Sebastyan Lora_Princessa pepla1_2

УГРОЗА

Кофе мы будем пить на улице: на открытой терра-се накрыт один из кованых железных столов. Над большой верандой установлен фиолетовый шелковый навес, края занавесей развеваются на ветру, каждый стол подогревается золотистыми свечами; в подсвеч-никах поблескивают огненные камни, чтобы сохра-нить тепло. Зима всё ближе, и солнце дает всё меньше и меньше света, однако на открытой террасе по-преж-нему много придворных — кто бы мог подумать, что после смерти кайзерины они так оживятся. Ари-стократы спешат поделиться друг с другом свежими сплетнями; главная тема — на ком же теперь женит-ся кайзер. Каждый благородный род готов пожертво-вать ради такого дела дочерью или внучкой — лишь бы только семья удостоилась благосклонности пра-вителя.

Я насчитываю около двадцати потенциальных не-вест, некоторые даже моложе меня; каждая щеголя-ет в чересчур легком для такой погоды платье. Похо-же, никто, кроме меня, уже не носит траурный серый цвет, хотя по кейловаксианской традиции полагает-ся соблюдать траур еще три недели. Девицы ежатся в тонких шелках, дрожащими руками подносят к по-

белевшим губам чашки с кофе, а их собравшиеся во-круг старшие родственники то и дело посматривают по сторонам: вдруг появится кайзер.

Сидящая напротив меня Крессентия читает сбор-ник лаэранских стихов и почти не поднимает взгляд от книги, хотя это она пригласила меня сюда. Мы до сих пор не говорили о нашем разговоре в саду, и я чувствую повисшее между нами напряжение. Мне хочется снова поднять эту тему, убедить подру-гу встать на нашу сторону, но всякий раз, когда я пы-таюсь заговорить, слова застревают у меня в горле.

— Бедняжки, — бормочет Кресс, переворачивая страницу и делая какую-то пометку пером. — Столь-ко усилий, и всё впустую. Отец говорит, будто кайзер уже выбрал себе невесту. Через четыре дня отец уез-жает в Элкорт, он полагает, что к тому времени по-молвка состоится.

Я замираю, не донеся до рта чашку, от ужаса в жи-воте образуется ледяной ком.

— Вероятно, он не сказал, на кого пал выбор? — спрашиваю я, осторожно ставя чашку на блюдце.

Крессентия качает головой, фыркает и что-то пи-шет на полях страницы.

— Он, как обычно, не стал ничего мне рассказы-вать. Вероятно, не считает меня способной хранить секреты.

Я выдавливаю из себя смешок.

— Ну тут он прав, верно? — поддразниваю я под-ругу-

Вопреки моим ожиданиям Кресс не смеется, на-против, глядит на меня довольно мрачно.

— Я умею хранить секреты, Тора.

Эти на первый взгляд безобидные слова ложатся на душу тяжелым грузом. Тогда в саду я вела изменни-ческие речи, и Кресс вполне могла использовать их

против меня, чтобы обеспечить себе корону, однако она этого не сделала. Это что-то да значит, разве нет?

— Разумеется, умеешь, — спокойно отвечаю я. — Ты моя сердечная сестра, Кресс, я бы без колебаний доверила тебе свою жизнь.

Спрятанный в кармане флакон с ядом жжет меня сквозь ткань платья.

Подруга кивает и снова принимается читать.

— «Ш’бур», — произносит она, с задумчивым ви-дом вертя в пальцах перо. — Как думаешь, это отсыл-ка к ориамскому слову «шабор»? «Сжатый когтями»?

— Не знаю, — признаюсь я. — Прочитай всё пред-ложение.

Подруга на миг прикусывает нижнюю губу.

— «В долине Гредейн, — так они называют загроб-ный мир, — моя любовь ждет меня, томясь в когти-стых лапах смерти». Нет. Наверное, это неправиль-но, да?

Я хочу что-то ответить, но перед глазами стоит об-мякшее, серое тело Кресс, сжатое когтями огромной птицы.

— К тому же это не имеет никакого значения, — продолжает подруга, выводя меня из задумчивости. Она снова что-то чертит на полях. — Навряд ли де-вушка, кто бы она ни была, ответит отказом, верно?

