Каррингтон нервничал. Тревога стремительной тенью пробегала по его скульптурному лику, стирая намертво прилипшее выражение усталого превосходства. Впечатленная этой безмолвной, тщательно скрываемой внутренней бурей, Хизер провела Каррингтона в угол. Там, за скрипучей фанерной дверью, скрывалась крохотная каморка для инвентаря, в котором Стэндиш оборудовал себе рабочее место. И не только рабочее — судя по количеству пустых бутылок, выстроившихся вдоль стены.
— Проходите, господин Каррингтон. Что вы хотели сказать?
Каррингтон глубоко вдохнул, словно перед прыжком в воду, в коротком усилии стиснул губы и сжал кулаки.
— Я… я хотел поговорить с вами о посещении тренировок, госпожа Деверли. Думаю, мне лучше уйти из группы.
Ну надо же! Какой удивительный поворот. Неужели Каррингтон-старший успел довести до наследника свою категорические пожелания?
По всем прикидкам Хизер эта проблема могла возникнуть недели через две самое раннее. Пока информация дойдет до ректора, пока ректор убедится, что Каррингтон-младший настроен серьезно… Потом время на доставку письма, время на обдумывание для генерала — и время на ответ.
По радиофону Вильсон с ним связывался, что ли?
Надо было сразу Каррингтона выпереть. Колебания губительны. Действовать нужно быстро, те, кто колеблются — умирают. Мастер Тронберри вдалбливал эту простую истину студентам в головы с упорством машины для забивания свай. Но, видимо, недостаточно тщательно вдалбливал.
А может, мастер Тронберри не виноват. Может, это Хизер, сидя в теплом преподавательском кресле, расслабилась и размякла.
Хизер досадливо дернула ртом, и Каррингтон, явно увидев в этой короткой гримасе какой-то глубокий смысл, вдруг зачастил.
— Я понимаю, что подвожу и вас лично, и всю команду. Группа сформирована, роли распределены, тренировки начались. Уходить сейчас, оставляя дыру в составе… Я не хочу этого делать. Но поверьте, так будет лучше для всех.
— И почему же вы уходите? — аккуратно попыталась прощупать ситуацию Хизер.
— Мой отец. Видите ли… Генерал Каррингтон категорически не одобряет мое увлечение драконоборством. Все эти детские глупости, ну вы понимаете… Ох, простите, — с запозданием осознав, что именно он сказал, Каррингтон смутился — и смущение на этом каменно-надменном лице выглядело еще более странным, чем тревога. — Я хотел сказать, что в детстве увлекался книгами о драконоборцах. Мечтал, что вырасту и стану сражаться с монстрами, у меня даже жезл маленький был — вот такой, — отмерил руками Каррингтон. — С крохотным слабеньким кристалликом. Вместо выстрелов получались только вспышки света, но мне тогда было достаточно.
Каррингтон улыбнулся, и эта улыбка расколола гранитную маску, зажгла золотые искры в зеленых глазах.
— Знаете, я ведь действительно хотел у вас заниматься. Понимал, что никогда не буду работать егерем, но такой шанс! Последний в жизни, наверное. Потом будут бумаги, папки, заседания — или как там еще бюрократы Ее Величества развлекаются? — криво улыбнулся Каррингтон. — Так почему бы полгода не пожить в свое удовольствие? Хотя бы раз в жизни, всего полгода… Никому ведь не будет от этого вреда.
— Кроме генерала Каррингтона, — не столько предположила, сколько резюмировала Хизер.
— Да. Кроме генерала Каррингтона. Он помнит о моих детских мечтах и даже, наверное, пытается их реализовать… но делает это очень своеобразно. Отец выговорил мне кресло в Комиссии по защите королевства и метрополий от драконов, и технически я действительно буду драконоборцем. Но он с ума сходит от одной мысли, что я могу столкнуться с этой тварью вживую.
— Почему?
— По личным причинам. Но поверьте, причины эти крайне уважительны. Отец действительно очень боится, что я могу… пострадать. Поэтому настаивает на безопасной карьере служащего.
— Безопасной и денежной.
— Да. Безопасной и денежной. И открывающей широкие карьерные перспективы. И позволяющей завести полезные связи.
Чем дольше говорил Каррингтон, тем суше становился его голос. Правильно очерченные губы зло изогнулись, между густыми пепельно-серыми бровями залегла жесткая складка.
— Но вы ведь не обязаны выбирать ту карьеру, которую вам рекомендует отец.
Хизер мгновенно пожалела о сказанном, но было уже поздно.
