Полукровка

Глава 26

…Столь стремительного отключения своего цепного пса Клоун не ожидал. Поэтому начал блеять:

— Йенсен? Из тех самых Йенсенов, которые в две тысячи триста семьдесят восьмом сочли короля Клауса Шестого клятвопреступником, наотрез отказались ему служить, всем родом перебрались к нам, убедили Императора Константина Алексеевича разрешить им обосноваться на какой-нибудь окраинной планете и пообещали подтвердить благородство крови беспорочной службой новому сюзерену?

— Именно… — подтвердил я, надеясь, что на этом лирическое отступление закончится, но Клоун продолжил бредить… и, тем самым, оттягивать момент принятия решения:

— А я — Пенкин, Лев Антонович. Студент пятого курса Новомосковского Института Истории. В прошлом году писал доклад по вашему роду и до сих пор помню, как был шокирован несправедливостью решения Константина Третьего отложить принятие вассальных клятв на целый век!

— У него, вне всякого сомнения, имелись веские причины поставить моим предкам такое условие, а у них, в свою очередь, наверняка имелись достаточно веские причины согласиться. В общем, обсуждать этот вопрос я не намерен. В отличие от привычного хамства вашего спутника…

К сожалению, додавить этого слизняка мне не хватило времени — к нам подошли представители службы безопасности «Эльбруса», представились и чуть было не обломали мне всю игру, заявив, что я был в своем праве, соответственно, они приносят глубочайшие извинения от имени руководства ресторана, берут на себя решение всех спорных вопросов с родом виновника и просят не обострять конфликт до звонка их юриста.

— Я готов не обострять конфликт с виновником ЧП… — начал я, шустренько определившись с линией поведения, вписывавшейся в коридор возможностей, описанный генералом Орловым, и выгодной лично мне. — … но есть небольшая проблема: я, Йенсен Тор Ульфович, являюсь курсантом ИАССН и нахожусь на Белогорье в увольнении, которое закончится в ноль часов двадцать пятого июля.

Безопасники сказали, что их юристы работают очень быстро. Особенно в ситуациях, не допускающих двойного толкования, поэтому я не стал им мешать забирать бессознательное тело и снова уставился в глаза господину Пенкину:

— Что ж, Лев Антонович, раз вопрос с вашим спутником фактически решен, значит, я со спокойным сердцем могу повторить вопрос, адресованный вам: каким будет ваше решение?

«Историк», успевший вспотеть, нервно облизал губы, кинул затравленный взгляд на ближайшую компанию возрастных аристократов, с большим интересом наблюдавших за происходящим,

и рассыпался в извинениях. Но принимать их было нельзя, поэтому я хищно оскалился и воспользовался предоставившейся возможностью вывернуть ситуацию в нашу пользу:

— Лев Антонович, вы только что прилюдно признали косвенную вину в хамском поведении подпевалы, а значит, и мы вправе вызвать вас на дуэль. Мне, курсанту военной Академии, невместно драться со студентом гражданского вуза. Так что я умываю руки…

— … а я не умываю! — подхватил Базанин и озвучил формальный вызов. А для того, чтобы Пенкин не соскочил, загнал его в угол чертовски неприятным утверждением: — Кстати, считаю необходимым напомнить, что вызываю вас аж девятый раз, что все восемь предыдущих дрался с вашей заменой и по правилам, озвученным вами, хотя знал, что Валерий Тарасович — двукратный чемпион Новомосковска по унибосу, и что сохранил записи ваших монологов, в которых вы утверждали, что примете мой вызов сразу после того, как ваш защитник будет повержен. В общем, выбор у вас невелик — выйти со мной на дуэльную арену или прослыть лжецом.

Ответ «историка» убил не только нас, но и всех невольных зрителей этого ЧП:

— Я готов заплатить виры!

Миша презрительно поморщился, затем вопросительно посмотрел на меня, правильно интерпретировал жест «Решай сам», и коротко кивнул:

— Что ж, мы их примем. Но уже перестали считать вас мужчиной…

…Каре ягненка оказалось действительно божественным — умяв обе порции, я размечтался о третьей. Хотя понимал, что осилю в лучшем случае еще четверть. Рисковать здоровьем, естественно, не стал — отвалился на спинку дивана, от всей души поблагодарил Базанина за подаренное гастрономическое удовольствие и признался, что хотел бы наведаться в этот ресторан и завтра.