У меня уходит мгновение, чтобы сообразить: под-руга говорит уже не о стихах и не о моем предатель-стве, разговор снова вернулся к новой женитьбе кай-зера, и Кресс судит об этом на удивление спокойно и даже небрежно, учитывая, что чисто теоретически и она может стать невестой. Впрочем, ей не грозит подобная участь, и, уверена, Крессентии это прекрас-но известно; ее отец ни за что такого не допустит. Хоть он и цепной пес кайзера, но даже у него есть поводок, и поводок этот — Кресс.

— Полагаю, у нее просто не будет возможности отказаться, — замечаю я.

Кресс бросает на меня предупреждающий взгляд.

— Не слишком-то ее жалей, Тора. Думаю, я смогла бы смириться с таким супругом, как кайзер, если бы после свадьбы стала кайзериной.

Так и хочется ляпнуть: «Кайзерина Анке вряд ли с тобой согласилась бы». Разумеется, я сдерживаю этот порыв. Мы с Кресс придерживаемся молчаливо-го соглашения не говорить о том, что видели той но-чью, и я не собираюсь нарушать эту договоренность. Подруга не хуже меня знает, что это кайзер вытолк-нул жену из окна, однако ни одна из нас не нахо-дит в себе смелости произнести это вслух, словно по-ка мы об этом молчим, нам самим ничего не грозит. В конце концов, если уж кайзер убил обременявшую его жену, что мешает ему точно так же расправить-ся с нами?

И всё же мне хочется кому-то довериться и расска-зать о предсмертных словах кайзерины Анке. Мне хочется поведать кому-то о своих чувствах к Сёрену и о том, что замыслили мы с Тенями. Хочется с кем-то обсудить этот план и подумать, как сделать так, чтобы он сработал.

Вот только у меня в голове до сих пор звучит угро-жающее шипение Крессентии: «Это измена. Замол-чи, Тора». Мне невыносимо думать о том, как отреа-гирует подруга, узнав про нас с Сёреном.

Впрочем, мне грех не нее сердиться за то, как она повела себя, услышав мое признание в саду. Я попро-сила ее выбрать между мной и своей страной, не го-воря уже о ее отце.

Мне следовало предугадать ее выбор. Разве сама я не выбрала родную страну?

Бутылочка с ядом оттягивает мой карман.

— Вдобавок, — продолжает Кресс, не поднимая глаз от книги, — на лучшую партию тебе всё равно рассчитывать не приходится.

Я едва не проливаю кофе себе на платье, потом тря-сущейся рукой ставлю чашку на блюдце.

— Что ты только что сказала?

Крессентия слегка поводит плечом.

— Никто не рассказывал мне о планах кайзера, То-ра, но они и так очевидны. Я слышала, как придвор-ные шептались, дескать, некоторые области до сих пор отказываются признать власть кайзера над Ас-треей. Знаешь, я всегда удивлялась, с чего это кайзер оставил тебя в живых. От кайзерины Анке ему боль-ше не было никакой пользы — она дала ему наслед-ника, исполнила свое предназначение.

Подруга произносит всё это так спокойно, по-прежнему не поднимая глаз от книги, однако дело не в том, что ей всё равно — я это чувствую по ее то-ну. Она просто боится на меня смотреть.

— Поэтому, когда ты увидела, как кайзер вытолк-нул жену из окна, твои подозрения подтвердились, — говорю я таким же непринужденным тоном. Можно подумать, мы обсуждаем не убийство, а свои планы на ужин.

Кресс слегка вздрагивает, но я всё равно это заме-чаю. В следующее мгновение она всё же смотрит на меня и откладывает перо на стол.

— Это к лучшему, Тора, — твердо заявляет она. — Ты будешь кайзериной, у тебя будет власть.

— Как у кайзерины Анке? — не выдерживаю я. — Ты называешь меня своей сердечной сестрой, а сама желаешь мне подобной участи? Хочешь, чтобы меня ждал такой же ужасный конец?

На этот раз Крессентия вздрагивает сильнее и от-водит глаза.

— Это лучше, чем окончить свои дни на плахе, бу-дучи обвиненной в измене, — произносит она глухо.

Голос подруги сочится ядом, оглушает, как поще-чина, и я едва сдерживаюсь, чтобы не отшатнуться. Я тяжело сглатываю.

