Первый в фамилии

Глава 3

Приговор

Захожу в столовую, и тётка громогласно сообщает, что у меня уже есть невеста, а заодно, что в воскресенье с ней свидание. Зря она так. Я пока набирал воздух в лёгкие, чтобы ей ответить, взорвался дед.

Вы представляете? Кто-то при нём, в его же доме, озвучил что-то такое, чего он не только не утвердил, но даже о том не слышал! Наверное, хуже было бы только подойти к нему и смачно плюнуть в тарелку, высказав во всеуслышание: «Хреновато ты, свёкрушка, дела ведёшь. Мог бы и побольше денежек зарабатывать!»

До нецензурной брани глава семейства не опустился — здесь, чай, не порт, за столом дети сидят и даже девки, нельзя им плохие слова слушать! Но живописные сравнения с неблагодарной свиньёй, разжиревшей на хозяйских харчах, а сейчас позволяющей себе хрюкать — были.

Поданные копчёные колбаски с кислой капустой и подовым хлебом чуть успокоили человека, но только к чаю с яблочными пирожками дедуля выдохся, однако последним аккордом заявил, что раз здесь его не уважают и не считают нужным советоваться, то и он советоваться не станет и не захочет никого уважить. А ежели это кому не по нраву, может идти и

Поданные копчёные колбаски с кислой капустой и подовым хлебом чуть успокоили человека, но только к чаю с яблочными пирожками дедуля выдохся, однако последним аккордом заявил, что раз здесь его не уважают и не считают нужным советоваться, то и он советоваться не станет и не захочет никого уважить. А ежели это кому не по нраву, может идти из дома свёкра на все четыре стороны и там пытаться раздобыть себе ношенную шубу любой степени драности. Затем сурово оглядел притихшую семью, особо остановив взгляд на глотающей слёзы Маргарет, и огласил приговор:

— Леннар мал ещё! Чуток женилку отрастил, а жизни ещё не научился. Я вместо него решил — рано пока ему жениться! Пусть идёт на службу, а я лично ему невесту ко времени найду. Честную! Не такую, которую уже огуляли!

Тётя хотела было что-то возразить, но инстинкт самосохранения у неё сработал — сочла реальным риск быть выкинутой на улицу на ночь глядя, с мужем и детьми. Дед же продолжил:

— Бастард, которого она носит, МОЕЙ, — слово особо выделилось интонацией, — семье пользы не принесёт. Подарить тридцать тысяч талеров я Ленни и сам могу, если пожелаю. А коли Брунс хотел бы со мной породниться, то сам бы, лично, про то сказал. Зашёл бы в контору, моя от его в трёх домах. Мы бы выпили по рюмочке и порешали наши дела. Картер, небось, и не слышал про моего внука. Маргарет сама интригу придумала, чтобы шубу достать. Дура-баба, что с неё взять? А ты, Джефф, за женой присматривай! Другой раз она и тебя на что-то поменять захочет. Ленни! Идём. Поговорить надо.

Дед

Встав из-за стола, пришлось идти к деду. Тот первым делом решил меня спросить:

— Маргарет вдруг тебя Картерам сватать стала. На шубу польстилась, а того подумать не захотела, что парня сначала надо спросить — захочет он чужой грех прикрыть или такое ему не по нраву? Я так мыслю, что это тебе не любо. Прав?

— Да, дедушка.

— Оно и понятно. Что дворянин ты — ладно, так и волшебник не из последних. Разве честную девку себе не найдёшь? Или в деньгах у тебя большая нужда? Мы хоть и простолюдины, но достоинство на серебро не меняем. Однако Брунс мог обидеться, что мы дочку не уважили. Денег у него много больше моего, связи хорошие, да и просто не с руки нам с ним бодаться. Вот потому при всех и запретил тебе жениться.

— Спасибо, дедушка. Но Брунс будет обижен уже на тебя?

— Нет! Я ему лицо сохранил, заявив, что он знать ничего не знал, иначе сам ко мне бы пришёл, а это всё Маргарет воду мутит. Недовольство затаит, но обиды показывать не станет. Почему он со мной говорить не стал? Знает, я за любое предложение с него втрое больше предложенного выбью. Себя тоже не забуду. За предложенную плату удастся только какого клубного прощелыгу приманить, пусть дворянина. А ты, волшебник, и без герцогского сыночка хорошее место себе найдёшь.

— Я думал, Леонард меня пристроит, но вот как получилась. Придётся самому место искать.