— Не обязан? Да, наверное. Я совершеннолетний, не калека и не дурак, профессиональную квалификацию получу через полгода. Могу и в драконоборцы пойти, и в моряки, и в стряпчие, — в голосе Каррингтона раздражение мешалось с плохо скрываемым сожалением.
— А почему нет?
— Да потому что. Отец возлагает на меня большие надежды. Вы, наверное, не знаете, каково это — когда на тебя возлагают большие надежды.
— В некотором смысле знаю.
— И что же? Вы эти надежды оправдали?
— Ни в коем случае. Я сделала строго наоборот.
Каррингтон поглядел на нее с интересом. С нормальным человеческим интересом — а не с интересом самца, выбирающего самку. С удивлением Хизер отметила, что видит разницу. И эта разница ей нравится.
— И что было потом?
Хизер вспомнила белого от бешенства отца. Он наступает, сжимая в руках уведомление из академии Ланселота Озерного. «Что это значит? Что это значит, Хизерли?». От гнева у отца перехватило горло, и слова звучат сипло, словно его душат. «Какая еще академия? Что это значит, мать твою?!».
Это значит, что ты идешь нахрен, дорогой папочка.
— Потом, господин Каррингтон, было много грубых и громких слов.
— Но вы не отступили?
— Нет.
— И вы счастливы?
— Абсолютно.
Каррингтон, подняв со стола карандаш, задумчиво повертел его в пальцах.
— А я ведь тренировался. В детстве. Вычитал в «Дейли Кингдом», что самое главное для снайпера — гибкая и подвижная кисть. А чтобы развить гибкость кисти, следует много упражняться, — еще раз крутнув карандаш в длинных пальцах, Карригтон вдруг с ловкостью фокусника прогнал его по руке — от указательного к мизинцу и обратно. Хизер много раз видела такой трюк, но с монеткой. И вынуждена была признать: стремительно вращающийся карандаш, ни на секунду не теряющий баланса, впечатлял больше.
— У вас отличные кисти, господин Каррингтон.
— Вы полагаете? — в зеленых глазах блеснул знакомый кошачий огонь. И тут же погас. — Теперь это уже не имеет значения.
— Ну почему же? Навыки ловкого обращения с писчебумажными принадлежностями в министерской комиссии наверняка оценят.
— Да уж, действительно, — криво улыбнулся Каррингтон. — Надо, наверное, научиться жонглировать печатями. Буду ходить из кабинета в кабинет, срывая овации.
— Возможно, в вас даже станут швыряться купюрами.
— А почему купюрами?
— Вряд ли у министерских служащих будут с собою цветы. Но деньги же будут точно!
— Хм. Да. Деньги должны быть обязательно, — Каррингтон еще раз прокатил карандаш по пальцам. — Все, решено. Начинаю тренироваться с печатями.
— Можно добавить силовые упражнения с пресс-папье.
— И бюрократическую гимнастику — лавирование между параграфами, прыжки через ограничительные акты, шпагат с опорой на взаимоисключающие указания.
— Да вы прирожденный чиновник, господин Каррингтон! — расхохоталась Хизер, и Каррингтон рассмеялся в ответ. Не сдержанно улыбнулся, не саркастически скривил красивые губы. Нет. Громко заржал, запрокинув голову к потолку, отчего на светлой, поросшей золотистой щетиной шее остро проступило адамово яблоко.
— Да. Наконец я определился со своим жизненным предназначением. А если вдруг все-таки повстречаю дракона, то закидаю его письменными распоряжениями. Похороню богомерзкую тварь под грудой бессмысленной писанины.
— Отличный план, господин Каррингтон.
Хизер знала, что говорить этого не следует. Понимала, что это бессмысленно с практической точки зрения — и крайне сомнительно с этической.
— Если вы не хотите уходить из группы, можете не уходить.
Мгновенно перестав улыбаться, Каррингтон, чуть наклонившись, взглянул на нее в упор.
— Вы меня, кажется, неправильно поняли. Неважно, чего я хочу. Важно, что будет на самом деле. Если я не уйду из группы сегодня — через неделю вы меня выгоните. Мой отец поговорит с Вильсоном, Вильсон поговорит с вами. И вы вышибете меня коленом под зад.
— Не вышибу.
— Обязательно вышибете. Рано или поздно, с проблемами или без них. Ректор в любом случае продавит свое решение.
