Петра

Хиэй 2 (Омак)

Подготовка — наше всё!

Привычно ползая по развернутой на полу карте (хорошей карте, из школьной библиотеки, с грифом «Для служебного пользования») со штурманской линейкой и карандашом, я внезапно поймал себя на обыденности подобного занятия. Подумаешь, самоволка, не сложнее обычного зачета. Сколько я уже карт вот так исползал, точки-стрелочки рисуя и в сводки заглядывая. Блин, да командование само нас на путь порока толкает, приучая к доскональному планированию боевых операций. А тут такой повод применить знания на практике… даже святой от соблазна не удержится.

Вообще, уйти в самоволку оказалось не так уж трудно. Куда труднее попасть потом в большой мир.

Наша Школа располагалась на выступающем в море «языке» и от основной части острова отделялась занимавшей весь перешеек базой Корпуса морской пехоты ООН. Одной из крупнейших на Тихом океане, между прочим, если не по численности личного состава, то по занимаемой территории точно. То есть, чтобы попасть в большой мир по суше, надо было: выбраться за ворота Школы, затем пересечь двухкилометровую полосу отчуждения, отделяющую нас от бравых морпехов, перебраться через забор их базы, прокрасться по территории базы, перебраться через второй забор, теперь уже защищающий от морпехов мирное население… Ну а затем, два часа на машине по проложенному через горы шоссе, и ты в городе На́ха — столице Окинавы. В общем, плёвое дело для любого попаданца в ниндзю.

Увы, ниндзя из меня не очень, поэтому данный маршрут не подходил.

Способ второй: по воде. Тут всё намного проще — плюхаемся в море прямо со школьной пристани и гребем, старательно огибая бегающие по пляжам патрули, посты наблюдения, акустические станции, жужжащие в небесах дроны Береговой охраны, и тому подобные изыски контрдиверсионной мысли. Три-четыре мили помахал руками (лучше сначала выгрести подальше в море, а только затем повернуть к земле) и ты на берегу. Правда в этом случае от желанных огней большого города тебя всё равно отделяет шестьдесят километров суши.

Но это же Япония, не Сибирь какая, тут каждый километр освоен и даже набеги Глубинных во времена Первой Волны не выгнали население из родных домов (японцы вообще фаталисты законченные, привыкли, видать, к катастрофам, их что ни год, то трясёт, то заливает).

Так что поплывём мы не к абстрактному берегу, а вот к этой точке с небольшим поселком.

Правда, я во всей местной специфике ни бум-бум, но у меня есть замечательная соседка, которая объяснила, как тут принято себя вести. Харуна вообще меня поражает иногда. Мало того, что к моей идее свалить в самоволку она отнеслась абсолютно спокойно, так её даже причина не удивила! Ну на свидание, ну с третьекурсницей… «Что, с Хиэй? Петра, а ты уверена? Ну, тогда слушай: в городе машину ловить бесполезно, надо за городом на сабисупойнто — это такая площадка, вроде парковки. Голосовать по-американски — выставленным большим пальцем, туристическую карту только в библиотеке найди, чтобы показать куда тебе надо, а то многие английского не знают»… И так далее, по пунктам, вплоть до тем дорожного разговора с водителем. Нормальный вариант — закосить под туристку, спишем неизбежные мелкие огрехи на мою иностранность. Ну, какой абориген насторожится, встретив девчонку, что размахивая туристическим разговорником, коверкает слова, дорогу до города спрашивая? Главное подальше от базы машину ловить, чтобы на патруль военной полиции не наткнуться.

Короче, по земле вопрос решен, осталось до земли добраться. Насчет, «помахал руками и на берегу» я несколько погорячился. Нет, проплыть жалкий десяток миль мне нетрудно, надо будет, я и до Америки догребу. Если не сожрут по дороге, конечно. Но время… Без Боевой Формы у меня скорость — узлов семь. И это по спокойной воде, а на волне и того меньше. Плюс, грести и дроны Береговой охраны выглядывать — довольно проблематично. Нет, «вручную» — не вариант, на катере тоже отпадает, родной обвес тем более…

Разве что смыться затемно. В воскресенье утренней поверки нет, так что если часиков этак в пять… Но я тогда в пустой акватории, как муха на тарелке буду. Чёрт!

Ладно, отложим пока, пройдемся по списку.

Итак.

