Женщи-на щурится, но потом отводит глаза, заплетает по-следнюю косицу и закалывает шпилькой.

В дверь стучат, а уже в следующую секунду входит, не дожидаясь разрешения, служанка, неся в руках зо-лотую шкатулку.

Последний штрих, завершающий мой туалет.

В шкатулке лежит корона, точная копия той, что носила моя мать: сотканный из языков пламени ве-нец, перечерчивающий лоб и возвышающийся на не-сколько дюймов, так что кажется, будто языки пламе-ни лижут воздух.

Одним легким движением Хоа надевает корону мне на голову — она делала это бессчетное количе-ство раз, так что действие кажется привычным, обы-денным, но сегодня всё по-другому.

На этот раз я позволяю себе вспомнить, как мама иногда разрешала мне примерить корону, но та неиз-менно оказывалась велика и падала мне на шею. Ко-рона мамы была сделана из черного золота и украше-на рубинами, а венец, присланный для меня кайзе-

ром, слеплен из пепла: стоит надеть корону на голову, и она начинает рассыпаться, пачкая мои волосы, ко-жу и платье.

Мою величественную, сильную мать именова-ли «Королева пламени», а меня насмешливо называ-ют «Принцесса пепла».

* * *

Стоит мне войти в банкетный зал, как на меня тут же устремляются тяжелые взгляды, за спиной звучат перешептывания и смешки, отчего у меня сразу же начинают гореть щеки. При каждом моем шаге, при каждом легком повороте головы от короны отрыва-ются хлопья пепла и падают, опускаясь на мои ще-ки, плечи и грудь. Я делаю вид, что не замечаю это-го, держу голову гордо поднятой и скольжу взглядом по толпе, как вдруг мои глаза встречаются с глазами принца, такими же холодными, как у его отца. Едва осмеливаясь дышать, я отвожу взгляд, мечтая прова-литься сквозь пол и исчезнуть — какой позор, сов-сем недавно меня стошнило на наследника престо-ла. У принца есть основания смотреть на меня с от-вращением и презрением, но ничего подобного в его взгляде я заметить не успеваю.

Чувствуя настойчивый взгляд принца, я замечаю жмущихся в тени у стен рабов, терпеливо ожидаю-щих приказаний. В основном это дети и подрост-ки с потухшими глазами, хотя есть и несколько жен-щин — слабые, не способные поднять руку на хозяев. Невольники очень худы, грязны, у многих недостает зубов, жидкие волосы свисают паклей.

«Не смотри», — требует привычный голос у меня в голове, но я не обращаю на него внимания. Мне нужно смотреть, нужно видеть.

— Вот ты где, — восклицает Крессентия, и я по-спешно отвожу взгляд от рабов. Подруга подходит и берет меня под руку, не обращая внимания на пач-кающую платье золу. Жизнерадостность Кресс нару-шает повисшее в зале напряжение, и придворные ма-ло-помалу теряют ко мне интерес; они не хуже ме-ня помнят, что случилось в тот день, когда кайзер впервые прислал мне пепельную корону: семилетняя Крессентия подбежала и провела большими пальца-ми по моим щекам, размазывая пепел длинными тем-ными полосами.

«Вот так, — мягко сказала она, так что никто, кроме меня, не услышал. — Теперь ты готова к битве». Этот маленький акт неповиновения стоил мне десяти уда-ров кнутом, и, я уверена, Тейн наказал и Кресс тоже. Теперь подруга, как и я, делает вид, что никакой ко-роны на мне нет.

— Я слышала о том, что случилось на суде, — ти-хо говорит она, жалостно выгибая брови. — С тобой всё в порядке?

«Суд» — довольно странное определение случив-шегося, ведь не было ни свидетелей, ни судьи, ни возможности у обвиняемого защититься. Это бы-ло обычное убийство, и я сама выступила в роли па-лача.

Умом я понимаю, что выбора мне не оставили, но от этого чувство вины не исчезает.

— Всё закончилось, — говорю я, небрежно пома-хивая рукой. Если бы можно было с такой же легко-стью забыть, как меч вонзился в тело Ампелио... — Надеюсь, Хоа сумеет отстирать кровь с платья, оно ведь такое милое, ты не находишь?

— О да, я ужасно тебе завидую. Желтый цвет ме-ня просто убивает, но тебе очень идет, — подхва-тывает подруга, сжимает мою руку и тянет за собой

в дальний конец зала, подальше от королевской семьи и пронзительного взгляда принца Сёрена.

Быстро оглядев зал, я понимаю, что Тейна тут нет, и чувствую постыдное облегчение: наверное, он сно-ва уехал, организует очередное сражение, вторжение, массовую резню.

— Принцесса пепла, — раздается голос кайзера. При звуке его голоса у меня по спине ползет озноб, однако я поворачиваюсь к правителю с милой улыб-кой на лице. Кайзер с издевательской ухмылкой са-лютует мне кубком, бледно-синие глаза зло сверкают, обрюзгшее лицо раскраснелось — похоже, он уже не-мало выпил. — Ты почетная гостья на пиру, так что твое место здесь. — Он указывает на пустое кресло рядом с принцем Сёреном.

Крессентия напоследок ободряюще пожимает мне руку, и я направляюсь к кайзеру.

Приблизившись, я делаю реверанс; кайзер протя-гивает мне руку, и я целую кольцо на его мизинце — то самое кольцо, которое когда-то носила моя мать, а до нее — ее мать.

Я уже начинаю подниматься, но кайзер вдруг гла-дит меня по щеке, и я замираю, стараясь не пере-дернуться от омерзения. Некоторые схватки луч-ше проигрывать, а из некоторых я вообще не мо-гу выйти победительницей, а посему я, покорно склонившись, стою перед кайзером, как и полагает-ся верноподданной, каковую из меня лепили дол-гие годы, и позволяю ему размазывать пепел по моей щеке.

Кайзер опускает руку и довольно улыбается, а по-том жестом предлагает мне сесть. Поднявшись, я за-мечаю на шее правителя золотую цепь, на которой горит и переливается огненный камень. Я узнала бы этот камень где угодно: он принадлежал Ампелио.

До Вторжения он позволял мне играть с камнем, хо-тя мать всякий раз ругалась, застав меня за этим за-нятием.

«Живые камни — не игрушки», — неизменно го-ворила она.

Наверное, это было единственное неповинове-ние, которое позволял себе Ампелио по отношению к своей королеве. Я обожала сжимать камень в ладо-нях, чувствуя, как кровь в жилах становится горячей, обжигает, точно огонь, поет мне песню, словно мы с камнем одно целое.

При виде камня, висящего на заплывшей жиром шее кайзера, я чувствую, как в груди разгорается со-вершенно иной огонь, и с трудом сдерживаю дрожь; мне стоит огромных усилий не наброситься на узур-патора, хотя очень хочется придушить его этой це-пью. Однако Ампелио погиб не для того, чтобы я творила подобные глупости.

Итак, я заставляю себя отвести взгляд от камня и опускаюсь в кресло рядом с принцем.

Всего пару минут назад принц прямо-таки прики-пел ко мне взглядом, а теперь делает вид, будто меня вообще не существует, и не поднимает глаз от сво-ей тарелки. Очевидно, наследник не сообщил отцу о недавнем происшествии, в противном случае я уже расплачивалась бы за подобное проявление неуваже-ния. Почему же он промолчал? Кайзер благоволит тем, кто приносит ему информацию, а учитывая, что принц Сёрен единственный сын кайзера и его на-следник, ему полагалось бы зубами и когтями бороть-ся за отцовское расположение. Кейловаксианская мо-нархия зиждется скорее на силе, нежели на кровных узах, и каждый второй правитель Кейловаксии перед смертью отказывался назвать своего сына преемни-ком, так что другие знатные семьи получали возмож-

ность сцепиться в борьбе за трон. Зачастую эта борь-ба растягивалась на годы.

Но нынешний принц вовсе не слабак. Еще до его возвращения придворные на все лады обсуждали его успехи на поле брани, силу и доблесть, предполага-ли, насколько великим кайзером он однажды станет. Уверена, эти пересуды доходили до ушей кайзера, за-бросившего ратные дела после захвата трона — не-обычное поведение для кейловаксианского правите-ля, как правило, монархи до последних дней жизни оставались воинами. Сила принца Сёрена лишь под-черкивает слабость кайзера, вдруг осознаю я, и те-перь, когда наследник вернулся ко двору, ему при-дется за это заплатить.

Не понимаю, с чего это принц не воспользовал-ся такой превосходной возможностью выслужиться.

Рядом возникает парень-раб и накладывает на мою тарелку обжаренную рыбу со специями — традици-онное астрейское кушанье. У большинства кейловак-сианцев слишком нежные желудки для острой рыбы, но в такие вечера, как сегодняшний, они всё же про-буют это блюдо. В конце концов, это всего лишь сим-вол: еда, музыка, одежда — всё это астрейское, но са-мих астрейцев больше не существует.

Я наконец обращаю внимание на играющую в за-ле музыку: под эту мелодию когда-то танцевала мама, и ее юбки обвивали ее ноги, а она вертелась на ме-сте, держа меня на руках, пока у нас обеих не начина-ла кружиться голова. Под эту музыку они с Ампелио танцевали, обнявшись. Эти люди недостойны такой музыки, они ничего этого не заслуживают. Я кладу руки на колени, чтобы никто не увидел, как ладони сами собой сжимаются в кулаки.

Парень-раб кладет мне на тарелку еще кусок рыбы, случайно задевая мое плечо, но я не обращаю внима-

ния. Я не смею на него смотреть, ведь кайзер у ме-ня на глазах обезглавливал астрейцев из-за одного невинного взгляда. Сегодня у меня и без того руки в крови.

Я продолжаю упорно глядеть в тарелку, пересчиты-вая упавшие туда хлопья пепла — только так я смогу пережить этот ужин и не заорать.

Раб толкает меня в третий раз, теперь уже без вся-кой видимой причины. К счастью, кайзер увлеченно о чем-то беседует с каким-то заезжим лордом, имени которого я не знаю, зато кайзерина на миг обраща-ет на меня взор своих светлых глаз, щурится и быст-ро отворачивается.

Все говорят, что она сходит с ума, но порой я вижу в ее глазах проблески разума, словно она только что проснулась в совершенно незнакомом, чужом мире. Сегодня вечером взгляд у кайзерины бессмысленный. Еще даже не подали основное блюдо, а супруга кай-зера, похоже, уже пьяна.

Кроме меня, на кайзерину никто не обращает вни-мания, гости скользят по ней взглядами, точно она призрак, бледный, молчаливый и зловещий, и, похо-же, это недалеко от истины.

Моя тарелка переполнена, мне ни за что столько не съесть, но парень-раб не уходит.

Он, наверное, чокнутый или решил свести счеты с жизнью, а может, и то и другое.

— Вы еще чего-нибудь желаете, моя госпожа? — спрашивает он, наклоняясь ко мне. — Может, вина?

Что-то в его голосе кажется знакомым, но я не мо-гу понять, что именно, и украдкой смотрю на слугу, надеясь, что никто не заметит. Наши взгляды встре-чаются, и я каменею.

У раба осунувшееся лицо с заострившимися скула-ми, а темные волосы коротко острижены, подборо-

док зарос щетиной, губы стиснуты, как будто парень постоянно злится или голоден, или и то и другое. Оливковую кожу на его щеке пересекает бледный ру-бец шрама, и всё же я вижу за этим обликом тень круглощекого мальчишки; до Вторжения мы с ним часто сидели в игровой комнате и состязались, кто раньше напишет заданный учительницей урок, что-бы заработать похвалу. Я как наяву вижу струящие-ся из-под наших перьев астрейские слова — его имя, а рядом — мое имя. Я вижу, как мы играем в дого-нялки, и вспоминаю, что всегда проигрывала, пото-му что у меня ноги были короче, чем у него. Я ви-жу, как зеленоглазый мальчишка с серьезным видом изучает мою оцарапанную коленку, слышу его голос, уверяющий меня, что всё будет хорошо, уговарива-ющий не плакать.

— Блейз.

Забывшись, я не сразу соображаю, что произнесла это имя вслух. Принц Сёрен поворачивается ко мне.

— Прошу прощения? — хмурится он.

— Я... Я сказала: «Эй». Эй ты, принеси мне вина.

Принц Сёрен отворачивается от меня и снова при-нимается ковыряться в тарелке, а я, словно приклеив-шись к месту, всё смотрю на Блейза. Нельзя так дол-го на него глядеть, это вызовет подозрения, и я это знаю, но не могу заставить себя отвернуться, потому что он здесь, точно призрак, внезапно явившийся из небытия. Как он сюда попал?

Одну долгую секунду Блейз смотрит мне в гла-за, и в его взгляде читается множество слов, кото-рые нельзя произнести, и вопросов, которые нельзя задать. Наконец он коротко кланяется и отворачива-ется, но в его последнем взгляде я ясно вижу обеща-ние. Я снова поворачиваюсь лицом к столу, а в голо-ве кипят вопросы.

Что он здесь делает? Если бы он работал в замке, я бы видела его прежде, верно? Его появление имен-но сегодня вовсе не случайность.

— Леди Тора. — Низкий голос принца Сёрена вы-рывает меня из задумчивости, и я поспешно повора-чиваюсь к наследнику, делая вид, что всё в порядке. Принц рассматривает черный отпечаток ладони, ко-торый его отец оставил на моей щеке, потом быстро переводит взгляд на кайзера — тот сосредоточил всё внимание на рабыне, подливающей ему в кубок ви-на, и не смотрит вокруг. Девчушка моложе меня, ей лет четырнадцать. От этого зрелища меня мороз про-дирает по коже, но я наблюдаю подобное не впервые.

Голос принца Сёрена так тих, что едва различим на фоне музыки и застольных разговоров:

— Насчет сегодняшнего происшествия...

— Мне так жаль, ваше высочество, — переби-ваю я, снова глядя на наследника. Меня вдруг охва-тывает страшное смущение. — Вы должны понять, я не владела собой. Как вы проницательно заметили, я впервые... — Тут я умолкаю, не в силах произне-сти страшное слово, как будто стоит мне назвать ве-щи своими именами, и они окончательно станут не-поправимой истиной. — Благодарю вас, что никому не рассказали.

— Разумеется, — говорит принц, и вид у него не-сколько изумленный. Он кашляет. — Возможно, я действовал несколько необдуманно, но лишь из же-лания. .. — Теперь умолкает уже он. — Я пытался вас отвлечь.

Прозвучавшая в его голосе доброта застает меня врасплох, поскольку он смотрит на меня такими же холодными, голубыми глазами, как у кайзера. Мне тяжело выдерживать его взгляд, но я беру себя в ру-

ки. — Я уже обо всём забыла, ваше высочество, — за-веряю я его, заставляя себя улыбнуться.

— Сёрен, — говорит принц. — Зовите меня Сёрен.

— Сёрен, — повторяю я. Наверное, даже сплетни-чая о наследнике с Крессентией, я и то не называ-ла его по имени, он для меня всегда был «принцем». Имечко у него типично кейловаксианское, с рез-кой «р» и долгим «ё», его звучание подобно свисту рассекающего воздух меча, который находит цель. Странно, насколько сильную власть имеют над на-ми имена. Почему Тора и Теодосия настолько раз-ные, ведь и та и другая — это я? Почему стоило мне один раз назвать Сёрена по имени, как мне сразу же стало гораздо труднее ассоциировать принца с кай-зером, Тейном и прочими кейловаксианскими вои-нами?

— Тогда вы должны называть меня Торой, — го-ворю я, потому что это единственный напрашиваю-щийся ответ, даже если от этого имени у меня сво-дит зубы.

— Тора, — повторяет принц, понижая голос. — Ра-нее, рассказывая о том, как впервые совершил убий-ство, я имел в виду, что это событие врезалось мне в память и до сих пор меня преследует.

— Даже несмотря на то, что это было просто ас-трейское отребье? — спрашиваю я, стараясь, чтобы вопрос не прозвучал как насмешка.

Наверное, у меня не вышло, потому что принц от-вечает не сразу.

— Ури, Гавриэль, Кири, Ник, Мариос, Доминик, Гатос, Сайлас и Вейзо, — произносит он, загибая пальцы. У меня уходит несколько секунд на то, что-бы понять: принц перечислил имена людей, убитых им пять лет назад.

— Человека, которого убил отец, звали Илиас.

Я не горжусь своим поступком, и мне жаль, если я за-ставил вас поверить в обратное.

Он роняет слова сдержанно и отрывисто, но за ни-ми безошибочно угадываются скрытые чувства, ко-торые пытаются прорваться наружу. На миг в глазах принца мелькает нечто, чего я никогда не видела пре-жде ни у кого из кейловаксианцев, даже у Кресс.

Прежде чем я успеваю разгадать эту загадку, ря-дом снова возникает Блейз и, склонившись, налива-ет в мой кубок кроваво-красного вина. Приходится задействовать всё мое самообладание, чтобы не смо-треть на него.

У другого конца стола девушка-рабыня роняет под-нос, и по каменному полу разлетаются куски жареной рыбы. Все поворачиваются в ту сторону и смотрят, как бедняжка торопливо всё убирает — даже принц. Даже Сёрен.

— Сегодня ночью, — шепчет мне на ухо Блейз. — В кухонном погребе.

Я оборачиваюсь, но юноша уже исчезает в толпе.

Уронившую поднос рабыню хватают под руки двое стражников и выволакивают из зала. За неловкость ее в лучшем случае выпорют, а в худшем — убьют.

Когда ее ведут мимо, девушка на миг встречается со мной взглядом, и ее губы кривятся в едва заметной улыбке. Она уронила поднос вовсе не по неловкости, это был отвлекающий маневр, который может сто-ить ей жизни. Не представляю, каким образом я су-мею встретиться сегодня ночью с Блейзом, но я про-сто обязана попытаться.

союзник

Мать всегда говорила мне, что, если мы будем мо-литься богам, они защитят нас от зла, но когда пришли кейловаксианцы, мы обе молились, молились и молились, но всё без толку. Я не верила, что маму убьют, мне казалось, что боги такого ни за что не до-пустят. Мама до старости будет королевой, думала я, ведь это ее предназначение.

Даже когда из ее шеи потекла кровь, а пальцы, сжи-мавшие мою ладонь, разжались, я всё еще не верила в случившееся. Мать казалась мне бессмертной, даже когда свет в ее глазах померк.

Впоследствии я горько плакала, потом пришла в ярость, злясь не столько на кейловаксианцев, сколь-ко на богов, позволивших маме умереть, хотя они должны были ее защитить. Кейловаксианцы застави-ли меня заменить моих богов своими собственны-ми — во многом похожими на астрейских, но более мстительными, не склонными к прощению, — но для меня вера уже не имела значения. Та часть моей ду-ши, которая еще во что-то верила, была сломлена.

Сейчас, лежа в кровати в ожидании полночи, я пы-таюсь молиться, отчаянно и безнадежно взываю ко всем богам, о которых когда-либо слышала. Боги мо-

его народа кажутся мне скорее призраками, далеким эхом ушедшей эпохи: если я и знала их когда-то, те-перь они живут лишь в моих воспоминаниях, точно персонажи древних сказок.

С моих уст не срывается ни единого слова, и в ти-шине гнетущее присутствие Теней ощущается еще острее. Обвинение в ереси — это смертный при-говор, и Тени, несомненно, передрались бы за пра-во доложить кайзеру о подобном прегрешении, коль скоро это дало бы им возможность избавиться нако-нец от этой поистине ужасной работы. Им запреще-но разговаривать даже друг с другом, хотя они пос-тоянно нарушают это правило: я часто засыпаю, слу-шая их перешептывания.

Однако сегодня в комнате впервые на моей памяти стоит тишина. Предполагается, что мои охранники спят по очереди, и я наверняка знаю, что они неукос-нительно соблюдают это правило, потому что все они страшно храпят, и я ни за что не смогла бы уснуть, если бы все трое Теней дрыхли одновременно.

Из-за северной стены вдруг раздается громкий храп, от него, наверное, даже пол сотрясается.

Обычно, когда Северному приходит черед отды-хать, Восточный и Южный хихикают над его звуч-ными руладами, но теперь они помалкивают. Закрыв глаза, я прислушиваюсь, пытаясь сквозь храп Север-ного определить, чем заняты двое других соглядатаев.

Вдруг из-за восточной стены раздается тоненькое поскуливание, точно плачет голодный щенок: Вос-точный тоже заснул.