— Утром ловких человечков послал разузнать, что с твоим наставником и как. Выяснили, за прошлую ночь десятка полтора его людей померли. А его самого со вторника никто не видел.

— Может, тогда родные что-то знают? Я хоть и седьмая вода на киселе, но спросить могу.

— Не лезь! Под себя забрать захотят. Пока неразбериха, сделаем тебя самостоятельным. Доходы от капитала у тебя имеются. Жить будешь в собственном доме. Твои вещи туда отвезут. Прислугу наймём. Чего тебе ещё надо? Денег добавить? Дам! Не тридцать тысяч, конечно. Не за что тебе столько. Но десяточку пожертвую. Ты хороший мальчик и почтительный внучок.

— Мне хватит родительских.

— Молод со мной спорить! Сказал — дам, значит, благодари и бери. Тут ещё одно — чтобы дядья тебя не кусали, из завещания тебя вычеркну. В нём каждому из внуков по десять тысяч талеров отписал. Внучкам по пять, у каждой ещё приданое есть. Как кто только народится, сразу талеры откладывал. Тебе сейчас твои и отдам.

— Спасибо, дедушка.

— Тебе как лучше? Наличными, казначейскими билетами, ценными бумагами или на счёт в банк положить?

— Вестимо, в банк.

— А почему?

— От наличных и казначейских билетов прибытка нет. От ценных бумаг доход есть, но лишь в банке процент на процент платят. За несколько лет против привилегированных акций разница ощутима будет.

— Дело говоришь! Разбираешься. Чего раньше молчал?

— Так ты, дедуль, денег и не предлагал.

— Верно, не предлагал. А может зря, глядишь, помощника себе бы воспитал. Мне такой полезней любого волшебника. Бери папку, в ней наследство расписано. От дочки, матери твоей, не тронутое приданое — все пятнадцать тысяч талеров. От отца тоже кое-что осталось. Проценты накопились. Жалование — тьфу! Однако с шести лет кое-что набралось.

— Жалование⁈

— Ну да. Ты же в Гильдии с шести лет служишь. Помощником лаборанта — чин младшего унтер-офицера.

— Да, но…

— Леонард устроил. Не любил я его, но человек он был пробивной. Не запрещено с любого возраста на службу брать. Решение, брать или нет, дано на откуп главному в конторе. Твой дядюшка держался около главного в Гильдии, потому и пристроил. Тебе не говорили — маленький, ничего не понимал, мог разболтать. Опять же, сейчас бы оно за тебя сыграло — как ни крути, а жениться не можешь из-за службы. Кто другой под себя тоже не подомнёт — ты уже под Камбизетом.

— Но он умер. Вместо него придёт другой начальник! Как с тем быть?

— Как, как! Деда за его ум, опыт и предусмотрительность благодарить. Читай, что здесь написано.

— Прошение об отставке с целью продолжения учёбы. От моего имени! И резолюция — отставить с сегодняшнего числа! Это как такое вообще возможно⁈

— А вот так! За тебя сегодня утром написали, кошельком чину в Гильдии поклонились, он и подмахнул не глядя. Повыше Камбизета люди кадрами вашей конторы занимаются. Это на службу принять кого-то сложно, а отставить пара пустяков. Если, конечно, знакомцы есть. И имеется золотишко заплатить. Немного, только чтобы уважение показать. Завтра приказ выйдет, и будешь свободен, аки орёл в небесах. Но молчи! Без нужды пока о службе не говори. А в официальных бумагах подписывайся: «Леннар Кабинетов, отставной помощник лаборанта гильдии волшебников и алхимиков Хаора». Подпись себе придумай, но, главное, возьми этот перстенёк.

Получаю золотую печатку с гербом своего гордого рода Кабинетовых. На нём упрощённый отцовский герб — леопард, идущий с повёрнутой головой, изображаемый на металле. Не на камне! Мой род слишком юн — я первый и единственный в фамилии.

— Благодарю, дедушка! Не ожидал даже…

— Зачарован на магическую печать, — не слушая благодарностей, поясняет даритель. — К себе привяжешь сам, коли выучишься, иначе зачаруешь в Гильдии. На выпуск из училища хотел его подарить, но сейчас уже пора. Прости, что без тебя твоим именем воспользовался, но надо действовать, пока междувластие. Завтра за эту резолюцию дороже пришлось бы платить, а на следующей неделе, может, ничего бы и не получилось. В общем, ты у нас стал самостоятельным отставником, но жениться до 23 лет без разрешения из гильдейской канцелярии не стоит. Хотя получить его — дело десятка дукатов, но торопиться не надо. Гильдейская мундирная мантия тебе разрешена для ношения, как и всякому отставнику. Сошьют её не раньше субботы.

