Глава 18

— Я тебе голову оторву, Паладин, — рычал медведь, наступая на ошалевшего от такой «радости» Фратера. — Если ты что-то сделал с господином…

Он двигался по центру небольшого строя разъяренных демонопоклонников, отсекающих Паладина Бога Виноделия от фургона, лошадей и лежащего без сознания слуги, вырубленного оборотнем всего одним ударом.

Несмотря на то, что принявший форму зверя оборотень был самым сильным и опасным из противников, он явно не желал кидаться в драку сей момент.

Вероятно он тоже понимал глупость претензий, но и допускал возможность в том, что Паладин мог быть виноват.

Чертово колдунство!

Чертов лес!

Чертов Практик!

Почему из-за него одни проблемы?!

— Сперва я его выпортошу! — цедила сквозь зубы эльфийка, угрожающе демонстрируя зажатые в руках клинки.

— Чертовы мракобесы! — прошипел Шовель. — Вы что, глаза потеряли? Когда он исчез, я вообще в паре метров от него находился! Я не знаю что произошло! Спросите у длиннохвостой!

Его предложение обратиться за справкой к зверолюдке, которая, наморщив свою мордочку стояла у границ тумана и бормотала какие-то заклинания, не было воспринято с энтузиазмом.

— Тебе лучше рассказать что там было и что случилось!

— Я уже все пересказал, что видел и о чем мы говорили! — огрызнулся Фратер. — А что случилось я не знаю! Да он и сам, похоже, не знал в какую задницу полез! Потому и скомандовал уходить…

— Туман редеть! — неожиданно произнесла Лео.

— Говорить сперва научись нормально! — огрызнулась Лаурель, продолжая сверлить взглядом Паладина.

— Она права, — задумчиво произнес оборотень, принявший уже человеческую форму.

И даже не думающий позаботиться об одежде.

Лаурель, слегка сместив взгляд за спину Шовелю на мгновение побледнела, после чего сделала осторожный шаг назад.

Паладин успел отметить только то, что оборотень без лишних слов сделал тоже самое.

С громким шумом, запнувшись о корягу, эльфийская лучница рухнула задницей в грязь.

— Страшно-страшно-страшно! — вопила откуда-то позади и сбоку зверолюдка истеричным тоном. — Моя тепло бежит по ляжкам!

На бешенной скорости она пробежала мимо Паладина, вопя что-то про духов, которым зачем-то понадобилась ее душа.

Фратер, вынув саблю, развернулся.

И почувствовал, как леденеет внутри.

Белая мгла тумана, подернувшись зеленоватой дымкой, словно замерла на мгновение.

Внутри белесого тумана словно разгорался пожар.

Но был он исключительно зеленого, потустороннего цвета.

В следующее мгновение ощущение невесомости тумана исчезло.

Он словно превратился в мутное стекло, внутри которого продолжало нарастать и неистовать зеленое пламя.

Оно пробивалось цветастыми, слишком яркими языками к границам, облизывая невидимый барьер подобно кровожадному монстру, который завидел перед собой желанную добычу.

С каждым мгновением все меньше становилось молочного марева и все больше зеленого огня.

В один момент туман пропал и вовсе, а все внутри прозрачного барьера заполнилось различными оттенками зеленого.

По стеклу барьера пробежали трещины, от которых дохнуло чем-то ледяным и смертельно опасным.

— Божественная амброзия, — прошептал Паладин, хватаясь свободной рукой за артефакт на груди. — Да что же это тако…

Оглушительный треск ломающегося магического барьера заглушил его последние слова.

Магия ограничения, не выдержав беснующейся потусторонней силы внутри, исчезла, позволив потоку зеленого огня вырваться наружу.

С ревом и треском, характерным для обычного пламени, зеленый огонь рванулся сперва во все стороны, обдав застывшего Фратера леденящим душу холодом, а затем отвесно рванул ввысь.

Показалось, что кто-то кричал.

Дико, исступленно, осознавая неизбежность своей смерти, настигшей внезапно и неуклонно подбирающейся не просто к телу, но и душе.

