Падение Империи

Глава 30. Долгой жизни императору

Sad Epic Emotional Music — Farewell Life — саундтрек к главе

Не было ещё в истории того монарха, на похоронах которого плакали его поданные крестьяне, его аристократы и его заклятые враги…

старая Джейстенская поговорка

Когда Лайан пришёл с победой, Хелена позволила себе облегчённо выдохнуть. Как она тряслась, как она боялась, когда звуки битвы доносились даже до дворца. Крики, стоны, ноты боевых рогов и взрывы, от которых дрожал каждый сантиметр её тела. Но теперь, теперь всё закончилось, они победили! Сейчас её хотелось визжать от счастья, прыгать и плясать, но необходимо было соблюсти приличия и держать статус матери-императрицы.

Весь уставший, грязный и окровавленный, но с лучезарной улыбкой и глазами, что горели от первой победы, он вернулся живым, во главе своих солдат. Громогласно Лайан объявил:

— Мы отбросили мятежников и предателей! Это наша первая победа, но теперь, необходимо остановить чуму, что сжирает столицу изнутри, а когда соберётся Третья Кинхартская Армия, мы двинемся на юг и подавим мятеж Крамольника! Сейчас же… — юный государь прокашлялся в кулак и продолжил

— А сейчас, мы должны остановить ещё одну угрозу. — Хелена почувствовала, как что-то кольнуло её в сердце, когда она услышала хриплый и тяжёлый кашель сына, но спросить об это она не успела, так как её сын-император занимался делами государства. Её, кстати, тоже вскоре пришлось этим заняться.

Старый Алкион Альгольф нашёл лекарство от этой проклятой заразы. Чтобы спасти живых от толп вшей, Алкион наготовил мази на основе прокисшего белого вина, соли и спирта. Сначала это казалось глупой выходкой, но когда вши и блохи сдыхали от этой мази, ингредиенты для неё стали на вес золота.

Единственное, что могло полностью искоренить Скулящую Смерть, это вычистка Кинхарта от крыс, блохи которых разносили заразу. Он велел всему дворцу не переставать вымывать всю грязь со своих тех, пока сам он занимался тем, что сжигал своим магическим огнём все возможные гнезда вшей и блох.

Маг в шутку говорил, что пора бы костры инквизиции возродить. На это Хелена хотела ему возразить, если бы не видела, какие огненные шары летели из его рук в ряды предателей, во время битвы за гавань. Найт Аксель как-то сказал:

— Никогда не буду шутить над стариком. Даже за глаза — императрица, вспоминала слова покойного мужа, когда она спрашивала его, почему он держит этого странного и нелюдимого мага при дворе и слушается его советов, Уильям тогда ответил:

— Нельзя пренебрегать советами стихийного мага. — услышав истории о том, как это старик бился в рядах легионеров, швыряя в неприятелей огненные шары и стрелы, она чётко решила, что вздорить с ним нельзя.

Благо, во дворце не обнаружилось проблем с чумными вшами-кровопийцами, и бриться наголо все и каждому не пришлось. Хуже дела обстояли на улицах столицы, на которых скопились тела мертвых бандитов, мятежников, легионеров и простых жителей, что были пиром для блох и вшей. Хелена с ужасом представляю эту картину, и в какой-то степени обрадовалась тому, что Лайан запретил вельможам покидать дворец, пока ситуация не нормализуется. Лазареты для больных строились на удивление быстро, но так же быстро они и заполнялись. Но чудодейственная мазь Алкиона и врачевание лекарей вскоре спасли сотни жизней купцов, ремесленников, простых горожан, что ещё остались живы. Тем временем, солдаты сжигали трупы, скидывая их в братские могилы. Ужасное зрелище, которая она наблюдала с балкона дворца. Императрица не завидовала тем, кто занимался всей этой чёрной работой, но она считала их настоящими героями.

Но плохую новость принёс Фаил Акар. От доверенных фрейлин она знала, что его звали Кеван Кон-Итьен и что он был братом её погибшего мужа. Так же она слышала, что с ним говорит сама Мирана. В это, конечно, слабо верилось. Но Хелена надеялась, что на престол он претендовать не будет.

— Пэтрот сбежал. — ровным голос сказал он. После того, как закончил свой рассказ о том, Кинхарт чуть не был взорван людьми контрабандиста. Она хотела было сорваться на крик, но Лайан грозно посмотрел на неё. Хелена поймала себя на мысли, что уж слишком часто она позволяет эмоциям взять вверх над разумом.

— Это я виновата, ваше императорское высочество — Сейна опустилась на колено и склонила голову — я поддалась гневу, попалась в ловушку и упустила его — Лайан подошёл к ней и положил руку на её голову. Императрица была зла, и хотела было возразить, но её сын вновь посмотрел на неё, грозно и страшно.

