Глава 4 И разверзлись хляби небесные…

«И разверзлись источники великой бездны, и хляби небесные отворились; и лился на землю дождь сорок дней и сорок ночей…» — вертелось в голове Васи, пока они шли по стеклянной галерее к ресторану.

Ливень не унимался. Тяжёлые, вислобрюхие, серо-фиолетовые, плюющиеся молниями тучи буквально срослись с морем. Тугие, стегающие пряди, ударяясь о землю, издавали змеиное шипение, разбавленное щелчками редких градин, превращались на мостовых в бурные ручьи, льющиеся по тротуарам. Дренажные коллекторы, не в силах справиться со стихией, выплевывали избыточную влагу, и тяжелые чугунные крышки подпрыгивали, словно живые, а из под них навстречу небесному потоку выливалось на поверхность содержимое городской преисподней.

Море кипело. Ливень и штиль — редкое явление — превратили поверхность бухты в подобие огромного котла неправильной формы, где готовилось известное только небесному шеф-повару варево. Распластавшись на воде, прогулочные катера и яхточки уныло раскачивались в береговой пене между оранжевыми морковками швартовочных буев.

Здание отеля, построенное в немецком рациональном стиле «квадратиш-практиш-гут» выглядело каким-то абсолютно чужеродным предметом, выкинутым на живописное побережье прошедшим штормом. Казалось, что закончится штиль, набежит свежая волна и смоет серый, невзрачный кубик в Черное море. Но пока он плотно стоял на берегу и дарил ощущение защищенности.

Ресторан, занимающий весь второй этаж, напоминал Ноев ковчег.

В серповидном зале стояли столики с обшитыми кожей креслами. Большая, стилизованная под дерево барная стойка с ажурной ковкой, волнорезом раздвигающая амфитеатр, придавала всему интерьеру брутальный пиратский колорит, а свисающие с потолка лианы добавляли особый тропический стиль и таинственность.

Входящих приветствовала широкой улыбкой девица в костюме, напоминающей форму «Аэрофлота».

— У вас заказан столик? — обратилась она.

— Да, — столь же широко улыбнулся Васин спутник.

Девица сглотнула слюну.

— На чьё имя? — медово поинтересовалась она.

— Даниил Мирский. Поищите, пожалуйста, — лицедей сунул нос в гроссбух девицы. — Мне кажется, там должно быть записано.

Лицо ресторанной работницы полыхнуло узнаванием.

— Да-да, сейчас поищем.

Сияя румянцем, она покинула свой пост и устремилась к стайке официанток.

Под перекрёстным огнём женских взглядов Дэн расправил плечи. Просто памятник себе нерукотворный, а не мужик. Вот как нужно нести по жизни своё эго! Василиса тихо радовалась тому, что за такой ширмой на неё никто и внимания не обратит. По крайней мере, пока.

— Можете пройти за тот столик, — девушка показала рукой. — Впервые у нас?

— Теперь стану завсегдатаем, — обрадовал Дэн поклонницу. — Будем здесь снимать новый фильм, — он вздёрнул брови, намекая на конфиденциальность информации.

— Как интересно! — закатила барышня глаза. — А у вас заказано? — обратилась она к Василисе тоном работницы советского общепита.

— Это со мной, — Мирский приобнял Васю за плечи, — коллега.

— А-а-а, — завистливо протянула девица, окидывая Стрешневу взглядом, которым можно замораживать продукты, — проходите.

— Благодарю вас.

Василиса продефилировала к столу, зыркнув на администраторшу так, как обычно смотрят в перекрестие прицела, давая понять: «не всё то не золото, что не блестит».

— Да ты просто огнище! — восхитился Мирский, открывая меню. — Я думал, ты её там на месте взглядом испепелишь. Любишь бифштекс с кровью?

— Нет, спасибо, крови не надо.

Василиса даже не поняла, что Дэн спрашивал ее не про еду. В силу светской неопытности, Стрешнева не знала, что рестораны — это не про приём пищи, и с интересом рассматривала незнакомые для себя формы жизни. По залу туда-сюда сновали кокетливые официантки, то и дело собираясь в кучку и бросая взгляды в сторону Мирского. На сцене возились с инструментами музыканты. Капли дождя барабанили по оконным стёклам и пластиковым отливам, выбивая монотонный и завораживающий ритм. Всё, происходящее снаружи, казалось трансляцией канала «Живая природа», передаваемой на огромные панорамные окна-экраны.

— Добрый день, — около столика материализовалась одна из официанток, только что издали пожиравшая Мирского глазами. Расправила плечи, словно перед выходом на подиум, протянула меню, — сегодня вас буду обслуживать я…

Слово «обслуживать» официантка произнесла так, что Василиса удивленно повернулась в её сторону с немым вопросом: «А мы точно говорим про ужин?»

— Ну, что вы! — Мирский немедленно включил флирт, — речь может идти только о взаимовыгодном сотрудничестве.

— Как это мило с вашей стороны, — девица с этими словами сократила дистанцию до неприличной, — а можно попросить автограф? — томно спросила она, нагнувшись к актеру с идеально прямой спиной и вложив ему в руку синий фломастер-маркер.

— Конечно! — Дэн откинулся на спинку кресла, неотрывно пялясь на открывшуюся ложбинку в расстегнутом отвороте форменной блузки, — где расписаться?

— Вот тут! — выдохнула официантка, расстегивая дополнительно пуговку, освобождая выпуклые полушария в кружевах и еще ниже наклоняясь к объекту своего обожания.

Лицо Василисы, впервые наблюдавшей подобную сцену, залил пунцовый румянец. Она всем своим естеством осознала, что значит «испанский стыд». Однако, как оказалось, всё это было только прелюдией.

— Без проблем, — Мирский, глазом не моргнув, левой рукой притянул девицу поближе, а правой нарисовал замысловатую завитушку на девичьем бюсте, отчего счастливица издала звук, напоминающий выдох, выполняемый на занятиях по у-шу. Затем он заботливо поправил блузку и застегнул пуговицу, проделывая все эти манипуляции так буднично, словно расписываться подобным образом было для него рутинным, привычным делом.

— А теперь, детка, — Мирский легко шлепнул пребывающую в полуобморочном состоянии официантку по отставленной попе, — метнись кабанчиком к бару и принеси для начала двойной эспрессо и водички со льдом.

Девица видимо рассчитывала на другое продолжение диалога. В её взгляде мелькнуло недоумение, разочарование, потом появилось раздражение. Моментально сузившиеся глаза метнули злые молнии почему-то в сторону молчавшей, как рыба, Стрешневой. Официантка повернулась на каблуках, словно заправский солдат на плацу, и гордо закоцала прочь, а Василисе, ощутившей легкую тошноту, опять полезла в голову настырная фраза: «И разверзлись источники великой бездны, и хляби небесные отворились…»(*)

* * *

(*) Библия. Бытие. Глава 7. Стих 12.

Загрузка...