Кайзер придет в ярость, если узнает, что двое моих охранников прикорнули одновременно, он не скло-нен рисковать, а мои Тени, как и большинство кей-ловаксианцев, трепещут перед его гневом и старают-ся не испытывать судьбу.

Раз сегодня за мной наблюдает только Южный, у меня появляется шанс улизнуть из комнаты не-замеченной. Одного охранника проще одурачить, чем троих, хоть и ненамного. Всё равно я имею де-ло с верным кайзеру и хорошо обученным воином, обязанным внимательно наблюдать за каждым моим шагом.

А потом происходит невероятное: до моего слуха доносится дребезжащий, негромкий посвист — его легко можно спутать со свистом ветра, задувающего в приоткрытое окно.

Понимание окатывает меня волной радости, кото-рая быстро сменяется смертельным ужасом. Разве бы-вают такие совпадения? Только что откуда ни возь-мись появился Блейз и назначил мне встречу, и тут же как по заказу все трое моих Теней заснули однов-ременно впервые за десять лет! Скорее всего меня просто заманивают в ловушку. На ум снова прихо-дит история с Фелиси, я как наяву вижу красное от гнева лицо кайзера и хлыст в его руке.

На этот раз наказание будет гораздо более суровым.

Но если это не ловушка, если Блейз действительно ждет меня в кухонном погребе, если он и впрямь был заодно с Ампелио, разве я могу не пойти?

Когда луна поднимается высоко в небо, я, решив, что все обитатели замка уже спят, откидываю одеяло и выбираюсь из безопасной постели. Из-за стен по-прежнему не слышно звуков шагов и бряцанья ору-жия, поэтому я на цыпочках подхожу к одному из трех глазков, чувствуя, как гулко колотится сердце.

Храп и посапывание становятся громче, мои страж-ники определенно глубоко спят. Возможно, все трое до отвала наелись и напились на торжественном пи-ру, и их разморило, но я не верю в совпадения. Ско-рее всего тут приложил руку Блейз.

Или же это ловушка, подстроенная кайзером. При мысли о том, что я, возможно, отправляюсь пря-миком в расставленные сети, меня на миг парали-зует ужас, но я усилием воли отодвигаю эту мысль. Я больше не имею права на трусость.

Ледяной каменный пол обжигает босые ступни, за-то без туфель я передвигаюсь почти бесшумно. По-дойдя к двери, я замираю, взявшись за дверную ручку. Как просто было бы залезть обратно в кровать, свер-нуться калачиком под одеялом и навсегда выбросить из головы Блейза, Ампелио, мою мать, спрятать их на задворках сознания.

Я могла бы похоронить их в глубинах памяти, мо-гла бы и дальше радовать кайзера послушанием, а он и впредь позволял бы мне жить.

Однако память о крови Ампелио на моем платье и руках слишком свежа.

Глубоко вздохнув, я заставляю себя повернуть руч-ку и, приоткрыв дверь, выскальзываю в коридор. Две-ри, ведущие в комнаты моих Теней, закрыты, но пе-ред ними стоят кубки для вина. Наверное, какая-то добрая душа принесла стражникам выпить, раз уж на пиру все веселились. А может, не такая уж и до-брая — смотря, что именно подмешали в вино.

«Умница, Блейз». Я отчаянно пытаюсь согнать с лица улыбку, но вдруг осознаю, что впервые за дол-гие годы за мной никто не наблюдает, и улыбаюсь до ушей. Мои соглядатаи сейчас дрыхнут в своих ком-натушках, и на миг у меня возникает искушение по-шпионить за ними, но нет, нельзя — вдруг я нечаян-но их разбужу.

Я крадусь по коридору, не переставая улыбаться. Погреб находится в западном крыле дворца, под глав-ными кухнями, поэтому мне нужно повернуть на-лево. Или всё же направо? В слабом свете висящих

на стенах факелов я уже ни в чем не уверена. Сто-ит допустить одну ошибку, свернуть не в ту сторо-ну, Войти не в тот коридор, столкнуться с кем-то... Ужасно хочется повернуться и припуститься бегом обратно в комнату, но я понимаю: ничего хороше-го такой путь мне не принесет, только медленную смерть.

Нужно делать выбор, нужно поверить в себя. Я по-ворачиваю налево.

От большой лестницы доносится шум затянувшей-ся допоздна гулянки: музыка, пьяный смех, радост-ные выкрики; кто-то поднимает тост за Принцес-су пепла и отпускает скабрезную шуточку, впрочем, я успела наслушаться столько подобных гадостей, что кажется, будто они облепляют меня слоем грязи. Кратчайшая дорога к кухне проходит по коридору: там за углом есть черный ход для прислуги, но что-бы туда попасть, нужно пройти мимо главного лест-ничного марша — пугающая перспектива, учитывая состояние пьяных гостей. Но ведь Блейз не случайно назначил в качестве места встречи кухонный погреб, там темно, и никого нет, ведь сейчас глубокая ночь. А еще там есть туннели.

Когда мы были детьми, еще до Вторжения, Блейз горел желанием исследовать все эти расположенные под замком переходы, нарисовал десятки карт, кото-рые никто, кроме него, не мог прочесть. Наши мате-ри были близкими, неразлучными подругами, Блей-за постоянно заставляли за мной присматривать, поэ-тому я безнаказанно увязывалась следом за ним. Мне тоже хотелось в туннели. Мы не нашли и десятой до-ли всех входов и выходов, но за тот год-полтора, что мы потратили на поиски, нам удалось обнаружить де-сятки потайных ходов, и один из них вел из Западно-го крыла дворца в кухонный погреб.

Мне казалось, я утратила эти воспоминания вместе с памятью о жизни до Вторжения, но после того, как я увидела сегодня Ампелио, а потом и Блейза, воспо-минания стали ко мне возвращаться.

И всё же прошло много лет, будет непросто най-ти нужный вход в туннель. Темнота — плохой по-мощник, а зажечь свечу я не посмела. Голоса пиру-ющих становятся громче, но потом гуляки сворачи-вают в другой коридор и пьяный смех постепенно затихает, удаляясь. Я вздыхаю с облегчением.

Добравшись, как мне кажется, до нужного коридо-ра, я провожу пальцами по стене. Десять лет назад нужное место на каменной стене находилось на уров-не моих глаз, значит, теперь оно ниже, на уровне по-яса. Когда я успела так сильно вырасти, если еще вче-ра я смотрела, как умирает моя мать?

С другой стороны, всё это случилось в другой жизни.

Уже почти отчаявшись найти выступающий из сте-ны камень, я наконец нащупываю его.

«Он похож на нос Защитника Алексиса», — хихик-нул Блейз, когда нашел этот камень. Защитник Алек-сис был Защитником воздуха, и изгиб его крючкова-того носа походил на натянутый лук, готовый в лю-бую минуту выстрелить; еще Защитник Алексис любил отпускать непонятные мне шуточки. Навер-ное, он уже давным-давно мертв.

Я поворачиваю камень: один поворот по часовой стрелке, два — против часовой стрелки, — а потом сильно толкаю стену плечом. Дверь поддается лишь с третьего толчка, но это хорошо: значит, нечто уже давно не открывал этот проход. В последний раз огля-нувшись через плечо, дабы убедиться, что поблизости никого нет, я шагаю в туннель и закрываю за собой тяжелую дверь.

Коридор узкий, тут темно, как в могиле, но я упря-мо продвигаюсь вперед, держась руками за покрытые пылью стены. Следовало прихватить с собой свечу и туфли. По туннелю никто не ходил уже много лет, его пол и стены заросли слоем пыли и грязи, про-тивно липнущей к рукам и ступням. Я иду всё даль-ше и дальше; мне казалось, коридор намного короче, время от времени он поворачивает, так что меня не покидает ощущение, что я блуждаю по кругу. То и де-ло за каменными стенами раздаются приглушенные голоса, и, хоть я и понимаю, что их обладатели ме-ня не видят, всё равно задерживаю дыхание. Так или иначе, этот путь закончится моей смертью, но пока это не важно.

Даже если меня заманивают в ловушку, даже если в конце туннеля ждет палач, я делаю то единственное, что могу, — шагаю вперед.

Наконец моя нога ступает на деревянную поло-вицу, и я останавливаюсь, наклоняюсь и стряхиваю с платья пыль и грязь, потом нащупываю перед со-бой дверь с металлической ручкой. Вот и она. Я по-ворачиваю ручку, но оказывается, что металл покрыл-ся ржавчиной, и ручку заклинило. Приходится налечь на дверь всем телом, и всё равно ручка поворачивается лишь на четверть оборота. Наконец мне удается при-открыть дверь, она тоже поддается с трудом; я дергаю снова и снова, но в итоге получается узкая щель, ши-рины которой едва хватает, чтобы протиснуться.

— Эй? — шепчу я в темноту.

Если мне не изменяет память, дверь находится на высоте примерно десяти футов над каменным полом, и босиком я навряд ли сумею спуститься без посто-ронней помощи.

Я слышу шарканье, потом звук приближающихся шагов.

— Ты одна? — раздается тихий шепот. Говорят по-астрейски, и у меня уходит несколько секунд на то, чтобы осознать смысл сказанного.

Перед тем как ответить, мне приходится мысленно переводить на родной язык, и я ненавижу себя за это.

Теперь у меня даже мысли кейловаксианские.

— А ты? — спрашиваю я.

— Нет, я подумал, что стоит прихватить пару стражников и кайзера за компанию.

Я леденею, хоть и уверена, что он шутит. Видимо, Блейз догадывается о причинах моего затянувшегося молчания и нетерпеливо вздыхает.

— Я один. Прыгай, я тебя поймаю.

— Мне уже не шесть лет, Блейз, я стала гораздо тя-желее, чем прежде, — предупреждаю я.

— А я стал куда сильнее прежнего, — отвечает он. — Пять лет на Земляном руднике кого хочешь закалят.

Я теряюсь с ответом. Пять лет рабства в шахте, пять лет в непосредственной близости от источника силы богини земли Глайди — неудивительно, что у Блей-за такой изможденный вид. Десять лет во дворце ста-ли для меня настоящим кошмаром, но это не идет ни в какое сравнение с рудниками. Когда-то эти шах-ты были священными местами, но, похоже, во время Вторжения боги от нас отвернулись.

— Ты был на рудниках? — шепчу я. А что меня, собственно, удивляет? На рудники загнали большую часть жителей Астреи. Если Блейз провел там пять лет и сохранил трезвый рассудок, значит, он намно-го сильнее того мальчика из моего детства. Вряд ли он может сказать то же самое обо мне.

— Да, — отвечает он. — А теперь поспеши и пры-гай, Тео, у нас мало времени.

Тео.

Теодосия.

Не обращая внимания на жгучее желание повер-нуться и убежать, я прыгаю ногами вперед и одно долгое мгновение падаю, а потом Блейз подхватыва-ет меня, но сразу же опускает на землю.

Мои глаза уже успели привыкнуть к темноте, и я различаю во мраке его фигуру. Теперь, когда мы не на пиру и никто за нами не наблюдает, я могу без страха смотреть на друга детства.

У него вытянутое лицо, как и у его отца, а темно-зеленые глаза достались ему от матери. Мяса у него на костях немного, да и то это сплошные мускулы, обтянутые оливковой кожей. Длинный белый шрам тянется от левого виска до уголка рта, и я содрогаюсь при мысли о том, что могло оставить такую глубо-кую отметину. В детстве Блейз был ниже меня на па-ру дюймов, а теперь мне приходится запрокидывать голову, чтобы посмотреть ему в глаза, он выше меня на добрый фут и намного шире в плечах.

— Ампелио мертв, — говорю я наконец.

На скуле Блейза дергается мышца, он отводит глаза.

— Знаю, — говорит он. — Я слышал, это ты его убила.

От горького упрека в его голосе у меня перехваты-вает дыхание.

— Ампелио сам попросил меня об этом, — тихо бормочу я. — Он знал, что, если бы я отказалась, кай-зер всё равно приказал бы кому-то другому его убить, а потом пришел бы и мой черед. Теперь кайзер убе-дился в моей верности и готовности предать собст-венный народ.

— А ты готова нас предать? — спрашивает друг. Он пристально смотрит мне в глаза, выискивая там правду.

— Конечно, нет, — возражаю я, но мой голос дрожит. Я знаю, что говорю правду, но, даже про-

сто произнося подобные слова, не могу не думать о том, как Тейн замахивается, и в мою кожу врезает-ся кнут, а кайзер не сводит с меня довольного взгля-да, упиваясь моей болью. Всё именно так и будет, если кайзер хоть на секунду усомнится в моей вер-ности.

Бесконечно долгое мгновение Блейз смотрит на меня, взвешивая мой ответ, и еще до того, как он сно-ва заговаривает, я понимаю: меня сочли бесполезной.

— Кто ты? — спрашивает он.

Вопрос жалит меня, как оса.

— Это же ты хотел встретиться здесь со мной, так что мы оба рискуем жизнью. Кто ты такой? — отве-чаю я.

Блейз и бровью не ведет, только глядит так при-стально, будто видит меня насквозь.

— Тот, кто хочет вытащить тебя отсюда.

Он произносит это суровым тоном, но на меня всё равно накатывает облегчение. Я десять лет мечтала услышать эти слова, грезила о тоненьком лучике на-дежды, но никогда не думала, что услышу долгождан-ное обещание спасения при таких обстоятельствах. Однако как ни манит меня свет надежды, я не могу окончательно поверить в ее реальность.

— Почему сейчас? — спрашиваю я.

Блейз наконец отводит взгляд.

— Я пообещал Ампелио спасти тебя, вне зависи-мости от того, что станется с ним самим.

Мне не хватает воздуха.

— Ты действовал с ним заодно, — предполагаю я. Ответ и без того очевиден, но слышать имя Ампелио из уст друга детства всё равно больно.

Блейз кивает.

— С тех пор, как он спас меня с Земляного рудни-ка три года назад.

Мне становится еще больнее. Я знаю, что на руд-нике Блейзу жилось гораздо хуже, чем мне во дворце. Меня по крайней мере кормили и давали кров над го-ловой, а били раз в две недели, или даже реже. И всё же пока я тут ждала, что Ампелио придет и вызво-лит меня из неволи, он вместо этого спас Блейза; эта мысль грызет меня и не дает покоя.

— Что сталось с девушкой, уронившей на пиру блюдо? — спрашиваю я, пытаясь отрешиться от глу-пой обиды и сосредоточиться на чем-то другом. — Неужели ее...

Я не могу выговорить слово «убьют», но это и не требуется. Блейз качает голов I ой и снова отводит глаза.

— Марина... любимица стражников. Они ее не убьют, именно поэтому он[а и вызвалась. Она будет ждать нас на корабле.

— На корабле? — переспрашиваю я.

— На судне Бича Драконов, — поясняет Блейз. Прозвище мне знакомо, оно принадлежит одному из самых известных астрейских пиратов.

Больше половины шрамов у меня на спине появи-лось из-за действий именно этого пирата. Блейз, ве-роятно, заметив мое замешательство, вздыхает.

— Она спрятала корабль примерно в миле от сто-лицы, в бухте за кипарисовой рощей.

Я смутно представляю себе, о каком месте идет речь, потому что не покидала столицу со дня Втор-жения, но из окна в комнате Кресс видны кроны вы-соких кипарисов. И всё равно я никак не могу взять в толк, о чем говорит Блейз. Я запрещаю себе пове-рить в услышанное.

— Мы уходим сегодня ночью, — настаивает Блейз. — Сейчас.

У меня в душе словно расправляется сжатая досе-ле пружина.

Уходим. Сегодня ночью. Пробираясь в погреб, я и подумать не смела о подобном, не позволяла се-бе даже малейшей надежды на то, что сегодня смогу вырваться из когтей кайзера. И вот передо мной за-брезжил свет. Свобода так близка — только руку про-тяни, но мысль о ней не столько радует, сколько ужа-сает. В конце концов, мне уже случалось приблизить-ся к желанной свободе, но ее быстро у меня отняли, а это так больно.

— А что потом? — спрашиваю я, не в силах сов-ладать с дрожащим голосом. Мысль о свободе мало-помалу овладевает мной всё сильнее, хоть я и знаю, что эту надежду у меня в любой момент могут ото-брать — всё равно это надежда, и сейчас, впервые за десять лет, это реальный шанс на спасение.

— Есть страны, принимающие беженцев из Ас-треи, — сообщает мне Блейз и принимается загибать пальцы. — Этралия, Ста’криверо, Тиммори. Мы от-правимся в один из этих краев и заживем там новой жизнью. Кайзер никогда тебя не найдет.

Надежда бурлит и кипит в моих венах, она не умирает, но превращается в нечто новое и неждан-ное. В самых смелых мечтах о свободе я никогда не представляла, что всё будет вот так. Я воображала, что Ампелио явится спасать меня во главе грозной ар-мии, готовой освободить Астрею. Жизнь под каблу-ком кайзера для меня невыносима, но этот дворец — мой дом, я здесь родилась, представляла, как верну себе трон своей матери и прогоню кейловаксианцев обратно в бесплодные пустоши их родной страны.

Сейчас я делаю первый шаг навстречу этим мечтам. Я десять лет грезила о свободе, но неужели мне нуж-но покинуть свой дом навсегда? Мысль об этом дей-ствует на меня, как удар под дых.

— Предлагаешь мне сбежать? — тихо спрашиваю я.

Блейз вздрагивает: в конце концов, он тоже вырос в этом дворце, и, похоже, ему тоже нелегко дается та-кое решение, однако юноша не отступает.

— Эта борьба изначально была обречена на пора-жение, Тео. Если бы нас по-прежнему вел Ампелио, оставался бы еще хоть какой-то шанс, но теперь.. все Защитники мертвы. Воины, которых собрал Ампе-лио, после его поимки рассыпались кто куда, но их изначально было мало, около тысячи.

— Тысяча? — повторяю я, чувствуя сосущую пусто-ту в груди. Я потрясена до глубины души. — Астрей-цев же около ста тысяч.

Блейз опускает глаза и принимается рассматривать каменный пол.

— Нас было около ста тысяч, — поправляет он ме-ня, болезненно кривясь. — В последний раз, когда мы получали сведения о нашей численности, нас остава-лось около двадцати тысяч.

Двадцать тысяч. Как такое возможно? Во время Вторжения погибло много народу, но неужели на-столько много? Выходит, от моего народа осталась крошечная горстка выживших.

— Из этих двадцати тысяч, — продолжает Блейз, старательно не глядя на мое лицо, — половина нахо-дится на рудниках и не может бежать.

Это мне известно. Шахты тщательно охранялись еще до случившегося в прошлом месяце бунта на Воз-душном руднике, а теперь кайзер, наверное, удвоил количество охраняющих рудники солдат.

— Ты же сумел сбежать, значит, есть какой-то спо-соб, — замечаю я.

— Мне помог Ампелио, а его больше нет, — гово-рит Блейз, не вдаваясь в детали. — Из оставшихся на воле десяти тысяч четыре тысячи человек переправ-лены в другие страны — спасибо пиратам Бича Дра-

конов, — то есть в Астрее остается около шести ты-сяч. Здесь, в столице, предположительно находится около трех тысяч астрейцев, и никто из них ни разу в жизни не сражался, многие из них дети, не знаю-щие иной жизни, кроме рабства под властью кайзе-ра. Они ни за что не поднимут оружие. Нам удалось набрать тысячу добровольцев.

Я почти его не слышу. Пока я играла с кайзером в игры, восемьдесят тысяч моих соотечественников погибли. Всякий раз, когда в мою спину впивался кнут, я проклинала свою страну и народ, пытаясь их спасти, а мои люди всё равно гибли. Пока я танце-вала и сплетничала с Кресс, мои люди сходили с ума в шахтах. Пока я пировала за одним столом с врагом, мой народ голодал.

Кровь восьмидесяти тысяч человек на моих руках. При мысли об этом я вся каменею. Я непременно бу-ду скорбеть обо всех этих погибших и вряд ли смо-гу когда-то перестать горевать, но сейчас не могу се-бе этого позволить.

Вместо того чтобы плакать, я заставляю себя по-думать об оставшихся двадцати тысячах выживших: все они уже десять лет ждут избавления, как ждала я сама.

«Кончен день, приходит время малым птичкам уле-тать», — так сказал Ампелио перед тем, как попросил меня его убить, пресечь его жизнь ради спасения мо-ей собственной. Больше он не может спасти всех нас, но кто-то же должен это сделать.

— На рудниках остается десять тысяч человек, — бормочу я, вновь обретя голос. Слова звучат хри-пло и отчаянно. — Десять тысяч сильных, пре-исполненных ярости астрейцев, которые с радостью станут сражаться после всего, что им пришлось пере-нести.

