Полное погружение

Глава 13 Камера! Мотор! Начали!

Съёмочный павильон встретил Василису конструктивной, деловой атмосферой, соответствующей хорошо организованному, размеренному процессу производства, а именно — скандалом, грозящим перерасти в рукоприкладство.

— Аля, мать твою! — не стесняясь в выражениях, орал режиссёр, нарезая восьмерки вокруг зарёванной исполнительницы главной роли, — как ты себе это представляешь — сцена безмерной любви героев без героини в кадре?

Коротич обвела мокрыми глазами членов съёмочной группы, делающих вид, что не испытывают интерес к её персоне, приняла максимально эффектную трагическую позу и красиво заревела в темпе «andante vivace», неплотно прикрыв ладонью глаза, чтобы непрерывно контролировать окружающее пространство…

— Что происходит? — шепнула удивленная Василиса стоящим в проходе реквизиторам.

— Традиционная показательная драма первого съёмочного дня в исполнении примы, — скривив губы, тихо ответила хмурая дама в форменном комбинезоне. — Высокий возлюбленный покровитель Алечки якобы категорически против её участия в откровенных сценах.

— А он на самом деле против?

— Ему давно плевать и на сцены, и на саму приму, но её капризам он всё равно потакает и обижать не позволяет. Вот наша цаца и пользуется…

— И что теперь?

— Ничего особенного, — фыркнула ветеран кинопроизводства, — еще немного поартачится, и режиссёр договорится с продюсером, чтобы накинули Але процент к гонорару. Слёзы сразу высохнут, покровитель разжалобится и будет она делать всё, что требуется по сценарию. Не впервой.

— Перерыв на час, Коротич свободна, — зычно, на весь павильон крикнул режиссёр и устало опустился на стул со своей фамилией на спинке.

— Может, и я тоже? — осведомился оказавшийся за спиной режиссёра и переминающийся с ноги на ногу Мирский.

— А вас, Штирлиц, я попрошу остаться, — потирая виски пальцами, возразил хозяин съёмочной площадки, — будем работать.

— Мне казалось, — осторожно предположил Дэн, — что вы сейчас отправитесь к боссу, договариваться насчёт этого… конфликта, — кивнул Дэн в сторону гримёрки напарницы.

— А вот хрен ей на всё тюнингованное рыло, — зло рявкнул режиссёр и стукнул рукой по столику, сметая пустой стаканчик от кофе, — вот она где у меня, стерва жадная, контракт подписала, а теперь выкобенивается. Пусть другим сцены устраивает, а я, как Станиславский, больше не верю.

— Нет проблем, — пожал плечами Мирский, — подождём, пока принцесса снизойдет. Нам на неделю хватит сцен, где в кадре нет главной героини, а что потом?

— Никого мы ждать не будем. И план съёмок менять не станем. Будешь играть с ней, — и указующий перст режиссёра направился в сторону Василисы, слегка ошалевшей от такого поворота событий. — Давайте быстро костюм, грим, формируем образ и на площадку!…

Всего за час в кресле гримёра Стрешнева пережила все стадии принятия неизбежного — отрицание, гнев, торг, согласие. Первое желание — надерзить и проследовать на выход с высоко поднятым забралом — Василиса подавила, как неадекватное. Всё-таки ни режиссёр, ни реквизиторы с костюмерами, ни съёмочная группа ничего плохого ей не сделали, а слова Дэна про работу, как единственный источник существования этих людей, в память врезались крепко. Стрешнева посчитала, что она не имеет право ставить под удар трудовой коллектив. Как плохо себя чувствуешь, когда по чьему-то капризу вдруг остаёшься без копейки, Василиса прекрасно знала и другим такого стресса не желала.

А ещё она вдруг представила, какой ехидной ухмылкой будет сопровождать Мирский её уход, как разочарованно и устало посмотрит вслед режиссёр, и главное — хлопнув дверью, она ничего не добьётся. Этот бездарный сценарий, нарисованный бездушной, тупой машиной, будет воплощён в жизнь, а она не сделает даже попытку его переписать… Одним словом, Василиса решила остаться в проекте и сражаться! «Сначала ты мне всё испортил, теперь я тебе всё поломаю!» — обратилась она мысленно к искусственному интеллекту, находящемуся в соседнем помещении. — Берегись, железяка. Иду на вы!'

Дэн успел перекинуться парой слов с разговорчивыми СММ-щиками, пролистать последние новости в телефоне, найти на анекдот.ру и запостить дежурную шутку в тик-ток, как свою, выбрав наиболее выигрышный ракурс на фоне съёмочной аппаратуры, выпить какое-то пойло с невыговариваемым названием, подаренное спонсорами, и уже откровенно скучал, когда двери гримёрки открылись и оттуда выпорхнула незнакомка.

Правильный, слегка курносый нос, рельефная линия губ, красивый, чуть выступающий вперёд подбородок… Крутой изгиб тонких бровей венчало изящное очелье. Светлые, уложенные локонами волосы, собраны в замысловатую витую композицию, прикрытую на затылке капюшоном. Глядящие исподлобья глаза, полуприкрытые длинными, пушистыми ресницами, придавали образу незнакомки таинственную притягательность и обаяние.

Длинное платье винно-бордового цвета, оттенка глубокого рубина, с серебряным пояском. Широкие струящиеся рукава с тоненькой кружевной манжеткой, небольшой декоративный веер в цвет одежды — всё это настолько разительно изменило образ Стрешневой, так контрастировало с её лихим имиджем, что Мирский сразу и не узнал, кто стоит перед ним.