Искореженные деревья словно плавились, тягучими каплями стекая на землю и шипя, словно превратились в кислоту.

Корневища, по которым отряд проделал путь до этого места, заходили ходуном, вырываясь из-под земли и вознося в воздух куски тел убитых прежде людей и тварей…

Паладин стоял, не шевелясь, в любой момент готовый принять бой с неведомым, но жутким монстром.

Он отсек один из подернувшихся зелеными прожилками корней, заставляя тот рассыпаться в прах.

Донесся стон, от которого заболели уши.

Еще несколько кореньев метнулись в его сторону.

Большинство он успел срубить, но два тонких корня пробили его ногу, отчего Фратер испытал боль, которую никогда прежде не переживал.

Он чувствовал как в ранах шевелятся отростки, видел как они дымятся и распадаются, когда по ним начали бежать зеленые прожилки…

В следующую секунду перед ним блеснул металл и корни оказались перерублены в нескольких местах.

Эльфийка, храбро заступила перед ним путь, демонстрируя испачканный соблазнительный зад.

Девушка, превратившись в вихрь клинков, рубила бушующие корни направо и налево, в то время как Фратер почувствовал, как его поднимает в воздух какая-то сила.

Он не успел даже понять что происходит, как его ноги повторно взорвались нестерпимой болью.

Посмотрев вниз, он лишь увидел две огромные раны на тех местах, где только что находились корни.

А в следующий момент рядом прозвучал рев оборотня, держащего его за шкирку подобно провинившегося кота.

Фратер махнул саблей, и толстый корень, обвивший свободную руку оборотня, бессильно рухнул на землю, извиваясь, словно перерубленная на части змея.

Медведь, опустив Паладина на землю, одним мощным ударом ноги раздавил кусок корня, после чего перехватил и разорвал на части уже другой, попытавшийся было атаковать эльфийку сбоку.

Над головой с шумом и жаром пролетел огненный шар, впившись в скопление корней, подкравшихся к обороняющимся в другого фланга.

Но страшнее всего было то, что зеленое пламя словно начало закручиваться вокруг своей внутренней оси.

Языки леденящего душу огня не вырывались в сторону, но по древесному морю корней все быстрее побежали зеленые прожилки, испепеляя все, чего касались.

Над лесом раздался жалобный стон, от которого всех, кто стоял, бросило на землю.

Нечто могущественное и незримое стонало и кричало от нестерпимой боли, что выжигала его изнутри.

Несколько мгновений хаос корней бушевал вокруг, пробив руку эльфийке, ногу оборотню и едва не переломав стопы Фратеру.

Паладин, исступленно махал саблей, отсекая острым клинком все, до чего мог дотянуться.

Не было ни четкого плана, ни какой-то тактики в этом сражении.

Он бился просто ради того, чтобы выжить.

В какой-то момент он услышал влажный хлюп и судорожное ржание, донесшийся со стороны отрядного фургона.

Обернувшись, заорал, видя как корни ломают повозку, впиваются в тела беззащитных лошадей, разрывая их на части.

Слуга, пришедший уже в себя, махал гномьим и своим собственным топорами, отсекая все лишнее.

В какой-то момент он просто не успел — и его пронзили со спины сразу пять зеленоватых кореньев.

Мгновение — и кровоточащее тело мальчика-раба начало трещать, готовое вот-вот разорваться на куски.

Но огненный шар мгновенно испепелил основания корней, и захлебывающийся в собственной крови раб упал на землю.

Зверолюдка, словно цирковой артист, металась и прыгала меж корней, раз за разом выбрасывая из своей руки и посоха огненный сферы.

С каждым выстрелом они становились все меньше.

«Ее магия на исходе», — понял фратер, не без наслаждения перерубая сразу несколько корней, надумавших было растерзать его…

А затем, в один момент все просто закончилось.

Смерч зеленого огня завертелся с такой силой, что зеленые прожилки во мгновение ока разошлись по каждому корню и корешку в округе, превращая их в безопасный прах.

