Полное погружение

Глава 43 Разыскивается…

Вася вышла из ординаторской, закусив губу, с выражением лица летчика, идущего на таран. Петя, на которого она несколько раз рыкнула во время часовой поездки в трясущейся пролётке от Максимовой дачи до госпиталя, старательно прикидывался частью интерьера и молча следовал слегка позади «атаманши», с удовольствием разглядывая тонкую шею с завитушками золотистых волос и мелькающие щиколотки ножек в теннисных туфлях.

— Куда мы идём? — осмелев, спросил он, как только захлопнул за собой госпитальную дверь.

— Не идём, а едем, — ответила девушка, пытливо исследуя улицу в поисках пролётки, — нам надо срочно попасть в Новую Голландию. Туда Даниила отправили после выписки.

— Это на Северной стороне. Туда лучше по воде, если срочно, — осторожно предложил Петя, боясь что Василиса опять на него осерчает.

— Прекрасно! — настроение Стрешневой улучшилось, — а где у нас то, что на воде?

— Паровой катер от Графской пристани ходит каждый час, — торопливо пояснил студент.

Не прошло и двадцати минут, как сообщники, стоя плечом к плечу, держались за бортик посудины, напоминающей рыболовный баркас, в центр которого воткнули покосившийся столбик трубы, а сзади поставили застеклённую деревянную будку, полностью занятую штурвалом и двумя матросами.

Рядом с трубой отчаянно пыхтел и ворочал коленвалом «детёныш паровоза» — четырёхведёрный примитивный агрегат, больше похожий на самовар, чем на паровую машину. Тем не менее вся эта конструкция, вздрагивая и вибрируя, довольно живо пересекала главный рейд Севастополя, направляясь к строящемуся зданию Морского корпуса.

Даже издали проект впечатлял своей величавостью. На полкилометра по гребню высокого берега, нависающего над бухтой Голландия, циклопическим питоном разлеглось здание Морского кадетского корпуса. Северная часть строения была уже закончена, южная поднялась до второго этажа. Даже незавершённые крыша и фасад давали представление о строгом и аристократичном архитектурном ансамбле, который вот-вот украсит эту часть бухты. Воображение дорисовывало то, что пряталось за высокими штабелями кирпичей, белых глыб инкерманского камня, бута, железных балок, за горами брёвен, брусьев, досок, сколоченных в рамы, сложенных вдоль главного здания… И это было грандиозно!

— Красиво, — прошептала Вася.

— Хорошо задумано, — подтвердил Пётр, — чем-то напоминает Адмиралтейство в Петрограде.

— Точно! — Вася прищёлкнула пальцами, — а я никак не могла понять, что в нём такого знакомого.

Пока они глазели на строящееся здание, паровик прекратил свои надсадные «чуф-пыф». Катер «а ля баркас» притёрся бортом к невысокой пристани, и пассажиры выскочили на пирс, упирающийся в гигантский склад стройматериалов.

— И где же тут найти коменданта? — возмутилась Вася, окидывая взглядом стройку.

— Лабиринт Минотавра, — вздохнул Петя.

— Чу! Слышишь?

Совсем недалеко землю топтали сотни ног, и молодые, неокрепшие голоса прилежно выводили:

'Фуражка, милая, не рвися —

С тобою жизнь моя прошла.

С тобою бурно пронеслися

Мои кадетские года…' (*)

— За мной! — Вася протиснулась между штабелей.

— Да там же нет дороги! — попытался образумить её Петя, но, покачав головой, кряхтя по-стариковски, пошёл следом.

Через несколько минут путешествия по крутому склону, которое правильнее было назвать скалолазанием, измазанные, раскрасневшиеся Вася с Петей вскарабкались на открытую площадку, прямо под ноги марширующей роте.

'Я помню день свой поступленья,

Когда венчались мы с тобой.

Не улучшает настроенья

Мне головной убор другой.'