Косметика… есть. Комендантша меня не только типовым приемам покраски научила, но даже подарила небольшой набор. Напомнив, что курсанткам пользоваться косметикой запрещено. Пф! Могла бы просто сказать: не попадайся.

Одежда… тоже есть. Правда, пришлось побегать. Узнал много нового. Оказывается, несмотря на то, что носить гражданку в школе запрещено, а первый курс в город не выпускают, у КАЖДОЙ девчонки треть шкафа цивильными шмотками занято. Лежит и глаз радует. Один я, как дурак, кроме анимешной юбки и школьного кителя ничего не имею. В итоге шантажом, подкупом и моральным доминированием выцыганил у тяжелых крейсеров целый арсенал (а что делать, если стати у меня ни разу не линейные и блузка той же Харуны на моей груди как белый флаг развевается).

Лучше всего, конечно, смотрелась строгая узкая юбка до колена — сразу плюс пятьсот к взрослости. Но, во-первых, случись в этой юбке от патрулей убегать, она же треснет по всем швам (а Чикаго меня потом загрызет, не посмотрит, что я выше рангом). Во-вторых, к ней нужны туфли на шпильках, в которых тоже не побегаешь. Потому пришлось остановиться на стильном брючном костюме, одолженном у Мэкон. Ещё сумочка Харуны и позаимствованные у Грейс дымчатые очки без оправы. Нормально получилось.

Идем дальше… интернет. Тут сложнее. Незарегистрированные у особистов девайсы на территории Школы мало того что запрещены, так ещё и бесполезны. Сотовое покрытие отсутствует, а точки доступа по пальцам пересчитать можно. Но за рецепт тройной ухи и притащенный с тренировки десяток килограмм королевской макрели (сонар — косяк рыбы — глубинная бомба), удалось позаимствовать у техников на выходные старенький планшет с вай-фаем. Типа книжек почитать, развлечься. В Школе он бесполезен, но мне-то всё равно за пределы выбираться.

Деньги… терпимо. Не то чтобы много, но на поход в кино-кафешку точно хватит.

Осталось решить вопрос с помощником или… буксировщиком. Хм!

Убрав карту и припрятав свои заметки, я решительным шагом направился к общаге самотопов.

***

Чтобы не бегать в поисках по враждебной территории, я решил взять «языка». Подкараулил бегущую откуда-то мелкую самотопину, поймал за шкварник, увернулся от пинка по колену, втянул живот, чтобы не получить локтем под дых… Наконец, мне это надоело и я хорошенько встряхнул вертевшуюся в руке подлодку.

— Охолони, буйная.

— Доска водоплавающая! — не прекращая трепыхаться, яростно просопела та. — Пусти!

— А по шее?

Вместо ответа меня снова попытались пнуть в коленку. Пришлось отвесить предупредительный подзатыльник.

— Мелкая, не зли. — Я ещё раз встряхнул буйную подлодку и, не оборачиваясь, бросил подкрадывающейся со спины парочке «девяток»: — А вы, позвали бы К-21, мне с ней поговорить надо.

— Отпусти её.

Надо же, обознался. Не две немки, а «девятка» и «эска». Но подкрадывались хорошо, тихо.

Разжав кулак, фыркнул:

— Всё, брысь, малая.

Та, отскочив, засверкала глазами.

— Я не малая, я средняя! А ты, утюг паровой, попадешься мне на полигоне… Ай!

На этот раз пигалице прилетело от появившейся на аллее К-21.

Одним взглядом застроив троицу первокурсниц и приказным тоном отправив их в расположение, подлодка повернулась ко мне:

— «Пётр Великий»?

— И ты туда же, — тяжело вздохнул я. — Кать, ну уж ты-то должна понимать, насколько нелепо звучит: «девочка Петя».

К-21 чуть улыбнулась:

— Хорошо… Петра, зачем ты меня искала?

— Есть разговор.

Я кратко, в нескольких словах, описал свою идею свалить на берег в эти выходные.

— Слушай, а ты точно из «утюгов»? — едва дослушав, округлила глаза К-21.

Собственно, суть была предельно проста — добраться до края полигона под водой. Проблема лишь в том, что для этого нужна подлодка в напарницы, причем, кто-то из крейсерских. У них и скорость подводная повыше и силенок побольше. А то я под водой плаваю именно как утюг — вертикально вниз.