Леденящий душу огонь угас так же внезапно, как и появился, огласив лес ревом побежденного чудовища.

Фратер, едва дыша, огляделся.

Разрушенная телега, растерзанные лошади, раненные товарищи и булькающий от выплескивающеся из его груди и рта крови Слуга.

— Да помогите уже ему кто-нибудь! — не в силах встать, Фратер пополз сквозь пепел и грязь с умирающему.

Краем глаза он заметил, что оборотень и эльфийка стремглав — насколько позволяли их возможности — бросились вглубь ставшего черным пугающего леса.

Туда, где пропал Практик.

Белесый туман исчез, оставив после себя лишь бело-зеленую дымку и горы костей под ногами.


Но даже после исчезновения колдовской завесы это местечко не стало лучше.

Наоборот, лишенное листвы и полога из мха, кустарников и любой растительности, оно обнажило свою смертельно опасную сущность.

На сколько хватало глаз — всюду под корнями виднелись белесые кости, оружие и доспехи.

Характер травм указывал на то, что умирали эти существа (а были здесь не только человеческие черепа) болезненными способами.

До сих пор Фратер даже не подозревал, что черепа могут застыть с ужасом на лицевых костях.

К тому времени как он подполз к Слуге, голова последнего покоилась на коленях зверолюдки.

Лео, тонкой струйкой вливала ему в рот одно целебное зелье за другим, но Слуга смотрел вверх, в пробивающиеся сквозь мертвые деревья дали безмятежного неба.

И взгляд его уде подернулся дымкой забвения.

— Спаси его, хвостатая, — Фратер схватил женщину за руку, обратив на себя внимание. — Что хочешь проси, но спаси!

— Делать что мочь! — жалобно мяукнула та, зарыдав. — Боль-рука!

Посмотрев на свою кисть, Шовель едва сумел разжать ее, когда увидел, что стискивал пробитое корнем предплечье зверолюдки, из которого текла кровь.

Рабыня Практика, как оказалось, не превзошла остальных в ловкости.

В ее ногах зияли кровавые дыры, с которых по каплям или ручейками текла кровь.

Рваная дыра в брюшине заливала кровью все левое бедро, а отсутствующий правый глаз лишь добавлял картину того, что зверолюдке досталось едва ли не больше, чем всем остальным.

Фратер, бросив взгляд в сторону, увидел переметные сумки и, как мог, добрался до той, что принадлежала ему.

Уже не заботясь о том, чтобы сохранить свое имущество в целости, он рванул нехитрую застежку, вытаскивая оттуда гномий набор по оказанию первой помощи.

Повязки, перевязки, несколько флаконов…

Остатки былой роскоши.

Нет никакого смысла держать это и дальше про запас — если не помочь друг другу, то они сдохнут в этом проклятом лесу.

Вернувшись к зверолюдке, увидел, что та отнимает ладонь от головы Слуги, бессильно застонав.

Мальчишка в тот же момент закашлялся, выплевывая сгустки крови под аккомпанемент хрипов и сиплых попыток задышать.

— Неть сил, — впервые за все время знакомства, Фратер видел как зверолюдка рыдает.

Ее посох валялся неподалеку, сломанный в нескольких местах.

Девушка истекала кровью, потратив остатки магии на то, чтобы спасти Слугу, хотя конкретно этого вряд ли она должна была допустить.

Ведь у нее есть хозяин, Практик, которому, наверняка, понадобится все ее могущество…

Не могла же рабыня нарушить ультимативную волю рабского заклинания — не действовать во вред хозяину.

И на ум приходила лишь одна причина, по которой зверолюдка решилась помочь Слуге, а не беречь силы для Глеба.

— Перевяжись, — приказал Фратер, в надежде, что ошибается.

Лео, чья пушистая морда уже была мокрой от слез, непослушными руками взяла гномьи медицинские приспособления, но вместо того, чтобы оказывать помощь себе, начала забинтовывать раны Слуги.