— Леди Имнари? Или же Элерон? С этим тебе стоит определиться, все же, очередной гражданской войны с Великим Герцогом мне не надо. Что до Пэтрота, пусть бежит. Он придёт к Лоренцу и обо всем ему расскажет. Пусть мой «дорогой дядюшка» знает, что он не сумел сломить нас. — и вновь Лайан закашлялся, на этот раз ещё хуже, словно мокрота закупорила его лёгкие.

— Я не в обиде на тебя. — зажав у рта кулак, император велел Сейне подняться. Девушка вскочила с места, в глаза её виднелось облегчение в то же время злость. Императрица-мать не стала перечить сыну. Она понимала, что сердце его было добрым, даже чересчур добрым.

— Благодарю за спасение Кинхарта, лорд Фаил, леди Кира, леди Сейна. — Лайан почтительно кивнул всем троим. Фаил, он же Кеван, поклонился племяннику, а Кира светилась от счастья и переполняющей её гордости за свой подвиг.

— Нас всех ждут дела, а пока, вы можете отдохнуть. — в который раз она видела, что Лайан кашляет слишком болезненно. Но каждый раз, когда она спрашивала его об этом, он лишь отмазывался на ранения и усталость. Что-то вновь кольнуло в её сердце, теперь гораздо болезненнее.

***

Столица медленно, но верно восстанавливалась, а дворец готовился к официально коронации нового императора. Прошёл уже целый месяц и Хелена была сама не своя, толи от страха, толи от радости.

Всем сердцем она была благодарна Адриане, которая стала для Артура и Ричарда чуть ли не второй сестрой, так как Каллина всё больше проводила с материю, вникая во всех дела дворца. Она поражалась тому, как девушка держится, и не теряет лицо, когда слышит сплетни в свой адрес. Наверняка, Орин, Ариана, Кира и Гарет безумно гордятся юной Адрианой.

Ариану же Хелена хотела расцеловать, каждое её слово вдыхало в неё жизнь, каждый раз она говорила о долге перед страной и семьёй, и Хелена чувствовала, что эти слова пробуждают в ней давно забытое тепло и азарт. Она чувствовал родную душу в Ариане, а леди СтоннКассел лишь отговаривалась, что это было её долгом. Так же говорила и Адриана, полностью подражая матери.

В один из дней в покои императрицы заглянула Сейна. Хелена отчасти сочувствовало тому, что судьба юной девушки сложилась именно так. Она бы могла стать превосходной герцогиней, сложишь всё иначе. Но Сейна пришла с довольно деликатной просьбой. Преподнеся её максимально прямолинейно.

— Ваше императорское величество, могли я просить у вас, что бы вы подтвердили то, что я отказываюсь от имени Имнари? — стоя на коленях, словно молясь, проговорила Сейна. Императрица впала в ступор от её слов и опомнилась спустя минуту

— Я, конечно, обладаю таким правом, но хорошо ли ты подумала, девушка? Коли ты Имнари, ты можешь оказаться последним наследником своего рода. Твой отец Имхьера и мать Эдэльмира о тебе не слышали много лет, так же как и ты о них. Дорогая, подумай, ты много себя лишаешь! — но девушка была непреклонна

— Я не хочу носить это имя, не хочу, что бы меня звали Сейна Имнари. Пусть лучше я буду Сейной Элерон, а потом выйду за своего легионера. — Хелена погладила её по голове. Сейна стояла перед ней на коленях, с зарёванными глазами и опухшим лицом, с молитвой смотрела на Хелену. Императрица делать этого не хотела, и поэтому сказал Сейне, что делать это будет Лайан, если посчитает нужным. Но девичья натура взяла вверх и она ненароком спросила:

— И за какого легионеры ты решила выходить? — на что девушка твёрдо ответила

— За Айдана Анкита — Хелена улыбнулась и велела ей идти. «Вот, что делает любовь» думала она

Мысли её были совсем о другом. Она преисполнилась счастья. «Наконец-то всё наладиться! Наконец-то весь этот кошмар закончиться»

***

Почему он знал, что времени у него катастрофически мало? Почему, когда победный возглас прокатился по Кинхарту, он уже тогда знал, что скоро смерть придёт к нему и потребует своё? Лайану хотелось выть, орать, рвать на себе волосы, от проклятого зуда, что мучал его уж третий день. Лишь на четвертый день он увидел раны и коросты с гноем по всему своему телу. Где он мог заразиться? Где?! Он не знал, да и это было не важно. От гнева и безысходности он принялся сдирать с себя гнойные наросты, крича и плача от боли. По локоть в крови, он понял, что сделал только хуже. Проклятые блохи и вши впивались в его кожу, и он знал, что больше ничего не сможет сделать.

