БИЧ ДРАКОНОВ

На рассвете Блейз всё еще спит, и, уверена, прос-нется еще не скоро. Это хорошо, уверяю я сама себя. Притворяясь одним из моих соглядатаев-Теней, он был так занят, что не мог толком выспаться, и те-перь наверстывает упущенное, только и всего.

Однако слова Сёрена не выходят у меня из головы, и я не могу отделаться от ощущения, что принц прав.

Дверь, скрипя, открывается, и в каюту заходит Ар-темизия; волосы девушки снова сине-белые — в кон-це концов, ей больше не нужно их прятать.

— Мы подходим к «Туману», — сообщает она без предисловий. — Тебе следует встать и привести се-бя в порядок, чтобы хоть отдаленно походить на ко-ролеву.

Я пропускаю колкость мимо ушей, главным обра-зом потому, что Артемизия права. Мои волосы сли-плись после пребывания в морской воде, а лицо те-перь всё обветренное, покрасневшее. Уверена, сейчас я мало похожа на королеву.

— Их тоже разбуди, — добавляет Артемизия, кивая на Блейза и Цаплю. По спящему Сёрену она сколь-зит равнодушным взглядом, будто это просто мешок или ящик.

— Блейзу нужно выспаться, — говорю я. — Ты, я и Цапля вполне справимся сами.

Артемизия фыркает, но не спорит.

— Тогда, когда он проснется, скажешь ему, что это была твоя идея. Он не обрадуется, поняв, что всё про-пустил.

Она бесшумно выходит из каюты, а я осторожно наклоняюсь к спящему на полу рядом с койкой Ца-пле. Я трясу его за плечо — очень мягко, несильно, но юноша всё равно подскакивает, его карие глаза ис-пуганно округляются, он дико озирается по сторо-нам и хватает ртом воздух, словно того и гляди за-дохнется.

— Цапля, — тихо говорю я, стараясь не морщить-ся — пальцы юноши стискивают мою руку клещами. Мне лучше, чем кому бы то ни было, известно, как ужасны кошмары.

— Это всего лишь я, Тео, — успокаиваю я его, на-крывая его пальцы свободной рукой. — Всё хорошо, ты в безопасности.

Цапля медленно приходит в себя, моргает и мор-щится; я вижу, как ужас в его глазах постепенно тает. Юноша смотрит на меня.

— Простите, ваше величество, — говорит он, са-дясь и выпуская мою руку. — Я... Мне вдруг показа-лось, что я снова очутился в шахте.

— Тебе не нужно передо мной извиняться, Цапля, правда, если мы будем заставлять Артемизию ждать, она сама потребует от нас извинений. — Я улыба-юсь. — И ты можешь по-прежнему называть ме-ня Тео.

Цапля поднимается на ноги, но ему приходится пригибаться, потому что с его ростом он не помеща-ется в маленькой каюте. Юноша протягивает мне ру-ку, предлагая помочь подняться с постели, и я на нее

опираюсь — не потому что не могу встать самостоя-тельно, а просто из желания пожать руку друга.

— При всём моем уважении, ваше величество, думаю, мне не следует этого делать, — отвечает он, устало улыбаясь. — Важно показать Бичу Драконов, что вы не просто хороший человек, но еще и коро-лева.

От этих слов мне кажется, будто все внутренности завязываются узлом, и я вдруг жалею, что подсуну-ла Блейзу снотворное. Мне страшновато в одиноч-ку встречаться со знаменитой пираткой, после всего что я о ней слышала. Впрочем, я стараюсь не показы-вать свой страх.

На палубе мы встречаем Артемизию и видим, что рядом с нашим шлюпом возвышается большой ко-рабль под черными парусами. С его палубы и из тя-нущихся вдоль корпуса иллюминаторов на нас глядят сотни преисполненных надеждой лиц.

— Не могла хотя бы привести в порядок воло-сы? — рявкает Артемизия.