— Завтра утром меня припашут к делу… — вздохнул Михаил. — Отправят выгуливать по детским развлекательным центрам двух троюродных сестричек, прилетевших в гости до конца недели. Хотя нет, не так: это я себя припахал. Ибо девчушки — что надо. И любят меня как бы не больше, чем родителей. Так что я могу организовать отдельный кабинет или помочь советом в удаленном режиме.

— Любимые сестрички — это святое… — улыбнулся я, заявил, что справлюсь с заказом кабинета сам, и допил остатки вишневого сока.

Рыжий последовал моему примеру, потом поставил опустевший бокал на стол, посерьезнел и счел необходимым посвятить меня в предысторию своего конфликта с Пенкиным и Смирновым. Я догадывался, что Смирновы как-то зависят от Пенкиных, что Лев Антонович использовал Валерия Тарасовича для самоутверждения, что Мише регулярно прилетало, и что мое вмешательство, по сути, выбило его из «дня сурка». Тем не менее, выслушал монолог внимательнее некуда, отмахнулся от слов благодарности и свел этот разговор к немудреной шутке:

— Драться я люблю ничуть не меньше, чем вкусную и здоровую пищу. А тут получилось и помахать кулаками, и заработать на оплату сразу нескольких таких ужинов. В общем, благодари этих дурней. За доставленное удовольствие и заботу о нашем благосостоянии…

Он мрачно усмехнулся, заявил, что с него причитается, и сменил тему. А где-то через четверть часа дал понять, что пора закругляться, дождался моего согласия, оплатил счет и поднялся из-за стола.

Пока шли к выходу из общего зала, я краем уха зацепил чей-то монолог, в котором как-то уж очень радостно прозвучала фраза «разгром в Ростове», так что весь перелет до поместья Базаниных мы висели в Сети и смотрели видеозаписи операции трех Ударных и двух Пограничных флотов ИР, заманивших в минные кластеры и перемоловших аж восемь рейдовых флотов Объединенной Европы.

Победные реляции корреспондентов и невольных зрителей этого триумфа подействовали на нас по-разному: Михаил заметно приободрился и предсказал, что эта победа существенно приблизит окончательную, а я, оценивший потери наших ВКС, жутко расстроился из-за количества погибших людей и, в то же самое время, пришел к выводу, что корабли, оставшиеся на ходу, эту систему уже не удержат. Портить Базанину настроение, описывая негативные последствия таких сражений, конечно же, не стал. Поэтому держал лицо до последней минуты его пребывания в «Авантюристе». А после того, как высадил парня в ангаре их особняка и задал бортовому искину новый маршрут, придумал, как отвлечь себя от безрадостных мыслей — скомпоновал видеоотчет по конфликту в «Эльбрусе» и наговорил сопроводительный текст:

— Добрый вечер, Владимир Михайлович. Отправляю вам записи первого конфликта, проведенного в рекомендованном ключе. У него есть история и, вне всякого сомнения, появится продолжение, так как Лев Антонович опозорил род Пенкиных, а Валерий Тарасович оказался не таким уж и непобедимым. Далее, предъявить мне претензии практически нереально; название учебного заведения, курсантом которого я являюсь, прозвучало и было услышано; дата завершения моего увольнения тоже принята во внимание, а пробить «Авантюрист» не такая уж и большая проблема. В общем, наживку для Колесниковых и Скобелевых я, вроде как, создал. Поэтому лечу в гостиницу «Домашний очаг»