— Не представляю, о чем ты говоришь, Кресс, — говорю я. Мой голос дрожит, и я знаю, что мне не одурачить подругу. Возможно, она и изображает из себя наивную дурочку, но Кресс отнюдь не глупа.

— Не оскорбляй меня, — говорит она, откидыва-ясь на спинку стула. Потом тянется к карману и до-стает оттуда сложенный лист пергамента. Печать сло-мана, но видно, что это дракон, выдыхающий пламя. Печать Сёрена. При виде письма в голове у меня ра-зом возникает тысяча оправданий, но я тут же пони-маю, что никакие заверения не помогут, ведь Кресс прочитала само письмо.

— Где ты это взяла? — спрашиваю я, как будто мо-гу заставить Крессентию чувствовать себя виноватой.

Не отвечая, она разворачивает лист пергамента; в ее глазах мелькает боль, и она начинает читать ров-ным, невыразительным тоном.

— «Дорогая Тора, не могу выразить, как обрадовало меня твое письмо. Знаю, в своем последнем письме я изъяснялся несколько сумбурно, но, кажется, ты уже догадалась, что мое сердце тоже принадлежит тебе.

Ты пишешь, что хочешь найти способ для нас дво-их быть вместе, чтобы нам не нужно было прятать-ся. Я желаю того же. Мне хочется рассказывать всем о своем счастье; мне хочется хвастаться твоими письмами перед всей командой, подобно моим ма-тросам, которые похваляются посланиями от своих возлюбленных. Я хочу жить в мире, в котором у нас есть будущее, в котором нам не нужно украдкой про-бираться по темным туннелям (как бы весело это

ни было). Но, думаю, больнее всего мне хочется жить в мире, который был бы лучше, чем тот, что выстро-ил мой отец. Надеюсь, в один прекрасный день, став кайзером, я создам такой мир. Пока же я живу на-деждой, что, когда я вернусь, ты будешь на моей сто-роне».

Крессентия складывает письмо и смотрит на ме-ня в упор.

— Тут, конечно, гораздо больше текста. Принц рассказывает о жизни на корабле, о том, как проходит сражение, — скука смертная, хотя, полагаю, именно это тебя и интересовало.

Не в силах произнести ни слова, я лишь молча на-блюдаю, как Кресс прячет письмо. Я-то думала, будто Сёрен так занят, что не нашел времени мне написать, а выходит, Крессентия нашла его письмо под моим придверным ковриком.

— Это не то, что ты думаешь, — выдавливаю я на-конец, и сама слышу, насколько неправдоподобно это звучит.

— Я думаю, ты врала мне, Тора, — мягко говорит Крессентия, а ее лицо словно каменеет. Она прожи-гает меня взбешенным взглядом, впервые став неве-роятно похожей на своего отца. — Думаю, ты укра-ла мои живые камни, а значит, ты действуешь не од-на. Ты не смогла бы в одиночку организовать мятеж. Скорее всего у тебя трое сообщников, судя по коли-честву похищенных из моей шкатулки украшений?

У меня по спине ползут мурашки, сердце отчаян-но бьется в груди. Крессентия никак не могла узнать о моих новых Тенях. Быстро оглядев террасу, я за-мечаю знакомую фигуру в черном, притаившуюся у стены беседки: мой соглядатай наблюдает, но услы-шать нас с такого расстояния никак не может. Они по-прежнему здесь, следовательно, Крессентия пока

никому не рассказала о своих подозрениях. Нельзя позволить ей это сделать.

— Прости, — говорю я, подаваясь вперед. — Про-сти меня, Кресс, но это не то, о чем ты думаешь.

— Я думаю, что всё это слишком удобно, — отве-чает она, поджимая губы. Глаза подруги опасно по-блескивают, живо напоминая о Тейне. — У тебя есть сообщники, которым ты отдала живые камни, вдоба-вок, ты решила заарканить принца. Ты не глупа и не можешь не знать, что наследник никогда на тебе не женится, подобный мезальянс для него невозможен. А значит, ты нацелилась на что-то другое.

Она снова разворачивает письмо и начинает чи-тать вслух.

— «Ранее я ввел тебя в заблуждение, когда сказал, будто мы собираемся ловить Бич Драконов вблизи на-ших торговых путей, но раз уж тебе настолько скуч-но, что ты хочешь знать обо всём, что тут происхо-дит, я тебе расскажу».