— С помощью чего? — в тон Защитнице отвечаю я. — Что-то я не заметила у Сёрена в каюте туалет-ного столика с гребнями и заколками.

Артемизия возводит глаза к небу.

— Тогда хотя бы помаши рукой и улыбайся. Они же потом своим внукам будут об этом дне рассказы-вать. Сегодня они впервые видят королеву Теодосию.

Странное дело: в устах Артемизии это утверждение звучит на редкость бодряще, и у меня поднимается настроение. У астрейцев еще будут и дети, и внуки. Мы выживем, мы должны. Тут мою радость затмева-ет грустное воспоминание.

— Я хочу немедленно увидеть мать и брата Элпис, чтобы выразить им свои соболезнования, — говорю я Артемизии.

Девушка неодобрительно косится на меня, и Цапля спешит вмешаться.

— Я хотел бы пойти с вами, если не возражаете, — тихо просит он. Очевидно, он тоже чувствует себя виноватым — ведь он должен был забрать девочку из покоев Тейна, но не сумел.

Артемизия кашляет.

— Она умерла как героиня. Однажды мы станем прославлять ее в песнях.

— Ей было всего тринадцать, — возражаю я. — Она была слишком юна, чтобы становиться герои-ней. Мне не следовало так рано лишать ее детства.

— У Элпис никогда не было детства, — сурово от-резает Артемизия. Она смотрит на палубу «Тума-на» — оттуда нам спускают веревочную лестницу. — Детство у нее отобрали кейловаксианцы, никогда об этом не забывай. Они — наши враги. Ты дала девоч-ке возможность отбросить роль жертвы, и она с радо-стью воспользовалась этим шансом. Это ее право, не нужно изображать из нее беспомощную жертву, это оскорбляет ее память. Я организую тебе встречу с ее семьей, но им ты скажешь всё то, о чем я сейчас гово-рила. Ты не убивала Элпис, ее убил кайзер.

Я так потрясена, что не могу ответить, и, полагаю, Ца-пля тоже. Не ожидала от Артемизии таких прочувство-ванных слов, и, хотя мое чувство вины не исчезает, от ре-чи Защитницы у меня становится чуточку легче на душе.

— Идем, — говорит девушка, хватаясь за веревоч-ную лестницу. — Сначала поднимаюсь я, потом — Тео; Цапля, ты лезешь последним, на случай если придется ее ловить.

— Я не упаду, — сердито заявляю я. А вдруг упа-ду? После вчерашнего заплыва и подъема на скалу руки болят и с трудом поднимаются; с другой сторо-ны, лестница не такая уж и длинная.

— На палубе соберется толпа, — продолжает Ар-темизия, пропустив мои возражения мимо ушей. — Я буду проталкиваться вперед, а ты держись за мной. Моя мать будет ждать нас в капитанской каюте, по-дальше от шума и суеты.

Она дергает за конец лестницы и начинает караб-каться наверх. Подождав, пока она поднимется на па-ру футов, я тоже берусь за веревки. Руки болят так сильно, что я не могу думать ни о чем другом — и это хорошо, потому что меня вдруг охватывает страш-ное волнение. Я чувствую, что за мной наблюдают сотни глаз, так, словно я человек, достойный вни-мания, а я не знаю, как должен себя вести такой че-ловек.

Когда я наконец добираюсь до фальшборта, Арте-мизия перегибается через планширь и подает мне ру-ку. На ее лице явственно читается паника.

— Прости, Тео, — торопливо шепчет она, втаски-вая меня на палубу. — Моя мать всё-таки вышла, да-бы встретить тебя лично, и есть кое-что, чего ты не знаешь...

— Теодосия.

Мне знаком этот голос. У меня по спине бегут му-рашки, сердце начинает колотиться, как сумасшед-шее, меня охватывает безумная надежда, не посещав-шая меня уже десять лет. Знаю, это невозможно, но я узнала бы этот голос где угодно.