и ориентировочно через полчаса лягу спать. На этом пока все. Доброй ночи…

…Планы лечь спать так планами и остались. Из-за сообщения куратора, прилетевшего в тот момент, когда я парковал «Авантюрист» — прочитав новые ценные указания, я спустился в номер, зашел в гостиную, достал из мини-бара бутылку минералки, врубил головизор, сдвинул кресло поближе к голограмме, сел и потерялся в последних новостях. Кстати, анализировал их без дураков, то есть, так, как учил дядя Калле — развернул рядом с собой трехмерную модель территории Империи, последовательно прошелся по всем системам боевого соприкосновения, перенес в заготовку даже непроверенные слухи и пришел к выводу, что пропаганда, как обычно, хм… привирает. А на самом деле ВКС ССНА, ОЕ, АХ и АС захватили девять наших систем, наши флоты ведут тяжелые бои еще в четырнадцати, два самых крупных наших успеха были не такими уж и крупными, а причин для оптимизма в разы меньше, чем хотелось бы.

Как и следовало ожидать, настроение основательно испортилось. И, в то же самое время, окрепло желание вернуться в Смоленск, согласовать задачи с Зеро и его командой, отправиться к «шоколадкам» и заставить выйти из войны еще какой-нибудь племенной союз.

В общем, сигнал десятисекундной готовности прилетел в мой ТК на пике раздражения. Поэтому на треск проламывающейся входной двери и «внезапное» появление из прихожей двух вояк в легкой штурмовой броне без знаков различия и со штурмовыми комплексами наперевес я среагировал несколько неадекватно — изобразил испуг, подпустил первого дуролома, ощущавшего себя всесильным, практически вплотную, привычно убрал голову из-под удара стволом «Вепря», левой рукой зафиксировал ладонь, сжимавшую цевье, вцепился правой в верх нагрудника, уперся левой ногой в пол, а правой — в низ живота атакующего и, упав назад вместе с креслом, отправил тело в окно. Ну, или если не кривить душой — то через него в свободный полет с шестого этажа.

Второй дуролом, явно не ожидавший столь эффектного продолжения моего захвата, потерял дар речи и завис, глядя на улетающего напарника. Поэтому зевнул и мой перекат в сторону, и бросок пледа, лежавшего в сложенном виде на диванных подушках. Так что пришел в себя уже после того, как понял, что ничего не видит, лег от обычной подсечки, вынужденно расстался с огнестрелом и попал по полной программе. В смысле, обнаружил, что трехточечный ремень от ШК уже накинут на его шею и правильно закручен, дышать нечем, а дотянуться до меня мешает… хм… неправильная поза.

Но самое интересное началось потом, после того как в гостиную вальяжно вплыло какое-то набриолиненное тело в дорогущем костюме-тройке, по инерции сообщило, что я арестован по подозрению в совершении целой серии убийств в Радонеже, Смоленск, наткнулось взглядом на ствол «Урагана», который я изъял из набедренной кобуры «пленника», спало с лица и… решило ретироваться. Ага, так его и отпустили — стоило этому кренделю качнуться назад, как за его спиной возникла одна пара вояк группы моей подстраховки, а еще через миг из спальни вышла вторая.

К слову, эта четверка была в тяжелой штурмовой броне с логотипами ССО на нагрудных, наспинных и наплечных бронепластинах, в тактических шлемах с зеркальными линзами и с чрезвычайно серьезными штурмовыми комплексами в правильном положении, поэтому Хлыщ резко спал с лица и изобразил памятник самому себе. Вот и стоял. Все время, пока вторая пара упаковывала пленника и выглядывала в разбитое окно. А потом в номер вошел Переверзев, поймал мой взгляд и добродушно пожурил:

— Тор Ульфович, я понимаю, что эти ряженые недоумки нарушили Закон, соответственно, вы были в своем праве, но в следующий раз в аналогичной ситуации реагируйте чуть-чуть помягче, ладно? А то мне только что доложили, что допросить полицейского на подработке, выпавшего из окна, удастся не раньше, чем через неделю — он, как выяснилось, не умел летать и слишком сильно поломался.