— Вы, кажется, тоже не совсем правильно понимаете ситуацию, господин Каррингтон, — перешла на менторский тон Хизер. — Чтобы кого-нибудь продавить, требуется минимум две вещи. Во-первых, рычаг, а во-вторых — точка опоры. У господина Вильсона они, несомненно, имеются, как и у генерала Каррингтона… Но вот насколько они достаточны, вопрос дискуссионный.
Каррингтон озадаченно нахмурился.
— Вы хотите сказать, что можете…
— Я много чего могу, господин Каррингтон. Поэтому очень советую не торопиться. Продолжайте участвовать в тренировках группы. Если вы этого, конечно, хотите. А проблемы будем решать по мере их поступления.
Обдумав это предложение, Каррингтон согласно двинул плечами:
— Хорошо. Но если проблемы все-таки возникнут — пожалуйста, скажите об этом. И я уйду.
— Договорились, — кивнула Хизер. Если парень так уж боится потерять лицо, почему не оказать ему эту любезность? Пускай уйдет сам, громко и возмущенно хлопнув дверью. И волки сыты, и овцы целы, и пастух жив-здоров.
Но в целом ситуация требовала обдумывания. И обдумывания тщательного.
Путешествие в Каледонию всегда представлялось Хизер тяжким, но обязательным карантином. Залепив генералу грязью в рожу, она словно бы подцепила невидимую, но крайне опасную заразу, которая могла переползти и на парней из «Томкэта», и на полковника Ходдла. Поэтому нужно было уехать подальше, переждать некоторое время… а потом зараза сама собой рассосется.
Или не рассосется.
Как повезет.
Но теперь Хизер взглянула на ситуацию шире. Черт с ней, с академией. Преподаватели — взрослые люди, если они хотят утонуть в этом болоте — что ж, это их право.
У каждого свой способ развлекаться, сказал черт, садясь голым задом в крапиву.
Но студенты… Студенты — другое дело.
Те, кто приходит на тренировки, отказываясь от других факультативов и отдыха. Те, кто пыхтят, наматывая круги по парку, и набивают синяки, отрабатывая правильные падения и перекаты.
Ради чего они это делают? Какие задачи перед собой ставят, к каким целям стремятся?
Хизер была уверена, что Каррингтон просто красуется — ну и зарабатывает очки популярности, демонстративно цепляясь к преподавателю. Но Хизер ошиблась. Да, Каррингтон красовался, да, изображал из себя героя-любовника, а может, даже являлся им, черт его знает. Но были у Каррингтона и другие мотивы, намного более значимые.
А что у других?
Если уж Хизер ввязалась в дело, раз уж взялась учить новобранцев — она обязана их понимать. Нельзя браться за боевую задачу, не зная, в чем же ее конечная цель.
Об этом Хизер должна была бы подумать сразу. Но не подумала. Потому что просто отбывала карантин. Но для нее, Хизер, это всего лишь выброшенное из жизни время. А для студентов последние полгода перед квалификацией определяют будущее. Особенно здесь, в академии Святого Георга. Других драконоборцев в этой убогой дыре нет и не будет. А значит, все зависит от Хизер.
Кристину Ароййо Хизер поймала на пути из столовой. Девушка шла по коридору, о чем-то оживленно переговариваясь с худенькой смуглой студенточкой — кажется, третьекурсницей, а может и младше.
— Простите, я могу прервать вашу беседу? Госпожа Ароййо, я хотела бы с вами переговорить.
— Да, конечно, — растерянно поглядела на нее Ароййо. В огромных карих глазах плескалось одно только спокойное удивление. — Извини, Люси, я тебя позже найду.
— Ваша подруга? — спросила Хизер, увлекая Ароййо в нишу под лестницей. Кто-то весьма заботливый и тактичный поставил в этом укромном уголке диванчик, отгородив его от коридора кадкой с огромным гибискусом. Идеальное место для коротких любовных свиданий — и для бесед по душам.
— Нет. Моя двоюродная сестра. У нее проблемы с маготехникой, я обещала помочь с формулами. Вы что-то хотели со мной обсудить, госпожа Деверли? — сразу же перевела разговор в практическую плоскость Ароййо.
— Да. Вы записались на факультативные занятия по драконоборству и посещаете все тренировки. Могу я узнать, почему вы приняли такое решение?
— Потому что я хочу стать драконоборцем.
Ароййо сообщила это как самый очевидный факт на планете и снова замолчала. Видимо, с ее точки зрения ответ в пояснениях не нуждался.
— Но почему? Вы молоды, красивы, умны, прилежны. Вы могли бы сделать карьеру на любом другом поприще, намного более безопасном. Почему же вы выбрали именно драконоборство?