— И кайзер это знает, потому-то рудники и охра-няют лучше, чем столицу, — возражает Блейз, качая головой. — Безнадежное дело.

«Безнадежное дело». Эти слова вызывают во мне глухое раздражение, но я подавляю досаду.

— Но есть еще тысяча упомянутых тобой бой-цов, — говорю я. — Мы же можем снова их собрать, верно? Если станем действовать вместе.

Блейз явно колеблется, потом опять качает головой.

— К концу недели каждый астреец в стране будет знать, что это ты убила Ампелио, после этого они вряд ли смогут тебе доверять.

Мое сердце болезненно сжимается, но я увере-на: именно этого и добивался кайзер, приказав мне убить Ампелио. Это еще один способ отрезать меня от моего народа, заставить их ненавидеть меня так же, как они ненавидят самого тирана.

— Мы всё им объясним. Наши люди уже успели узнать кайзера с его играми, мы можем заставить их передумать, — говорю я, отчаянно желая поверить, что так и будет.

— Даже если нам удастся переубедить людей, это-го мало. Всё равно нас будет тысяча против ста тысяч тренированных кейловаксианских солдат.

Я прикусываю нижнюю губу.

— А что насчет Бича Драконов? Если он на нашей стороне, мы сможем драться. Раз он много путеше-ствовал, у него наверняка есть союзники, способные нам помочь.

Бич Драконов появился сразу после Вторжения и попил немало кайзеровой крови, его суда грабят корабли кейловаксианцев, перевозящие предназна-ченные к продаже живые камни, а также контрабан-дой ввозят в Астрею оружие для мятежников.

Однако Блейз качает головой.

— Бич Драконов верен только самому себе. — Он словно повторяет чьи-то слова, которые слы-шал много-много раз. — Пока мы на одной сторо-не, но не стоит слишком сильно надеяться на этого пирата. Знаю, тебе не хочется это слышать... а мне неприятно говорить... но всякая надежда на восста-ние умерла вместе с Ампелио, и теперь у нас ничего не осталось. Нам остается только одно, Тео: бежать. Прости.

После Вторжения не проходило ни дня, чтобы я не мечтала о свободе; я всё ждала, ждала и ждала, когда кто-то заберет меня из этого дворца и увезет так дале-ко, как только возможно. Я могу начать новую жизнь за тридевять земель отсюда, на каком-то дальнем бе-регу, под открытым небом, где никакие Тени не ста-нут следить за каждым моим шагом, где не придется тщательно взвешивать каждое слово, контролировать каждое движение.

Больше никогда кнут не коснется моей спины, больше не придется видеть кайзера, больше никог-да мне не придется преклонять колени у его ног. Не придется гадать, убьет он меня сегодня или завтра.

Свобода совсем рядом, только руку протяни. Я мо-гу выйти из этого дворца и уже никогда не возвра-щаться.

Стоит мне так подумать, как я понимаю: это не-правда.

Ампелио потратил десять лет, пытаясь спасти Ас-трею, потому что это наш дом, потому что тут жи-вут люди — такие как Блейз — которые в нем нужда-лись, потому что он поклялся богам любой ценой за-щищать Астрею и ее магию. Теперь его кровь на моих руках, и, хоть я и знаю, что Ампелио не удалось бы избежать смерти, это не меняет главного: я отняла у своего народа героя, последнюю надежду.

«Восемьдесят тысяч человек» — это неизмеримо много. Восемьдесят тысяч матерей, отцов, детей. Во-семьдесят тысяч воинов, мастеров, фермеров, торгов-цев и учителей. Восемьдесят тысяч безымянных мо-гил. Восемьдесят тысяч моих соотечественников, ко-торые погибли, ожидая спасения.

— Думаю, мне бы хотелось остаться, — тихо го-ворю я.

Блейз поворачивается ко мне с выражением озада-ченности на лице.

— Что?

— Честное слово, я очень ценю, что ради меня ты прошел через столько трудностей...

— Не знаю, что этот монстр с тобой сделал, Тео, какой ложью тебя опутал, но здесь ты не в безопас-ности. Сегодня вечером я своими глазами видел, как он выставил тебя на всеобщее обозрение, точно во-енный трофей, а со временем всё станет еще хуже.

Куда уж хуже, хочется воскликнуть мне. Я не стану об этом думать, подобные мысли лишь еще больше ударят по моей и без того шаткой решимости.

— Они превосходят нас числом, Блейз, тут ты прав; выступи мы против кайзера сейчас — непре-менно проиграем, и тогда сопротивление, ради ко-торого Ампелио отдал жизнь, провалится. А вот если я останусь, то смогу раздобыть нужную информа-цию, узнать слабости врага и его планы. Тогда у нас появится шанс вернуть свою страну.

На миг Блейз становится похож на мальчишку, с которым я дружила в детстве, за которым гонялась, за которого цеплялась, невзирая на все его попытки от меня отделаться.

— Только не говори, что я неправа. Я — твой по-следний шанс.

Блейз качает головой.

— Слишком опасно. Думаешь, раньше мы не за-действовали шпионов? Во дворец пробирались десят-ки соглядатаев, и всех их вывели на чистую воду. Не пойми неправильно, только все они были намного крепче тебя.

— Я ничуть не хуже, — протестую я, хотя мы оба знаем, что это ложь.

Мгновение он смотрит на меня, ища на моем ли-це признаки сомнений, которые мог бы использо-вать против меня, но я не даю ему такой возмож-ности.

— Кто ты? — спрашивает Блейз.

Вопрос очень простой, но я медлю с ответом. Мы оба понимаем, что это проверка, которую я обязана пройти. Сглотнув, я заставляю себя посмотреть дру-гу в глаза.

— Меня зовут Тео...

Имя застревает в горле, и я снова становлюсь ма-ленькой девочкой, съежившейся на холодном камен-ном полу, а надо мной нависают кайзер и Тейн.

— Кто ты? — спокойно вопрошает кайзер.

Но стоит мне ответить, по моей спине немедлен-но щелкает кнут, и я пронзительно кричу. Так про-должается часами. Я не понимаю, чего от меня хо-тят, и продолжаю говорить правду, твержу, что меня зовут Теодосия Айрен Оузза. Меня зовут Теодосия. Меня зовут Тео.

А потом я перестаю говорить правду и отвечаю, что я — никто.

И на этот раз меня не бьют, напротив, кайзер с до-брой улыбкой опускается рядом со мной на колени и, подцепив меня пальцем под подбородок, заставля-ет поднять голову и посмотреть ему в лицо. Он го-ворит, что я хорошая девочка, и дает мне новое имя, точно подарок. И я ему за это благодарна.

Теплые руки ложатся мне на плечи и слегка встря-хивают. Открыв глаза, я вижу, что лицо Блейза в не-скольких дюймах от моего, его глаза смотрят твердо и сурово.

— Твое имя Теодосия, — говорит он. — Скажи это.

Я поднимаю руку и провожу пальцами по его шра-му. Блейз вздрагивает.

— Когда-то у тебя была такая милая улыбка, — шеп-чу я срывающимся голосом. — Твоя матушка часто го-варивала, что однажды она доведет тебя до беды.

Блейз отдергивает руки, точно моя кожа его обо-жгла, но по-прежнему глядит на меня, как на дикое животное, словно я могу в любую минуту напасть. Я прижимаю руки к животу, приваливаюсь к стене и тихо спрашиваю:

— Что с ней стало?

Сначала я думаю, что Блейз меня не услышал, но потом он отворачивается и, тяжело сглотнув, отве-чает:

— Убили во время Вторжения. Она пыталась встать между кейловаксианцами и твоей матерью.

Ну конечно, иначе и быть не могло. Наши матери дружили с колыбели, они часто повторяли, что свя-зывающие их узы сильнее кровного родства. Я звала мать Блейза «тетушкой». Пусть это звучит ужасно, но она хотя бы умерла быстро.

Ноги подкашиваются, и я оседаю на грязный пол.

— А твой отец?

Блейз качает головой.

— У кейловаксианцев большой опыт по части заво-евания других стран. Первым делом они постарались перебить всех Защитников. Ампелио был последним из выживших.

— Я постаралась сделать всё быстро, чтобы он не

мучился еще больше. Это меньшее, что я могла сде-лать. На нем и так уже живого места не было... Не знаю, удалось ли мне.

Блейз кивает, но больше ничего не говорит, просто садится на пол рядом со мной, скрестив ноги. Вне-запно у меня возникает такое знакомое чувство, буд-то мы вновь стали детьми, сидим на уроке и ждем, что учитель объяснит нам смысл происходящего в боль-шом и сложном мире. Однако мир, в котором мы нынче живем, не поддается разумному объяснению.

— Теодосия, — повторяет друг. — Тебе нужно это сказать.

Я пытаюсь проглотить ком в горле, вокруг опять начинают сгущаться тени, но я не могу позволить им мною управлять. Не теперь.

— Я... Тео... Теодосия Айрен Оузза, — говорю я. — И я — единственная надежда моего народа.

Мгновение Блейз смотрит на меня, явно желая воз-разить, и я даже не уверена, что он в этом неправ.

Вместо этого друг длинно, протяжно выдыхает и отводит взгляд. Он выглядит намного старше сво-их семнадцати лет, у него вид человека, успевшего по-видать в этой жизни слишком много.

— Какую информацию ты можешь раздобыть? — спрашивает он наконец.

Я неуверенно улыбаюсь.

— Кайзер считает, что кейловаксианцы неуязвимы, но это не так. Взять, к примеру, последний бунт на Воздушном руднике.

Блейз не смотрит на меня.

— В ходе которого было убито около сотни ас-трейцев, и еще примерно двести ранено? — спраши-вает он бесцветным тоном.

— Считается, будто мятеж возник из-за землетря-сения. Астрейцы увидели возможность взбунтоваться

и воспользовались ею. Кайзер заявил, будто это Ам-пелио вызвал землетрясение, но Ампелио был Защит-ником огня, а не земли. Разумеется, кайзеру плевать на логику и факты, он объявил Ампелио виновным, и для кейловаксианцев этого достаточно. К тому же кейловаксианцев погибло не меньше, чем астрейцев.

Блейз вскидывает густые брови.

— Не слышал об этом.

— Вероятно, кайзер постарался всё скрыть, чтобы никто не узнал, на что способна горстка астрейских мятежников. Ты знаешь Тейна?

Блейз темнеет лицом и утвердительно ворчит.

— Его дочь считает меня подругой, а язык у нее — что помело, — говорю я, испытывая острое чувство вины. Кресс действительно моя подруга, но еще она дочь Тейна.

Гораздо проще думать о Тейне и Кресс как о посто-ронних, не связанных друг с другом людях.

— Удивительно, как это ей позволяют с тобой об-щаться, раз всё обстоит именно так, — замечает он.

Я качаю головой.

— Для них я всего лишь сломленная девушка, исте-кающий кровью трофей из очередной завоеванной ими страны. Они не видят во мне угрозы.

Блейз хмурится.

— А кайзер? Что у тебя есть против него?

— Тут всё непросто, — признаю я. — Правитель кейловаксианцев старается выглядеть в глазах поддан-ных не человеком, а скорее богом. Даже его собст-венный народ перед ним трепещет, судя по тому, что они рассказывают друг другу, когда не слышат посто-ронние.

— А принц? — продолжает допытываться Блейз.

«Принц», просивший меня называть его по име-ни. Сёрен. Я до сих пор слышу, как он перечисляет

имена астрейцев, убитых им в день своего десятиле-тия. Уверена, с тех пор он поубивал еще уйму народу и навряд ли запомнил имена остальных своих жертв.

Не хочу сейчас об этом думать. Я пожимаю пле-чами.

— Я плохо его знаю. Последние несколько лет он проходил обучение где-то за морем; он воин, причем, судя по слухам, хороший. — На память вновь прихо-дит наш разговор на пиру, потом — тот случай по-сле казни Ампелио: принц проводил меня, дабы убе-диться, что со мной всё в порядке, хотя всем осталь-ным было на меня глубоко плевать. — Но у него есть слабость: он слишком стремится геройствовать. Ду-маю, это проистекает из его желания защитить мать. Не похоже, что кайзер сильно привязан к сыну, хоть тот и наследник престола, кажется, он порядком запу-гал принца. Как я уже сказала, кейловаксианцы не лю-бят кайзера, они его боятся. Уверена, многие из них ждут не дождутся, когда же принц займет место сво-его отца на троне. Кайзер отослал сына, когда тому было двенадцать, сейчас принц вернулся впервые по-сле долгого отсутствия. Шесть лет прошло.

Блейз напряженно хмурит брови.

— Ты что-нибудь слышала про берсерков?

Какое странное слово, определенно кейловаксиан-ское.

— Берсерки? Думаю, нет, не слышала.

— О них ходят всякие слухи... — поясняет друг, — но никто не знает, что они такое. Возможно, разно-видность оружия. Во всяком случае, не нашлось вы-живших после встречи с ними.

— Возможно, дочери Тейна что-то известно, — го-ворю я, и в моем голосе проскальзывают отчаянные нотки. Мне нужно остаться здесь, нужно стать полез-

ной, нужно сделать хоть что-то. — Я могу попробо-вать разузнать побольше.

Блейз шумно вздыхает и запрокидывает голову, упираясь затылком в стену. Он делает вид, будто об-думывает мое предложение, но я-то вижу: я его запо-лучила. Пусть я предлагаю немногое, но ничего дру-гого у него попросту нет.

— Нужно придумать способ, как нам с тобой дер-жать связь, — заявляет он наконец.

Меня охватывает облегчение, и я не могу сдержать смешок.

— Второй раз опоить моих Теней ты определенно не можешь.

Похоже, Блейз удивлен, что я обо всём догадалась, и всё же пожимает плечами.

— Они решат, что хватили лишку на пиру, и на-вряд ли поспешат сообщить кайзеру о своей оплош-ности.

— Кайзер всё обо всех знает, — замечаю я. — В этот раз Тени, может, и не заподозрят подвоха, но если та-кое повторится... если возникнет хотя бы малейшее сомнение, кайзер придумает, как обвинить во всём меня.

Несколько секунд Блейз размышляет, прикусив из-нутри щеку.

— Постараюсь что-нибудь придумать, но снача-ла мне нужна помощь, — изрекает он в конце кон-цов. — Это может занять несколько дней. Я тебя най-ду, сама меня не ищи, не рискуй. Лучше подумай, что нам делать с принцем.

— Ты это о чем?

Блейз снова изучающее на меня смотрит, но на этот раз в его взгляде есть нечто, чему я не могу дать определение.

— Ты сказала, он любит геройствовать, — говорит

он с мрачной улыбкой. — Разве ты не прекрасная де-ва, нуждающаяся в спасении?

Не сдержавшись, я смеюсь.

— Вряд ли я его заинтересую, кайзер такого ни за что не позволит.

— А испорченные принцы всегда хотят получить запретное. Ты же такая наблюдательная, неужели ты не заметила, как он на тебя смотрит?

Я вспоминаю, как внимательно принц смотрел на меня на пиру, как он спросил, всё ли со мной в по-рядке, и всё же... Что за бредовая идея.

— Полагаю, он на всех так смотрит: как будто его лицо высечено из камня, а глаза — две ледышки.

— Сегодня ночью он смотрел на тебя по-друго-му, — говорит Блейз. — Этот принц может стать для нас бесценным источником информации.

Принц Сёрен — и вдруг испытывает к кому-то нежные чувства? Это просто смехотворно. Сомне-ваюсь, что у него вообще есть сердце. И всё же он та-ким тоном просил называть его по имени...

— Посмотрю, что можно сделать, — говорю я.

Блейз кладет руку мне на плечо, ладонь у него те-плая, хотя в погребе ужасно холодно.

Сейчас я ясно вижу, как сильно друг похож на сво-его отца: те же пухлые губы, тот же квадратный под-бородок. Однако он полон гнева, какого никогда не знали наши родители. Наверное, это должно меня пугать, но мне не страшно. Я прекрасно понимаю Блейза.

— Один месяц, — говорит он после недолгого молчания. — Через месяц мы уедем, несмотря ни на что.

Целый месяц во власти кайзера кажется мне вечно-стью, но я понимаю: за это время можно попытаться

изменить ход событий, попытаться сделать хоть что-то. Придется потерпеть.

— Месяц, — соглашаюсь я.

На миг у Блейза делается такой вид, словно он хо-чет что-то сказать и не решается.

— Тео, эти люди разрушили наши жизни, — нако-нец говорит он, и его голос дрожит, произнося мое имя.

Я делаю шаг к другу.

— И мы взыщем с них этот долг, — обещаю я.

Меня потрясают не столько сами слова, сколько прозвучавшая в них горячность. Такое чувство, буд-то это не я говорю, во всяком случае, Тора не может вести такие речи. Глаза Блейза блестят, он крепко ме-ня обнимает. Неужели я начинаю вести себя так, как подобает Теодосии?

Уже много лет никто, кроме Кресс, не прикасался ко мне вот так, с искренней любовью и заботой. Мне почти хочется отстраниться, но друг пахнет Астре-ей. В его объятиях я чувствую, что наконец-то вер-нулась домой.

ЗАГОВОР

Когда Хоа раздергивает шторы, чтобы впустить в комнату солнце, у меня болят и ноют все мыш-цы. Хочется свернуться калачиком и умолять дать поспать еще хоть немножко, но после того как Блейз опоил стражников, я не смею так рисковать — вдруг мое поведение сочтут подозрительным. Спать я ле-гла на рассвете, потому что пришлось отмывать въев-шуюся в кожу грязь кухонного погреба; безнадежно испорченную ночную рубашку я затолкала в прореху в боку матраса, каждую секунду со страхом ожидая, что утроенный храп станет тише или прекратится, но мне повезло: Тени продрыхли до утра.

Скоро Хоа обнаружит пропажу ночной рубашки, но можно найти более простые объяснения пропа-жи, чем измена.

Вчерашние события кажутся сном — или, скорее, кошмаром, но всё это случилось на самом деле. На-верное, вчера я впервые за десять лет по-настоящему жила. Эта мысль придает мне достаточно сил, что-бы сесть и протереть сонные глаза. Хоа помогает мне умыться и одеться, если она и заметила, что на мне не та сорочка, что была вчера вечером, то не подает вида.

Служанка накидывает мне на плечи ярко-оранже-

вый шелк и закрепляет лазурной брошью, я же, внеш-не сохраняя спокойствие, напряженно размышляю. Если Блейз прав и принц мною интересуется, я не знаю, что предпринять сначала. Мне множество раз случалось видеть, как кейловаксианцы ухаживают за дамами, соблюдая все предписанные ритуалы: та-кие ухаживания заканчивались либо свадьбой, либо смертью, но, вне зависимости от того, чего от меня хочет принц, всё это не годится. Пусть кайзер и ве-личает меня «принцессой», но на самом деле мое по-ложение мало чем отличается от положения обычных рабынь-астреянок.

— Ниже, — говорю я Хоа.

Служанка недоуменно хмурится, поэтому я сама сдвигаю брошь-заколку пониже — всего на пару дюй-мов, но так линия декольте становится более смелой, открывая верхнюю часть бюста. Некоторые придвор-ные дамы щеголяют в платьях с куда более откровен-ными вырезами, на грани приличий — взять хотя бы ту же Дагмару. И всё же в глазах Хоа мелькает неодо-брение. Знай она, что у меня на уме, зааплодирова-ла бы... Или нет? Может, догадайся она о моих пла-нах — немедленно помчалась бы обо всём доклады-вать кайзеру?

Как только Хоа заканчивает укладывать мои воло-сы и делать макияж, раздается стук в дверь, и, не до-жидаясь ответа, в комнату впархивает Крессентия, на-ряженная в платье из небесно-голубого шелка. В руке она сжимает книжечку в кожаном переплете. Платье подруги, как и мое, сшито по астрейской моде. Я го-дами скучала по астрейским свободным хитонам, вы-нужденно парясь в кейловаксианском бархате, и всё же стоит мне увидеть на ком-то, даже на Кресс, ас-трейское платье, и мое сердце болезненно сжимается. Такое чувство, будто одежда — еще одна вещь, кото-

рую у меня отобрали. Интересно, понимает ли Кресс, что астрейские платья специально шьют такими сво-бодными, дабы они не стесняли движений, что они созданы для танцев, верховой езды и бега. Теперь на-ши хитоны — это просто украшения, как и мы сами.