Крессентия опять смотрит мне в глаза пронизыва-ющим, безжалостным взглядом, и я словно каменею.

— Тебя ведь не интересует, что именно кайзер по-ручил принцу. Мне сложно представить, что тебе и впрямь хотелось это узнать, полагаю, тебе на это наплевать. Зато это интересно людям, на которых ты работаешь, кто бы они ни были. Это они велели те-бе соблазнить принца, чтобы через него получить как можно больше информации. Я не права? — спраши-вает Крессентия, склонив голову набок.

Мне хочется воскликнуть: «Да, в самом главном ты ошибалась».

Вероятно, Кресс принимает мое молчание за согла-сие и продолжает:

— Я понимаю, Тора. — Она снова говорит почти так же мягко, как говорила со мной всегда, почти по-

доброму. Я невольно вспоминаю, что примерно та-ким же тоном Тейн спрашивал у меня, не хочу ли я есть или пить, в то время как его руки были запач-каны кровью моей матери. — Когда я говорила, что с тобой обходятся несправедливо, я была совершенно искренна. Однако, действуя таким образом, ты ниче-го не исправишь.

Мне хочется завопить, что несправедливо поступа-ют не только со мной, что моя жизнь не идет ни в ка-кое сравнение с жалким существованием других ас-трейцев, которые живут в этом городе, гниют в руд-никах, которые вынуждены были бежать из страны и теперь прозябают в бедности на чужбине.

Я набираю в легкие побольше воздуха, но не кри-чу, хоть мне безумно этого хочется, а заставляю себя смотреть Крессентии в глаза. Я ей не подруга, и ни-когда ею не была, я просто ручной зверек, к которому она привязана, как к низшему существу, — от осозна-ния этой простой истины мне становится так горько, словно я хлебнула энкатрио и теперь сгораю изнутри, превращаясь в груду пепла.

Когда я наконец открываю рот, то говорю спокой-ным, ровным голосом — в нем даже слышится рас-каяние, хотя на самом деле меня распирает от него-дования.

— Как же мне всё исправить? — интересуюсь я.

Именно это Крессентия хочет услышать; она ис-кренне, с облегчением улыбается, потом протягива-ет руку над столом и сжимает мою ладонь.

— Делай то, что от тебя ждут, — говорит она так, как будто просит о сущей малости. Для Кресс это и впрямь пустяк. Она всегда делала то, что от нее ожи-дали, и именно поэтому собирается получить корону. Вот только мы с ней разные, мы живем в двух разных мирах, и ожидания на нас возлагают разные. — Дай

кайзеру то, чего он хочет, и будешь жива до тех пор, пока я тебя не спасу.

Я сглатываю подступившую к горлу желчь. Крес-сентия рассуждает, исходя из лучших побуждений, и от этого вся эта ситуация еще страшнее.

— Ты расскажешь обо всём кайзеру? — спраши-ваю я.

Она выпускает мою руку и слегка кашляет.

— Не представляю, зачем ему об этом знать. Ты оступилась, этого следовало ожидать. Но ведь ничего страшного не произошло, верно? — говорит она так, словно речь идет не об измене, а о разбитой чашке.

— Верно, — соглашаюсь я.

Крессентия кивает, задумчиво сжимает губы, а по-том улыбается, вот только ее улыбкой можно резать сталь.

— Ну, тогда, я полагаю, я могу сохранить всё слу-чившееся в секрете при условии, что всё это прекра-тится. — Она умолкает, делает глоток кофе. Кресс иг-рает в игру, в которой все карты у нее на руках, и она об этом знает. Теперь она раздумывает, сколько хо-чет получить, прежде чем выиграет. — Ты положишь конец своим отношениям с принцем, когда тот вер-нется. По возвращении наследника кайзер объявит о нашей помолвке, и я не хочу, чтобы Сёрен отказал-ся из-за того, что ты станешь вокруг него крутиться.

— Конечно, — покорно соглашаюсь я.

