Sebastyan Lora_Princessa pepla1_2

ПИР

Еще один пир означает необходимость снова но-сить пепельную корону, но я даю себе слово, что сегодня надену ее в последний раз. Корону вместе с платьем приносит стражник, он очень удивляется, увидев на пороге не Хоа, а меня, но я объясняю, что горничная вышла на минутку, чтобы отнести в стир-ку грязное белье, и стражник без возражений всучи-вает мне коробки, после чего уходит.

Коробки тяжелее, чем мне представлялось. Сначала я достаю платье, а коробку с короной кладу на туалет-ный столик. Хоа всегда сначала одевает меня в платье, поэтому я решаю поступить так же, постаравшись от-тянуть необходимость надевать корону.

Платье кроваво-красного цвета, и с первого взгляда видно, что оно такое открытое, что едва балансиру-ет на грани приличий. Я напоминаю себе, что сегод-ня в последний раз буду военным трофеем кайзера.

Цапля и Артемизия еще не вернулись, поэтому здесь только Блейз. Я велю ему отвернуться, после чего через голову стягиваю домашний хитон и наде-ваю красное платье. На укороченной спинке совсем мало застежек, и я быстро с ними справляюсь. В от-личие от нарядов, которые кайзер присылал раньше,

у этого платья не только полностью открыта спина, но и очень смелый вырез — наверное, не всякая кур-тизанка решится такое надеть, — а разрез на боку до-ходит до бедра. Я почти голая. При мысли о том, что придется показаться на людях в таком виде, в животе у меня всё переворачивается, и всё же я неохотно го-ворю Блейзу, что он может повернуться.

Несколько секунд он ничего не говорит, потом сдавленно произносит:

— Мне жаль, Тео.

— Знаю. — Я расправляю плечи и подхожу к туа-летному столику, на котором стоит коробка с короной.

Крышка поднимется легко, внутри, на красной шелковой подушке лежит пепельная корона — точ-ная копия венца моей матери. При других обстоя-тельствах корону даже можно было бы назвать кра-сивой, но при виде нее у меня в душе поднимается волна жгучей ненависти.

— Блейз? — Я бросаю взгляд на стену, за которой прячется юноша. — Я еще никогда не надевала ее са-мостоятельно, это всегда делает Хоа; не хочу, чтобы кайзер заподозрил, будто сегодня ночью что-то из-менилось.

Мгновение Блейз молчит, потом отвечает:

— Хорошо.

Я слышу, как он идет по своей комнатушке, как от-крывает дверь, а еще через пару секунд друг прокра-дывается в мою комнату, стараясь двигаться как мож-но тише. Увидев его встревоженное лицо, я почти жа-лею, что попросила его о помощи. Я и сама ужасно волнуюсь, а при виде тревоги на лице Блейза про-сто обмираю от ужаса — если его здесь застанут, всё пропало.

Я пытаюсь ему улыбнуться, но губы словно одере-венели.

— С тобой ничего не случится сегодня вечером? — спрашивает Блейз. — Выдержишь общение с кай-зером?

Мне отчаянно не хочется об этом думать, я до сих пор чувствую, как кайзер прикасается к моему бедру, до сих пор чувствую его зловонное дыхание, ощу-щаю, как он гладит мою щеку толстыми пальцами, слышу, как он обещает вскоре со мной поговорить. Меня передергивает, и Блейз это замечает.

— Я выживала в течение десяти лет, — говорю я, решив не врать. — Могу перетерпеть еще одну ночь.

Говоря так, я невольно задаюсь вопросом, действи-тельно ли всё так и будет. Кайзерина мертва, и кай-зеру уже не нужно сдерживаться и соблюдать види-мость приличий. Не сломай Блейз его стул на терра-се, не знаю, чем закончилась бы наша беседа. Мне не хочется об этом думать.

— Я всё время буду рядом, — обещает Блейз. Он хочет меня утешить, и я улыбаюсь, делая вид, что от его слов мне стало легче, однако мы оба знаем, что в случае чего Блейз ничем не сможет мне помочь.

— Я переживу еще одну ночь, — повторяю я. — Только пообещай мне кое-что.

Юноша осторожно извлекает из коробки корону, всё его внимание сосредоточено на ней.

— Что угодно, — отвечает он.