Ароййо ненадолго задумалась, медленно и бессмысленно поглаживая указательным пальцем медный гвоздик в обивке.
— Потому что так будет правильно. Мой отец всегда говорил, что в жизни должна быть высокая цель. Его цель — защищать честных граждан королевства и бороться с преступниками. Отец был трижды ранен — один раз из револьвера и два раза ударили ножом. За успешную поимку душегуба из Ковентри его наградили орденом Святого Себастьяна. А благодарственным грамотам, которые у него в кабинете висят, я давно счет потеряла… Знаете, в детстве я тоже хотела стать полицейским. Представляла, как буду ловить злодеев и оберегать невинных. А потом… Отец очень много рассказывал о службе. Там очень… очень… — Ароййо поддела ногтем гвоздик-цветочек и дернула — раз, другой, третий. — Очень много грязи. Убийцы убивают убийц, воры воруют у воров. С драконами проще. Тут сразу понятно, где зло.
— Да, наверное. С драконами все однозначно, — согласилась Хизер. — Спасибо за откровенность, госпожа Ароййо.
— Не стоит благодарности. Простите, а… а зачем вы об этом спросили? — на лице у Ароййо по-прежнему не было ни следа тревоги. Как будто такие беседы случались у нее каждый день.
— Хочу лучше узнать студентов, с которыми буду работать.
— А. Сбор информации. Это правильно, — очень серьезно одобрила Ароййо.
Гулабрай обнаружился в библиотеке. На свой короткий вопрос Хизер получила такой же короткий ответ.
— Мой отец — кшатрий. Вы знаете, что это такое? Отлично, тогда я не буду вдаваться в подробности. Высшая доблесть для воина — одолеть в бою огненного змея. Мой отец мечтал, что я войду в Алмазную сотню при дворе раджи. К сожалению, на оплату обучения в академии Ланселота Озерного денег у нас не хватило, а на стипендию я не претендовал по очевидным причинам, — Гулабрай махнул смуглой рукой, очерчивая себя — от иссиня-черных волос до золотого шитья на бархатном шервани. — Но обучение в академии Святого Георга отец оплатить смог. Правда, он понятия не имел, что программа здесь настолько… своеобразна. Это было большим разочарованием. Но сейчас я надеюсь, что сумею преодолеть разрыв между ожиданием и реальностью. И благодарю вас за это, — почтительно склонил голову Гулабрай.
Войта Хизер выследила в парке. Он чинно прогуливался в компании двух студентов, чистенький и серьезный, как подающий надежды стряпчий. Войт что-то негромко вещал, отбивая слова четкими, но сдержанными взмахами руки, а студенты почтительно внимали. Дождавшись, когда компания подойдет к лестнице кампуса, Хизер окликнула Войта, ввергнув компанию в смущение. Студенты, запинаясь и краснея, устремились по лестнице вверх, несколько раз оглянувшись на ходу. Скрывшись за дверью, они тут же возникли в ближайшем окне, едва не расплющив носы о стекло.
Причины такой бурной реакции Хизер не поняла, но задавать вопросы не стала. Весь запас искренности Элвина Войта понадобится для совершенно других целей.
— Господин Войт! Вы не уделите мне пару минут?
— Да-да, конечно. Я весь внимание, господа Деверли, — почтительно склонил голову Войт. Прическа у него была аккуратная, морковно-рыжие волосы приглажены до лакового блеска. На мгновение Хизер показалось, что Войт попытался запудрить веснушки — очень уж сильно они побледнели. А может, все объяснялось причудами неверного вечернего света.
— Чем я могу быть полезен, госпожа Деверли? — Войт убрал руки за спину и приосанился, выпятив грудь.
— Всего пара вопросов. Вы не откажетесь со мной прогуляться? — Хизер пошла в сторону центральной аллеи, и Войту ничего не оставалось, кроме как последовать за ней. Прямой, как палка, и чопорный, как старая дева, он медленно шагал рядом, все так же заложив руки за спину. — Господин Войт… — Хизер помолчала, обдумывая формулировку, которая поддела бы эту хитиновую броню. — Господин Войт, я хочу задать вам один вопрос. Наверное, он покажется вам неуместным, но я уверена: эта информация мне действительно необходима.
— И какой же? — в бледно-голубых глазах Элвина Войта блеснул осторожный интерес.
— Почему вы записались в учебную группу? Меня интересует истинная причина.
— И зачем она вам?