Чертыхнувшись, Паладин Бога Виноделия принялся сам тампонировать и закрывать самые большие из ее ран.

Похоже что зверолюдка уже не имеет хозяина.

Неожиданно Лео выгнуло дугой, отчего девушка захрипела, уставившись куда-то в пространство немигающим взглядом.

Ее губы зашевелились, бормоча какой-то бессвязный бред на незнакомом Паладину языке.

И все это сопровождалось шипением и практически мгновенным исцелением ее ран.

Ни слова не говоря, зверолюдка, сбросив с ног голову едва живого слуги, бросилась в ту же сторону, где скрылись до этого оборотень и эльфийка, запрыгивая на деревья и перемещаясь между ними гигантскими прыжками, подобно дикому животному.

До сих пор Фратер считал, что в жизни он повидал многое и бояться практически нечего.

Но этот лес здорово прочистил ему мозги.

Не теряя драгоценного времени, он принялся перевязывать Слугу, попутно давая тому остатки гномьих лекарств.

Не так эффективно, как эльфийские целебные зелья, но уж получше человеческих, которыми его пичкала до сих пор зверолюдка.

И, брожение ее разорви, что тут вообще происходит?!

* * *

Нет ничего более умиротворительного, чем смотреть на плещущиеся у берега океан.

Смотреть на то, как его могучие волны накатывают на высокий берег, разбиваясь на части и щедро осыпая все вокруг брызгами.

Покрывшись пеной, волны отступают, чтобы нанести новый удар.

На высоком берегу стоят двое и смотрят на океан, неистовую стихию, готовую уничтожить все на своем пути.

— Мне не нравится мысль, что придется вас бросить, — в голосе юного мужчины, еще совсем недавно вышедшего из детского возраста, слышатся наивные обидчивые нотки.

Поведение ребенка, который давит на жалость.

Стоящая рядом с ним молодая женщина, облаченная в замысловатые доспехи, с печальной улыбкой смотрит на своего воспитанника.

Маленький.

Слабенький.

Не телом, не магией, но духом…

Не способный перешагнуть ту черту, которая отделяет человека от монстра, не готовый, против своих слов, сделать все, что от него потребуют обстоятельства.

Сколько таких уже приходило к ним?

Горячих на словах, но не способных на нужные поступки.

Слишком много.

И все они умерли.

Маленькие, почти незаметные пешки в чужой игре.

Они разожгли необходимый огонь…

И сгорели в нем.

Вспыхнули, осветили мрак суеверий и мракобесья, чтобы быть забытыми, проклятыми и преданными анафеме.

Но этот…

— Ты никого не бросаешь, Глеб, — ее бархатистый голос медом льется в уши молодого мужчины. — Это легкое задание, практически прогулка, которая крайне важна для нас.

— Тогда почему иду я, а не кто-то другой?!

— Потому что я так решила.

— Но я самый слабейший из всех Практиков! — воскликнул Глеб. — Если придется драться…

Какое глупое дитя…

Такое забавное, милое, по-своему интересное…

Но глупое.

— Не придется, — пообещала Геката, усиливая давление магией. — Мир, в который ты должен отправиться, давно заброшен. Там нет ничего, что могло бы представлять для тебя опасность.

— И все же…

— И все же, — демоница совершила пасс пальцами правой руки, и на ее ладони, закованной латной перчаткой, появился массивный перстень, от одного вида которого появлялось понимание, что он явно древний. — Это просто легкая прогулка. Для тебя — в самый раз. Держи мой Перстень. В нем есть сила, которой тебе будет достаточно, чтобы позаботиться о себе. Думаю, с этим тебе будет спокойнее отправиться на легкую прогулку.

Молодой мужчина, так и не перешагнувший порог развития, смотрел на нее, поджав губы.

Совсем как большой ребенок.

В его глазах виднелось понимание недосказанностей.

А Перстень все же надел.

Хорошо.

Мальчик, пусть и не самый сильный, но уж точно благоразумия в нем побольше, чем в остальных.