— Что же до остальных... Твои сообщники, кото-рым ты передала мои живые камни... Знаю, это они втянули тебя в эту авантюру, сама бы ты ни за что не решилась на подобное. Эти негодяи сбили тебя с пу-ти истинного, а посему нам придется выдать их кай-зеру. ~

Кресс сочинила собственную версию событий, так что мне ничего не стоит ей подыграть. Это го-

раздо лучше, чем если бы она узнала правду. Крес-сентия не простила бы меня так легко, если бы дога-далась о моих настоящих чувствах к Сёрену или по-няла, что я действовала по собственной доброй воле. Коль скоро она держит меня за ручного зверька, обу-ченного всяким забавным трюкам, с чего бы ей ду-мать, будто остальные станут относиться ко мне по-другому?

— Они покинули столицу, — говорю я. С каждым словом мне становится всё проще лгать Крессентии, меня больше не мучают угрызения совести. Я знаю, что требуется убедить Кресс ради безопасности моих Теней, поэтому я продолжаю. — Они с самого нача-ла поняли, что затеяли безнадежное дело. После то-го, как я отдала им камни, они ушли. Сказали, будто собираются сесть на корабль и отправиться в Гранию, даже предлагали взять меня с собой... но я не смогла.

Губы Крессентии изгибаются в улыбке.

— Рада, что ты осталась. Если бы ты уехала, я ста-ла бы по тебе скучать. — Она берется за перо и опять открывает книгу, но потом снова смотрит на меня. — Так будет лучше для тебя, Тора, в противном случае он тебя убьет, и ты это знаешь.

Слова застревают у меня в горле, и всё же я выго-вариваю:

— Я это знаю.

Кресс улыбается и возвращается к своим стихам. Жизнь для нее вновь прекрасна, она разгладила не-значительную складочку, которая портила общую картину; для нее это так же просто, как сыграть со своим отцом в шахматы. Она только что поставила мне шах и мат, и думает, что игра закончена. Она по-бедила.

Вот только не всё так просто. Я чувствую себя раз-битой на кусочки, склеить которые уже не получится.

Я пристально смотрю на пламя стоящей на столе между нами свечи, слежу за танцующим язычком пла-мени, то вырастающим, то съеживающимся — огонь пульсирует в такт моему сердцебиению. Я смотрю, как пламя словно бы замедляется, и постепенно успо-каиваюсь. Странно, что мне не хочется наорать на Крессентию и со всего маху ударить ее по хорошень-кому личику.

Я на удивление спокойна. Передо мной теперь ле-жит лишь одна дорога, и я ее отлично вижу, потому что она освещена пламенем. Это ужасный путь, мне страшно не хочется по нему идти; я никогда не про-щу себя за то, что пошла по нему. Пройдя по нему, я уже никогда не буду прежней.

Но другого пути у меня нет.

Крессентия вскидывает глаза, явно собираясь что-то сказать, но потом замечает что-то за моей спиной, вскакивает и резко выпрямляется. В следующую се-кунду я замечаю, что все остальные собравшиеся на террасе придворные тоже встали, и поспешно под-нимаюсь, чувствуя, как сжимается желудок. Кайзери-на Анке мертва, Сёрен всё еще в море, а значит, есть лишь один человек, появление которого может выз-вать такую реакцию.

Уже склоняясь в реверансе, я замечаю, что перед ве-дущими на террасу двойными дверями стоит кайзер, одетый в бархатный костюм с золотыми пуговицами, смешно выпирающими на его круглом животе. В до-вершение всех бед рядом с ним стоит Тейн, а это мо-жет означать только одно.

Наверняка они сейчас подойдут к нам. По камен-ному выражению лица Тейна ничего нельзя прочесть, зато глазки кайзера горят недобрым весельем — этот его взгляд постоянно является мне в кошмарах. Мне стоит огромных усилий не вздрагивать под ним.

Скоро, напоминаю я себе, очень скоро мне не придется бояться этих двоих. Скоро я буду далеко отсюда, далеко от этой парочки. Надеюсь, скоро они оба будут мертвы и уже никогда не смогут и паль-цем меня тронуть. Но до этого времени еще нужно дожить; пока что они вполне способны причинить мне боль. Пока мне нужно продолжать играть в иг-ры кайзера.

Я снова цепляюсь взглядом за огонек свечи, потому что это легче, чем смотреть на приближающихся лю-дей. Сердце опять начинает частить, и пламя подхва-тывает этот ритм, взлетая и опадая всё чаще и чаще.

— Леди Крессентия, леди Тора, — произносит кай-зер. Выбора нет, нужно на него посмотреть.