Сотня глоток орала речитативом, не пытаясь попадать в ноты. Когда по ходу их движения появились наши путешественники, первые ряды от неожиданно возникшего препятствия шарахнулись в сторону, сбили ногу и сломали строй. Молодой мичман, командовавший подразделением, дал команду:

— Рота! Стой! Ать-два!

Обращаясь к Васе, ибо Петя предусмотрительно остался чуть позади, офицер строго спросил:

— Вы, барышня, как здесь оказались и что делаете?

Василиса поймала на себе сотню любопытных взглядов, от чего вспыхнула румянцем, но без смущения решила сосредоточиться на вопрошавшем.

— Простите, что помешали вашим строевым занятиям, — тихо произнесла она, глядя в голубые глаза мичмана, — честное слово, мы не специально. Нам нужен комендант или любой другой офицер, который поможет найти мичмана…

— Мичмана? Может быть, я подойду? — перебил Васю офицер, которого очевидно развеселил взъерошенный и виноватый вид барышни. — У меня сегодня вечер свободен, — добавил он, игриво подмигивая из-под фуражки.

«Ну вот, и этот распушил хвост», — с раздражением подумала Стрешнева.

— Если вы на днях посещали некий дом терпимости и готовы потратить своё свободное время, чтобы добраться до госпиталя и сдать мазок на трихомоноз, тогда, конечно, — сказала Вася несколько повысив громкость и дерзко отвечая на его взгляд.

В строю раздалось хихиканье, переходящее в гогот, а мичману вдруг стал тесен воротничок кителя. Покраснев до корней волос, он поперхнулся, ошалев от реакции на свой флирт и пытаясь унять кашель.

— Отставить смех! Смирно! — крикнул он, повернувшись к кадетам.

Рота прекратила балагурить и замерла, превратившись в единый чёрный прямоугольник.

— Сударыня, — мичман обернулся к Васе, но в глаза ей не смотрел, — вам надлежит идти прямо по спуску, никуда не сворачивая, и через двести шагов вы увидите несколько трёхэтажных зданий, а за ними одинокое двухэтажное. Вам — туда. Спросите поручика Северского — он сегодня дежурит и, кроме того, точно знает всех посетителей maison de tolérance.(**) Вам его даже искать не придётся, он сегодня даёт очередной концерт. А сейчас, простите, служба.

Прозвучали короткие, отрывистые команды, и мимо Васи с Петей протопали юные моряки, старательно выводя мальчишескими голосами:

Эй, прохожий! Дай дорогу!

Крымский корпус наш идёт.

Ну-ка, братцы, твёрже ногу,

впереди нас счастье ждёт…

Расположение офицерских флигелей Новой Голландии проектировал человек, искренне презирающий параллели и перпендикуляры, поэтому дома стояли по отношению друг к другу под такими замысловатыми углами, что навевали конспирологические мысли о посланиях масонов, зашифрованных в этой причудливой геометрии.

В четырёх трёхэтажных капитальных домах, стоящих ближе к пристани, ещё шли строительные работы, и только пятый, самый дальний, двухэтажный был не только закончен, но и обжит. Западный фасад украшала резная деревянная терраса, на которую вела каменная лестница. На ступеньках, на скамейках возле крыльца и на теплой июньской земле с выжженой жёсткой травой расположились военные в разных мундирах, по большей части — флотские, а на самой террасе стоял с гитарой знакомый Васе поручик — лётчик-автомобилист, выводя красивым, насыщенным баритоном:

'По берегу синяго моря

С тобою вчера я гулял,

И сердце, ах, бедное сердце,

Гуляя с тобой, потерял.'(***)

«Тягомотина, конечно, — подумала Вася, приближаясь к месту зрелища, — но поёт хорошо, голос прекрасный. Ему бы репертуар поменять… Добавить что-нибудь из „Любэ“, что ли…»