— Нет слов…

— Вот и молчи. Ты хоть и дворянчик, а для меня родная кровь.

— Дедушка! Я…

— Всё! Сам знаю, что хочешь сказать! Потом делом докажешь. Завтра твоим домом займусь, слугами и чем положено. На следующей неделе начнёшь у себя жить, но флигель остаётся за тобой. Хоть каждый день приезжай гостить. По итогу — в банке у тебя накопилось чуть менее сорока тысяч талеров. Лежат под 3%. Это немного, зато без риска. Другой счёт, на десять тысяч с накопившимися за шестнадцать лет процентами, на тебя переведу. Тоже завтра. И приказ об отставке получишь. Дальше ты свободен от всего и будешь сам плыть по океану жизни. И знай, малыш — пока у тебя жив старый ворчливый дед, ты имеешь запасную гавань. Всегда помни — ты первый в своей фамилии, но обязан не стать последним.

Тут дед подозрительно зашмыгал носом и выгнал меня из кабинета.

Расчёты

Дела! Такого от дедушки я не ожидал. Он оказался тем ещё притворщиком! За ужином устроил разнос, показал своё самодурство, в результате которого отмазал меня от женитьбы, а себя от конфликта с более сильным игроком в торговом мире. Сделал виноватой тётку, которая это всё и затеяла. Умеет дед! Больше скажу — могёт!

Оказывается, я уже отслужил положенную службу — десять лет и чин, соответствующий младшему унтер-офицеру. Не скажу, что «помощник лаборанта гильдии» — это что-то такое суперпрестижное, но вполне обычное звание. Некоторые, особенно из гвардии, рядовыми в отставку выходят — и нормально.

Причина вполне логичная — учёба. То есть, не придерёшься. А коли выучишься, тогда тебе минимум классный чин будет положен, в рядовой состав ты уже точно не вернёшься. Да тогда и над чином сможешь слегка носом покрутить. Дескать, маловато будет!

Зачем наставник поставил на службу? Он к себе привязывал, чтобы кто-то другой меня прельстить не смог. За десять лет выслуги, наверное, и классный чин постарался бы выхлопотать. Оказывается, мне даже жалование платили! Надо же! Опять же, гильдейская мантия — это тот же мундир, а форму носить и в отставке почётно.

Дед постарался со службой. Конечно, без спроса за меня прошение подписал, но это мне же во благо. Надо было спешить, пока неразбериха. Пришёл бы новый начальник, мог бы и не отпустить, а так — я вольный человек

Перстень с магической печатью — приятно и полезно. За деньги тоже большое спасибо. Родительский капитал оказался сбережён и приумножен. Сорок тысяч талеров — это больше, чем я ожидал. Из завещания дед вычеркнул, выдав деньги вперёд. Сейчас они всяко нужнее, чем когда-нибудь «потом».

На прожитие денег хватит, но на учёбу до уровня наставника мало даже всего капитала, однако нельзя получить всё сразу. Осталось только одно — найти нормальный заработок. Все мои мечты разом осуществились! Что-то мне кажется — это Загробная канцелярия для меня расстаралась.

В прошлом мире получал прилично, но здесь я не бухгалтер. Ленни был совсем пацаном и зарабатывать не умел. Наставник умел, его способ самый перспективный, надо только проверить умения и нарабатывать связи с заказчиками. Бретёр кое-что зарабатывал. Однако за деньги выходить на поединки? Довольно рискованно. Я не трус, но магией заработаю больше.

Другой источник доходов фехтовальщика — возлюбленные. Однако он был крайне щепетилен с ними — подарки и знаки внимания брал, а вот деньги никогда! Кстати, сколько раз ему предлагали пойти на содержание к богатой вдовушке или даже замужней⁈ Но нет! Такие предложения никогда не принимались. В юности любимая грубо отказалась от брака, с тех пор он берёг свою свободу.

Тут что-то в моей душе шевельнулось, и вспомнились слова дедушки: «Ты первый в своей фамилии, но обязан не стать последним». Он полностью прав. Необходимо будет жениться. Не сейчас! Сначала надо разобраться с заработком, научиться защищать себя и близких, и только потом строить матримониальные планы.

С магией более или менее понятно — нужно идти на полигон и отрабатывать боевые заклинания. С фехтованием хуже, в этом мире такая школа, как Дестреза, не известна, а переучиваться на местную просто глупо. Бретёр был опытным бойцом, мне бы до известных ему ударов и связок добраться, а не затверживать новые. В общем, и над боёвкой подумаю. И над оружием при себе.