Дэну показалось, что там, в гримёрке, какой-то принц поцеловал лягушку, и она, сбросив неприглядную шкурку, превратилась в свою аристократическую противоположность, стала сама собой, такой, какой должна быть. Великолепная, стройная, горделивая, она как будто выросла. Лицо перестало быть пацанским, приняв утонченные, строгие, благородные черты молодой женщины, представительницы серебряного века.

Дэн оглянулся. Интересно, кто ещё залип на преображенную внешность этой дикарки? Вроде бы, все занимаются своими делами. Даже режиссёр, требовательно осмотрев Стрешневу с головы до ног, лишь коротко кивнул, мол, годится, и опять погрузился в чтение раскадрованного текста.

Снова взглянув на Василису, Мирский вдруг до чёртиков захотел проявить галантность — подарить ей цветы, например, или продекламировать стихи. Но букета под рукой не было, а подходящая поэзия в голову не приходила. Он не нашел ничего лучше, чем сделать шаг навстречу к ней.

— Сударыня, — с легким поклоном произнёс Дэн, протягивая Василисе руку, — вы очаровательны! Признаюсь, впечатлён!

— О, господин Мирский уже в образе! — Василиса стрельнула глазами, невесомо коснувшись пальчиками предплечья Дэна. — Если вы неожиданно решили стать джентльменом, пожалуйста, запомните: подавать даме руку в перчатке — не комильфо.

Она обозначила книксен, неумело взмахнула веером, чуть не выронив его из рук, и резвой лошадкой поскакала к режиссёру, оставив Мирского осознавать свой прокол в знании этикета.

— Что это? — режиссёр недоуменно посмотрел на вырванные из блокнота листки с неровным почерком.

— Это отчаянная попытка спасти вашу репутацию и весь проект в целом, — с вызовом произнесла Василиса, — необходимые изменения, которые срочно требуется внести в сценарий, чтобы убрать наиболее очевидные ляпы.

— Господи! Ну, за что мне это? Что ни статист, то Немирович, что ни дублёр, то Данченко! Скажите, девушка, вы часом режиссерское отделение ВГИКа не заканчивали?

— Нет, но…

— Может у вас есть рекомендации от Михалкова и Кончаловского?

— Я — инженер по профессии и перфекционист по характеру, — сказала Василиса, как отрубила.

— Тогда другое дело… — режиссёр помусолил колпачок от ручки, пробежался глазами по Василисиным листкам и, кажется, принял для себя решение.

— Госпожа инженер-перфекционист! Если вы помните, проект наш экспериментальный. Все рабочие документы генерирует искусственный разум, будь он неладен. Поэтому убедить внести изменения в процесс производства необходимо не меня, а его. Засим, предлагаю немедленно приступить к работе. Обещаю организовать переговоры с продюсером и ходатайствовать о внесении ваших поправок в базу данных.

— Точно?

— Гадом буду!…

— Тогда работаем…

В первый съемочный день Василису в кадре заставляли делать какую-то, с её точки зрения, абсолютную ерунду. На фоне ядовито-зелёного хромакея, она несчетное количество раз открыла и закрыла бутафорскую дверь, прогулочным шагом продефилировала от камеры до стенки, а потом с приветливым выражением лица пробежалась от декораций до камеры, попрыгала, ловя сачком воображаемых бабочек. А когда потребовалось радостно упасть с книжкой в кресло-качалку и изобразить блаженство, Василисе даже играть не пришлось, настолько она была выжата всеми этими экзерсисами.

— Стоп, снято! Спасибо. Перерыв! — режиссер довольно потёр руки и подошёл к сидящей в кресле Стрешневой. — Что можно сказать? Весьма недурственно, гораздо лучше, чем я ожидал… На сегодня, наверно, закончим…

— Но позвольте! Мы же не сыграли ни одного эпизода из сценария… — удивилась Василиса.

— Насколько я понял, вы хотите его переписать. А мне надо было понять, как вы смотритесь в кадре, и стоит ли вообще продолжать наше безнадёжное дело.

— И что вы решили?

— Считаю, что стоит пробовать. Сейчас отснимем допики с Даниилом, а вас уже ждёт Андрей Викентьевич с новым контрактом и предложениями.

— С каким это новым контрактом? — забеспокоилась Василиса.

— Очевидно, с обязательством в ближайшие сутки совершить подвиг.

— Не надо делать мне как лучше, оставьте мне как хорошо… — перешла она на белые стихи, — всё, что я предлагала, я могу как волонтёр…

— Нет-нет-нет, в искусстве это так не работает, девочка. Если твою идею одобрило руководство — будешь служить ей вплоть до реализации, весело позвякивая кандалами.

-«Служить бы рад, прислуживаться тошно», — процитировала Вася Грибоедова.

— Вот об этом и поговоришь в кабинете начальства, а заодно и с «Матрешкой» познакомишься. Зрелище, надо сказать, залипательное. Но любуйся осторожно. Такое впечатление, что она затягивает и подавляет. Чувствуешь себя рядом с ней голым. Да ладно, сама разберешься, — улыбнулся режиссер.

Где-то в глубине души, на самом её донышке, Стрешнева понимала, что сама не разберется, но отступать не любила, поэтому готова была сделать шаг на встречу с неизвестным. Она не считала себя конфликтным человеком, с готовностью договаривалась и искала компромиссы. Всегда хочется быть добрым и великодушным, когда понимаешь, что патронов на всех не хватит.

В разговоре с режиссером, полностью погруженным в съемочный процесс, Стрешневу больше всего удивило его упоминание об искусственном интеллекте, обитающем в квантовых мозгах вычислительной машины, как о живом существе. Это обескураживало, пугало, но, в то же время, разжигало совершенно дикое любопытство, присущее всем женщинам. Вася прибавила шаг, чтобы увидеть, наконец, эту загадочную сущность и заглянуть в ее таинственный внутренний мир.