— Ты отправляешь туда меня, потому что я слабейший из всех твоих воспитанников, — в его голосе боль, осуждение и совсем немного раздражения, связанного с собственными недостатками.

Геката не отвечает, смотря на мальчика с печальной улыбкой, в которой лишь на грани жизни и смерти можно опознать заботу и сожаление.

После чего мысленным приказом разрывает пространство и время, а сам он, подобно пушинке, влетает в него.

Последнее, что он видит — это одинокий силуэт демоницы, стоящей нал океаном бушующих волн.

Это была бы великолепная картина, полная тайного смысла.

Вот только океан был из огня.

Так сгорала штаб-квартира демонов.

А вместе с нею — и весь прошлый мир.

* * *

— Я такого дерьма даже в Последнюю Войну не видел, — голос Олегуса предательски дрогнул, когда Лаурель с криком отпрянула от посеревшей фигуры, держащей клинок, по самую гарду утопленный…

В нечто бесформенное, больше всего напоминающее человека, которого расплавило едва ли не наполовину.

Нижняя часть туловища явно была человеческой, демонстрируя остатки добротных и изысканных кожаных сапог.

Остальное…

Обрывки одежды и разбросанные вокруг клинки и части мифриловой кольчуги, мало кого интересовали.

По крайней мере эльфийку, которая, присев рядом, пыталась заглянуть в склонившееся над телом лицо Глеба…

— У него нет глаз, — с дрожью произнесла она. — Только зеленые огоньки!

Господин потерял глаза в бою и использовал магическое зрение.

Оборотень такое уже видел.

Но вот состояние его тела…

Тусклый блеск глаз…

Это кое-что пострашнее.

Оборотень с тихим рычанием, понимая, что ничего не может здесь сделать, рявкнул что есть сил имя зверолюдки.

Она смогла удерживать его душу от распада, возможно еще не все потеряно и для господина.

Но что могло привести к подобному?

Обнаженный мужчина принялся озираться по сторонам, пока его взгляд не зацепился за рукоять одного из мечей, лежащих чуть в стороне.

Прихрамывая на раненную ногу, он подобрался к очевидному источнику проблемы.

— Да у него вообще половины туловища нет, — Олегус с омерзением посмотрел на поднятый изогнутый клинок. — Что б ее в Преисподней жарили без масла! Это же Клинки Погибели!

Оружие одних из самых мерзких и самых опасных тварей, какие только были созданы людьми и эльфами в Последней Войне.

Легионы Темной Армии гибли в борьбе с ними.

Десятки Практиков так и не пережили столкновение с этими созданиями, погибнув в попытке уничтожить угрозу для всего демонического дела.

Даже несколько демонов пали от их клинков, применяя магию, недоступную простым смертным, чтобы уничтожить их.

Если его догадка верна, и этот кусок тела — в самом деле Вестница Погибели, то все встает на свои места.

Последний в Аурхейме Практик сделал все, чтобы эта тварь была уничтожена.

Но, если это в самом деле Вестница Погибели, то, выходит, что и ловушка, в которую они попались, создана не Практиками и демонами?!

— Мне это ни о чем не говорит, — с дрожью в голосе произнесла эльфийка, тихонько взвизгнув, когда легкий ветерок сдул с кожи Глеба ворох пепла. — Олегус! Он… Он!

Едва теплившийся в пустых глазницах зеленоватый огонек начал угасать, давая понять тем, кто уже видел такое, что душа Практика, его суть, источник его магии, превращаются в ничто.

Оборотень, задушив в горле боль очередной потери, прихромал к бессильно рухнувшей на землю эльфийке, положив ей на плечо руку.

— Я знаю, девочка, — произнес он, глядя на то, как начинают осыпаться пальцы руки, которую Глеб прижал к чему-то, что раньше было лицом человеческой твари. — Если бы он тогда не успел в лесу, эльфы бы сделали со мной тоже самое. Его душа… Рассыпается… Как и тело.

— Где эта чертова хвостатая шлюха, когда она так нужна! — взвыла эльфийская лучница, заливаясь слезами.