Не наваха точно! Кинжал на поясе — для дворянина нормально, а навахи дорогие, красивые, но нет ни одной короче фута, понятно, в сложенном виде. Это в какой карман её засунешь? Хотя драться комбинацией дага и наваха или нож вполне мне по силам.

Не слишком часто здесь бьются с оружием в двух руках, но и не столь редко. Раз деньги есть, может, схожу в оружейный магазин, посмотрю, да и подберу чего-нибудь.

Стоит с кем-нибудь посоветоваться. Дедушка в оружии не силён. А вот дядя Норвин, который мизантроп, как приехал из Колоний, без кортика из дома не выходит. Не запрещено, даже простолюдинам. Конечно, если при людях клинком размахивать не станешь. Да и бумага у него имеется, что он кем-то служил, при каком-то представительстве, и отставлен с правом ношения оружия.

Мне его жалко! Честное слово! Там случилась такая душещипательная история! Парень любит девушку, а она его. Это нормально. Но её родители хотят получше пристроить свою заиньку, найти жениха побогаче. Тоже часто бывает. Но влюблённые решили, что ничто не может помешать их любви! Тем более, какие-то пошлые деньги. Их всегда можно заработать. Составили план: он на пять лет уезжает в Колонии, возвращается с деньгами и показывает их её родителям. Она его ждёт. Свадьба — на следующий день после счастливого воссоединения. Молодые пошли в Храм, перед богами дали друг другу обеты, и юноша отбыл в Колонии.

Меня тогда даже ещё в проекте не было, но эту семейную легенду с таким возвышенным началом у нас в семье часто рассказывали. Не при дяде, конечно. Ведь конец истории оказался поганей начала.

Влюблённая ждала любимого и не смотрела ни на кого другого… пока не пошла с родителями в театр. Там её увидел гвардейский офицер, и любовь, как удар молнии, сразу сразила его. А красиво ухаживать он умел! Охапка роз брошенная в лужу, чтобы девушка прошла, не замочив туфельки! Полковой оркестр, играющий под окном лирические мелодии. Цветы, подарки, конфеты даже не упоминаем.

Нет! Девушка сопротивлялась! Недели две или чуть не месяц! Но гвардеец, дворянин, игрок, кутила и повеса забыл все проказы и умолил девушку стать его женой, хозяйкой дома с поместьем, а со временем и матерью его детей. Не конкубиной! Женой!

Родители вновь были против, но гвардеец, дворянин и просто широкая натура подогнал карету, посадил в неё возлюбленную и повёз её в собор. Только бросил родителям: "Хотите — приезжайте!"

Свадьбу играли в лучшем ресторане, и молодая жена млела от счастья.

Затем начались будни. Жена узнала, что муж действительно был широкой натурой, денег не считал, никогда не торговался, кидал всё, что было в кармане. Его все любили, но он всем был должен. Это не страшно — доходы с поместья, его жалование и её приданое делали долги приемлемыми, если экономно вести хозяйство, чем супруга и занялась.

Всё шло хорошо, но пока жена носила ребёнка, муж, чтобы развеять скуку семейной жизни, вернулся в клубы. И… обычная история, которая нехорошо закончилась. Супруг для расплаты за карточный долг заложил имение, а потом и вовсе проиграл его. Далее случилась шумная ссора, закончившаяся дуэлью, а на поединке мужу воткнули шпагу в сердце. Вскоре родившуюся девочку было некому признать, потому она осталась простолюдинкой.

Друзья мужа шумно сочувствовали вдове на поминках, но потом куда-то делись. Дела, дела, всем мешают дела. Имение ушло счастливому игроку, дом мужа и остальное имущество описали за долги, родне погибшего судьба простолюдинки оказалась не интересна. А той ничего не оставалось, кроме как вернуться в отчий дом с ребёнком на руках и крошечными остатками своего приданого. Родители, конечно, попеняли: «Мы же говорили!», но приняли и дочь, и внучку.

А ровно через пять лет после отъезда, как и обещал, вернулся возлюбленный юноша, сейчас уже молодой мужчина. Он выполнил обещание — накопил капитал. Сколько? Точно никто не знает, однако порядочно. Уже в порту ему рассказали о судьбе его первой любви.

На этом история и закончилась. Именно тогда дядя Норвин перестал верить молодым девушкам, да, в общем-то, и всем людям.