И вновь приступы охватил его, только Мивиль и Алкион, когда они были на совете, увидели, что твориться с юным государем. Как тело его бьётся в трясучей агонии, а сам он не может даже кричать от боли, что сковала и парализовала его. Как язвы и раны на его теле растут с каждым днём. Каждый раз кашляя, его тело отторгало кровь и части органов. Лайан выл. Выл и рвал на себе волосы, когда был один. Он не мог показать этого матери, потом что знал, насколько быстро болезнь его прикончит.

Боль пронзала его тело при каждом движении. Он плакал и не мог с собой совладать, когда ему приходилось ползти до своего ложе. Он не хотел умирать вот так. Бесславно и мучительно. Он хотел, чтобы сердце его проткнуло копьё или меч, он умолял богов, чтобы болезнь не тронула его. Но вот, сейчас, надев на себя серебряную маску, какую надевают только прокажённые, он писал последние указания и приказы. Он не хотел умереть, не оставив после себя ничего. Не хотел, чтобы из-за него всё пропало. Лайан чувствовало, как стремительно уходит из него жизнь. И он ничего не мог поделать.

Алкион облегчил его страдания как мог. Магическими рунами, мазями, настоями и припарками. Это на время затупляло боль, но она приходила вновь, мучая не только тело, но и сам разума.

«Как же ты жалок. Посмотри на себя, «прокаженный император» что ты сделал? Что ты успел, прежде чем умереть от какой-то хвори? Что ты сделал, чтобы память о тебе осталась в века. Ты умрёшь, и от тебе забудут. Даже мать не вспомнит о тебе. Одна победа и тут же поражение. Я бы мог дать тебе бессмертие, дать тебе власть и силу, которая и не снилась твоему отцу. Только согласись служить моему господину» Падший протянул к Лайану руку, юный государь прорычал и выдал

— Я умру, но не стану служить твоему господину! –

— Да будет так — отвечал Падший, растворяясь во тьме

***

Летописцы в стенах дворца вели счёт погибшим, уже пятый день, а имена так и не заканчивались. Ариана и Кира лично вписали имена всех погибших слуг, что были верны дому СтоннКасселов, Оркаланов и Кон-Итьенов. Истон-Даров занесли в списки предателей и подвергали всяким гонениям. Хотя, у Кинхарте не осталось ни одного Истон-Дар. Хелена намеривалась попросить Лайана сделать СтоннКасселов их знаменосцами. Столько планов у неё было, столько идей, которые Лайан, её дорогой сын, мог воплотить, чтобы сделать империю лучше. Но им не суждено было сбыться…

Две недели государь не выходил из своих покоев. На пятнадцатый день, он срочно вызвал к себе мать, леди Ариану, Найта Аксель, Алкиона, Фаила Акара и Сейну. Старый Мивиль Оркалан, что бился с ним бок о бок, никогда прежде не был так напуган и бледен. Уже через пять минут, когда солнце только встало из-за горизонта, они все были в покоях Лайана.

Хелена не смогла сдержать слёз. Её сын, её дорогой мальчик, сейчас прятал лицо за стальной маской прокаженного, а всё его тело было обмотано мокрыми, белыми бинтами. Лайан сидел за своим посменным столом и что-то черкал пером на листе пергамента. Императрица подошла к нему и зарыдала горькими слезами, сев рядом с ним. Слезы котились из глаз, по щеками и скатывались с подбородка, она не могла и не хотела их останавливать, не думала о том, что сейчас портит своё платье, не думала, что и сама может заразиться, наверняка она об этом и мечтала. Рука сына легла на её хрупкое плечо и вмиг, она затихла, вытирая слёзы с лица

— Время для слёз будет, матушка. Сейчас же времени мало, пусть все подойдут ближе. — сказал император, подзывая к себе Алкиона. Чародей выглядел мрачнее черных драконов, когда помогла своему государю подняться и лечь на кровать. Всё его тело, напоминало мумию в белоснежных бинтах. Поверх них он надел чёрный камзол и длинные перчатки. Маска из чистого серебра закрывала гнойные раны, что изуродовали его лицо. Первой он подозвал Сейну

— Матушка говорила мне, о твоей просьбе. Так знай же, что я, Лайана Первый, Кон-Итьен, нарекаю тебя, Сейной Элерон, лишая имени Имнари. Теперь, ты свободна. — девушка отклонилась и ушла из покоев императора. Затем к нему подошли Найт, Фаил и Хелена

— Корона перейдет к тебе, матушка. Теперь тебе придётся нести это бремя. А вы двое, будете обязаны защищать её власть ценой своей жизни. Ясно? — все трое кивнули, чувствуя, как слёзы накатываются волной. Когда они ушли, в комнате остались только Лайан и Ариана

— Леди Ариана. — она села на край его кровати

— Вы столько сделали для моей семьи, для моей матушки. Если случиться так, что не останется того, в ком будет моя кровь, пусть грифон СтоннКасселов воцариться вновь. — Ариана смотрела на него с выпученными глазами, чувствуя, что воздух в легких закончился совсем.