— Когда кайзер умрет, вне зависимости от того, как и когда это случится, я хочу сжечь его тело. Хо-чу сама поднести факел, хочу стоять и смотреть, пока от него ничего не останется, кроме золы. Ты можешь мне это пообещать?

Глаза Блейза вспыхивают, и я понимаю, что вся дрожу. Приходится сделать глубокий вход, чтобы успокоиться.

— Клянусь именем Оуззы, — тихо говорит друг.

Ни он, ни я не осмеливаемся дышать, пока Блейз осторожно возлагает мне на голову корону, при этом несколько хлопьев пепла падают мне на нос и щеку. По-прежнему глядя мне в глаза, Блейз протягивает было руку, чтобы смахнуть эти частицы, но потом отступает, озабоченно хмурясь.

— Ты выживешь, — произносит он так, будто пы-тается убедить самого себя. Мне кажется, он хочет сказать что-то еще, но друг коротко кивает и тихо выходит из комнаты.

Я в последний раз бросаю взгляд на свое отраже-ние в зеркале: мои щеки и нос уже испачканы чер-ным; губы, накрашенные алой помадой, напомина-ют пятно крови. Из-под слоя пудры на меня глядит лицо моей матери, вот только глаза мамы никогда не горели такой дикой ненавистью. Я ни капли не виню себя за это чувство.

Я зла.

Я жажду мести.

Я обещаю себе, что в один прекрасный день свои-ми глазами увижу, как все мои враги сгорят.

* * *

Когда я прихожу на пир, празднование уже нача-лось: за длинным столом сидят придворные в доро-гих одеждах из шелка и бархата, украшенных множе-ством драгоценных камней — в основном это живые камни. Драгоценности поблескивают в свете висящей под потолком люстры. Мне тошно их видеть. Сколь-ко моих соотечественников лишились жизни и ра-зума, чтобы эти люди могли получить каплю красо-ты или силы?

Оглядев зал, я убеждаюсь, что Крессентии нигде не видно, а значит, фокус Элпис с толчеными семе-

нами трезка сработал. Ну, хоть что-то прошло как на-до, одной проблемой меньше. Однако мое облегче-ние моментально улетучивается, стоит мне увидеть Сёрена — я едва могу дышать.

Принц не похож на юношу, покинувшего столицу полтора месяца назад. Он осунулся, под глазами зале-гли темные круги; длинные светлые волосы сбриты, причем так неаккуратно, что я задаюсь вопросом, не обкорнал ли он себя самостоятельно. При виде это-го традиционно кейловаксианского выражения скор-би я чувствую острый укол жалости и тут же стараюсь разжечь в душе ненависть. Да, принц скорбит по ма-тери, и всё равно он убийца. Скольких моих соотече-ственников он собственноручно отправил на смерть? Навряд ли он на этот раз сможет назвать их точное число, а имена и подавно не сумеет перечислить.

Меня терзают гнев, боль и ненависть, но я задви-гаю их в дальний уголок души, робко улыбаюсь Сёре-ну и тут же отвожу взгляд, на случай если кто-то за мной наблюдает.

— Принцесса пепла! — ревет кайзер со своего ме-ста во главе стола. Взгляд его налитых кровью глаз ползает по многочисленным открытым участкам мо-его тела, затянутого в кричащее красное платье.

Он хочет меня унизить, выставить напоказ, слов-но украденную драгоценность, но впервые я не имею ничего против. Судя по тому, как при виде ме-ня искажается лицо Сёрена, принц взбешен до край-ности. Кайзер неосознанно делает за меня всю рабо-ту — теперь осталось лишь слегка подтолкнуть Сёре-на. Труднее всего мне будет сдержать ярость, которая охватывает меня, стоит только посмотреть на этих двоих.

— Ваше величество, — говорю я, подходя к сидя-щему во главе стола кайзеру и низко приседая. Ли-

цо у него уже красное от выпитого вина. Кайзер как обычно подцепляет меня толстыми пальцами за под-бородок и гладит по щеке, размазывая пепел, чтобы оставить на моем лице отпечаток своей руки — как клеймо. Я смотрю в пол, но краем глаза замечаю, что Сёрен сжимает кулаки, глядит на отца с холодной яростью.