В отличие от Васи, зрителям репертуар Северского нравился, и они встречали его романсы криками одобрения и аплодисментами. За первым пошел второй, такой же лирический, за ним — третий, и Васе показалось, что темп, мелодия и слова в них до такой степени похожи, что сливаются в одну непрерывную «песнь акына», тягучую и бесконечную. Она отвлеклась, разглядывая часть большой Севастопольской бухты, заполненную крошечными самолётиками: некоторые из них были подняты на берег, а оставшиеся качались на волнах, ловя ветер расправленными крыльями с опознавательными знаками: трехцветным кругом и знаком «Морской лётчик» на фюзеляже, изображённым в виде якорной цепи с распростёртыми крыльями адмиралтейского якоря.

Вася загляделась на работу механиков, облепивших самолёты. Они деловито копались в механизмах «летающих лодок», и ей тоже хотелось бы поковыряться в таком раритете.

Северский тем временем закончил своё выступление и спустился с подмостков, заметив очаровательную зрительницу.

— Добрый вечер, ваша светлость! — тихо прошептал он.

— Ваше плодородие, — зашипела Вася на поручика, — мы же договорились…

— Простите, — смутился Северский, — но мне казалось, что в обществе я обязан соответствовать…

— Вам неправильно показалось, — отрубила Вася, — и если вы помните моё имя, Георгий Николаевич, прошу вас…

— Как скажете, Василиса! Разрешите вашу ручку, — поручик нежно её подхватил и поцеловал. — Смею ли я надеяться, что вы прибыли выполнить своё обещание?

— Простите?

— Вы обещали со мной отобедать и научить смертельным японским приёмам… Или сначала научить, а потом отобедать. Меня устроит любая последовательность.

— К сожалению, не сегодня, — покачала головой Вася, — но я не отказываюсь, ведь у вас тоже есть встречные обязательства, — и она указала взглядом на самолёты.

— Всегда к вашим услугам, — подтвердил поручик своё приглашение, — однако что же вас тогда к нам привело?

— Мне надо срочно найти одного человека, мичмана, который должен был прибыть сюда квартироваться. У него очень запоминающаяся фамилия — Граф.

— Действительно оригинальная… Но что-то я не припомню такого… Сейчас всё узнаем.

Поручик моментально поднялся на балкон и обратился к сослуживцам:

— Уважаемые господа, минутку внимания! — привлек он расходящуюся публику, — к нам должен был сегодня прибыть новый мичман с интересной фамилией — Граф. Кто-нибудь знает что-то про этого человека?

Он недолго подождал, затем глянул на Васю и развел руками.

— Хреново, — прокомментировала Стрешнева результат экспресс-опроса, — что будем делать?

— Предлагаю вернуться к бабе Груне, — предложил стоящий у нее за спиной Петя, не проявлявший до этого своей активности, — попросим помощи у Силантьича. Он, если что не знает, хотя бы подскажет, у кого спросить.

— Наверно, ты прав, — согласилась Вася, — устраивать тут засаду на Даниила бессмысленно.

— Кто этот Даниил? — шутливо спросил подошедший поручик, — я начинаю ревновать.

— Я — тоже, — подал голос Петя.

— А это кто? — удивился поручик, — вам, сударь, как мне кажется, до «тоже» ещё надо дорасти.

— Так, друзья! — Вася взяла ситуацию в свои руки, — сразу хочу предупредить, что распушённые павлиньи перья и вздыбленные петушиные гребни меня не прельщают, если не сказать больше. Поэтому все брачные танцы конкурирующих самцов прошу совершать в моё отсутствие. А сейчас, если вы всё поняли… Георгий Николаевич, обеспечьте, пожалуйста, с присущей вам изобретательностью, форсирование водной преграды двум персонам. Что вам стоит?

(*) Эта и следующая — дореволюционные песни императорских кадетов.

(**) Maison de tolérance — дом терпимости (фр.)