НАКАЗАНИЕ

Посреди ночи я просыпаюсь от грохота — это дверь, распахнувшись, с размаху ударяется о сте-ну, и в комнату, топая тяжелыми сапогами, врывают-ся солдаты. Эти звуки всегда наводняют собою мои кошмары, и в первый миг мне кажется, что это оче-редной страшный сон, но уже в следующую секунду меня грубо хватают за руки и вытаскивают из посте-ли. Солдаты молчат, и мне кажется, что они слышат громкий стук моего сердца. Хочется завопить и отби-ваться, но я научена горьким опытом и знаю, что ни-чего хорошего из этого не выйдет, поэтому прогла-тываю страх и пытаюсь сосредоточиться.

Кайзер послал за мной шестерых стражников — больше, чем обычно в таких случаях, когда он хочет меня наказать. Не будь я до смерти перепугана, мне бы даже польстила такая предосторожность. И всё же я успеваю взять себя в руки и бросить предупрежда-ющий взгляд на стены, за которыми скрываются мои Тени, молясь всем богам, чтобы друзья не натвори-ли глупостей.

— Не соблаговолите ли объяснить, в чем на этот раз дело? — резко говорю я, подражая Крессентии. Примерно таким тоном она цыкает на рабынь, если

те по неосторожности слишком сильно дергают ее расческой за волосы или не успевают вовремя по-дать ей утреннее платье. Как будто имеет место про-стое недоразумение, и я вовсе не перепугана, не стою пред лицом очередного кошмара. Меня уже столько раз притаскивали к кайзеру и избивали до полусмер-ти, а я никак не могу привыкнуть, меня по-прежне-му охватывает ужас.

Я пытаюсь сдержать дрожь, пытаюсь не уходить в себя, потому что боюсь не найти дорогу обратно. Мои соотечественники пережили куда больше стра-даний. Я думаю о Блейзе и его шраме, о потерях Цапли, о том, что рассказала мне вчера Артемизия. Я должна продержаться.

— Приказ кайзера, — рявкает один из стражников. Не знаю его имени, хотя должна бы — он один из любимцев кайзера, бывший солдат с покрытым шра-мами лицом и таким кривым носом, словно его лома-ли раз десять. Он самый злобный из всей этой своры, а это о многом говорит, так что я предпочитаю лиш-ний раз его не злить.

— Я пойду сама, — продолжаю я, не делая, впро-чем, попыток вырваться. Уже много лет я безропот-но подчиняюсь этим людям, вне зависимости от того, как сильно напугана. Мне слишком хорошо известно, что любое сопротивление выйдет мне бо-ком. Стражники не отвечают, поэтому я предпри-нимаю еще одну попытку, стараясь, чтобы голос не дрожал:

— Мы же проходили через это множество раз, вы же знаете, что я не опасна. Что бы ни случилось, я приму наказание кайзера без всяких жалоб, как де-лала всегда.

Эти слова адресованы не столько солдатам, сколь-ко Блейзу и остальным. Тут меня обжигает жуткая

мысль: а что, если ребята не здесь? Вдруг всё вскры-лось, и меня ведут не на порку, а на казнь?

Неужели Кресс всё-таки пошла к кайзеру и обо всём рассказала?

Эта мысль бьется у меня в голове, пока меня та-щат по коридорам — одетую в тонкую ночную ру-башку, босую, поскольку из комнаты меня выволо-кли, даже не дав возможности надеть туфли. Голые ступни скользят по холодному каменному полу, по-крываются кровоточащими царапинами и ссадинами, но стражники не сбавляя шага волокут меня дальше. Я почти не обращаю внимания на боль в изранен-ных ступнях, в голове осталась только одна мысль: Кресс всё-таки пошла к кайзеру, и кайзер узнал о мо-их Тенях, убил их, а теперь он казнит меня, и всё бу-дет кончено.

Когда мы сворачиваем за угол, я почти вздыхаю с облегчением: меня ведут не на капитолийскую площадь, а в тронный зал, а значит, это будет не пу-бличное наказание. В тронном зале кайзер наказы-вает меня лишь в тех случаях, когда хочет сохранить случившееся в тайне, чтобы слух об этом не распро-странился за пределы дворца. Реши он казнить меня за измену, ему потребовались бы зрители. Очевид-но, случилось нечто такое, что кайзер не готов пре-давать огласке.

