Глава 23. Чем заняться в бессонную ночь

Это был безумный день. Безумный в плохом смысле слова — отец был бы в гневе. Орал бы так, что птицы с деревьев сыпались. Дурацкая прогулка по затрапезному городишке, пошлейший ужин в сомнительном кабаке, а в довершение всего — драка. Не благородный поединок один на один, а совершенно непотребное рубилово, в котором никто не думает ни о правилах, ни о чести. И песни. Кретинские песни в тюремной камере, о которых стыдно было даже вспомнить.

Это было ужасно.

Так ужасно, что при одной мысли о прошедшем дне где-то глубоко в груди возникала сладкая томительная дрожь.

Перевернувшись с бока на спину, Алекс уставился в белый потолок. Полная луна светила прямо в окно, в ее бледном свете тусклая серая штукатурка мягко светилась таинственным серебром. Где-то совсем рядом заунывно зудел комар, но ловить его не было никакого желания. Когда крылатый ублюдок совсем уж наглел, Алекс вяло отмахивался и, кажется, один раз случайно попал. На несколько минут установилась глубокая тишина, но потом комар вышел из нокаута, и его пронзительный писк снова вонзился в мозг.

— Да отвали ты уже, — беззлобно бросил в темноту Алекс.

Шатались по городу, как придурки, с полудня и до вечера. Нихрена не делали, ни о чем полезном не разговаривали. Просто гуляли и болтали. И жареная картошка с рыбой. Господи, ну кто ест такую дрянь — кроме шпаны и голытьбы?

«Что, кстати, одно и то же», — заботливо подсказал в голове голос отца.

А потом драка. Кровавая и беспощадная, драка, единственная цель которой — победить. Ни зрителей, ни тренеров, ни судей, готовых в любой момент разнять разгоряченных бойцов. Есть мы — и есть они. Мы должны выжить. Они должны сдохнуть.

И мы выжили.

Алекс знал, что не должен этому радоваться. Достойным мужчинам такие ужасные вещи не могут приносить удовольствия. Но они, мать твою, приносили!

Стоило прикрыть глаза, как на обратной стороне век вспыхивали отчетливые до последней черточки картинки. Вот грузный, тяжелый, как носорог, парень прет на Алекса, широко раззявив щербатый рот. Алекс ныряет вниз, пропуская кулак над собой, и левым крюком пробивает в печень. Падди, оскалившись безумной счастливой улыбкой, пинает упавшего противника в живот. Кристина, крутнувшись в балетном пируэте, опрокидывает тощего дылду наземь и возвращается уже не в балетную — в боксерскую стойку, прикрывая голову сжатыми кулаками.

И Деверли. Быстрая, как змея, и точная, как выстрел. Кто-то говорил, что фамильяр Деверли — мангуст. Когда-то давно, еще в детстве, Алекс видел мангустов в бродячем зоопарке. Специально для генерала Каррингтона и его сына смотритель забросил змею в тесную, пропахшую прелой соломой клетку. Мгновение — и бурый невзрачный зверек, похожий на ленивую крысу-переростка, преобразился. Мангуст вертелся вокруг змеи, оставаясь неуязвимым для смертельных клыков, бросался вперед короткими ножевыми выпадами и тут же отскакивал обратно, заставляя противника раз за разом бессмысленно атаковать. Но стоило змее на миг замедлиться — и бурое длинное тельце, молнией мелькнув в воздухе, обрушилось на врага. Мангуст перекусил змее шейные позвонки. Смотритель потом показывал ее всем желающим. Дохлая змея свисала из кулака, словно гладкая толстая серая веревка. Из веревки капало на пол красным.

Теперь Алекс понимал, почему именно мангуст. В Деверли была та же расчетливая азартная безжалостность, неумолимая скорость и точность.

А еще Алекс понял, чем снайперы отличаются от щитовиков. В реальном бою, не на ринге, он в полной мере ощутил кипящий в крови кураж схватки. Но у Алекса не сносило голову. Всегда, от первого до последнего мига, он четко понимал, что именно делает и зачем. Не увлекался, не рвался вперед, как Падди или Кристина. Нет. Алекс занимал оборону — и продвигался вперед медленно и упорно, как боевой слон, топчущий вражескую кавалерию.

Алекс действительно не смог бы стать снайпером. Точнее, просто снайпером — мог бы, но хорошим — никогда. А какой смысл становиться кем-то, если ты не сможешь быть лучшим?

Алекс прикрыл глаза. Деверли, перехватив руку с ножом, ныряет вниз, подсекает — и швыряет главаря через себя по длинной пологой дуге. Волосы растрепались, рубашка выбилась из штанов, обнажив нежную полоску живота. Главарь рушится на брусчатку, словно мешок с песком, и Деверли тут же разворачивается, оглядывая поле боя. Грудь вздымается, щеки горят, язык быстрым движением очерчивает губы… Запах пряных духов, табака и пота. Алекс почувствовал аромат, когда шагнул вперед, вырубив парня, подбиравшегося к Деверли сзади. Можно было, конечно, шагнуть вбок, или еще проще — указать на придурка, и Деверли разобралась бы с ним сама. Но Алекс выбрал самый простой способ. И самый приятный. На секунду он оказался с Деверли лицом к лицу — так близко, что мог бы поцеловать ее. Если бы наклонился.

Конечно, Алекс не наклонился.

Но мысль о мокром от слюны кончике языка, скользящем по розовым губам, вызывала жаркое, опьяняющее томленье, от которого ладони делались влажными, а штаны — тесными.

Медленно, прерывисто выдохнув, Алекс сунул руку под одеяло.

С тесными штанами проблема решалась легко.

А с песнями, мать твою, что делать?

Уладские песни в тюремной камере.

Господи, позор-то какой.

Загрузка...