— Привет, дорогая, — щебечет Кресс, стреляя гла-зами на мое углубившееся декольте. Я жду, что под-руга отпустит язвительное замечание, как делает при виде эпатажных нарядов Дагмары, но Ксессентия только улыбается. — Я подумала, мы могли бы се-годня прогуляться, возможно, по берегу? Я знаю, как сильно ты любишь море, а я могла бы воспользовать-ся твоими советами касательно этих стихов. Лаэран-ский язык оказался гораздо сложнее, чем мне пред-ставлялось.

Когда я впервые встретилась с Крессентией, мне было семь лет, и я была очень одинока. Никто со мной не разговаривал, и мне не позволяли ни с кем говорить. При этом от меня требовалось есть вместе с придворными в банкетном зале и посещать занятия вместе с детьми знати.

Нельзя сказать, что эти занятия приносили мне большую пользу, потому что мой кейловаксианский был, мягко говоря, далек от совершенства, а учите-ля тараторили слишком быстро, так что я не понима-ла и половины урока. На занятиях я сидела, полно-стью погрузившись в мечты о том, как меня спасут, как я найду свою мать живой. Требовалось приложить немало усилий, чтобы вывести меня из задумчивости, хотя кайзер дал позволение любому, в ком течет кей-ловаксианская кровь, поднимать на меня руку.

Больше всех свирепствовали дети. Они щипали ме-ня, били по щекам и пинали, так что я вечно ходи-ла в синяках и кровоподтеках, и никто не останавли-вал моих мучителей. Даже учителя не вмешивались,

лишь смотрели, чтобы мне не причинили совсем уж непоправимого вреда: убивать меня кайзер запретил. Мертвая я была для него бесполезна.

Хуже всех ко мне относился Нильсен, он был на два года старше меня и походил на огромную дере-вянную колоду, желтоватую, угловатую и огромную. Даже его лицо наводило на мысли о годовых коль-цах на пне. Он, как и все кейловаксианцы, обожал воду, только в его случае эта страсть приобрела яв-ные садистские наклонности, которых не было даже у Тейна.

В первый раз он макнул меня головой в бассейн и толстыми пальцами держал за шею, пока я беспо-мощно била руками по воде. К счастью — или к не-счастью — я догадалась пнуть его между ног и, когда он согнулся пополам, вырвалась, жадно хватая ртом воздух.

Мне удалось убежать.

К сожалению, больше Нильсен таких ошибок не допускал.

На следующий день он привел с собой двух друж-ков, и они вместе удерживали мою голову под водой. Вырваться я не могла; легкие горели огнем, сознание начало меркнуть. Мне уже почти хотелось и уме-реть — возможно, тогда я бы встретилась с матерью в посмертии, — как вдруг державшие меня руки раз-жались, и кто-то осторожно вытащил меня из воды.

Сначала мой затуманенный разум решил, что пере-до мной богиня. У астрейского бога огня Оуззы бы-ла дочь Эвавия, богиня-покровительница, ее считали защитницей детей, так что я вполне могла рассчиты-вать на ее защиту и помощь. Краем глаза я заметила улепетывающих Нильсена с приятелями — они вы-летели из зала так стремительно, как только позволя-ли им короткие толстые ноги.

— Как ты? — Прекрасное видение говорило по-кейловаксиански медленно, так что я смогла разо-брать, что у меня спрашивают.

Я не могла ответить, только кашляла, и пришед-шая мне на помощь девочка гладила меня по спине, нежно, по-матерински. Впоследствии я узнала, что ее мать исчезла, когда Кресс была совсем маленькой.

— Больше они к тебе не приблизятся, — продолжа-ла девочка. — Я им сказала, что мой отец сожжет их живьем, если они хоть пальцем тебя тронут. — Она помогала себе жестами, чтобы наверняка донести до меня свою мысль, но я прекрасно ее поняла.

Оузза вполне был способен на такое деяние, но когда в глазах у меня немного прояснилось, я поня-ла, что передо мной вовсе не богиня. Эвавия-защит-ница детей не могла выглядеть как кейловаксианка, а стоявшая передо мной девочка определенно была кейловаксианкой: бледная кожа, соломенно-желтые волосы, тонкие черты лица.

Я затаила дыхание, а моя спасительница назвала мне свое имя и объявила, что отныне мы с ней дру-зья, как будто стать друзьями — это так просто. Для Крессентии, впрочем, так оно и было. Она заводи-ла новых друзей так же легко, как дышала, и всё же я никогда не понимала, почему она тогда пришла мне на помощь. Иногда я гадала, не приказал ли ей отец сблизиться со мной, чтобы присматривать за дочерью поверженной Королевы пламени. И всё же я знаю, что Кресс любит меня намного больше, чем я ее; се-годня я не могу смотреть ей в глаза, потому что стоит мне на нее взглянуть, и перед глазами встает ее отец, перерезающий горло моей матери острым кинжалом.

Мне кажется, что в каком-то смысле нас объедини-ла утрата наших матерей, как бы странно это ни зву-чало.

Я смотрю на платье подруги — подол и лиф его расшиты кусочками аквамарина, идеально оттеняю-щими голубые глаза Крессентии.

— О нет, Кресс, — говорю я с робкой улыбкой. — Ты сегодня слишком красивая, чтобы идти на берег моря. — Несколько секунд я молчу, потом делаю вид, будто мне в голову только что пришла идея, хотя на самом деле я обдумывала этот план полночи. — А ты не знаешь, чем сегодня занят принц? Мы могли бы случайно с ним столкнуться... — Я многозначитель-но играю бровями.

Щеки Кресс розовеют, она прикусывает нижнюю губу.

— Ой, я бы не осмелилась.

— Большинство других девушек осмелились бы, — заверяю я подругу. — Он вырос в настоящего красав-ца, ты не находишь? Даже Дагмара может счесть его куда более ценным призом, нежели престарелый гер-цог, на которого она нацелилась.

Кресс кусает губу, потом улыбается.

— Он сказочно красив, правда? В жизни бы не подумала, что он станет таким высоким. Когда я ви-дела его в прошлый раз, он был ниже меня на пару дюймов, а теперь он возвышается надо мной, точно башня. Отец говорит, что наследник — превосход-ный воин, лучший из всех, кого он встречал за мно-го лет.

— Ты знаешь, как долго принц пробудет при дво-ре? — словно бы невзначай интересуюсь я.

— Отец говорит, принц вернулся надолго, — улы-бается Кресс, розовея. — Если потребуется его учас-тие в сражении, он, конечно, уедет, но отныне его дом здесь. Кайзер настаивает на присутствии наслед-ника при дворе. Теперь, когда ему семнадцать, его свадьба не за горами.

— Уверена, все остальные девушки при дворе при-шли к тем же выводам, так что тебе стоит поспешить и опередить их. Итак, где сегодня принц? — снова спрашиваю я.

Кресс явно колеблется, но я вижу, что она прогло-тила наживку.

— Сегодня его высочество инспектирует боевые корабли, — признается она. — В южной гавани.

— Отлично, — весело говорю я, беру подругу под руку и тяну к двери. — Тогда нам просто необходимо прогуляться по берегу, как ты и предлагала.

«Боевые корабли». Зачем, скажите на милость, кей-ловаксианцам новые военные суда? Оузза свидетель, в их распоряжении и так уже находится огромный флот.

Мы выходим из комнаты, и Хоа остается там: ей не позволено появляться на публике, поэтому нас со-провождают только две служанки Крессентии, а так-же мои Тени, разумеется, хотя они всегда держатся на расстоянии.

На этот раз я заставляю себя взглянуть на рабынь. Нельзя и дальше их игнорировать, они этого не за-служивают. Кем они были до Вторжения? Я даже не знаю их имен. Крессентия никогда к ним не обраща-ется, только щелкает пальцами, если ей что-то нужно.

Та, что помладше, вдруг поднимает глаза, на миг встречается со мной взглядом, потом быстро опу-скает очи долу. Не знаю, что мне померещилось в ее взгляде: почтение или ненависть.

ДРАККАР

Япомню, как ребенком приходила в южную га-вань вместе с матерью. Вся дорога туда занима-ет не более пятнадцати минут пешком, но Кресс тия предпочитает передвигаться в экипаже. Ее ра-быни едут на козлах рядом с кучером, чтобы нам в карете было просторнее. Не представляю, ку-да нам столько места: экипаж огромный, при же-лании на сиденьях можно даже вытянуться во весь рост, и всё равно еще осталось бы место для обеих де-вушек.

— Моя прическа в порядке, Тора? — спрашивает Крессентия и рассеянно приглаживает волосы, а са-ма всё глядит в окно.

— Она прелестна, — заверяю я подругу. Вообще-то всё в облике Крессентии прелестно, но после раз-говора с Блейзом мне кажется, что я постоянно лгу Кресс, даже в мелочах.

— Ты тоже чудесно выглядишь, — говорит подру-га, снова скользнув взглядом по моему декольте, по-том смотрит мне в лицо.

Несколько секунд она молчит, но ее взгляд ста-новится изучающим, как будто она видит меня на-сквозь со всеми моими секретами. На миг я готова

поклясться, что ей известно о моей встрече с Блей-зом. Ерунда, это просто невозможно.

— Ты сегодня как-то странно себя ведешь, — изре-кает она наконец. — С тобой всё в порядке?

В моей душе бушует настоящая буря. Хочется за-кричать, что я вовсе не порядке, потому что вчера убила родного отца, за минувшие десять лет погибло восемьдесят тысяч моих соотечественников, а в на-стоящий момент я, рискуя жизнью, замышляю изме-ну. Разве можно сказать, что у меня всё хорошо?

До сих пор мне никогда не приходилось что-то скрывать от Кресс, и сейчас мне больше всего хочется ей довериться. Но я не дура. Может, Кресс и любит меня, но собственная страна ей дороже. Она любит своего отца. Странно, но я не могу ее в этом винить. В конце концов, то же самое можно сказать обо мне.

— Я в полном порядке, — говорю я, заставляя се-бя улыбнуться, Крессентия мгновенно понимает, что я лукавлю.

— Всё дело в этом ужасном суде, да? — спрашива-ет она.

Слово «суд» вновь царапает мой слух острыми ког-тями. Я стараюсь отбросить возмущение и слабо улы-баюсь. Пусть это не самое лучшее объяснение, но оно хотя бы отчасти правдиво.

— Случившееся очень меня потрясло.

«Потрясло» — это настолько мягко сказано, что мне становится почти смешно, хотя ничего забавно-го тут нет. Надеюсь, Кресс поймет намек и сменит те-му, но вместо этого она наклоняется ко мне.

— Тот человек был предателем, Тора. — Она гово-рит мягким тоном, но в ее голосе явственно сквозит предупреждение. — Измена карается законом и са-мими богами. У кайзера не было выбора, и у тебя тоже.

«Только это не мой закон и не мои боги», — ду-маю я.

Кроме того, разве сам кайзер не совершил преда-тельство, свергнув мою мать с богами данного ей трона? Власть моей матери была богоданной, а отец Крессентии перерезал ей горло. Если боги карают за измену, почему люди вроде кайзера и ее отца до сих пор живы, а моя мать и Ампелио умерли?

— Ты права, — вру я с улыбкой на устах. — Я не чувствую вины из-за смерти этого человека, правда. Просто это неприятно, ну знаешь, всё равно что на-ступить на таракана.

Отвратительные слова жгут мне рот, но лицо Кресс светлеет, она берет меня за руку.

— Мой отец сказал, что твоя верность произвела на кайзера впечатление. Кайзер полагает, что пришло время подыскать тебе мужа.

— Вот как? — переспрашиваю я, выгибая бровь и пытаясь не показать, как удивляет и ужасает меня эта новость.

Мы с Кресс часто болтали о том, за кого хотели бы выйти замуж, одного за другим перебирая моло-дых придворных; такие разговоры служили нам из-любленным развлечением вроде перемены наряда, но, как правило, мы сходились в одном: мы непремен-но выйдем замуж одновременно. Нашими супругами станут братья или друзья, мы станем вместе растить детей, и они будут так же близки, как мы. Милая меч-та, и она так и останется мечтой. Не будет никакой двойной свадьбы, потому что к тому времени я уже сбегу отсюда. Очень скоро мы с Кресс расстанемся навсегда, и, несмотря ни на что, это меня очень пе-чалит. Я навсегда останусь для нее предательницей, а если у нас когда-нибудь родятся дети, они с самого рождения будут врагами.

— Что еще они сказали? — спрашиваю я, правда, мне не хочется слышать ответ.

Кресс вдруг мрачнеет и придвигается еще ближе.

— Ой, я уже и не помню. Они в основном гово-рили о том, как ты доказала, что у тебя сердце истин-ной кейловаксианки.

Интересно, о чем таком говорили кайзер и отец Кресс, что она не хочет этого повторять? Они тор-жествовали, вспоминая о смерти моей матери или отпускали издевательские замечания по поводу мо-ей первой брачной ночи? Может, они называли меня варваркой и отродьем демонов. Мне часто случалось слышать оскорбления в свой адрес, но Кресс обычно ограждала меня от них и опускала неприятные дета-ли. Она живет в прекрасном, сияющем мире, полном доброты и красоты, и у меня не хватает духу разби-вать ее иллюзии.

— Они так добры, — говорю я, скромно улыба-ясь. — У них уже есть кто-то на примете? — спра-шиваю я, страшась услышать ответ. В конце концов, кого бы кайзер для меня ни выбрал, это вряд ли ока-жется один из тех юношей, о которых мы шептались с Кресс.

Подруга молчит, явно колеблясь, отводит взгляд, лишь подтверждая мои опасения. Она принимает-ся расправлять складки и без того идеально лежаще-го подола платья.

— Кажется, лорд Далгаард очень тобой интересует-ся. — Кресс пытается говорить оживленно, но у нее плохо получается. Не могу ее винить. Я ожидала услышать много ужасных имен, но кандидатура лор-да Далгаарда превосходит мои самые страшные пред-положения.

В свои семьдесят лорд Далгаард был женат шесть раз, каждый раз его новая жена оказывалась моложе

предыдущей, и все они умерли при весьма подозри-тельных обстоятельствах. Первая его жена прожила достаточно долго, чтобы подарить лорду наследника, а вскоре после рождения сына волны вынесли ее тело на берег очередной завоеванной на тот момент кей-ловаксианцами страны. Бедняжку так сильно искале-чило, что перед смертью она не смогла рассказать, что именно с ней случилось. Остальные жены погибали в пожарах, от нападения бешеных собак и в результа-те падения со скалистых утесов. На шеях и запястьях несчастных темнели, точно зловещие украшения, си-няки, а тела были сплошь покрыты кровоподтеками. Богатство и благосклонность кайзера обеспечивали лорду неприкосновенность, но мало кто захотел бы стать его седьмой супругой.

Разумеется, при таком раскладе моя свадьба с лор-дом Далгаардом устроила бы всех. Лорд получил бы жену, о судьбе которой никто не стал бы беспокоить-ся, кайзер был бы уверен, что передал меня в «надеж-ные руки», а я стала бы пленницей в еще большей сте-пени, чем сейчас.

Я снова поворачиваюсь к окну, чтобы подруга не увидела выражения моего лица, и тут же об этом жа-лею.

Снаружи шумит капитолий, и, несмотря на то что эта картина не менялась в последнее десятилетие, мое сердце болезненно сжимается. Когда-то вдоль побе-режья гордо возвышались прекрасные виллы, постро-енные из полированного янтаря, они сверкали и пе-реливались на солнце, точно сам океан. На широких, оживленных улицах стояли статуи богов, тоже выре-занные из янтаря, такие высокие, что их было видно из окон дворца. Некогда капитолий являл собой пре-краснейшее место, даже районы победнее были чи-стыми и аккуратными, с ухоженными садами.

Теперь разграбленные во время Вторжения вил-лы так и стоят разоренными, даже спустя десять лет на стенах и крышах нет облицовки, кровли покры-ты соломой, а голые стены кое-как оштукатурены. Оставшийся янтарь не сияет, как прежде, он покрыл-ся коркой морской соли. Некогда оживленные ули-цы теперь пусты, хотя то и дело я вижу изможденные, похожие на призраков лица, пугливо выглядывающие из разбитых окон и из-за углов.

Это мой народ, а я своим страхом и бездействием только усугубила его положение. Пока я пряталась, как улитка в раковину, мои люди голодали, а моя мать со стыдом взирает на меня из чертогов посмертия.

Когда карета наконец сворачивает к гавани и оста-навливается, я с облегчением перевожу дух.

Тут кипит жизнь — разительный контраст с по-лумертвым городом. У причалов стоит много судов, и еще больше покачивается на водах залива. Десят-ки пятнистых кошек деловито бродят по пристаням, так, словно они тут главные, хотя на самом деле они просто клянчат у моряков объедки. На солнце сияют белобрысые макушки, команды кейловаксианских ма-тросов трудятся, точно муравьи: скребут, моют, очи-щают бока и днища судов от морских уточек, но их по крайней мере хорошо кормят. Подвыпившие матро-сы грубыми голосами тянут морские песни. Стран-но, что к тяжелому труду не припрягли астрейских рабов, хотя, должна признать, это разумное решение. Выстроившиеся на палубах вдоль корабельных бортов пушки легко могут разнести в щепки не только враже-ское судно, но и кейловаксианское — всё зависит от того, кто станет наводить орудия на цель.

Вид работающих кейловаксианцев поднимает мне настроение: раз кайзер не подпускает моих соотече-ственников к оружию, значит, он их боится.

Я мысленно пересчитываю корабли, чтобы потом сообщить их количество Блейзу. В порту стоят три драккара, у каждого на носу возвышается голова де-ревянного дракона; одно такое судно может вместить сотню воинов. На некотором удалении от берега сто-ит такой огромный корабль, что я удивляюсь, как он вообще умудрился пройти в гавань: он в два раза больше драккаров, и я содрогаюсь при мысли о том, сколько же солдат он может перевезти. Вокруг снуют туда-сюда суденышки поменьше, кажущиеся крошеч-ными по сравнению с этим гигантом, однако их не стоит недооценивать. Они и не должны быть боль-шими, их главное достоинство — скорость. Каждое такое судно вмещает пятьдесят человек, может, чуть меньше, в зависимости от того, какой оно везет груз.

Блейз упоминал какое-то новое оружие, которое он зазвал «берсерками» — возможно, это название корабля. У кейловаксианцев столько названий для их кораблей, что трудно все запомнить.

Я пытаюсь подсчитать, сколько на этих кораблях солдат: получается почти две тысячи — это гораздо больше, чем требуется для обычного рейда, которые часто совершают кейловаксианцы. А ведь это только новые корабли, в Восточной гавани есть еще суда, бо-лее старые, но не менее вместительные и быстроход-ные, способные перевезти в три раза больше воинов. Что же замыслил кайзер, раз ему требуется столько солдат? Ещё додумывая эту мысль, я уже знаю, как именно найду ответ.

На первый взгляд принца Сёрена не отличишь от простого матроса. Он помогает поднять золотой па-рус, украшенный алым драконом — знаком Кейло-ваксии. Рукава его простой хлопковой рубашки за-сучены до локтей, обнажая бледные, сильные руки. Волосы цвета спелой пшеницы стянуты на затылке

лентой, чтобы не лезли в лицо, так что хорошо видны острый подбородок и четко очерченные скулы.

Крессентия рядом со мной тихонько вздыхает — очевидно, тоже заметила принца.

— Нам не следует здесь находиться, — говорит подруга, так крепко сцепив перед собой руки, что бе-леют костяшки пальцев.

— Полагаю, теперь уже слишком поздно отсту-пать, — замечаю я, хитро улыбаясь. Приобняв Кресс за плечи, я ободряюще похлопываю ее по спине. — Ну же, представь, что мы приехали поднять мораль-ный дух наших отважных воинов, перед тем как они отправятся... Кстати, ты не знаешь, куда они отправ-ляются?

Крессентия смеется.

— Скорее всего на север, повезут туда драгоцен-ные камни.

Вот только это не грузовые суда, если на них по-грузить еще и живые камни в придачу к пушкам и бо-еприпасам, они затонут, не успев выйти из гавани. Крессентия не видит разницы между боевыми и гру-зовыми кораблями, и я даже не могу ее в этом ви-нить. Если бы не Вторжение, я бы выросла наивной, избалованной принцессой и вряд ли интересовалась бы судостроением. Однако большинство кейловакси-анцев любят свои корабли больше родных детей, поэ-тому в свое время я решила, что сведения об этих су-дах могли бы пригодиться Ампелио и другим мятеж-никам, когда они явились бы меня спасать.