Народу в тронном зале не очень много, но все важ-ные для кайзера люди присутствуют. Рядом с троном собрались герцоги и герцогини, бароны и баронес-сы, графы и графини; вся их обычная жизнерадост-ность и веселость исчезли, глаза горят жаждой кро-ви. В тени трона стоит Айон: Защитник-предатель не поднимает глаз — он всегда ведет себя подобным образом, когда меня вот так притаскивают к кайзе-ру. Трусость не позволяет ему на меня смотреть, да-

же в самом конце, когда кайзер приказывает ему ис-целить мои раны, чтобы я могла двигаться.

— Леди Тора, — говорит сидящий на троне моей матери кайзер. Он подается вперед, так что позвяки-вают друг о друга живые камни, которыми он обве-шан с ног до головы.

— Вы вызывали меня, ваше величество? — спра-шиваю я, так чтобы в голосе прозвучали испуганные нотки. Не стоит портить кайзеру веселье напускным бесстрашием.

Он долго рассматривает меня, не говоря ни слова; его взгляд скользит по моей фигуре, по голым играм и ступням, поднимается выше, и я вспоминаю, что на мне только тонкая сорочка. Мне хочется прикрыть-ся, но это лишь его разозлит, а я не могу этого допу-стить, поэтому стою неподвижно. Пусть смотрит, хо-тя это еще хуже, чем порка.

Наконец кайзер изрекает:

— Три недели назад мой сын отправился в Векту-рию, ведя за собой армию из четырех тысяч солдат. Две недели назад я получил известие, что они столк-нулись с организованным сопротивлением, но сын заверял меня, что победа всё равно возможна. Не-сколько дней он и его воины доблестно сражались, а потом их неожиданно атаковал флот кораблей, ко-торыми будто бы командовал печально известный пират Бич Драконов. Эта экспедиция планировалась как легкое Завоевание, а в результате наши люди по-пали в засаду, стоившую многим из них жизни.

Я догадываюсь, что сыновья многих присутствую-щих здесь аристократов могли отправиться в эту экс-педицию на корабле Сёрена, дабы без особого ри-ска поучаствовать в очередном завоевании и поднять свой авторитет, снискав почести и славу. Вот только в дело вмешалась я.

Они никак не могли узнать о моей причастности, это исключено. Если бы кайзер знал, что я отправила вектурианцам предупреждение, он узнал бы и о моих Тенях, и сейчас меня уже вели бы на казнь.

Нет, всё это просто спектакль, возможность для кайзера и его дорогих сподвижников сорвать злость и отыграться на ком-то за унижение. Наверняка у большинства из них есть дочери, которых эти лю-ди хотят предложить кайзеру в жены. Аристокра-ты потребовали меня наказать, и кайзер с готовно-стью согласился. В конце концов, именно в таком виде я нравлюсь ему больше всего: избитая и слом-ленная.

— Простите, ваше величество, это ужасные изве-стия.

Кайзер щурится и ерзает на своем месте.

— За этим стояли твои люди, — заявляет он.

Уже не в первый раз он обвиняет меня в этом, но впервые я действительно ответственна за случивше-еся и очень этим горжусь. Полученные сегодня шра-мы я буду носить с честью.

Однако война еще не выиграна, до победы еще очень далеко, а посему я падаю на колени и позволяю Торе делать то, что она умеет лучше всего: умолять.

— Прошу вас, у меня нет никаких людей, ваше ве-личество. Я много лет не говорила с другими астрей-цами, кроме как по вашему приказу. Я тут ни при чем, вы же знаете.

Когда кайзер выигрывает слишком быстро и про-сто, ему становится скучно.

— Тейн, — бросает он, щелкая пальцами.

Дворяне расступаются, пропуская вперед Тейна, его покрытое шрамами лицо бесстрастно, а в руке он дер-жит кнут. Военачальник не смотрит на меня, впро-чем, он никогда этого не делает, в отличие от кай-

зера — тот жадно ловит каждую мою гримасу боли, каждый крик, точно ребенок, наблюдающий за ку-кольным представлением. Тейн же делает это из чув-ства долга, и из-за этого я порой ненавижу его силь-нее кайзера.

Один из стражников разрывает мою ночную ру-башку, обнажая спину, но, к счастью, всё остальное на этот раз остается прикрыто. Двое других креп-ко держат меня за руки, как будто я могла бы их пе-ресилить. Впрочем, я даже не пытаюсь. Сопротив-ление лишь усугубит мое положение — этот урок я выучила давным-давно. Лучше сохранить силы до тех пор, когда они мне действительно могут понадо-биться.

— Двадцать плетей, — объявляет кайзер едва слыш-но. — По одной за каждую семью, потерявшую сына из-за глупости астрейцев.