Я пообещал «как минимум постараться», и удовлетворенный полковник перестал строить из себя душку. В смысле, развернулся к Хлыщу, уставился ему в глаза и добавил в голос закаленной стали:

— Господин Антонов, а расскажите-ка мне, пожалуйста, на каком основании вы и ваши люди вломились в номер курсанта ИАССН, нарушив четыре закона и аж восемнадцать подзаконных актов? Кстати, считаю должным предупредить, что ваш монолог будет анализироваться кластером искинов службы специальных операций СВР, а я, начальник шестого отдела Белогорского управления ССО полковник Переверзев, очень не люблю, когда продажные паскуды вроде вас пытаются облыжно обвинить в чужих преступлениях как действующих, так и будущих сотрудников нашего ведомства.

Хлыщ сломался. Что интересно, при упоминании фамилии моего куратора — смертельно побледнел, отстучал зубами барабанную дробь и признался, что выполнял «настоятельную просьбу» Виталия Васильевича Скобелева.

— Неплохое начало… — хищно оскалился полковник и окончательно добил Антонова своей «настоятельной просьбой»: — Но я хочу услышать полноценное признание. И получить видеозаписи абсолютно всех ваших разговоров с главой рода Скобелевых. Дабы выяснить, чем он вас шантажировал, и докопаться до всех случаев превышения служебных полномочий. Кстати, не советую вносить хоть какие-нибудь коррективы в архив записей вашего служебного имплантата: я уже получил санкцию главного военного прокурора на его удаление и анализ информации по протоколу А-один, а он, как вы наверняка знаете, автоматически восстанавливает абсолютно все «утраченные» данные…

Последнее утверждение сыграло роль средневекового ослопа. В смысле, так сильно испугало Хлыща, что он упал в обморок, как какая-то институтка.

— Мде… — озадаченно буркнул Владимир Михайлович и ввел в действие «план Б». То есть, приказал ближайшему бойцу группы подстраховки отправить Антонова в медикаментозный сон, поднять в ангар и загрузить в штурмовой бот, отправил по тому же маршруту второго вояку, караулившего «штурмовика», собственноручно закрыл дверь, сообщил, что «глушилки», задавившие всю связь, кроме нашей, все еще пашут, и начал грузить неожиданными откровениями: — Тор Ульфович, Скобелевы и Колесниковы — политические тяжеловесы, играющие исключительно за себя. В мирное время подобное еще терпимо, а в военное — нет. Поэтому эти рода было необходимо «уронить». Но в стандартных ситуациях их главы прикрываются очень и очень хорошо, зато в нестандартных вроде этой, бывает, допускают незначительные ошибки. К примеру, недооценивают «пешек» и, в конечном итоге, сливаются. Фактически слились и Скобелевы. Хотя об этом еще не знают. А с Колесниковыми, к сожалению, не сложилось: они «вели» вас параллельно с «конкурентами», чуть-чуть не успели подтянуть к гостинице свою «заряженную» ГБР полиции, увидели приземление наших штурмовых ботов и, вне всякого сомнения, сделали выводы. Нет, отказываться от планов подмять вас, конечно же, не станут. Просто поручат решение этой проблемы специалистам другого уровня. И включат режим многократной перестраховки. Что, откровенно говоря, расстраивает: единственный настоящий патриот этого рода — Ярослав Ильич, увы, погиб, а все остальные только мешают…

Я немного поколебался и решительно тряхнул головой:

— Владимир Михайлович, а вы бы не могли проверить, как ныне поживает княжич Алексей Андреевич Меншиков?

Не знаю, что полковник услышал в моем голосе, но молча кивнул, «ушел» в ТК, отправил запрос искину управления и буквально через минуту поделился полученным ответом:

— Получил звание лейтенанта, был распределен в Первый Ударный флот и служит в должности заместителя начальника особого отдела крейсера «Ярослав Мудрый». А что?

— О-о-о, как интересно! — недобро ухмыльнулся я, отправил куратору те самые видеозаписи, которые когда-то переслал Ростиславу Ильичу, дал время их посмотреть, а потом присовокупил третью. В которой запечатлел для истории свой разговор с Колесниковым-старшим. И, дождавшись появления в его глазах злой радости, подтверждающе кивнул: — Ага, раз это назначение состоялось, значит, свидетели, скажем так, грехопадения Алексея Андреевича гарантированно не заговорят. А это — та самая ошибка, за которую и можно, и нужно требовать ответа…