— Вот только давай без расизма, — поморщился я на подколку.

— Ага, а «самотопы» не расизм? — фыркнула К-21.

— Хм… — Возразить было нечего.

— Ладно, проплыли, — отмахнулась подлодка. — Но ты отчаянная, ТАК на берег ещё никто не ходил.

— Просто у меня по времени жестко получается, плюс, целый пакет шмоток тащить.

К-21 испытующе прищурилась:

— А не боишься? Вы же беспомощней человека под водой.

— Так потому я к тебе и пришла, что в одиночку под воду лезть страшно.

— О-оо… — К-21 улыбнулась, но в глазах у неё при этом сверкнул холодный злой огонёк. — Целый тяжелый крейсер оказывает мне высокое доверие! Польщена!

— Кать, давай не будем. — Я встретил взгляд подлодки спокойно. — С мелкими я бы и связываться не стала. Но не потому что подлодки, а потому что у них «ярость священная» в попе бурлит. Но тебе вроде не двенадцать лет. У меня деловое предложение. Ты его как, выслушаешь, или я пошла?

То, что отказавшись, девчонка настучит про мои сборы, я не боялся, поскольку по школьным «понятиям» сдавать инструкторам — «западло». Тут даже свои не поймут.

Смерив меня ещё одним испытующим взглядом, К-21 медленно кивнула:

— Хорошо, слушаю.

— Присядем? — указал я на лавочку.

Мы с подлодкой чинно устроились на скамейке, синхронным движением расправили юбки, искоса смерили друг дружку оценивающими взглядами… Мне на секунду даже смешно стало — ни дать ни взять — высокие договаривающиеся стороны.

— Карта акватории есть?

— Найдем. — К-21 выудила из кармашка мобильник, бросила в него несколько слов и буквально через минуту примчалась запыхавшаяся малявка с картой. Что характерно, совершенно чистой, вообще без каких-либо значков и пометок. Секретчицы, блин.

Сложив карту поудобнее, я по памяти набросал несколько линий.

— Схема расположения наблюдательных постов интересует?

— Откуда такое богатство?

Я, демонстративно закатив глаза, вздохнул.

— Да они мне на каждом выходе разве что не светят в морду.

— И ты можешь точно определить направление на источник сигнала?

— Кать, у меня электронных станций аж шестнадцать штук, всех видов, типов и размеров. Вплоть до космической связи.

— Богато живёшь! — присвистнула подлодка.

— Не жалуюсь.

— Ладно, убедила. Но маловато будет.

— Ничего себе мало!

— Схема и у нас есть. Пусть не точная.

— Ладно, маршруты беспилотников докину.

— Так они же меняются.

— Маршруты — да, воздушные коридоры — нет. Нас пасут чисто для галочки, настоящая сеть дальше в океане, по краю сумеречного фронта. Вот там по-взрослому: и беспилотники, и самолеты ДРЛО, и спутники, и черт в ступе.

— Всё равно, мало получается, — фыркнула К-21.

Тяжело вздохнув, я укоризненно покачал головой, переходя с английского на русский:

— Катя, нельзя быть такой акулой капитализма, ты же советская девушка, комсомолкой была…

Договорить не успел — стремительно обернувшаяся подлодка внезапно схватила меня за воротник, с яростью зашипев прямо в лицо:

— Заткнись! Заткнись, сопля! Мы под бомбами глубинными ползали, в отсеках задыхались, ни своих, ни чужих не жалели, а вы… вы продали всё, за колбасу и тряпки буржуйские!

На секунду опешив от столь бурной реакции, я зло дернулся высвобождаясь.

— Кто «вы»? Я партбилет на Красной площади перед телекамерами не сжигала и с «народом прозревшим» не браталась. Я вообще родилась в одной стране, а оказалась в другой. Причем, от достроечной стенки не отходя. Американцы — противники вероятные, потом друзья невероятные, потом вообще хрен поймёшь. «Слава КПСС!», «Позор КПСС!»… Вам на войне хоть проще было: за спиной свои, в перископе враги…

— Да что ты знаешь о войне?! — снова зашипела подлодка.

— А что ты знаешь о жизни, когда войны нет, а люди от голода умирают? — не выдержав, вскипел я. — Когда чмо отожравшееся прямо с телеэкрана на всю страну заявляет, что «убыль пенсионеров пойдет на благо обществу» (1)…

— Драться надо было!