Олегус хотел было сказать, что здесь вряд ли уже что-то поможет.

Лилит когда-то обмолвилась, когда они впервые столкнулись с подобным, что душу можно спасти лишь тогда, когда ее оболочка еще не распалась.

Но, то, что оборотень видел сейчас — это терминальная стадия выжженной и разрушенной души.

Практик умер и ничто…

Беззвучно за осыпающимся пеплом телом Глеба на лапы опустилась Лео.

— Сука! — всхлипнула со злобой Лаурель. — Где тебя носило?!

— Моя делать что мочь! — голос зверолюдки был пуст и звучал каким-то эхом, что не могло предвещать ничего хорошего.

— Что происходит?! — Лаурель, замерев при виде того, как зверолюдка запустила руки в осыпающееся тело, начала светиться желтым светом.

Хотел бы оборотень это знать!

Он не был способен к направлению магии, но это не мешало ему понимать, что сейчас происходит нечто очень и очень странное.

Глаза Лео светились нестерпимым огнем, а ее тело словно начало плыть и таять, словно его кто-то нагревал…

И при этом пепел с тела Практика начал кружиться, словно его подхватывал воздушный водоворот…

— Прекрати! — в руках эльфийки появились кинжал и короткий клинок, а сама она дернулась вперед, намереваясь прикончить зверолюдку.

— Нет, стой! — Олегус, увидев умоляющее выражение лица на морде Лео, подхватил эльфийку, не давая той броситься в бой.

— Отпусти меня! — эльфийка принялась бить его руками и ногами, несколько раз добавила затылком, но Олегус не решался ее отпустить.

Что бы не происходило, хуже уже точно не будет.

Знать бы еще что происходит…

— Глаза! — рявкнул он в ухо эльфийке, когда обратил внимание на тело Практика, с которого облетела почти вся сероватая кожа, демонстрируя сморщенное мясо и белесые кости.

И лишь в глазницах полыхал разгорающийся зеленоватый свет.

Кажется голос разума возобладал, и Лаурель прекратила свои попытки вырваться из почти медвежьей хватки.

Оба последователя последнего Практика наблюдали за тем, как морщась от боли и жалобно поскуливая, зверолюдка словно теряет цвет, превращаясь в серую статую.

Глазницы черепа Практика заливались магическим огнем, а сквозь почти уничтоженное тело человеческой Вестницы Погибели начали проступать зеленоватые огоньки.

Одна за другой руны на демоническом мече начали светиться…

— Все, что мочь, — жалобно произнесла Лео. — Простить…

А затем ее посеревшее тело разлетелось пеплом, звуковым ударом оглушив и эльфийку и оборотня.

Вокруг образовалось непроглядное марево пепла и пыли, сквозь которое не просто видеть — дышать было практически невозможно.

Выпустив эльфийку из своей хватки, Олегус, не удержавшись на ногах, рухнул на землю, едва успев подставить руки.

Могучая глотка оборотня огласила судорожным кашлем окрестности, заглушая аналогичные спазмы, которые пришлись на долю эльфийки.

Лишь зеленые руны, медленно поднимающиеся, словно кто-то извлекал «Пожиратель Душ» из тела Вестницы Смерти, виднелись сквозь марево пепла и пыли.

Затем, в один момент, сильный поток ветра отнес в сторону всю эту удушливую смесь.

Олегус, прокашлявшись, оторвал свой взгляд от земли и поднял его в направление свечения меча.

Опираясь на «Пожиратель Душ», словно на аристократическую трость, озаряя все вокруг зеленым свечением из глазниц, с колен поднимался кровоточащий, бледный труп Практика, едва держащийся на ногах.

— Если это загробный мир, — послышался надорванный хриплый голос из разорванной глотки, — то я уже давно в аду…

С визгом счастья и эмоций, молниеносным прыжком, Лаурель сшибла едва живого Практика с ног, покатившись с ним по грязи.

— Живо-о-о-ой! — огласили ее крики выжженный лес.

Загрузка...