Артемизия отступает в сторону, и сначала я вижу огромную толпу людей: они стоят вокруг меня полу-кругом, у всех на лицах написан восторг. Некоторые держат на руках и плечах детей. Вид у большинства матросов такой, словно они ни за что не отказались бы от возможности лишний раз перекусить, однако видно, что, в отличие от живущих во дворце рабов, они не голодают.

Толпа расступается, и к нам подходит женщина.

У нее лицо моей матери, ее голос, такие же темные глаза, круглые щеки и полные губы. Тот же рост, та же стройная фигура. Такая же копна непослушных темно-каштановых волос — мама позволяла мне заплетать ее волосы в косички. Такие же веснушки, которые один зна-менитый поэт сравнил с «изумительным созвездием».

Хочется заплакать и броситься к маме, но ладонь Артемизии опускается на мое плечо, и я прихожу в себя.

Моей матери нет в живых, и я это знаю. Она умер-ла у меня на глазах.

— Это что, какой-то трюк? — свистящим шепотом спрашиваю я, пока женщина подходит ближе. Вокруг собрались мои соотечественники, они смотрят, поэ-тому я заставляю себя стоять, выпрямив спину, и не броситься к ней в объятия.

Женщина вскидывает брови — в точности, как моя мать — но в ее глазах я вижу печаль.

— Никто не собирался умышленно вводить тебя в заблуждение, — произносит она голосом моей ма-тери. — Ты что, не предупредила ее? — обращается она к Артемизии.

Стоящая рядом со мной Защитница вытягивается в струнку, точно дисциплинированный солдат.

— Мы не хотели рисковать... Если бы Тео начали пытать.. — Она умолкает и прочищает горло. — Тео, перед тобой Бич Драконов.

Женщина улыбается губами моей матери, вот толь-ко в ее усмешке нет той теплоты, которая всегда исхо-дила от мамы — наоборот, в ее улыбке я вижу горечь.

— Если хочешь, можешь называть меня «тетушка Каллистрада».

— Наши матери были близнецами, — поясняет Артемизия, но я ее почти не слышу. Я почти не слы-

шу, как Цапля перелезает через фальшборт, подходит и встает за моим плечом.

Слова кажутся мне бессмысленными звуками; я знаю только, что сейчас гляжу в лицо своей матери, лицо, которое, как я думала, больше никогда не уви-жу. Я успела забыть, какие густые у нее брови, успе-ла забыть, что у нее нос с горбинкой. Я забыла, как ее волосы торчат во все стороны — ровно они могут лежать, только будучи смазанными маслом.

— Айрен появилась на свет на пять минут раньше меня, — продолжает женщина с лицом моей мате-ри. — Всего несколько минут, но они сделали ее на-следницей, а меня — заменой на случай непредви-денных обстоятельств.

— Если бы у моей матери была сестра-близнец, я бы об этом знала, — говорю я, не желая верить соб-ственным глазам.

Каллистрада пожимает плечами.

— Большую часть твоей жизни я находилась где-то на краю света. — Меня никогда не прельщала при-дворная жизнь. Уверена, рано или поздно мы встре-тились бы, не случись Вторжение. — Она умолкает и поджимает губы, потом снова глядит мне в лицо, и взгляд ее теплеет. — Не могу выразить, как я счаст-лива тебя видеть. Такое чувство, словно ко мне вер-нулась сестра. Отчасти.

Я чувствую, что она произносит то, что должна произнести, а на самом деле не чувствует всего того, о чем говорит. Это игра для зрителей, но не для ме-ня. Нужно ответить в том же духе. Я кашляю.

— Глядя на вас, я чувствую то же самое, — говорю я, напоминая себе, что передо мной не моя мать. Эту женщину я не знаю, и пока неясно, можно ли верить всем ее словам.

Я расправляю плечи.

— Уверена, нам есть что обсудить, тетушка. —Я ми-ло улыбаюсь — при кейловаксианском дворе я посто-янно расточала такие фальшивые улыбки. А я-то на-деялась, мне больше не придется прибегать к подоб-ным уловкам.