Двадцать. Маловато убитых врагов, но если они все высокородные, близки к кайзеру, их наверняка держа-ли бы подальше от настоящих сражений и всячески защищали. Раз убито двадцать аристократов, простых моряков, наверное, погибло намного больше.

Оно того стоило, повторяю я себе снова и снова, надеясь, что эта мысль поможет мне перенести боль.

Подкованные сапоги Тейна позвякивают по камен-ному полу — военачальник подходит ко мне сзади. Я опускаю голову, чтобы не показывать своих слез. Первый удар всегда самый тяжелый, но перенести его проще всего. Когда бич щелкает меня по спине, я дергаюсь вперед, но стражники удерживают меня на месте. Шок едва ли не хуже самой боли, но по край-ней мере первый удар пришелся на неповрежденную кожу. Во второй раз мне уже не везет. Кнут полосу-ет по одному и тому же месту, и вскоре я уже готова поклясться, что он рассек кожу и вгрызается в плоть,

доходя до костей. Потом мне начинает казаться, что дробятся кости.

На четвертом ударе я не могу сдержать крик; на пя-том у меня подгибаются колени, но стражники силой удерживают меня на ногах; на шестом из глаз начина-ют литься слезы. К десятому удару я уже почти пере-стаю что-либо осознавать. Лица придворных словно отдаляются, парят где-то высоко вверху; мой разум затуманивается, перед глазами пляшут черные точ-ки. Хочется потерять сознание, чтобы боль прекра-тилась, но в последний раз, когда я во время порки лишилась чувств, кайзер дождался, пока я приду в се-бя, и завершил экзекуцию лично, добавив еще пять ударов.

Волосы липнут к вспотевшему лбу, хотя мне очень холодно, всё вокруг стихло, одобрительные выкри-ки и смех придворных стихают — во всяком случае, я ничего не слышу. Всё, что находится вне моего те-ла, не существует, остается только боль, и я знаю, что она вот-вот меня поглотит.

Меня зовут Теодосия Айрен Оузза, я королева Ас-треи и выдержу это испытание.

Кнут щелкает снова, и боль пронизывает всё тело до самых пальцев ног. Руки, сжатые грубыми ладоня-ми стражников, болят, я не могу стоять, не могу гор-до выпрямить спину — мама хотела бы, чтобы я сто-яла прямо. Я могу только вопить и рыдать.

Меня зовут Теодосия Айрен Оузза, я королева Ас-треи.

Еще один удар, рассекающий кожу, мышцы и ко-сти, еще одна рана, которая никогда не заживет.

Меня зовут Теодосия Айрен Оузза.

Очередной удар обжигает спину, и от болевого шока я выгибаюсь дугой, но держащие меня страж-

ники не двигаются с места, не ослабляют хватку, и я лишь причиняю себе дополнительную боль.

Меня зовут Теодосия.

Я потеряла счет. Это никогда не кончится. Страж-ники выпускают меня, и я бесформенной кучей па-даю на твердый пол, а на спину снова опускается кнут.

Меня зовут...

Меня зовут...

Я пытаюсь сфокусировать взгляд на выложенном плиткой полу. Мама крепко держала меня за руки, пока я делала здесь первые неуклюжие шаги, когда училась ходить. Если напрячь воображение, можно представить, что она снова рядом со мной, уговари-вает меня быть сильной, обещает, что всё скоро за-кончится.

Меня зовут...

Одну из плиток пола пересекает трещина. Неуди-вительно, ведь дворец был построен давно, а кейло-ваксианцы не особо стараются поддерживать его в хо-рошем состоянии. Тейн опять бьет меня кнутом, и на моих глазах еще одна плитка трескается, от ее цен-тра расползаются темные нити, похожие на паучьи лапы.

Мне мерещится, у меня и раньше такое быва-ло, это всё из-за сильной боли. Однако стоит мне так подумать, как я понимаю, что отнюдь не сошла с ума.

У дверей зала стоят мои Тени, их лица скрыты низ-ко опущенными капюшонами. Блейз. От него вол-нами расползается энергия, хотя никто, кроме меня, этого не замечает.

Зеленые глаза друга сверкают в тени капюшона, он смотрит на меня. Блейз явно пытается сдерживаться и не может справиться с собой. Артемизия и Цапля

стараются его успокоить, но это бесполезно: он не отрываясь смотрит мне в глаза.

Я делаю то единственное, что могу: удерживаю его взгляд, даже когда в спину снова вгрызается кнут. Не уверена, кто из нас кого утешает и поддержива-ет — он меня, или я его, — но между нами слов-но натягивается тонкая нить, благодаря которой мы оба цепляемся за жизнь, и я не осмеливаюсь ее разо-рвать.

Загрузка...