Мы отводим глаза от команды и идем к кораблю, вызвав тем самым приветственные крики и несколь-ко сальных комментариев, которые предпочитаем не замечать.

— Принц смотрит? — шепчет Крессентия. У нее раскраснелись щеки, она мило улыбается, делая вид,

что рассматривает корабли, мимо которых мы про-ходим.

Я тоже натягиваю на лицо улыбку, хотя кто-то из этих солдат наверняка принимал участие в осаде мо-его города, или это делали их отцы. «Нас осталось всего двадцать тысяч», — эхом звучат у меня в памя-ти слова Блейза, и мой желудок болезненно сжима-ется. Эти люди перебили десятки тысяч моих сооте-чественников, а мне приходится игриво им улыбать-ся и махать рукой, хотя на самом деле я ненавижу их всеми фибрами души. И всё же я улыбаюсь и машу, как бы противно мне ни было.

Принц Сёрен так увлекся работой, что в отличие от матросов даже не глядит в нашу сторону. Сос-редоточенно хмурясь и сжав губы, он вяжет какие-то сложные узлы. Наконец он затягивает послед-ний узел, поднимает глаза и встречается со мной взглядом, смотрит на меня, пожалуй, слишком дол-го, и только потом переводит взгляд на, Крессентию. Возможно, Блейз прав, как бы нелепо это ни звучало. Пусть я и дева в беде, но ведь принц не может спасти меня от своего собственного народа, верно? От сво-его отца и от себя самого? Чудовище не может иг-рать роль героя.

Принц бросает конец одному из членов команды, подходит к борту и легко спрыгивает на причал, при-землившись в нескольких футах от нас. Еще прежде чем он успевает выпрямиться, мы с Крессентией низ-ко приседаем.

— Тора, леди Крессентия, — говорит принц, когда мы поднимаемся. — Что привело вас в доки?

— Мне ужасно захотелось подышать свежим мор-ским воздухом, ваше... — Я осекаюсь: принц броса-ет на меня недовольный взгляд, напоминая о нашем вчерашнем соглашении. — Сёрен.

Теперь уже Крессентия косится на меня с подозре-нием. Похоже, всем угодить я не смогу, поэтому по-спешно продолжаю:

— Мы не думали, что наше появление вызовет та-кой переполох. А зачем здесь столько кораблей? Что-нибудь случилось?

Принц слегка меняется в лице.

— Ничего серьезного, просто Бич Драконов по-шаливает неподалеку от торговых путей, а на прош-лой неделе потопил пару наших судов. Мы собираем-ся схватить негодяя и его приспешников.

Что-то мне слабо в это верится, принц. Слишком много на ваших кораблях орудий, чтобы с таким ар-сеналом гоняться за одним-единственным пиратом. В гостиной злодея-Тейна висит на стенах много на-рисованных от руки карт, и, хотя мы с Кресс никог-да особо не интересовались картографией, нам нра-вилось их рассматривать, подмечать разницу между разными изображениями одних и тех же мест: так, на одной карте река выглядела тоненькой ниточкой, а на другой — широкой лентой. И всё же я помню отме-ченные стрелками торговые пути на тех картах, пет-ляющие между Гаптейновыми горами.

— Простите, что помешали вашим планам, — про-должает Сёрен. — Хотя, должен заметить, здесь, в до-ках, морской воздух далек от свежего, тут слишком сильно разит матросским потом.

— Не говорите глупостей, для нас честь видеть, как усердно кейловаксианские воины трудятся ради стра-ны, — заверяю я его.

Пожалуй, тут я чуточку переборщила с лестью, да-же Крессентия косится на меня смущенно.

— И вы встанете во главе этих воинов? — в свою очередь спрашивает она, снова переводя взгляд на Сёрена.

Принц кивает.

— Я впервые поведу за собой собственную ко-манду, — с гордостью сообщает он. — Мы отплы-ваем через неделю. Сейчас ведутся последние приго-товления — команда сама должна закончить эту ра-боту, чтобы освоиться на корабле. Это старинный кейловаксианский обычай, — поясняет он, глядя на меня.

— Ну, строго говоря, наидревнейшая кейловак-сианская традиция предписывает морякам постро-ить корабль своими руками, — добавляет Крессен-тия, мило улыбаясь, так что на ее щеках появляются ямочки. — Однако этот обычай слегка изменили, по-скольку такие суда то и дело разваливались на куски. Солдаты не заменят искусных корабелов.

В глазах Сёрена мелькает смешинка, так, впрочем, и не коснувшаяся его губ, но Кресс явно довольна со-бой, и ямочки у нее на щеках становятся еще милее.

— Это верно, — соглашается он. — И всё же мы никому не можем доверить работу со снастями и окончательными приготовлениями к походу. Едва ли. Не желаете ли осмотреть судно?

Крессентия уже открывает рот, чтобы вежливо от-казаться, но я ее опережаю.

— Да, пожалуйста! Звучит заманчиво.

Подруга щиплет меня за руку, но старается не по-казать принцу своего неудовольствия. Она совершен-но не планировала осматривать какой-то там корабль, даже мне приходится признать, что слова «судно» и «заманчиво» плохо сочетаются в одном предло-жении. Однако это возможность раздобыть инфор-мацию.

Сёрен ведет нас к шаткому трапу, перекинуто-му с корабля на причал, и первой протягивает ру-ку Крессентии. Подруга оборачивается и смотрит на

меня с тревогой, но я отвечаю ей ободряющим взгля-дом. Кресс склонна к морской болезни, а для кейло-ваксианки это довольно постыдная слабость. Позже мне придется из кожи вон лезть, чтобы как-то задо-брить подругу. Можно сказать Крессентии, что, раз она так отчаянно хочет стать королевой, незначитель-ные неудобства можно и перетерпеть

Когда Сёрен протягивает руку мне, я касаюсь его голой руки на несколько секунд дольше, чем нуж-но — я видела, как Дагмара проворачивала подобные фокусы на торжественных приемах. Всего лишь лег-кое, едва заметное касание, однако я ощущаю, как на-прягается вторая рука принца, которой он поддержи-вает меня за талию. Я чувствую, что он на меня смо-трит, но сама глаз не могу поднять от стыда, к щекам приливает кровь. Наконец я оказываюсь на палубе и тут же принимаюсь старательно расправлять склад-ки на платье. Рядом неуверенно переступает с ноги на ногу Кресс, оправляет вырез платья, приглажива-ет волосы, ее щеки розовеют.

Через несколько секунд к нам присоединяется Сёрен, он широким жестом обводит палубу.

— Каждый драккар может перевезти сотню чело-век за раз, — объясняет он, подтверждая тем самым мои предположения. — На каждом таком судне по двадцать весел и по двенадцать пушек, — добавляет он, а потом предлагает каждой из нас опереться на его руку.

Таким манером мы идем на нос, а корабль под на-ми слегка покачивается. Мне случалось подниматься на кейловаксианские корабли всего пару раз, и сей-час я не могу не восхититься тем, как искусно они сделаны: вытянутые, простые суда, очень быстрые, оснащенные сложной системой парусов, оснастки и весел. Они очень отличаются от астрейских парус-

ных шлюпок, на которых мы с матерью путешество-вали, когда я была маленькой. Это были изящные су-денышки-игрушки, а кейловаксианские драккары — это оружие.

При виде нас люди принца бросают работу и низ-ко кланяются.

— Это леди Тора и леди Крессентия, дочь нашего Тейна, — представляет он нас.

Матросы бормочут какие-то вежливые слова, хотя обращаются при этом в основном к Крессентии, что неудивительно — эти солдаты почитают ее отца как живого бога.

— А это, леди, самая прекрасная команда в ми-ре, — говорит Сёрен, широко улыбаясь.

Один из матросов возводит глаза к небу. Это моло-дой человек на вид немного старше Сёрена, с темны-ми волосами — ну надо же, какая редкость! — и зо-лотистой кожей.

— Он всегда так говорит.

— И для этого у меня есть все основания, Эрик, — отвечает Сёрен, улыбаясь еще шире. — Я ведь сам вас всех отобрал, не так ли? А в моей команде могут слу-жить только лучшие.

— Не следует судить опрометчиво, Сёрен, — пари-рует Эрик, — даже если ты принц.

— Особенно если ты принц, — вставляет с усмеш-кой какой-то пузатый здоровяк с красным, обветрен-ным лицом.

Разница между Сёреном и его отцом просто по-трясает воображение. Я видела, как кайзер отправлял людей на казнь и за меньшую дерзость, но вместо то-го чтобы разозлиться, Сёрен тоже смеется, и это еще больше сбивает меня с толку. Внешне принц выгля-дит как более юная версия кайзера, поэтому мне всег-да казалось, что и вести себя он должен так же, в точ-

ности как эти солдаты, многие из которых десять лет назад напали на наш дворец.

— Вам нехорошо, леди Крессентия? — озабоченно спрашивает Сёрен.

Я смотрю на подругу и только сейчас замечаю, что она вся позеленела, хотя корабль почти не качает.

— Ах, батюшки! — восклицаю я, испугавшись, что, если Кресс сейчас откроет рот, наружу хлынут вовсе не слова, а принцу вряд ли понравится, если на не-го стошнит девушку второй раз за неделю. — Я не хотела говорить, но Крессентия сегодня неважно се-бя чувствовала. Мы подумали, что глоток морского воздуха пойдет ей на пользу, но, кажется, ошиблись. Наверное, нам лучше вернуться в замок. — Я обни-маю подругу за плечи, и она тяжело наваливается на меня.

— Думаю, леди Крессентии следует немного поси-деть и отдохнуть, прежде чем вы пуститесь в обрат-ный путь в тряской карете, — резонно замечает Сёрен. — Если позволите, тут недалеко есть удобное место в тени деревьев. Что скажете? — обращается он к Кресс.

Крессентия определенно борется с тошнотой и не может ответить. Я делаю движение, собираясь пойти с ними, но Сёрен меня останавливает.

— Останьтесь еще на несколько минут, — гово-рит он. — Эрик продолжит экскурсию. Вам, кажет-ся, здесь интересно.

— Да, так и есть, — соглашаюсь я, пожалуй слиш-ком быстро. — Ты как, Кресс?

Крессентия кивает и выпрямляется, отлепляясь от моего плеча. Глаза ее округляются, она быстро пере-водит взгляд с Сёрена на меня и обратно и зелене-ет еще сильнее. Мне почему-то кажется, что она не столько переживает из-за морской болезни, сколько

боится остаться с Сёреном наедине. Я ободряюще ей улыбаюсь, и принц уводит ее с корабля.

Это я должна была соблазнять принца, а вместо этого пришлось отдать его прямо в руки Крессентии. Все эти корабли построили с какой-то целью, и есть у меня подозрение, что цель эта — вовсе не защита торговых путей от пирата, который, по словам Блей-за, сейчас прячется за кипарисовой рощей всего в ми-ле от столицы.

— Какую часть корабля вы бы хотели осмотреть, леди Тора? — спрашивает Эрик.

Мы идем вдоль корабельного борта, а члены ко-манды возвращаются к делам, уже не удостаивая меня вниманием. Если бы Кресс осталась на палубе, матро-сы так и стояли бы истуканами, прислушиваясь к ка-ждому господскому слову, ловя каждый жест, а я для них просто астреянка, и не важно, надето ли на мне красивое шелковое платье или холщовая туника, в ко-торых ходят рабыни. А значит, мне будет проще уз-нать что-нибудь полезное.

Улыбаясь как можно невиннее, я опираюсь на ру-ку Эрика.

— Я слышала рассказы о грозных берсерках. Они и впрямь такие свирепые, как о них говорят? Мне бы так хотелось увидеть хотя бы одного.

Эрик слегка хмурится, несколько секунд молчит, перед тем как ответить.

— Мне жаль, леди Тора, у нас на борту в настоя-щий момент нет ни одного и... не уверен, что кайзер одобрил бы, вздумай я показать вам нечто подобное. Не сочтите за грубость.

— Что вы, что вы, — говорю я, потом прикусываю губу и тереблю свою косу. — Мне, право, лестно, что меня считают настолько опасной.

Юноша смеется, складка на его лбу разглаживается.

— Может, вы хотите увидеть что-то еще?

Мгновение я «раздумываю», склонив голову набок, пытаясь выглядеть пустоголовой глупышкой.

— Я не вполне уверена. Прошло так много време-ни с тех пор, как я в последний раз поднималась на борт корабля, сэр.

Невооруженным глазом видно, что никакого титу-ла у Эрика не имеется. У него слишком темные во-лосы и кожа, ладони грубые, мозолистые, одежда на нем простая, видавшая виды и чиненая-перечине-ная. Я бы сказала, что он только наполовину кейло-ваксианец и, возможно, появился на свет в результа-те захвата Гораки — страны, которую кайзер завоевал незадолго до захвата Астреи. Скорее всего его отец, кто-то из высокородных кейловаксианцев, пожалел внебрачного ребенка и приставил к делу.

Эрик краснеет до корней волос и неловким жестом потирает шею.

— На корабле нет ни «сэров», ни «лордов», ни да-же «принцев», леди Тора, — бормочет он.

— Тогда, полагаю, и «леди» тут быть не должно, — замечаю я, и молодой человек смеется.

— Что ж, это справедливо. Почему бы нам не начать с носа и не пройтись вдоль борта? — предлагает он.

— О да, чудесно, — восклицаю я и иду вслед за Эриком. Широко открыв глаза, я смотрю на своего спутника с восторгом, старательно ловлю каждое его слово. Если он почувствует себя важным и осведом-ленным, то скорее сболтнет что-то полезное. — Я бы хотела получше разглядеть носовую фигуру. Правда ли, что на Севере драконы так же часто встречаются, как здесь птицы?

— Даже и не знаю, леди... Тора. Я никогда не бы-вал нигде севернее Гораки, — отвечает он, подтвер-ждая мою догадку.

— Ну, в любом случае они, наверное, прекрасны, хотя не знаю, как они переносят холода, — щебечу я.

Тут мне в голову приходит одна идея, хотя я и по-нимаю, что затея эта может быть весьма опасной, осо-бенно после моих расспросов про берсерков, которые и так уже могли вызвать у Эрика подозрения. Однако перспектива стать супругой лорда Далгаарда слишком ужасна. Придется рискнуть.

— Боюсь показаться вам грубой... кажется, Сёрен говорил, но у меня просто вылетело из головьь.. как называется то место, куда вы отправляетесь? — ле-печу я, изо всех сил изображая забывчивую дурочку.

Эрик искоса смотрит на меня, но если что-то в мо-ем вопросе его и настораживает, он этого не показы-вает, только слегка кашляет.

— Названия действительно часто путаются, — со-глашается он. — Но беспокоиться не о чем, Вектури-анские острова находятся далеко на юге. Боюсь, как бы не пришлось изжариться там заживо.

Всё оказалось проще, чем я ожидала, не могу отде-латься от мысли, что всё вышло даже слишком про-сто. С другой стороны, почему Эрик непременно должен что-то заподозрить? Просто праздное лю-бопытство недалекой девицы, практически светская болтовня ни о чем.

Вектурианские острова. Мысленно я снова и сно-ва повторяю это название, стараясь запомнить. Есть в этом словосочетании что-то знакомое, но что? Остается лишь надеяться на Блейза — может, он зна-ет, что это за место.

Рядом с пушками сложены деревянные ящики, пол-ные боеприпасов. Я быстро подсчитываю в уме. На первый взгляд в каждом ящике помещается пример-но десяток ядер, а рядом с каждым орудием стоит по пять ящиков. Сёрен сказал, что вдоль каждого борта

установлено по шесть пушек... в сумме получается триста выстрелов. Значит, этот корабль не из тех, что кейловаксианцы используют в мелких стычках, это боевое судно, целый грозный флот. Похоже, кайзер задумал крупную военную операцию, возглавлять ко-торую будет Сёрен, а это гигантское судно вдали — его флагманский корабль.

— Тут ужасно много пушек, — замечаю я, когда мы проходим мимо одного из орудий.

— Вектурианцы настоящие варвары, — говорит Эрик, небрежно пожимая плечами. Это слово меня коробит. Астрейцев кейловаксианцы тоже называют варварами, а ведь это кейловаксианцы живут за счет войны и упиваются кровопролитием. — Больших трудностей мы не ожидаем, но следует всегда быть наготове.

Я снова решаю испытать удачу.

— Но это наверняка опасно, — восклицаю я и при-кусываю губу. — Не могу представить, зачем вам по-надобилась эта экспедиция.

Эрик уже открывает было рот, собираясь ответить, но потом, похоже, передумывает.

— Приказ кайзера, — поясняет он, натянуто улы-баясь. — Уверен, наш правитель знает, как лучше для государства.

— Разумеется, — отвечаю я, надеясь, что моя соб-ственная улыбка выглядит искренней.

элпис

Когда мы сходим на причал, оказывается, что там меня ждет одна из рабынь Крессентии, та, что nowпомладше. Яэговорю Эрику, чтоубуду молиться за го, и ухожу.

Пока я иду к девушке, та старательно отводит глаза, чтобы не встречаться со мной взглядом.

— Принц сопроводил леди Крессентию обратно во дворец, — лепечет она, — но их милость обещали вскоре прислать за нами карету. — Девчонка костля-вая и тощая, и все же щеки у нее по-детски круглые, она наверняка еще совсем юная. Большие темные гла-за ее запали, поэтому она выглядит намного старше.

Девочка не приседает передо мной — астрейские рабы больше не кланяются мне и не делают реверан-сов, ведь таксе проявление уважения можно расце-нить как дань почести монаршей особе — несколь-ко моих соотечественников поплатились за это жиз-нью. Кайзер сделал всё возможное, дабы изолировать меня от моего народа, а возможности его поистине безграничны. Даже если меня окружают рабы-астрей-цы, им не позволено со мной говорить, и многие из них боятся даже смотреть на меня. Раньше я не по-нимала, зачем кайзер наложил этот запрет, мне каза-

лось, что это просто одно из проявлений его злой во-ли, стремление воздвигнуть вокруг меня как можно больше стен. С другой стороны, от этого вынужден-ного одиночества я приходила в отчаяние и изо всех сил старалась стать тем, чем меня хотели сделать.

Что ни говори, а кайзер умен. Вот только отныне я во что бы то ни стало буду умнее.

Кайзер ни за что не позволил бы мне остаться нае-дине с кем-то из астрейцев, даже несмотря на посто-янное присутствие моих Теней. Если убив Ампелио, я ненадолго сумела получить хоть капельку свободы, нужно использовать ее с толком.

— Я предпочла бы пройтись пешком, если ты не против, — говорю я девочке. — Как тебя зовут?

Служанка явно колеблется, неуверенно озирает-ся по сторонам: она тоже знает, что мои Тени где-то рядом.

— Элпис, — говорит она едва слышно.

— Ты не против прогуляться, Элпис?

Она так крепко прикусывает нижнюю губу, что я опасаюсь, как бы не пошла кровь.

— Нам придется идти через рабский квартал, моя леди, — предупреждает она. — Обычно в это время дня там не очень многолюдно, но...

— Это не страшно, если ты не против пройтись.

— Я... Я не против, — говорит Элпис, на этот раз более уверенно. — Но у нас нет охраны.

— С нами мои Тени, — успокаиваю я ее. Вообще-то Тени скорее следят за мной, чем пекутся о моей безопасности, скорее всего они не станут вмешивать-ся, пока не увидят, что меня убивают, и уж конеч-но, они и пальцем не пошевелят, чтобы помочь Эл-пис. Девочка наверняка это знает и смотрит на меня встревоженно.

— Ра... разумеется, моя госпожа.

Я не могу ее винить за эту неуверенность. На момент Вторжения она была младше меня, так что для нее Ас-трея — всего лишь страшная сказка. Не знаю, делает ли это Элпис достойной доверия, или, наоборот, верить ей нельзя? На ум невольно приходит история с Фели-си, тогда я тоже доверилась человеку, которого не зна-ла. Фелиси без колебаний сдала меня кайзеру со все-ми потрохами. Сейчас на кону стоит не какая-то порка, а выживание моего народа, поэтому нельзя полагаться на эту девочку, не убедившись, что она стоит доверия.

Меня так и подмывает повертеть головой и посмо-треть, где сейчас мои Тени, но я прекрасно знаю, что не смогу их обнаружить, только вызову ненужные подозрения. Возможно, я замечу, как в ближайшем переулке мелькает край черного плаща или услышу тихие шаги, но не более того. Мои охранники специ-ально обучены передвигаться бесшумно и незаметно, вдобавок у них наверняка есть при себе живые камни, облегчающие эту задачу. Я слышала, что плащ с на-шитыми на него камнями воздуха может на короткое время сделать своего владельца невидимым, а также заглушает звук его шагов.