— Потому что я ваш учитель. Я должна создать условия, в которых ваши таланты раскроются наиболее полно, а цели будут достигнуты кратчайшим способом.
— Вы сомневаетесь в том, что я хочу стать драконоборцем? — голос у Войта был вежливый и холодный.
— Честно говоря, да. Люди, выбравшие этот путь, мечтают либо о больших деньгах, либо о славе. И они любят риск. Точнее, даже не любят. Для них риск та незаменимая приправа, без которой жизнь пресна и бессмысленна.
— А я не похож на рискового человека?
— Нет. Не похожи.
— Ну что ж… — Элвин Войт поднял голову, устремив взгляд куда-то поверх деревьев. — Наверное, вы правы. Я действительно не люблю риск. Но охотником на драконов я все-таки стану.
— Почему?
— Потому что другого варианта у меня нет.
— Так не бывает.
— Бывает. Мой отец — ростовщик. А это, как вы знаете, приносит хорошие деньги — но никогда не приносит уважения.
— И вы хотите добавить к фамильному состоянию погоны егеря?
— И пару медалей, если получится.
— Но вы же могли стать… ну, скажем… юристом. Адвокат Мартин Гринвуд, добившись оправдания барона Роуленда, стал настоящей звездой. Хотя родом он, насколько я помню, из рабочей семьи.
— Мартин Гринвуд — счастливое исключение. Чтобы так высоко взлететь, нужно обладать харизмой и красноречием. Нужно блистать. Вы правда думаете, что я на это способен? — отступив на шаг, Войт развел руки, приглашая полюбоваться собой. — Госпожа Деверли, я не имею иллюзий на собственный счет. Звездой мне не стать. Нигде и никогда. Я же не Алекс Каррингтон. Для таких, как я, есть всего три вариант. Первый — долгий, упорный и скучный труд. Годам к сорока я стану младшим партнером в солидной юридической фирме, годам к пятидесяти — старшим… А к шестидесяти, наверное, совладельцем. Но я не хочу ждать до шестидесяти лет. Второй вариант — женитьба на девице из благородного, но разорившегося семейства. Но я не хочу стать безымянным кошельком, пристегнутым к титулу моей супруги. Поэтому остается третий вариант. Вооруженные силы Ее Величества.
— И егеря быстро растут в звании.
— Да. Драконы обеспечивают активную сменяемость кадров. За счет естественной убыли.
— Но эта убыль может коснуться и вас.
— Естественно. Но кто не рискует — не пьет шампанского, — впервые за разговор Войт улыбнулся по-настоящему — широко и хищно, жизнерадостным акульим оскалом. — Я хочу стать богатым и знаменитым. Я хочу быть героем, а не сыном сквалыги-ростовщика. Такая цель вас устроит? Вы поможете мне достичь ее… кратчайшим способом?
— Почему нет? Я, знаете ли, тоже в драконоборцы шла не для того, чтобы мир спасать.
Маклира искать не пришлось. Уладец нашел Хизер сам, причем по ее же собственному методу — подкараулил около столовой.
— Говорят, вы у всех спрашиваете, почему они в драконоборцы идут. Ну так вот он я! Спрашивайте! — подскочив сбоку, Маклир развернулся к Хизер лицом. Останавливаться она не стала, но уладца это нисколечко не смутило. Он пошел рядом спиной вперед, не сводя с Хизер сияющего взора.
Наверное, нужно было его прогнать. Потому что дисциплина, потому что субординация и потому что еще сотня умных и сложных вещей. Но Хизер устала, объелась и очень хотела спать. Поэтому она просто сказала то, что хотел услышать Маклир.
— Ну и почему же вы идете в драконоборцы?
— А потому, что драконоборцы — самые крутые! А значит, эта работка — как раз по мне, — счастливо оскалился Маклир. — Ну что? Я прошел ваше испытание?
— С блеском. А теперь уйдите с дороги, господин Маклир. Беседы с коллегами, вареная камбала, а теперь еще и ваше бесценное общество. Столько удовольствия в один вечер я просто не вынесу.
— Ну да. От коллег избавиться сложно, от съеденной камбалы — противно. Поэтому давайте избавимся от бедного-несчастного Падди, — страдальчески закатил глаза Маклир. — Хорошего вам вечера, госпожа Деверли. И не забудьте покрепче окна запереть. Говорят, что к вам теперь не только Каррингтон, но и Войт по плющу лазит.
Надин Кольмиц уложилась в две фразы.
— Мы жили в поселении около империтовой шахты. Когда прилетел дракон, в погреб успела спрятаться только я