Следующий ход в этой последней игре за ним, но впервые я нахожусь на шаг впереди, и собираюсь в полной мере воспользоваться этим преимуществом.

Тора внутри меня отчаянно паникует, ее трясет от ужаса, потому что она помнит, как кайзер гладил ее по спине, как ей в спину впивался кнут, она помнит, как отвратительно улыбался кайзер, называя ее хоро-шей девочкой. Но я больше не буду бояться, потому что в кармане у меня спрятан самый смертоносный из всех известных ядов: достаточно половины флако-на, и жизнь этого человека оборвется.

— Ваше величество, лорд Тейн, — говорю я тихим, ровным голосом. Я простая девушка, которая думает исключительно о простых вещах. — Как чудесно ви-деть вас обоих. Не окажете ли нам честь выпить вме-сте с нами по чашечке кофе? — спрашиваю я, указы-вая на накрытый стол. Как будто им требуется мое приглашение.

Кайзер переводит взгляд на Кресс.

— Вообще-то, леди Крессентия, я бы хотел переки-нуться порой слов с леди Торой, если вы не возражае-

те, — произносит он вежливым тоном, хотя всем оче-видно, что это приказ. Кресс моментально это пони-мает и, задержавшись на мгновение, бросает на меня предупреждающий взгляд, напоминая о нашем уго-воре. Напоминания мне не требуются, у меня в ушах до сих пор звучит ее угроза.

— Кресс, — говорит ее отец. Крессентия в послед-ний раз смотрит мне в глаза, потом опирается на ру-ку Тейна и позволяет ему увести себя прочь.

Кайзер занимает ее место, а я вновь сажусь на свой стул, пытаясь унять заходящееся сердце. Пламя свечи всё так же частит в такт моему сердцебиению, и, бы-стро окинув взглядом остальные столы, я убежда-юсь, что там свечи горят ровно. Только свеча на мо-ем столе словно сошла с ума, и я не могу размыш-лять о причинах этого явления сейчас, когда кайзер глядит на меня масляным взглядом. Остальные при-дворные наблюдают и перешептываются, но я стара-юсь не обращать на них внимания, полностью сос-редоточившись на кайзере, кофейнике и флаконе с ядом, который спрятан в моем кармане. Если мне удастся убить кайзера, Блейз и остальные назовут это успехом, даже если при этом Кресс и ее отец оста-нутся в живых. Возможно, мне даже удастся сбежать до того, как Кресс узнает, что я сделала, до того как она обо всём расскажет своему отцу и меня аресту-ют. Впрочем, даже если меня убьют, дело будет сде-лано. Моя мать и Ампелио с гордостью встретят ме-ня в посмертии.

Я незаметно достаю из кармана бутылочку и пря-чу в рукаве под тутой манжетой, горлышком нару-жу. Когда я утром опускала бутылочку в карман, мне и в голову не могло прийти, что придется воспользо-ваться ядом. Я всего лишь хотела успокоить своих Те-ней, но теперь словно наяву вижу, как подливаю яд

в чашку, пока кайзер не видит. Я вижу, как он выпива-ет отраву, вижу, как он начинает дымиться, сгорая за-живо, и меня даже не передергивает от этих мыслей, хотя они ужасны. Если кто и заслуживает умереть от энкатрио, то это кайзер.

— Кофе, ваше величество? — спрашиваю я, веж-ливо улыбаясь, и берусь за кофейник. Если сделать вид, будто у меня зачесалось запястье, можно выта-щить пробку и подлить яд в чашку, так что никто не заметит.

Однако кайзер морщит нос и небрежно отмахи-вается.

— Никогда не любил эту бурду.

Меня охватывает разочарование, и я изо всех сил сохраняю внешнее спокойствие. А ведь еще бы чуть-чуть ..

— Как вам угодно, — говорю я и ставлю кофейник обратно на стол. — Чем могу быть вам полезна, ва-ше величество?

Внутренне передергиваясь, я смотрю на него, хло-паю глазами и мило улыбаюсь.

Улыбка кайзера становится шире, он откидывается на спинку стула, и тот жалобно скрипит.

— Мы с Тейном недавно обсуждали твое будущее, Принцесса пепла, и я подумал, что ты, возможно, то-же захочешь высказаться.