Тени, конечно же, сообщат о моей маленькой про-гулке кайзеру, но, думаю, не посмеют подслушивать, о чем мы говорим. Кайзер не обрадуется, услышав, что я о чем-то болтала с рабыней-астреянкой, как бы невинно та ни выглядела. В сознании вновь звучит голос Торы, призывая меня ничего не делать и сидеть в безопасном уголке, но голос Блейза громче. Двад-цать тысяч. После стольких страданий, выпавших на долю моего народа, я вполне могу перетерпеть оче-редную порку, не умру.

Тейн наверняка захочет наказать Элпис, но Кресс вступится и возьмет на себя вину за то, что первой покинула корабль. Я никогда не слышала о более мо-

гучем воине, чем Тейн, но даже он бессилен против своей дочери.

Итак, мы пускаемся в путь.

— Ты живешь в этом квартале вместе с родителя-ми? — спрашиваю я девочку.

— Да, моя госпожа, — почтительно отвечает Эл-пис. — Ну, то есть с моими матерью и младшим бра-том. Мой отец погиб во время Завоевания.

«Завоевание» — так кейловаксианцы называют Вторжение. Полагаю, это слово приятнее для их ушей, более благородное. Куда достойнее завоевать страну, нежели вторгнуться туда, где тебе не могут дать отпор.

— Очень жаль это слышать, — говорю я. — Чем за-нимается твоя мать?

— Прежде она работала ботаником, но теперь слу-жит белошвейкой у лорда Тейна и леди Крессентии.

— Сколько лет твоему брату? — спрашиваю я.

Девочка неловко мнется.

— Скоро будет десять, — отвечает она напряжен-ным голосом. — Он мой сводный брат.

— Ах вот как. — Я неуверенно смотрю на Элпис. Даже при дворе есть дамы, которым случилось родить ребенка без заключения брака; для вдовы такой про-ступок не так постыден, как для незамужней. Если мои подсчеты верны, мать Элпис забеременела сразу после окончания Вторжения. Кусочки мозаики скла-дываются вместе, и я понимаю, чего именно Элпис не договаривает.

Право победителей позволяло солдатам терроризи-ровать и грабить мой народ, превращать свободных людей в рабов, не страшась возмездия, но я никогда не задумывалась обо всех аспектах этого права. Из-насилование. Я заставляю себя мысленно произнести это слово, не заменяя его никакими эвфемизмами,

преуменьшающими его ужасную суть. Еще одна не-справедливость, с которой столкнулись мои соотече-ственники. Еще одно преступление, за которое я кля-нусь отомстить.

Элпис не умеет так хорошо скрывать свою злость, как я, по ее лицу можно читать, как по открытой кни-ге: челюсти крепко сжаты, глаза сердито щурятся — таким взглядом вполне можно было бы обратить че-ловека в камень. Мне хорошо знакома эта ярость.

Я быстро смотрю по сторонам — не блеснет ли что-нибудь поблизости. Даже сильнейшим Защитни-кам воздуха нелегко создавать иллюзии под прямыми солнечными лучами, а мои Тени, я уверена, гораздо слабее, и не важно, сколько живых камней нашито на их плащи. На улице, кроме нас, никого нет, хотя мои соглядатаи наверняка где-то неподалеку.

Элпис не верна кайзеру, это наверняка, но нет га-рантий, что она будет верна мне. В конце концов, я не ее королева, я просто испорченная девица, живу-щая в относительной безопасности при дворе, а моя приятельница держит Элпис в цепях.

Мне приходится мысленно перевести свои слова на астрейский, прежде чем произнести:

— Он похож на них? — тихо спрашиваю я, пони-жая голос до шепота. Я продолжаю непринужденно улыбаться, чтобы обмануть своих Теней — пусть ду-мают, будто я болтаю о всякой ерунде. Они годами наблюдают, как я не делаю ничего интересного, на-деюсь, и сейчас ничего не заподозрят.

Похоже, я задела Элпис за живое, она вздрагивает, но я не отступаю. Мне нужен ее гнев, нужно дать ей понять, что она не одна, что я на ее стороне.

Глаза девочки превращаются в две злые щелочки, она открывает рот, очевидно, собираясь ответить, по-том снова закрывает.

— Да, — коротко отвечает она по-кейловаксиан-ски, а потом переходит на астрейский и тоже пони-жает голос до еле различимого шепота. — Чего вы от меня хотите, моя госпожа?

Улицы пустынны, хотя из разбитых окон за нами наблюдают: дети, слишком маленькие, чтобы рабо-тать, больные, старики. Наверное, где-то здесь живет Хоа, когда не прислуживает мне. Эта странная мысль меня поражает: раньше мне и в голову не приходило задуматься о том, как и где живет моя служанка.

— А чего хочешь ты? — спрашиваю я Элпис.

Девочка стреляет глазами по сторонам, пытаясь увидеть, не подслушивает ли кто-то наш разговор; ее взгляд останавливается на разбитых окнах домов. Нас никто не слышит, уверяю я себя, мы слишком далеко от этих окон. И всё же я сама не верю, что мы сейчас в безопасности. Слишком часто я прежде ошибалась.

— Это какая-то ловушка, моя госпожа? — спраши-вает Элпис, вновь переходя на кейловаксианский.

Девочка мне не верит, да и с чего ей верить? Она годами наблюдала, как я водила дружбу с Кресс. Нуж-но быть дурочкой, чтобы мне поверить, а Элпис жи-вет слишком трудной жизнью, чтобы позволить себе такую глупость.

Как бы то ни было, поняв, что рабыня мне не ве-рит, я начинаю ей доверять.

— Нет, это не ловушка. — Я смотрю по сторонам и наконец замечаю мерцание в воздухе: призрачный, едва различимый силуэт перебегает дорогу и ныря-ет в тень покосившегося дома футах в двадцати поза-ди нас. С такого расстояния Тени меня не услышат, но я заставляю себя мило улыбнуться и издаю весе-лый смешок.

Элпис косится на меня, она в замешательстве.

— Улыбайся, — велю я ей, и девочка тут же пови-нуется, хотя в ее глазах мелькает страх. — Они пыта-лись меня сломить, Элпис, и им это почти удалось. Я позволила страху взять над собой верх, позволила им себя запугать. Но с меня довольно. Я заставлю их заплатить за всё, что они сделали с нами и с нашей страной, с нашими отцами и матерями. Ты мне по-можешь?

Риск велик. Элпис выросла в этом мире и никог-да не знала иной жизни. Она могла бы выдать меня в обмен на свою свободу и еду для ее семьи, и я да-же не смогла бы ее за это винить. В нашем мире ас-трейцам выжить трудно, а ведь я даже не сталкивалась с его дном. Для Элпис я ничем не лучше кайзера, так зачем ей меня покрывать, если вместо этого можно жить под кровом, в тепле и сытости?

Однако, взглянув в глаза девочки, я вижу в них жгучую ненависть, обращенную вовсе не на меня. Ярость Элпис подпитывает мой собственный гнев, мы смотрим друг на друга с пониманием.

— Да, моя королева, — шепчет девочка, с запинкой выговаривая астрейские слова. Удивительно, что она вообще помнит родную речь.

Моя королева. Кейловаксианцы не используют это обращение, поэтому на моей памяти им называли лишь одного человека — мою мать. Знаю, Элпис не хотела ничего плохого, но это слово действует на ме-ня как оплеуха.

Хочется сказать: «Никакая я не королева». Мне не нужно от Элпис почтения и клятв в верности, это я должна ее защитить. Это мой долг, и никак не нао-борот.

— Есть ли кто-то, кому ты всецело доверяешь? — спрашиваю я.

— Да, — без колебаний отвечает девочка.

— Неправильный ответ. Не верь никому, пока тот, кому ты хочешь довериться, не заслужит этого. Я уже совершала эту ошибку и поплатилась, но кайзеру бу-дет мало наказать тебя за предательство, он тебя убь-ет. Понимаешь?

Элпис прикусывает губу, потом, очевидно, вспо-минает, что за нами наблюдают.

— Да, я поняла, в чем соль этой шутки, — говорит она и весело смеется, на удивление правдоподобно. На этот раз она говорит громко и по-кейловаксиан-ски. Хорошая девочка, понимает, что наблюдателей нужно дурачить.

— Я хочу, чтобы ты доверяла только одному чело-веку, юноше, он прислуживал вчера на пиру. Постар-ше меня, черноволосый, коротко стриженный, очень высокий, глаза ярко-зеленые. И шрам вот тут, — до-бавляю я, проводя пальцем от виска до уголка рта, де-лая вид, будто у меня вдруг зачесалась щека.

Элпис медленно кивает.

— Кажется, я его знаю.

— Кажется или знаешь?

— Я... знаю. — На этот раз девочка говорит уве-реннее. — Во дворце работает не так много молодых людей, а этот поступил два дня назад. У него ведь есть бумага, освобождающая его от работы на рудниках?

Документ скорее всего поддельный, и фальшивку наверняка очень скоро обнаружат. С рудников нико-го не отпускают, покинуть их можно исключительно по причине смерти.

— Это он, — говорю я по-кейловаксиански.

Элпис робко улыбается.

— Могли бы просто сказать, что это тот красавчик. Все девушки по нему с ума сходят.

Я подавляю смешок.

— Сможешь передать ему весточку?

— Да, это будет нетрудно. Леди Крессентия почти не обращает на нас внимания, особенно если погло-щена новой книгой, а вот ее отец держит нас в ежо-вых рукавицах, да только он вчера утром уехал ин-спектировать рудники.

Еще крупица полезной информации, хотя новость скорее неприятная. Могу только догадываться, какие дополнительные меры предосторожности последуют за этой поездкой, но одно можно сказать наверняка: погибнут люди.

— Хорошо, — говорю я. — Познакомься с ним, скажи, что это я тебя послала. — Стоп, Блейз ни за что ей не поверит... Именно так шпион кайзера по-пытался бы втереться к Блейзу в доверие, чтобы нас погубить. — Мы с ним вместе росли во дворце, до Вторжения. Нашу няню звали София, но мы ее назы-вали Берди, потому что у нее был дивный голос. Если он тебе не поверит, скажи ему всё это.

— А что мне ему передать? — спрашивает Элпис.

— Скажи ему... Скажи, у меня есть новости, и мне нужно увидеться с ним лично.

САД

Проходит несколько дней, наполненных страхом: я боюсь, как бы мои Тени не рассказали кайзе-ру, чтру, что ярговорилапс Элпис по-астрейски. Не ва что самого разговора они не слышали, мне всё равно придется заплатить за такую неслыханную вольность. Знаю, игра стоила свеч, но всё равно меня ни на миг не покидает ощущение, что мне на шею вот-вот опу-стится топор. Я мало сплю, а когда удается задремать, мне снится, как я убиваю Ампелио, снова, и снова, и снова. Иногда его место занимает Блейз, порой — Элпис. Иногда у моих ног лежит Крессентия, умоляя о пощаде, а я держу меч у ее горла.

Вне зависимости от того, кто становится моей жертвой, сон неизменно заканчивается одинаково, и я просыпаюсь от собственного крика. Мои Тени никак не реагируют, им не привыкать.

Проходят четыре дня со дня прогулки в порт и пять дней с тех пор, как я встречалась с Блейзом. Я могу только ждать, когда же он снова придет, как и обещал. Жизнь Торы кажется почти простой и легкой, я с об-легчением в нее окунаюсь: жду, когда придет время обеда, провожу день вместе с Кресс в библиотеке ее отца. И всё же я стараюсь не забывать о том, кто я есть.

Я постоянно думаю о Вектурианских островах. Что же должно там случиться, если туда отправля-ется целый флот военных кораблей, во главе с самим принцем? Возможно, принц сказал правду, и всё де-ло в том, что Бич Драконов пошаливает на торговых путях, однако чем больше я об этом думаю, тем бес-смысленнее мне кажется эта идея. Кейловаксианцам не понадобилось бы столько кораблей и боеприпасов, собирайся они выступить против одного Бича Дра-конов и горстки его союзников. Конечно, для кайзе-ра Бич Драконов — всё равно что заноза в пятке, но чтобы эту занозу извлечь, нужен нож, а не пушеч-ное ядро.

И всё-таки Вектурианские острова — это не Ас-трея, напоминаю я себе. Их беды — не мои трудно-сти, мне нужно думать о собственном народе.

Может быть, эта информация вообще не важна. Да, принц Сёрен и Эрик определенно старались что-то скрыть, но с тем же успехом они могли скрывать и что-то другое. Я много слышала о том, каким слав-ным воином стал принц, но, во-первых, все эти раз-говоры дошли до меня через третьи руки, а, во-вто-рых, рассказчики вполне могли преувеличивать — если верить им, наследник просто полубог какой-то.

Если бы я только смогла еще раз поговорить с Блейзом, то рассказала бы обо всём, что успела уви-деть и услышать, а он поделился бы своими соображе-ниями. Возможно, ему что-то известно, тогда вместе мы сумели бы понять, что происходит. Однако с тех пор как мы с Блейзом встречались в кухонном погре-бе, от друга нет никаких вестей. Он обещал приду-мать, как нам с ним держать связь, но я начинаю те-рять надежду. Порой я настолько впадаю в отчаяние, что невольно думаю, не является ли Блейз плодом мо-его воображения.

В дверь стучат, очень, я бы сказала, сдержанно и официально, Кресс обычно выстукивает нечто ме-лодичное. Хоа разогревает в камине щипцы для за-вивки волос, поэтому я сама на негнущихся ногах иду открывать. Так стучат только стражники, и не-трудно догадаться о цели их визита. Рубцы у меня на спине еще не до конца зажили после бунта на руд-никах; при мысли о том, что меня ждет новая порка, я никак не могу унять дрожь.

Не следовало говорить с Элпис, не следовало встре-чаться с Блейзом.

В последний раз судорожно вздохнув, я откры-ваю дверь. За порогом стоит сурового вида гвардеец в темно-красном камзоле, и у меня едва не останав-ливается сердце. Впрочем, он не из людей кайзера — их лица я знаю наперечет, они так глубоко выжжены в моей памяти, что часто посещают меня в кошмарах.

Этот человек не один из них, но не знаю, к добру это или к худу.

Солдат извлекает из кармана камзола квадратный конверт и протягивает мне с совершенно бесстраст-ным лицом.

— От его королевского высочества, принца Сёре-на, — объявляет он. Как будто я не догадалась: на груди его камзола вышит королевский крест. — Мне приказано дождаться ответа.

Немея от облегчения и потрясения, я кончиком ногтя ломаю печать на конверте и пробегаю глазами несколько строк, написанных явно второпях.

Тора,

Простите, что бросил вас на днях, но, надеюсь, Вам понравилась прогулка по кораблю. Вы позволите пригласить Вас на обед, прежде чем я уеду?

Сёрен

Я дважды перечитываю письмо, ища скрытый меж-ду строк подтекст, но ничего не нахожу. Именно та-кие письма обычно получает Кресс от молодых лю-дей, которые пытаются за ней ухаживать.

Неужели Блейз прав, и принц действительно смо-трит на меня по-особому? Письму не хватает поэ-тичности и пространных заверений в вечной любви, которые присущи подобного рода посланиям, но это неудивительно — такая сдержанность вполне уклады-вается в манеру принца держать себя. Сомневаюсь, что его высочество выучил бы хоть одно стихотво-рение, будь оно даже начертано на парусах его дра-гоценного корабля. И всё же у меня в руках пригла-шение провести время вместе с принцем, и нельзя от него отмахнуться.

Это прекрасная возможно ' сть выудить из принца какие-то полезные сведения, и всё же я против во-ли испытываю чувство вины. Последние несколько дней Кресс, наверное, металась из угла в угол по сво-им покоям, нетерпеливо ожидая от принца подобно-го письма. В те несколько раз, что я видела подругу после злосчастной прогулки в гавань, она была сама не своя, и глаза у нее были красные; она только и го-ворила о том, как принц провожал ее во дворец, что сказал и как при этом смотрел, так что в конце кон-цов мне начало казаться, что я ехала в карете вместе с ними. Кресс описывала всё в мельчайших деталях, и у меня сложилось впечатление, что всё, что делал в тот день Сёрен — предупредительно открывал двер-цу кареты, подавал Кресс руку, довел до покоев и веж-ливо попрощался, — он делал просто из чувства дол-га, не более того. Разумеется, последним соображени-ем я с подругой не делюсь.

И вдруг это письмо. Наследник престола вовсе не обязан обедать со мной, более того, когда его отец

обо всём узнает, то придет в ярость. Отправляя это письмо, Сёрен не мог не понимать, что кайзеру доло-жат об этом обеде, и всё же он меня пригласил.

Несколько долгих секунд я могу только смотреть на лист бумаги, который держу в руках, и размыш-ляю, что ответить, что надеть, о чем следует говорить с принцем. Потом меня озаряет, я понимаю, что есть только один единственно верный выход, если я хо-чу получить преимущество. Блейз сказал, что Сёре-ну хочется получить меня именно потому, что он не может меня получить.

Я поднимаю глаза на солдата и одаряю его своей самой милой улыбкой, хотя толку от этого никако-го: лицо его так и остается застывшим, точно высе-ченным из камня.

— У меня нет ответа, — говорю я. — Всего доброго.

Быстро сделав реверанс, я закрываю дверь, прежде чем гвардеец успевает возразить.

* * *

Ядреный осенний воздух слегка холодит кожу, по-ка я иду в сад, некогда принадлежавший моей матери. Я едва ее помню, но здесь ее присутствие ощущается сильнее, чем где бы то ни было. В памяти всплыва-ют цвета и почти осязаемый аромат, он обволакивает меня, как легкое покрывало — это запах цветов, тра-вы и земли. От мамы всегда пахло садом, даже если она проводила целый день в тронном зале или гуля-ла по городу.

Здесь, в саду, в перепачканной землей юбке, мама неизменно была счастливее всего, потому что держа-ла в руках новую жизнь.

— Из самых маленьких семян могут вырасти са-мые высокие деревья, — неизменно говорила она

мне, и мы вместе опускали семена в ямки, засыпа-ли землей и прихлопывали получившиеся холмики.

Ампелио не уставал повторять, что, не будь моя мать королевой, из нее получился бы великолепный Защитник земли, но по законам Астреи мама не мо-гла быть и тем и другим. Разумеется, дар богов не пе-редается по наследству: мама выделила мне собствен-ную грядку, но я так и не смогла прорастить ни од-ного семечка.

Больше в саду ничего не растет. Благодаря неусып-ной заботе мамы цветы росли буйно, как им вздума-ется, но если кайзер чего и не любит, так это отсут-ствия контроля. Он сжег сад, когда мне было семь. Из окна своей спальни я видела пламя, чувствовала запах гари и не могла перестать плакать, как бы Хоа меня ни успокаивала. Мне казалось, что я во второй раз теряю маму.

Даже девять лет спустя здесь, в саду, мне мерещит-ся запах пепла, хотя все обугленные головешки и зо-лу убрали, землю разровняли и выложили квадратной серой брусчаткой. Мать ни за что не узнала бы свой сад: вместо земли — серые камни, вместо цветов — несколько с трудом пробившихся между камней чах-лых деревьев, они похожи на скелеты и почти не да-ют тени. Нет никаких ярких цветов: даже деревья не смеют выпускать листочки.

Раньше в саду всегда было оживленно. Я помню, как в хорошую погоду играла здесь с Блейзом и дру-гими жившими во дворце детьми. Между куста-ми и деревьями прогуливались десятки придворных в небесно-голубых хитонах, тут и там сидели перед мольбертами художники, играли музыканты; в тени-стых беседках хихикали влюбленные парочки.

Теперь тут просто голая пустыня. Кейловаксианцы предпочитают открытые террасы и балконы, на ко-

торых можно в полной мере наслаждаться солнцем и морским бризом. Несколько раз я была на таких террасах вместе с Ксессентией; собирающиеся там кейловаксианцы играют, работают и сплетничают, но я никогда не ощущала такой волшебной атмосфе-ры, как в астрейском саду. Сад выглядит покинутым и мертвым, и всё же это единственная часть дворца, где я чувствую себя дома.

Сегодня, впрочем, я прихожу сюда не в поисках утешения. Несколько дней я изо всех сил пыталась придумать, где можно встречаться с Блейзом — ког-да он пришлет весточку; воспользоваться погребом еще раз нельзя, иначе это вызовет подозрение у моих Теней. Вообще-то во дворце почти нет мест, в кото-рых я могу уединиться. Даже здесь, в саду, меня вид-но из тридцати дворцовых окон, и я то и дело заме-чаю, как то в одном, то в другом окне мелькают Тени: их лица скрыты под низко опущенными капюшона-ми плащей.