— С кем? С коммунистами? Так они раскаялись, в лице своих лучших представителей — секретарей обкомов и райкомов. Партбилеты сожгли, за благо народное радели… так, что аж ряшка в телевизоре не помещалась. А кто не раскаялся, тот сам по помойкам бутылки пустые собирал, по полгода зарплаты не видя.

Где-то с минуту мы прожигали друг друга яростными взглядами.

Наконец, К-21 отвернулась и опустила голову. С минуту помолчав, не поднимая взгляда, глухо произнесла:

— Я сама в эту Школу напросилась. Тошно дома. Нас, «Катюш», шестеро на Северном флоте было, до Победы я одна дожила. А теперь… товарищи адмиралы, а в Кремле Главнокомандующий… ГОСПОДИН президент.

Закрыв лицо руками, она выдохнула в ладони:

— За что мы воевали, а?

— За то, что они есть, — ответил я просто.

Подлодка скривилась.

— Господа президенты?

— Нет. Люди. Страна. За то, что я вот здесь сижу, за то, что девочка Катя не в бараке концлагеря родилась, а в роддоме, за то, что на параде 9 Мая не «Либер Августин», а «Прощание славянки» звучит.

— Ага, и триколор власовский носят.

— Кать, он не власовский, российскому триколору лет триста уже, никаких власовых тогда и в проекте не было. И звезды над Кремлём красные. Сюрреализм, но… Чем мы лучше? Я вот сейчас живу в одной комнате с японкой, костюм одолжила у американки, а с проблемами кинулась к бывшей оперативнице ЦРУ… патриотичненько, согласись?

К-21 с силой растёрла лицо, тряхнула головой, невесело скривила губы.

— Да уж. А я немчуру́, вон, от своих же эсминцев защищаю.

— От каких эсминцев?

— «Минск» и «Ленинград». Вчера Урсулу «U-48» больше часа гоняли.

— Поймали? — встрепенулся я.

— Нет.

— Вот засранки! — Я с досадой грохнул кулаком в ладонь. — Только на «Воскресной миле» выделываться умеют!

Подлодка на секунду нахмурилась, затем, понимающе усмехнулась:

— А-аа, они же твои.

— Мои, мои… к их сожалению, — я многообещающе оскалился, быстро набрасывая в голове план дополнительных тренировок. Ладно, до следующей недели пусть поживут, но потом они у меня всю акваторию на пузе исползают! Пока каждую селедку по сигнатуре узнавать не начнут, хрен им, а не личное время! Охотницы, мля!

— Ладно, на чем мы остановились? — потерла переносицу К-21.

— Торговались, как на рынке, — вздохнул я. — Что тебя, между прочим, не красит.

— Чего это? — криво усмехнулась подлодка. — Наоборот, иду в ногу со временем.

— Так ты же второкурсница.

— И?

— А я — килька безмозглая, с первого курса. Не стыдно маленьких обижать?

К-21 хмыкнула, дернула плечами:

— Тоже мне, маленькая нашлась. — Подумав, махнула рукой. — А, черт с тобой, доска для серфинга.

— Ты на себя посмотри, — обиделся я. У самой минус первый, а туда же.

— Я не в том смысле, — чуть смутилась подлодка, уловив мой взгляд, направленный ей в отворот кителя.

Затем, снова вытащила телефон и через пару минут уже другая малявка приволокла настоящее сокровище — подробнейшую карту территории Школы с отмеченными на ней секторами обзора видеокамер, расположением сейсмодатчиков и прочим. Вот что значит инструктора-диверсанты.

— Круто! — выдохнул я, впиваясь глазами в схему и усиленно запоминая.

— Мелочь, — с деланой небрежностью отмахнулась К-21, — составили тут на досуге.

— Слушай, так получается, мы прямо под видеокамерой сидим! — встрепенулся я, выхватив краем глаза аккуратно заштрихованный конус.

— Спокойно, камера вон там была, — подлодка ткнула пальцем мне за спину.

Обернувшись, я уставился на крону дерева, пытаясь понять, что с ней не так. Наконец, сообразил:

— И вы туда кормушку для птиц повесили!

— Ага. Нету больше камеры. Потом новую поставят, но сейчас чисто.

Сложив карту, чтобы выделить побережье, она постучала по ней пальцем.

— Так откуда ты в море уходить собралась?