— Сегодня вечером ты будешь сидеть рядом со мной, — объявляет кайзер, указывая на стул слева от себя. Раньше это было место кайзерины. Кайзер основательно прикладывается к золотому кубку, по-том с размаху опускает его на стол. На его бороде остались капли красного вина, и мне кажется, что это капли крови.

— Почту за честь, ваше величество, — отвечаю я.

Всё происходящее было вполне ожидаемо, и всё же, опускаясь на стул в нескольких дюймах от кайзера — и прямо напротив Сёрена — я холодею от ужаса. Хо-рошо, что они оба на меня смотрят, это значит, что всё идет как по маслу, и всё же мне приходится при-лагать огромные усилия, чтобы не отпрянуть.

— Ты сегодня чудно выглядишь, Принцесса пе-пла, — говорит кайзер, окидывая меня плотоядным взглядом, потом поворачивается к принцу. — Ну, разве она не милашка, Сёрен?

Он дразнит сына, понимаю я. Оказанное мне Сёреном внимание всё-таки не укрылось от кайзера, но вместо того чтобы рассердиться, тот, похоже, от души веселится.

Надо отдать ему должное, Сёрен ничего не гово-рит, лишь неопределенно поводит плечами, не гля-дя на меня, и что-то неразборчиво бормочет себе под нос.

Кайзер поднимает кубок и делает еще один изряд-ный глоток, потом вновь грохает кубком по столу,

так что Сёрен, я и все придворные подпрыгиваем. Собравшиеся за столом аристократы старательно де-лают вид, будто не слушают разговор кайзера и на-следника, но я-то знаю: они напряженно ловят ка-ждое слово.

— Кажется, я тебя не расслышал, Сёрен, — на-смешливо тянет кайзер. — Я задал тебе вопрос и жду должного ответа.

Сёрен вздрагивает, наконец-то поднимает на ме-ня глаза — в его взгляде читаются боль и сожаление.

— Я сказал, что леди Тора прекрасно выглядит, отец, — чеканит он, и каждое его слово — точно удар ножом.

Кайзер недоуменно хмурится и глядит на сына так, словно неожиданно для себя столкнулся с неразре-шимой загадкой; потом он кривит губы, снова при-кладывается к кубку, а когда заканчивает пить, взгляд его мутных глаз останавливается на мне.

— Что-то я не слышу благодарности, Принцесса пепла. Тебе что же, не нравится платье, которое я при-слал?

Мне хочется ожечь негодяя гневным взглядом и плюнуть ему в лицо, но я сейчас не Теодосия Ай-рен Оузза, я всего лишь леди Тора, поэтому я прику-сываю нижнюю губу и пытаюсь поправить корсаж — вырез на груди чересчур глубокий.

— Конечно, нравится, ваше величество, — отвечаю я дрожащим голосом. — Я так благодарна. Платье чу-десное.

Кайзер улыбается, точно волк, подкрадывающий-ся к добыче, и мое сердце начинает отчаянно коло-титься, на спине выступает холодный пот. Сидящий напротив Сёрен так сжимает в кулаке столовый нож, что побелели костяшки пальцев. Кайзер кладет руку на мое голое колено.

— Хорошая девочка, — шепчет он, так, чтобы толь-ко я слышала.

Мне приходится собрать в кулак всю свою волю, чтобы не содрогнуться, но мне это удается, и я сижу, уставившись в стол.

«Я сожгу твой труп дотла», — мысленно твержу я и представляю, как труп кайзера лежит на груде дров, а я подношу зажженный факел. Я опущу факел, и кайзер будет гореть, а я буду улыбаться и тогда, воз-можно, вновь почувствую себя в безопасности.

— Довольно.

Голос Сёрена так тих, что я едва различаю его на фоне музыки и голосов собравшихся за столом при-дворных. Зато кайзер, похоже, отлично его расслы-шал, потому что его пальцы так сильно сжимают мое колено, что я, не выдержав, морщусь. Бесконечно долгое мгновение он прожигает Сёрена тяжелым, хо-лодным взглядом, но Сёрен к чести своей не отводит глаз и отвечает отцу таким же пронзительным взгля-дом. В конце концов все собравшиеся в зале при-дворные перестают делать вид, будто происходящее во главе стола их не интересует и откровенно при-слушиваются к разговору; становится так тихо, что я отчетливо слышу стук своего сердца.