Сад весь как на ладони, но, пожалуй, это и непло-хо, тут всё равно можно назначить встречу. Конечно, нас наверняка увидят вместе, но если Блейз станет, скажем, подрезать ветки слив или подметать вымо-щенную камнем площадку, это будет выглядеть впол-не естественно, а кейловаксианцы не привыкли обра-щать внимание на рабов. К тому же тут негде спря-таться, чтобы нас подслушать, а это самое главное.

Конечно же, у этого плана масса недостатков. Мы сможем переброситься самое большее парой слов, чтобы не вызвать подозрений. К сожалению, ничего другого мне на ум не приходит.

— Леди Тора, — раздается мужской голос у меня за спиной.

От неожиданности я буквально подпрыгиваю. В отличие от Крессентии меня не сопровождают по-

всюду служанки, дабы блюсти мою репутацию. Ко-нечно, издалека наблюдают Тени, но они скорее не телохранители, а соглядатаи.

Впрочем, я сразу же узнаю этот голос; получив утром письмо принца, я каждую минуту ждала, что он меня найдет.

Принц Сёрен идет ко мне по серой брусчатке са-да, за ним шагают двое его охранников — наверня-ка их обязанности сильно отличаются от обязаннос-тей моих Теней.

Эти солдаты служат лично Сёрену, не кайзеру, сре-ди них нет никого из тех, кому случалось тащить ме-ня по коридорам, когда кайзер хотел призвать меня к ответу за преступления, которые я не совершала; также никто из них не бил меня кнутом, и всё же у этих солдат взгляд такой же безжалостный, и я не-вольно вздрагиваю.

Они здесь не из-за меня, во всяком случае, не се-годня.

Я низко приседаю.

— Ваше высочество. Что привело вас сюда?

Принц глядит на меня с упреком.

— Опять это «высочество». Мне казалось, мы это обсуждали.

— Вы первый назвали меня «леди», — замечаю я.

Сёрен морщится, но глаза его смеются. Похоже, для него это наибольшее возможное проявление ве-селья.

— Полагаю, меня подвела старая привычка. Давай-те начнем заново. Здравствуйте, Тора, — говорит он, слегка наклоняя голову.

Я ненавижу это имя, и всё же оно гораздо привыч-нее моего собственного.

— Добрый день, Сёрен. Что привело вас сюда? — повторяю я, склонив голову набок.

Принц обводит каменный сад равнодушным взгля-дом. Наверное, в его глазах это место — просто раз-валины.

— Вообще-то я искал вас, — говорит он, протя-гивая мне руку. Выбора нет, приходится на нее опе-реться.

— Вот как? — говорю я. Конечно, я ждала, что он станет меня искать, но в последний раз, когда Сёрен за мной пришел, он отвел меня на казнь Ампелио. Неужели на этот раз это будет Блейз? Или Элпис?

Наверное, мне не удается скрыть беспокойст-во, потому что принц накрывает мою руку свобод-ной рукой и слегка пожимает. Думаю, он хотел ме-ня подбодрить, но в итоге жест получается неловкий и неуверенный. Полагаю, мы оба не привыкли к со-страданию. И всё же я ценю эту попытку.

— Ничего такого, — заверяет он меня, и мое от-чаянно бьющееся сердце сразу же успокаивается. — Вы выглядите... — Он кашляет. — Очень красивое платье.

— О, благодарю вас. — Я отвожу взгляд, делая вид, что взволнована. Выходит, не зря я снова решила вы-ставить напоказ на дюйм больше кожи, чем обычно. На сей раз верх платья довольно строгий, оба пле-ча закрыты шелком цвета шафрана, так что широкие складки прячут мои ключицы. Зато я попросила Хоа заколоть корсаж туже, чем я обычно ношу, так что-бы талия была плотно обтянута. Следуя моим ука-заниям, служанка закрепила подол рубиновой булав-кой на уровне моего бедра, выше, чем обычно, так что боковой разрез на платье тоже поднялся выше. Теперь при каждом моем шаге на мгновение стано-вится видно половину ноги. Я битый час тренирова-ла перед зеркалом походку, стараясь, чтобы она по-лучилась соблазнительной, но не вульгарной. Бу-

дем считать, что я преуспела, раз принц так на меня смотрит.

— Вы скоро уезжаете, не так ли? — спрашиваю я, решив проверить свою догадку. — Будете охранять торговые пути от Бича Драконов?

— Да, через четыре дня отправляемся, — кивает его высочество, отводя глаза. Значит, это ложь.

Всё-таки чутье меня не подвело: не собираются они охранять торговые пути. Это знание совершен-но бесполезно, пока я не выясню доподлинно, куда отправляется флот, и всё же я испытываю прилив гор-дости: я ведь угадала.

— Честно говоря, я немного из-за этого нервни-чаю, признается принц.

— Не понимаю, почему вы тревожитесь, — гово-рю я. — Я слышала, вы непобедимы в битве, а у Би-ча Драконов всего один корабль. Уверена, вы с ним справитесь.

Принц пожимает плечами и снова отводит глаза.

— Мне впервые поручили такое серьезное задание, и на этот раз рядом не будет Тейна, так что придется всё решать самому. От меня многого ждут, а я не...

Он умолкает и кашляет, на лице смущение — еще бы, только что признался в собственной слабости. Прежде чем я успеваю придумать подходящий ответ, его высочество меняет тему.

— Простите, что не смог сам показать вам корабль.

— О, не стоит извиняться. — Я беспечно взмахи-ваю рукой. — С вашей стороны было очень любезно позаботиться о Крессентии, а Эрик прекрасно вас за-менил. Корабль такой красивый. У него уже есть на-звание?

— Да, вообще-то; Команда... — Он снова отводит глаза. — После вашего ухода они, то естьлы решили назвать судно в честь леди Крессентии.

Меньше всего в этом мире меня волнует название его кораблика, но принц наблюдает за мной, явно по-лагая, что меня это ужасно волнует. Раз так, кто я та-кая, чтобы его разочаровывать? Пускай думает, будто я действительно переживаю из-за подобной ерунды. Я немного растягиваю губы, чтобы улыбка казалась слегка натянутой.

— Это прекрасное название. В конце концов, Кресс первая леди, поднявшаяся на борт, верно?

— Вы обе поднялись на корабль, — замечает принц. — Но... — Он умолкает, явно не зная, как закончить свою мысль.

— Но я не леди, — договариваю я за него. — Во-все нет. Ведь так все говорят?

Он качает головой, но не отрицает очевидного.

— Команда посчитала, что ваше имя принесло бы нам несчастье. Я возражал, и Эрик тоже, но...

— Понимаю, — заверяю я его, произнеся это таким тоном, который должен убедить принца в обратном.

Похоже, я начинаю понимать, как правильнее всего общаться с Сёреном: нужно, чтобы у него создалось впечатление, будто он видит меня насквозь. Пусть видит, что я притворяюсь перед всеми остальными, но не перед ним, его мне не провести. Вот только он очень ошибается, потому что, сколько бы масок я не снимала перед Сёреном, всегда будет еще один слой, не видимый для него.

Я понижаю голос для пущего эффекта — сделаю вид, что открыла все карты.

— Я слышала, что обо мне говорят. Считается, буд-то я ваша любовница, хотя они, разумеется, исполь-зовали более гадкое слово.

Принц легко верит в эту ложь, его пальцы чуть сильнее сжимают мою ладонь, брови сдвигаются к переносице.

— Кто это сказал? — спрашивает он сердито и ка-пельку испуганно. Полагаю, меньше всего его высо-честву нужно, чтобы подобный слушок достиг ушей его отца.

— Разве это имеет значение? — отвечаю я. — Все так считают. Уверена, ваша охрана тоже так думает, во всяком случае, уверена, доставивший ваше пись-мо солдат в этом не сомневается, — говорю я, бро-сая взгляд на охранников, хотя те стоят, почтитель-но потупившись долу. Гвардейца, принесшего мне письмо, с ними нет. — Я и сама подумала бы именно об этом, если бы являлась сторонним наблюдателем. Иначе с чего бы вам искать встречи со мной и при-глашать на обед?

Я с нетерпением жду ответа. Несколько секунд принц молчит, и я начинаю беспокоиться, что про-вела подсечку раньше, чем он успел заглотить нажив-ку. Его высочество поворачивается к охране и машет рукой, солдаты, не говоря ни слова, поворачиваются и уходят, хотя я уверена, что далеко они не уйдут, бу-дут наблюдать.

— Так вы делу не поможете, — говорю я, скрещи-вая руки на груди. — У меня нет дуэньи, так что...

У принца краснеют уши, он снова поворачивает-ся ко мне.

— Значит, вы всё же получили мое письмо, — пе-ребивает он. — Только не ответили.

Я прикусываю губу.

— Мне показалось неподобающим принимать ва-ше предложение, но я не знала, можно ли отказаться, так что правильного ответа на ваше послание у ме-ня не было.

— Конечно же, вы могли отказаться, если бы захо-тели, — удивляется он. — Значит, вы хотели мне от-казать?

С печальным вздохом я отвожу взгляд.

— Какая разница, чего я хочу. — Вот так, и пусть мучается и гадает, что же я имела в виду. — Вам сле-довало пригласить Крессентию, вы ей нравитесь, и ее общество подходит вам гораздо больше.

Я жду, что принц станет отрицать очевидное, но он этого не делает.

— Мне нравится ваше общество, Тора, — заявляет он. — Это всего лишь обед.

Быть девой в беде легко, достаточно делать большие глаза, неуверенно улыбаться и быстро бегать.

— Думаю, ваш отец этого не одобрит.

Принц хмурится и смотрит в сторону.

— Я не собирался ставить его в известность, — признается он.

Я не могу сдержать смех.

— Кто-нибудь обязательно сделает это вместо вас, — заверяю я его. — Вы долго отсутствовали, Сёрен, но можете спросить кого угодно — ваш отец в курсе всего происходящего во дворце, особенно если дело касается меня.

Сёрен хмурится еще сильнее.

— Вы прожили рядом с нами десять лет и стали на-стоящей кейловаксианкой.

Наверное, он хотел меня подбодрить, но каждое его слово — точно удар кинжалом.

— Возможно, вы и правы, — говорю я, предпочи-тая не спорить. Пора разыграть полученную от Кресс карту, которая как нельзя лучше довершит мой образ «леди в беде». — В скором времени кайзер выдаст ме-ня замуж за кейловаксианца.

— Где вы такое услышали? — потрясенно спраши-вает принц.

Я вымученно улыбаюсь, делая вид, что нахожусь в затруднении, нервно сплетаю и расплетаю пальцы.

— Крессентия услышала, как ее отец говорил об этом с вашим. Полагаю, тут есть доля здравого смы-сла: я совершеннолетняя, и, как вы справедливо заме-тили, была кейловаксианкой дольше, чем астреянкой.

— За кого вас хотят выдать замуж?

Я пожимаю плечами и слегка мрачнею.

— Крессентия упомянула, что лорд Далгаард пред-ложил больше всех за право обладания последней принцессой Астреи, — говорю я, добавляя в голос капельку яда.

Использование этого титула применительно ко мне — прямая измена, но Сёрену, похоже, важна моя искренность. Я начала опасную игру, да, но вся моя жизнь — одна большая игра, один неверный ход — и я сгорю.

Сёрен сглатывает и опускает глаза. Наверное, он прошел через столько сражений, что и не сосчитаешь, но услышав, что меня собираются выдать за лорда Далгаарда, просто не находит слов. Он быстро броса-ет взгляд через плечо, убеждаясь, что его охрана сто-ит далеко и не слышит наш разговор.

Я легонько касаюсь его руки и понижаю голос.

— Сёрен, я сделала всё, что потребовал ваш отец, дала ему всё, что он хотел, ни разу не жаловалась, пы-талась показать, что могу быть верной и преданной. Прошу, прошу вас, не дайте ему этого сделать, — умоляю я. — Вы же знаете, какие разговоры ходят о лорде Далгаарде и его бедных женах. У меня нет ни приданого, ни семьи, ни защитников. Никому нет и не будет до меня дела. Уверена, вас он послушает.

Лицо принца каменеет.

— Я не могу идти против отца, Тора.

Я выпускаю его руку и качаю головой, потом глу-боко вздыхаю, делая вид, будто пытаюсь успокоиться, и выпрямляю спину. Когда я снова смотрю на Сёре-

на, у меня на лице очередной слой маски, который я «сбросила» минуту назад, и он холоднее льда.

— Простите, ваше высочество, — произношу я на-тянуто. — Мне не следовало переходить границы до-зволенного. Просто мне показалось, что вьь.. я хо-тела. .. — Я качаю головой и одно мгновение смо-трю на него взглядом, полным боли и разочарования, а потом опускаю глаза и зажмуриваюсь, как будто то-го и гляди заплачу. — Мне лучше уйти.

Я стремительно отворачиваюсь и делаю шаг, наме-реваясь уйти, но, как я и ожидала, принц хватает ме-ня за руку. Мне нужно лишь сделать одно маленькое, незаметное движение, и свободный рукав моего пла-тья падает с плеча, открывая покрывающие мою спи-ну шрамы. Принц знает, что вся моя спина исполосо-вана, он своими глазами видел, как появлялись самые первые отметины, и всё же я слышу, как он резко втя-гивает в себя воздух при виде открывшегося ему зре-лища. Я вырываю руку и поспешно поправляю рукав, опуская глаза, как будто мне стыдно.

— Простите, — говорит принц мне вслед.

Не знаю, за что именно он извиняется, да это и не важно. Мне не нужно оборачиваться, чтобы понять: я получила наследника с потрохами, теперь он на всё готов, чтобы меня спасти, даже если из-за этого меж-ду ним и кайзером возникнет пропасть. Теперь мне остается только ждать результатов и надеяться, что они обойдутся мне не слишком дорого.

СТЕНЫ

Когда я возвращаюсь в свою комнату, Хоа там нет, и всё же я знаю, что не одна. Со скрипом откры-ваются и закрываются двери, ведущие в комнаты их Теней, а потом я слышу их шаги, лязганье отсте-гиваемых от поясов мечей, стук опускаемых на пол шлемов. Я, как обычно не обращая на них внимания, подхожу к окну и смотрю на пустынный сад, чтобы соглядатаи не видели моего лица.

Как долго мне придется ждать, пока Сёрен сделает следующий ход, если он вообще начнет действовать?

Я вспоминаю, какими глазами он смотрел мне вслед. Это только начало. Теперь он пойдет к отцу и выскажет какой-нибудь весомый аргумент против моего брака. Навряд ли он явится к кайзеру и бряк-нет, мол, хочу защитить Тору, — Сёрен не такой ду-рак, — но есть и другие пути, другие причины для расторжения этой помолвки. Крессентия, например, получила уже три брачных предложения, слишком выгодных, чтобы сразу отказать, но никто из жени-хов еще не получил однозначного ответа.

Остается лишь надеяться, что кайзер не заподозрит меня в попытке соблазнить Сёрена, коль скоро на-следник проявляет такой повышенный интерес к мо-

ей помолвке. В лучшем случае меня просто в очеред-ной раз выпорют кнутом, в худшем кайзер немедлен-но выдаст меня за лорда Далгаарда, и сколько тогда пройдет времени, прежде чем я окончательно слома-юсь? Тогда мне точно конец, и я так и умру Торой.

— Когда ты отказалась пообедать с ним, я уж было подумал, что ты и впрямь сошла с ума, — раздается голос у меня за спиной. От ужаса у меня кровь сты-нет в жилах, я стремительно оборачиваюсь, но в ком-нате, кроме меня, никого нет.

— Зато тебе определенно удалось подхлестнуть его интерес, — продолжает голос. — Молодец.

Блейз. Голос его звучит приглушенно, но это, не-сомненно, он. Да это он свихнулся, раз пришел сю-да, зная, что мои Тени следят за каждым моим шагом.

— Здесь, Тео, — хихикает друг. Этот смех напо-минает мне о тех временах, когда мы вместе игра-ли детьми, о временах, когда смех еще не был такой редкостью.

Я иду на звук и оказываюсь перед восточной сте-ной, за которой сидит один из моих охранников-Те-ней. Тень.

— Кажется, я тоже тебя недооценила, — говорю я и заглядываю в отверстие в стене. Оттуда на ме-ня смотрит зеленый глаз Блейза. — Уверена, ты пом-нишь, что у меня три Тени?

— Поздоровайся с Артемизией и Цаплей, — Ар-темизия, Цапля, знакомьтесь, это королева Теодосия Айрен Оузза. Только это очень долго выговаривать. Ты не станешь обезглавливать моих друзей, если мы будем звать тебя «Тео» ради экономии времени?

Так странно вновь слышать слово «королева», осо-бенно произнесенное по-астрейски. Это титул моей матери — или был им когда-то. Каждый раз, когда я его слышу, мне невольно хочется обернуться и най-

ти глазами маму, потому что кажется, что обращают-ся к ней.

— Это гораздо лучше, чем «Тора», — отвечаю я, выпрямляя спину и бросая взгляд на две другие сте-ны, за которыми, очевидно, скрываются двое других астрейцев. — Артемизия, Цапля, рада с вами позна-комиться.

— Это честь для нас, — произносит низкий, при-ятный голос из-за северной стены.

Видимо, это Цапля.

— Ты не похожа на чокнутую, — замечает насмеш-ливый, мелодичный третий голос из-за южной сте-ны. Артемизия.

— Арт, — одергивает говорящую Цапля.

— Я не говорил, что она чокнутая, — быстро встав-ляет Блейз. — Я сказал... «чувствительная».

— Ты сказал «неуравновешенная».

Я открываю было рот, чтобы рявкнуть в ответ что-то обидное, и тут же закрываю. Не уверена, которое из этих определений задело меня больше, но трудно отрицать, что они оба точны. В погребе Блейз видел меня в момент слабости, наверное, он гадает, какой вообще от меня может быть толк.

— Что сталось с моими настоящими Тенями? — спрашиваю я, вместо того чтобы ответить на кол-кость.

Блейз прочищает горло, но отвечает мне Цапля.

— Они... были освобождены от службы, — дели-катно поясняет он.

Артемизия хихикает.

— И от всего прочего тоже освобождены.

Я жду, что смерть моих соглядатаев меня ужаснет, жду, что известие о ней принесет мне облегчение или даже радость, но не чувствую вообще ничего. Ни ра-зу в жизни я не видела лиц этих людей, никогда с ни-

ми не говорила. Оплакивать покойных я не буду, но я не так сильно их ненавидела, чтобы торжествовать, узнав об их смерти.

— А если их найдут? — спрашиваю я.

— Не найдут, — заверяет меня Артемизия. — Мы привязали к телам камни и бросили в океан. Сейчас они уже на глубине около сотни футов, не меньше. Через несколько дней от них останутся одни кости.

Она так отстраненно об этом рассуждает, слов-но говорит вообще не о людях. С другой стороны, я слышала, как кейловаксианцы называют астрейцев скотом, поэтому не могу винить эту девушку за такое отношение к нашим врагам.

— Есть успехи, Тео? — спрашивает Блейз. — Мы видели, как вы с принцем мило беседовали, но не слышали ни слова. Что ты задумала?

— Помнишь, ты сказал, дескать, принц интересует-ся мной потому, что не может получить? — напоми-наю я. — Теперь я интересую наследника еще больше, а заодно мало-помалу настраиваю его против кайзе-ра — думаю, нам от этого будет только польза.

— Почему? — спрашивает Артемизия.

Я пожимаю плечами и злобно улыбаюсь.

— Кейловаксианцы превосходят нас числом, они лучше вооружены, лучше умеют сражаться, они уже захватили нашу землю. Блейз был прав, сказав мне, что на поле боя нам против них не выстоять. Одна-ко если мы сумеем посеять раздор между Сёреном и кайзером, кейловаксианская знать разделится: каж-дый займет либо одну, либо другую сторону, а пока они будут заняты борьбой друг против друга, у нас появится шанс. И всё же нам нужно больше людей и оружия, разумеется. Понимаю, план шаткий, — бы-стро добавляю я, — но мне кажется, это неплохое на-чало.

— Если твоя задумка сработает, — с тревогой в го-лосе замечает Блейз. От его скепсиса у меня по шее бегут мурашки.