— Молю — прохрипел он. Почувствовав, как холодная и солёная слеза скатилась с её подбородка, она кивнула, не в силах сделать обратное.

***

Хелена молча подошла к нему и села рядом.

— За что? — прорычала она. Лайан не ответил

— За что ты оставил меня одну с этим бременем? Ты не имеешь ни малейшего права взять и вот так вот умереть! — но её сын не отвечал

— Ненавижу тебя. Тебя и Уильяма. Вы оба оставили меня, бросили, взвалив всё на мои плечи! — без сил, она упала на колени перед кроватью сына

— Как же я без тебя? Сынок, сыночка, солнце моё? Очнись, молю тебя и всех богов, очнись! — она сорвалась на крик. Руками она вцепилась в свои волосы и закусила губу лишь бы вновь не завопить. Всё рухнуло в одночасье.

— Я — дура, выстроила планы, светлое будущее, а ты… а ты ушёл, оставив меня одну! Совершенно одну! Ненавижу, ненавижу, ненавижу — Хелена без остановки твердила, как сильно ненавидит его и Уильяма, а затем, уткнувшись в одеяло сыновьей кровати, завопила, что есть сил, срывая голос. Её истошный крик был слышен в каждом уголке дворца, и каждый знал, что произошло…

Найт Аксель в первый раз рыдал так горько. Он стоял перед могилой Уильяма на коленях, приложив лоб к могильной плите. Слезы лились ручьём, он рычал, кулаком бил об каменный пол и вопил и выл.

— Прости, дядя… — тихо прошептал он

— Нет мне прошения, а ты…всё равно прости…. –

«Он был достоин императором», сказал Мирана, когда Кеван опустился перед её алтарём на колени, не имея даже сил стоять

«Почему он!?» спросил Кеван «Почему именно он!?»

«Такова его роль» спокойно отвечала богиня

«Роль? Почему, ему отвели так мало? Почему, ты забираешь его? Почему позволила умереть!?» наконец он выдавил из себя хрип, слабый и беспомощный

«Судьба неисповедима даже богам, Кеван!» злобно ответила Мирана

«Верь мне, он упокоиться в моих объятья» она сказала это нарочито спокойно

«Ненавижу» сказал Кеван, Мирана ничего не ответила, оставив его абсолютно одного, в звенящей тишине

***

Колокол вновь бил. Скоро, с пятым ударом, он, Лайан Кон-Итьен, Первый этого имени, некоронованный император Кровогорья уйдёт к праотцам и там, в раю, встанет подле своего отца, Уильяма Кон-Итьена. Первый удар.

— Я исповедуюсь перед богами — глухо прорычал он сам себе. Второй удар. Он тянется к маске. Третий удар. Он снимает её и вдыхает полной грудью в последний раз. Удар четвёртый. Язвы и раны на его теле жгут не только плоть, но и душу, он воет как волк, истошно, протяжно и страшно, разрывая связки. Удар пятый. Сметь дотронулась до его обезображенного гнойными язвами и ранами лица. Лайан потянулся к ней. Такой манящей и красивой. С ней не холоднее, не страшно. С ней только покой.

***

Смерть приходила к каждому. Вот и сейчас она стояла рядом с юным Лайаном. Она уже знала про него абсолютно всё. Все его грехи, коих было совсем мало, обиды, мечты, желания, планы. Иногда в её темном и пустом месте, где должно было быть сердце, проскакивала долька жалости к тому, кто так мало сделал. Её и вправду было жаль, что её приходиться забирать столь прекрасного юношу, но его время, что было отведено ему, закончилось. Она дотронулась до его щеки и испытала столь дикую боль, для человека, что невольно шикнула. Да, для человека он страдал слишком много. Теперь он шёл рядом с ней, к своему отцу и предкам. Где-то там, где должно было быть её сердце, промелькнула грусть. Как же жаль, что она не могла забрать страдания живых. Только страдания мертвых были её уделом, а иногда ей так хотелось подойти к рыдающей вдове или матери, дотронуться до них и забрать всё боль. Как жаль, что она не могла этого сделать, как жаль, что чувства трогали её так редко….