Я едва успеваю подавить смешок. Кайзер уже рас-планировал мое будущее, и мое мнение ему совер-шенно не интересно. Он просто дает мне иллюзию выбора, как тогда, перед убийством Ампелио.

— Вам виднее, что для меня лучше, ваше величест-во, — отвечаю я. — До сих пор вы были ко мне так добры. Уверена, вы знаете, как я вам благодарна.

Рука кайзера ползет по столу к моей руке, и мне стоит огромных усилий сидеть спокойно и не отдер-

нуть руку. Я позволяю ему накрыть мои пальцы мя-систой, влажной ладонью и делаю вид, что мне вовсе не противно, напротив, я даже рада, хотя к горлу под-ступает желчь.

— Возможно, ты могла бы выказать мне свою бла-годарность, — шепчет кайзер, придвигаясь ближе.

Я не могу на него смотреть, поэтому гляжу на его руку. Рукав его камзола касается основания свечи, едва не задевая пламя. Это не игра моего воображе-ния и не совпадение: если я действительно неосоз-нанно управляю огнем, каковы мои возможности? Могу ли я заставить огонек вспыхнуть посильнее и поджечь рукав? Всё будет выглядеть как простая случайность, зато кайзер перестанет, наконец, меня лапать.

Я бы пожертвовала чем угодно, лишь бы только он перестал меня трогать.

Даже возможностью получить посмертие? Даже своей матерью? Даже будущим своей страны?

Размышляя над этим вопросом, я медлю.

Вдруг раздается громкий треск, и кайзер завалива-ется назад, как от удара, грузной тушей падает на зем-лю, и я вижу, что стул под ним сломался: железный каркас треснул пополам. Не в силах справиться с по-трясением, я вскакиваю на ноги, как и все остальные придворные на террасе.

Лежащий на спине кайзер напоминает мне пере-вернутую черепаху, он силится встать, но ему меша-ет огромный живот. Охранники бросаются на по-мощь, дабы защитить кайзера от возможных угроз, но, поняв, что на него никто не нападал, увидев, что под весом его туши просто-напросто сломался стул, даже они едва сдерживают ухмылки, помогая прави-телю подняться на ноги. Зато столпившиеся вокруг придворные сдавленно хихикают, отчего лицо кай-

зера всё больше наливается кровью от злости и уни-жения.

Я быстро оглядываюсь, высматривая своих прячу-щихся по углам Теней, в особенности Блейза. Стул не мог сломаться под одним только весом кайзера, пусть и немалым, тут явно не обошлось без магии земли, но Блейз ни за что не совершил бы такой опромет-чивый поступок нарочно.

Я замечаю только две фигуры в черных плащах: од-на повыше, другая пониже. Блейза поблизости нет, хотя я знаю, что пару секунд назад он был тут.

Пока стражники поднимают кайзера, мне остает-ся только всплескивать руками и выражать озабочен-ность.

— Ваше величество, с вами всё в порядке? — вос-клицаю я.

Кайзер отталкивает охранников, одергивает камзол и делает шаг в мою сторону, его голубые глаза — то-го же цвета, что и у Сёрена, — стреляют туда-сюда, обшаривая террасу.

Никто не осмеливается смеяться, многие отводят взгляд, делая вид, будто вовсе не видели позорного падения кайзера, однако он не может не понимать, что это притворство. Наконец кайзер отталкивает ох-ранника и идет ко мне, от него разит пбтом и ме-таллом.

— Мы с тобой еще побеседуем, Принцесса пепла, и очень скоро, — сулит он и гладит меня по щеке. Сёрен делал то же самое, когда мы с ним катались на лодке, но это прикосновение совершенно другое: не проявление любви, но клеймо, которое кайзер ставит на меня на глазах десятков придворных. Через час об этом будет знать весь город.

Когда он наконец перестает сверлить меня взгля-дом, поворачивается и уходит, у меня так дрожат ко-

лени, что приходится ухватиться за край стола, что-бы не упасть, хотя я отчаянно пытаюсь скрыть свою слабость. Теперь на меня таращатся больше, чем когда бы то ни было; вероятно, все эти аристократы сейчас молятся о моей смерти, дабы мое место могла занять какая-то из потенциальных невест.

Я — ягненок в логове львов, и, похоже, мне не вы-жить.