— Сработает, — заявляю я, хотя в глубине души терзаюсь неуверенностью. — Сёреном легко можно манипулировать, всё, что мне нужно, — это убедить его, что я дева в беде, которую нужно спасти, причем спасти меня нужно от его отца и от его собственно-го народа. Если я сумею настроить Сёрена против них, почти половина двора охотно последует за на-следником, в надежде, что тот займет трон, не дожи-даясь смерти кайзера. — Никто не отвечает, поэтому я продолжаю. — Вы же видели его лицо в саду. Как думаете, у меня получается?

— Да, — признает Артемизия. — Глаза у принца горели, было видно, что он рвется в бой. Удачно ты придумала с рукавом. Полагаю, ты нарочно его при-спустила?

Я пожимаю плечами.

— Ему нужна дева в беде, я оправдываю его на-дежды. Между прочим, как давно вы за мной наблю-даете?

— С сегодняшнего утра, — отвечает Блейз. — Твоя подруга нашла нас пару дней назад. Элпис. Мы и так уже пытались придумать, как убрать с дороги твоих Теней, но эта малышка нам помогла: оказывается, она уже какое-то время следила за их передвижениями, выяснила, как часто они ходят с докладом к кайзеру, и подсказала нам, когда проще всего от них избавить-ся. Тени являются к кайзеру с отчетом раз в месяц, и в следующий раз должны были отправиться к не-му завтра ночью, поэтому мы поняли, что их нужно убрать до того, как они сообщили бы кайзеру о твоей беседе с Элпис. Они спали по очереди, так что мы за-менили их одного за другим.

«Заменили их». Друг говорит об этом так же лег-ко, как Артемизия, как будто убивать — это просто. Возможно, для него это действительно нетрудно, мо-жет быть, ему уже доводилось убивать людей. Вооб-ще-то скорее всего так и было, раз уж Блейзу удалось сбежать с рудников вместе с Ампелио. Как странно. Я невольно вспоминаю, каким спокойным и любоз-нательным ребенком был когда-то Блейз. В детстве он не убивал даже жуков.

Я заставляю себя не думать об этом — всё это было давно, и теперь Блейз такой, какой есть.

— Рано или поздно кто-то их хватится, — заме-чаю я, раздосадованная непредусмотрительностью своих новых «Теней». — И что вы собираетесь де-лать завтра, когда придется идти к кайзеру? Я никог-да не видела лиц этих людей, но кайзер их наверняка видел.

— Риск меньше, чем кажется, — заверяет меня Ца-пля. Он говорит тихо, но твердо и уверенно, и мне не приходится напрягать слух, чтобы расслышать его слова. Бывают такие голоса, которые словно отдаются эхом во всём теле, и у Цапли именно такой голос. — Единственная обязанность ваших стражей — следить за вами. Кайзер в этом отношении очень придирчив и не хочет допускать ошибок. У Теней нет семей, они не появляются там, где собирается народ — разве что вы туда идете. Никто их не хватится.

— А как же встреча с кайзером? — не сдаюсь я.

— Ах, это, — небрежно говорит Блейз, но в его го-лосе явственно слышится торжество. — Артемизия и Цапля тоже работали на рудниках, пока нас не выз-волил оттуда Ампелио. Как думаешь, почему он вы-тащил именно нас?

Меня озаряет понимание.

— Вы — Защитники.

— Строго говоря, не совсем, — уточняет Артеми-зия. — Мы не проходили должного обучения, хотя Ампелио пытался нас поднатаскать.

— И всё же боги по милости своей наделили нас дарованиями, в отличие от большинства остальных заключенных, томящихся на рудниках, — добавляет Цапля.

Мне не нужно видеть его лицо, чтобы понять, чего стоит ему произнести эти слова. Со дня Вторжения я повидала немало ужасов, но все они, вместе взятые, не идут ни в какое сравнение с тем кошмаром, кото-рый переживают несчастные узники рудников. Я слы-шала, в шахтах каждую неделю десятки человек схо-дят с ума, и их сразу же казнят на глазах у их друзей и родных, а те ничем не могут помочь — тем, кто по-смеет заступаться за обреченны[х, тоже грозит смерть.

— Магия — это прекрасно, но она не поможет вам троим одолеть солдат кайзера, после того как вас ра-зоблачат, — замечаю я.

— В этом вся соль: кайзер ничего не узнает. С от-четом к нему является только кто-то один из Теней, чтобы двое других ни на минуту не оставляли вас без присмотра. А у Артемизии есть водный дар.

Кусочки мозаики складываются в единую картину.

— То есть, она может творить иллюзии, — закан-чиваю я за Цаплю.

— Перед тем как мы заменили стражей, я их хоро-шенько рассмотрела, так что смогу довольно точно скопировать их внешность. Без камня долго поддер-живать иллюзию я не смогу, — признается Артеми-зия. — Пятнадцать минут, может быть, двадцать. Но, судя по тому, что мы слышали об этих встречах с кай-зером, этого времени хватит.

«Довольно точно. Может быть». Не слишком уве-ренные заявления.

— У тебя нет камня? — спрашиваю я. — А у вас двоих он есть?

Последовавшее за моим вопросом молчание крас-норечивее любых слов.

— У Ампелио был камень, — в конце концов от-вечает Блейз. — Но когда Ампелио поймали, камень был при нем, и его отобрали, но он всё равно ничем бы нам не помог. Как я уже сказал, у Артемизии есть дар воды, Цапля владеет даром воздуха...

— А ты — даром земли? — заканчиваю я за него.

— Да, — подтверждает Блейз, помолчав, как буд-то сомневался, стоит ли мне говорить. — Но встреча с кайзером не займет много времени, Артемизия су-меет удержать иллюзию и без камня, я видел, как она это делает.

Какое-то мгновение я просто не знаю, что сказать. Перспектива вырисовывается весьма не радужная, столько всего может пойти не так... И тогда весь их план рухнет. Ясно, что Ампелио не одобрил бы эту их идею с заменой моих Теней — в противном слу-чае он сам заменил бы их много лет назад. Будь он сейчас здесь, то предпочел бы подождать, дабы удо-стовериться, что всё идеально, и только потом нанес бы решающий удар. Вот только Ампелио выжидал де-сять лет, а подходящий момент так и не наступил. Он ждал, тянул время, пока его не убили.

Я качаю головой.

— Должен быть какой-то другой способ поддержи-вать связь, пока я здесь.

— Например, сделать нашим почтовым голубем тринадцатилетнюю девчонку? — перебивает меня Блейз.

В детстве он тоже себя так вел — как будто разница в два года делала его намного мудрее, а мне никогда его не догнать. Я тоже уверена, что неправильно бы-

ло втягивать во всё это Элпис, но ничего другого мне просто не оставалось.

— Я доверяю Элпис, — говорю я, слегка припод-няв подбородок, стараясь, чтобы голос звучал уверен-но. — Признаю, в прошлом я совершала ошибки, до-веряясь не тем людям, и я сполна заплатила за свою глупость. Кайзер любит подстраивать мне ловушки. Я сомневалась, стоит ли доверять тебе, когда ты вдруг появился из ниоткуда, но всё же доверилась.

— Правильное решение, — вклинивается Артеми-зия. — Она сообразительная и наблюдательная дев-чушка, без нее мы бы не смогли убрать твоих Теней.

— Смогли бы, — возражает Блейз раздраженным тоном старшего брата. — И нам не пришлось бы ри-сковать жизнью ребенка.

— Долго же вы собирались. — Слова срывают-ся с губ прежде, чем я успеваю подумать, но споры с Блейзом всегда выводили меня из равновесия. Он всегда оставался так спокоен, всегда разговаривал со мной как с маленьким, капризным ребенком.

А посему я не стану рассказывать им о грозящей мне свадьбе с ужасным лордом Далгаардом. Из страха стать следующей женой мерзкого старикашки я ста-ла действовать необдуманно, а это ничто по сравне-нию с трудностями, которые довелось пережить этим троим.

Я деликатно кашляю.

— У Элпис был выбор, и она решила мне помочь.

— Она же дитя, и просто не поняла, на что согла-шается, — настаивает Блейз, он уже прямо-таки ры-чит.

— Перестань, Блейз, — пытается урезонить его Артемизия. — Тринадцать лет — это уже не ребенок.

Слышно, как Блейз за стеной медленно вдыхает и выдыхает, пытаясь успокоиться.

— Ты за нее в ответе, Тео. Если с ней что-то слу-чится, это будет на твоей совести.

Я киваю, хотя меня захлестывают эмоции. Даже если меня парализуют сомнения, я этого не покажу и ни за что не стану извиняться.

Блейз молчит, но я чувствую его раздражение даже через разделяющую нас стену.

— Ты не можешь так разговаривать с нашей коро-левой, Блейз, — говорит Цапля. Лица его я не вижу, но мне почему-то кажется, что он напуган.

«Наша королева». Титул звучит очень странно, и мне приходится напомнить себе, что Цапля гово-рит обо мне, что я и есть их королева. Я пытаюсь не думать об Ампелио — он тоже так меня назвал, перед тем как я вонзила меч ему в спину. Я выдыхаю, чувст-вуя, как злость покидает мою душу.

— Блейз может разговаривать со мной так, как по-считает нужным, — спокойно говорю я. — Вы все можете... и должны.

Кажется, Цапля за стеной переступает с ноги на ногу, потом ворчит нечто в знак согласия.

— Та девочка сказала, что у тебя есть новости, — меняет тему Блейз. Судя по голосу, он больше не злится.

— О. — От волнения и радости я совершенно за-была рассказать Блейзу самое главное. — Где находят-ся Вектурианские острова?

— Я уже где-то слышал это название... — бормо-чет Блейз.

— Вектурия — это архипелаг, расположенный к за-паду отсюда, — произносит Артемизия скучающим тоном. — А что?

— Думаю, через несколько дней принц поведет к этим островам по меньшей мере две тысячи до зу-бов вооруженных солдат, да еще прихватит с собой

кучу пушек, — отвечаю я. — Вряд ли он плывет туда, чтобы нанести визит вежливости.

— Ты думаешь или знаешь? — интересуется Арте-мизия.

Я колеблюсь, снова взвешиваю в уме все виденные мною свидетельства — типы кораблей, тяжелая ар-тиллерия, тот факт, что Бич Драконов никак не мо-жет сейчас нападать на торговые пути, поскольку еще на прошлой неделе находился недалеко от капитолия. Вспоминаю, как сегодня в саду принц Сёрен отвел глаза, говоря, что собирается патрулировать торговые пути — было очевидно, что он лжет. Всё это косвен-ные свидетельства, я ничего не могу доказать, и всё же я сердцем чувствую, что права.

— Я это знаю, — говорю я, надеясь, что уверенно-сти в моем голосе больше, чем в моей душе.

— У них были берсерки? — спрашивает Блейз.

Я качаю головой, но потом замираю.

— Не могу утверждать наверняка, поскольку до сих пор не представляю, что это такое.

— Даже с учетом одних только пушек и солдат кейловаксианцы уничтожат Вектурию, — с тревогой в голосе говорит Артемизия. — Там пять островов, но на каждом живет не более нескольких сотен чело-век. Даже если какая-то часть жителей — опытные во-ины, они все рассеяны по разным местам. Если кей-ловаксианцы нападут внезапно, то быстро захватят все острова один за другим, им даже особо напря-гаться не придется.

— Наверняка мы можем как-то помочь вектуриан-цам, — говорю я.

Блейз вздыхает.

— Вектурианцы и пальцем не пошевелили, чтобы прийти нам на помощь во время Вторжения. Если бы они тогда нас поддержали... Что ж, скорее всего мы

всё равно проиграли бы, но по крайней мере у нас был бы шанс на спасение.

— Точно, — соглашается Цапля. — Можете считать меня бессердечным, но мне до них нет никакого дела, как до грязи под ногтями. Они сами виноваты и ни-чего лучшего не заслуживают. Приди они на помощь десять лет назад, и, очень может быть, сейчас мы не находились бы в такой зад... В таком трудном поло-жении. Плакать я по ним точно не стану.

Не могу не согласиться, как бы неприятно ни зву-чали его слова.

— И всё же. — Я решаю прибегнуть к доводам разума. — Вектурианцы могут нам понадобиться, когда мы начнем привлекать на свою сторону союз-ников для борьбы с кейловаксианцами. Давайте не будем совершать ту же ошибку, которую допустили они. Кроме того, когда мы наконец вернем Астрею, то не сможем надолго ее удержать, если кейловакси-анцы захватят и все соседние страны. Они просто от-ступят на эти завоеванные земли, соберутся с силами, а потом снова на нас нападут.

Блейз тяжело вздыхает, и я почти уверена: друг воз-водит глаза к потолку.

— Вектурия ясно дала понять, что они нам не со-юзники, а нам лучше сберечь для себя те малые силы, которыми мы располагаем.

Мне понятна его точка зрения, и отчасти я даже ее разделяю. Нас всего тысяча против десяти тысяч на-ходящихся в Астрее кейловаксианцев.

— Но если мы поможем Вектурии, то получим но-вого союзника. Ты сам сказал, нас так мало, что на по-ле боя у нас нет никаких шансов, а вот если бы на на-шу сторону встали несколько сотен вектурианцев...

— Нас всё равно будет слишком мало, — заклю-чает Цапля. Он определенно пытается быть вежли-

вым, но в его голосе явственно слышится нетерпе-ние. — К тому же где гарантии, что потом они станут нам помогать? Скорее всего мы отправим воинов, ко-торые нужны нам самим, умирать на чужую войну. Вектурия всё равно падет, а вскоре после этого и нас ждет та же участь.

Что сделала бы в такой ситуации моя мать? Я знаю ответ на этот вопрос.

— Это несправедливо. На этих островах живут лю-ди, а мы обрекаем их на смерть и рабство. Мы с вами как никто другой понимаем, как это страшно.

Артемизия фыркает.

— Блейз был прав, тебя слишком долго продержа-ли в уютной клетке, так что у тебя мозги размягчи-лись, — заявляет она. — Мы повидали столько смер-тей, сколько тебе и не снилось. Мы голодали, истека-ли кровью и так часто стояли на пороге смерти, что счет потеряли. Мы прекрасно знаем, на что обрекаем вектурианцев, но они — не астрейцы, и, нам не долж-но быть до них никакого дела.

— Моя мать помогла бы им, — настаиваю я.

Артемизия снова издает презрительный смешок, и, если бы нас с ней не разделяла стена, я дала бы ей пощечину. Прежде чем нахальная девица успевает ляпнуть что-то нелицеприятное о моей матери, вме-шивается Блейз.

— Боги да упокоят королеву Айрен в посмертии, но она до самого последнего своего часа была правитель-ницей мирной страны. Она правила в спокойные вре-мена, не сталкивалась с внешними угрозами, никогда не знала войны, пока не пришли кейловаксианцы и не перерезали ей горло. Она могла позволить себе ро-скошь оставаться доброй королевой, а ты не можешь.

В голосе друга нет и намека на язвительность, он просто констатирует факт, и прямо сейчас я не могу

опровергнуть его утверждение, хотя мне очень хо-чется спорить. Надеюсь, мама сейчас смотрит на ме-ня из посмертия и поймет меня. Однажды я стану ве-ликодушной правительницей, я стану полной проти-воположностью кайзера, буду такой же милостивой, какой была моя мать. Но сначала мне нужно сделать так, чтобы моя страна выжила.

— Хорошо, — наконец говорю я. — Мы ничего не станем делать.

— Правильное решение, — говорит Артемизия.

Не знаю, как выглядит эта девушка, но уверена: в этот самый миг она самодовольно ухмыляется. Я глубоко благодарна этим троим за то, что сейчас они рядом со мной, но никак не могу отделаться от ощущения, что лежащий на моих плечах тяжкий груз сделался еще тяжелее. Кажется, в этом мире приба-вилось людей, ждущих, что я совершу ошибку. Они мои союзники — единственные, других у меня про-сто нет, — но это не значит, что мы с ними всегда бу-дем на одной стороне.

— Будьте готовы ко всему, — говорю я им. — Ка-кой бы уютной ни казалась вам моя клетка, не ду-майте, что моя жизнь здесь сводится к флирту, наря-дам и светским приемам. Если со мной что-то слу-чится. .. вы не должны вмешиваться. Что бы ни было, вы не должны меня защищать, даже если в вас взыг-рает чувство долга. Спасти меня вы всё равно не смо-жете, только напрасно выдадите себя, а от этого ни-кому не будет пользы.

— Тео... — мрачным голосом начинает Блейз.

— Кайзер меня не убьет, пока что я для него слиш-ком ценна. Что бы он со мной ни сделал, я это пере-живу, но о вас того же сказать нельзя. Поклянитесь.

На какое-то время в комнате устанавливается упря-мое молчание, и я начинаю волноваться, что мои За-

щитники станут протестовать. А ведь я сейчас тре-бую, чтобы они нарушили последнюю волю Ампелио, вдруг осознаю я: он хотел, чтобы я была в безопасно-сти. Ничего, ради своей страны я всё снесу.

— Клянусь, — говорит Артемизия, и в следующее мгновение ей вторит Цапля.

— Блейз! — настаиваю я.

Друг ворчит нечто неразборчивое, и я решаю за-считать это в качестве согласия, хотя это определен-но не оно.

* * *

Несколько минут спустя возвращается Хоа, неся стопку белья, и мои Тени умолкают. По части соблю-дения тишины они не так опытны, как мои старые Те-ни: они больше ерзают, громче дышат, тяжелее сту-пают, и я всё это слышу. Если Хоа и замечает нелад-ное, то не подает виду, и я задаюсь вопросом: может, я замечаю разницу только потому, что знаю правду? В конце концов, сегодня утром для меня всё было по-прежнему, и я не обращала внимания на Теней.

Меня так и подмывает рассказать обо всём Хоа, но я понимаю: нельзя ей доверять, как бы мне этого ни хотелось. Даже если Хоа меня не выдаст, она столько претерпела от кайзера, что просить ее стать на мою сторону и таким образом выступить против него просто жестоко.

Пока Хоа складывает выстиранные вещи, я торо-пливо съедаю ужин, а повисшая в комнате тишина становится всё невыносимее. До сих пор я всегда ела в таком гробовом молчании, даже научилась не обра-щать на это внимания, но сегодня вечером всё иначе. Всё изменилось. Блейз так близко, а еще Артемизия и Цапля, и все они смотрят на меня как на королеву. Наверное, на их взгляд, я очень мало похожу на дос-

тойную правительницу, и осознание этого причиня-ет мне боль.

Хоа убирает тарелку и поворачивается к бельевому шкафу, чтобы достать мою ночную рубашку. Меня ох-ватывает паника. Она же сейчас будет меня переоде-вать, а значит, Тени всё увидят.

Я никогда не могла позволить себе такую роскошь, как скромность. Последние десять лет мои прежние Тени дважды в день наблюдали, как я переодеваюсь, и я никогда об этом не задумывалась — привыкла к этому раз и навсегда заведенному порядку. Мое пла-тье бессчетное множество раз рвали, обнажая спи-ну — это была часть наказания, способ унизить меня и развенчать. В конце концов, разве можно смотреть на окровавленную девчонку и видеть в ней лидера? Но теперь мою наготу увидят Блейз, Цапля и Арте-мизия, а это совсем другое дело.

Хоа копается в шкафу, а я тем временем по очереди бросаю как можно более строгий взгляд на каждый «глазок» и пальцем рисую в воздухе круг, приказывая своим новым Теням отвернуться. Конечно, никак не проверишь, послушаются ли они, но я им доверяю. Всё равно у меня нет выбора.

И всё-таки я пытаюсь повернуться к ним спиной, встаю лицом к закрытому шторами окну, а Хоа рас-стегивает заколки, придерживающие ткань на моих плечах, и хитон падает на пол. Теплые пальцы жен-щины легко прикасаются к свежему рубцу, и я вздра-гиваю. Хоа издает горловой, неодобрительный звук, отходит и через несколько секунд возвращается с ба-ночкой мази, источающей отвратительный гнилост-ный запах — ее дал Айон, чтобы спина лучше зажи-вала. Женщина осторожно наносит мазь, потом че-рез голову надевает на меня ночную рубашку. Тонкий хлопок прилипает к намазанной мазью спине, вызы-

вая зуд, но я давно научена горьким опытом и не де-лаю попыток почесаться.

— Спасибо, — благодарю я.

Хоа быстро гладит меня по плечу и беззвучно вы-ходит из комнаты, а я остаюсь одна.

И всё же впервые за десять лет я окружена друзья-ми. Я больше не одна, и надеюсь, теперь так будет всегда.