— Что это такое, Сёрен? — произносит кайзер вежливым тоном, в котором тем не менее отчетли-во звенит бьющееся стекло и чувствуется привкус яда. Уверена, его услышали даже за дальним концом стола.

Сёрен сглатывает, но вопреки моим ожиданиям не опускает глаза; взгляд его устремляется на меня, по-том обегает притихших придворных. Я прямо-таки вижу, как в голове принца крутятся шестеренки, он оценивает, как всё происходящее выглядит со сторо-ны. Сёрен не силен в придворных интригах, но он —

воин и понимает, что вступил в битву; теперь у него только два пути: отступить или объявить войну. Он знает, что если объявит войну из-за меня, то тем са-мым подпишет мне смертный приговор, как понима-ет и то, что его отступление приведет примерно к та-кому же результату.

Я вижу, как принц пару секунд обдумывает всё это, потом, приняв решение, встает и обеими рука-ми опирается о столешницу, вид у него усталый и по-давленный.

— Я сказал «довольно», отец, — повторяет он до-статочно громко, так что его слышит весь зал. — Не-гоже праздновать победу, когда столько моих людей погибло в Вектурии.

Если бы кайзер мог убивать человека взглядом, Сёрен, несомненно, уже лежал бездыханный на по-лу, но кайзер молчит.

— Вместо того чтобы веселиться, — продолжает Сёрен, окидывая суровым взглядом придворных, — сегодня вечером следовало бы скорбеть и почтить па-мять тех, кого мы потеряли в битве, вступать в ко-торую не стоило. Попытка захвата Вектурии бы-ла ошибкой, у нас не было причин нападать на эти острова, сотни кейловаксианских солдат отдали свои жизни впустую.

За этим заявлением следует потрясенное молчание, кажется, что оно длится бесконечно, потом вдруг на дальнем конце стола поднимается какой-то лысый мужчина с пышными усами. Я его помню, он при-сутствовал в тронном зале во время моего наказания, в ходе набега на Вектурию у него погиб сын.

— Почтим память павших! — восклицает он, под-нимая кубок.

Один за другим аристократы встают, салюту-ют Сёрену кубками, одобрительно кричат и возно-

сят хвалы доблестным воинам, павшим в бою. Вско-ре большинство придворных уже на ногах, а те, кто остался сидеть, неуверенно переглядываются, они яв-но сбиты с толку.

Кайзер убирает руку с моего колена, обводит зал тяжелым взглядом, а поняв, что численное превосход-ство на стороне принца, медленно встает и поднима-ет собственный кубок.

— Хорошо сказано, сын мой, — провозглашает он и пытается улыбнуться Сёрену, но в итоге получается жутковатая гримаса. — Предлагаю почтить минутой молчания тех, кто пал в бою за Вектурию. Эти воины погибли ради славы, и их почившие праотцы встре-тят их с гордостью.

Похоже, Сёрен уже не может остановиться.

— Эти люди погибли не ради славы, а из-за жадно-сти, — цедит он сквозь зубы, и я понимаю: он име-ет в виду не только своих солдат, но и мать. Впро-чем, принц не настолько глуп, чтобы обвинить кай-зера в убийстве перед всем двором.

Губы кайзера сжимаются в узкую линию.

— Что же, возможно, в следующий раз я спрошу твое мнение, Сёрен, перед тем как принимать реше-ние касательно моего народа.

— Возможно, так тебе и следовало бы посту-пить, — отвечает Сёрен. — Но, как я уже сказал, се-годня не подходящее время для празднования. Мы почтим мертвых минутой молчания, а потом я пред-лагаю закончить вечер.

Кайзер напряжен, как туго натянутый лук — того и гляди сломается.

— Полагаю, так будет лучше, — соглашается он.

Мне вдруг приходит в голову, что, пожалуй, не придется ложно обвинять кайзера в убийстве прин-ца, если он прикончит сына собственноручно. Одна-

ко столь быстрая реакция не в характере кайзера, и я не могу ждать, пока он начнет действовать.

Мы склоняем головы, в знак уважения к погиб-шим. Через несколько секунд я поднимаю глаза и ви-жу, что Сёрен пристально смотрит на меня. Все при-сутствующие стоят, закрыв глаза, поэтому я произ-ношу одними губами: «Сегодня в полночь». Принц кивает и снова опускает голову.