— Действительно. — Каллистрада отвечает мне та-кой же ласковой улыбкой. — Говорят, ты привезла мне подарок.

Я моментально вспоминаю о связанном Сёрене, который сейчас спит в каюте своей лодки.

— Принц Сёрен не для вас, он — мой пленник, — возражаю я. — Пока он с нами, с ним следует обра-щаться как можно любезнее.

Ноздри женщины раздуваются.

— Ты ждешь, что мы станем кормить какого-то кейловаксианца, в то время как наши люди недоеда-ют? Разве это справедливо?

— Время правосудия еще не пришло, — говорю я ровным тоном, слегка повышая голос, чтобы толпа тоже меня услышала. — Мы по-прежнему ведем иг-ру, в которой очень трудно выиграть, и принц — наш единственный козырь. Он должен оставаться целым и невредимым, а иначе он для нас бесполезен.

Бич Драконов быстро окидывает взглядом свою команду, потом одаривает меня еще более широкой и неискренней улыбкой.

— Разумеется, ваше величество. Я прослежу за этим.

Потом она кричит, обращаясь к двум мужчинам, которые держатся чуть в стороне от остальных:

— Отведите пленника на корабль!

— Я буду заходить к нему, дабы убедиться, что его содержат в надлежащих условиях, — заявляю я.

Каллистрада вновь поворачивается ко мне, и на сей раз улыбается весьма кровожадно.

— Не думаю, что в этом есть необходимость, — го-ворит она, поджимая губы. — К тому же это нера-зумно. Некоторые уже утверждают, будто ты слиш-ком уж печешься об этом принце.

А вот это уже прямой выпад, и я изо всех сил стара-юсь сохранять спокойное выражение лица. Стоящий рядом со мной Цапля напрягается, как натянутый лук.

— Следите за своими словами, когда говорите со своей королевой, — мягко произносит он, и в его приятном голосе отчетливо звучит угроза.

Бич Драконов насмешливо выгибает брови.

— Я всего лишь дала совет своей племяннице. Лю-ди болтают, и нам нужно всё учитывать, чтобы мол-ва нам не навредила.

— Тогда пусть люди выскажут всё это мне в ли-цо, — холодно замечаю я. — А вы тем временем бу-дете отдавать кейловаксианскому принцу половину моего рациона.

— И моего, — добавляет Цапля.

Мгновение мне кажется, что Артемизия тоже пред-ложит поделиться, но в присутствии матери язвитель-ная Защитница ведет себя тише воды ниже травы — впервые я вижу ее неуверенность. Не могу ее ви-нить. В конце концов, я почти не помню, чтобы мама на меня сердилась, но вероятно, если она и злилась, то смотрела на меня примерно так, как глядит сей-час Бич Драконов: губы сжаты, глаза горят. На миг я чувствую себя ребенком, которого вот-вот отпра-вят в его комнату за плохое поведение. Вот только я больше не ребенок. Я — королева, и мне приходи-лось сталкиваться с куда большими трудностями, чем эта ситуация. Поэтому я стою, гордо выпрямившись, и бестрепетно смотрю в глаза Каллистраде. Наконец она опускает глаза.

— Как пожелаете, ваше величество.

эпилог

В последний раз Принцессой пепла назвала меня моя сердечная сестра, которую я осиротила.

Детьми мы вместе играли, учились танцевать, во-ображали себя сиренами, но когда мы встретимся в следующий раз, то будем врагами. В ее глазах я ви-дела ненависть, я чувствовала ее гнев, опалявший мою кожу, подобно жгучему ветру. Она не остано-вится до тех пор, пока не получит мою голову, и это я сделала ее такой. Об этом я жалею.

Однако она была по-своему права. До сих пор я бы-ла принцессой, сделанной из пепла. Но во мне не осталось ничего, что могло бы гореть.

Пришла пора стать королевой.

Загрузка...