Оторва. Книга пятая

Глава 5

Два килограмма кофе, прибалтийская кофемолка и маленькая турка обошлись дороже чем куча тряпок, но это того стоило.

И с материалом повезло из второго списка. Был такой и именно нужного размера. Получила бесплатно как бонус к общей покупке. Лена даже не помнила, как он оказался у них, но валялся уже давно. Пока ждали такси, я уплела 5 чашек, чувствуя как ко мне возвращается уверенность в завтрашнем дне.

Таксист любезно открыл багажник и едва не закинул мой новенький рюкзачок внутрь, успела перехватить обеими руками. Да я в такую тачку в прошлой жизни ни в жизнь ни села. Промасленные тряпки, грязная запаска и очень много пыли. И сверху мою сказку, которая до дома пропиталась так, что и стирка автоматом не помогла, а такой-то ещё и нет. И этот чувырла ещё попытался возмутиться на мои слова. Ему просто повезло, что я была доброй после кофе. Уселась на заднее сиденье и рюкзак туда же затащила.

И вот чёрт меня дёрнул выйти у кинотеатра. Яркое солнышко, жара и захотелось накатить бутылочку холодного пива. Вспомнила вдруг, что в холодильнике завёрнутый в газетку кусок копченого леща затаился. А после завтрака в хлебнице осталась маленькая горбушка.

Толстая усатая тётка, чем-то напомнившая Долорес (1) убрала в сторону моё пиво и прогундосила:

— 13 копеек.

Сколько стоил батон, я и сама знала, вот только она забыла приплюсовать ещё 26 копеек за пиво. Напомнила. И чудесный ответ достойный СССР.

— За батон 13 копеек.

Подумалось, что у тётеньки плохо со слухом и сказала громче:

— Пиво ещё добавьте, — а чтоб она не решила, что мне нужен ящик, уточнила, — одну бутылку.

— Ты оглохла, — она насупив брови упёрла в меня свои поросячья глаза мигом превратившись в неандерталку, ту что умудрилась сесть на шпагат, — за батон 13 копеек плати и пошла вон, — и, схватившись своей лапищей за хлеб подвинула его в мою сторону.

Во-первых, покупать батон без пива я не собиралась, а уж после того как эта жирная корова трогала его грязными пальцами и тем более. Ещё заразу занести в себя не хватало.

И ещё мужик, стоящий за мной подлил масла:

— Ишь шмакодявка, пива ей. Забирай батон и убирайся, — и дыхнул устоявшимся запахом перегара.

Оглянулась на уродца. Маленький, плюгавенький, лет сорока. Стоял с авоськой, в которой лежали бутылка водки, две бутылки пива и консервная банка с килькой в томатном соусе. И машинально ответила, именно так как сказала бы Синицына в той жизни:

— Что, алкаш, водка без пива — деньги на ветер? Пасть закрой.

Что он заорал в ответ я прослушала, сосредоточившись на его пальцах, которые этот недоумок потянул к моему лицу. А когда он заревел ещё громче брякнувшись от боли на коленки, его авоська со звоном битого стекла распласталась рядом. По магазину мгновенно поплыл аромат свежего пива, отчего у меня рот наполнился слюной.

Но именно эта слюна и напомнила, что пиво в магазине мне никто не продаст, и лучшее что я могу сделать — свалить по-быстрому.

Подхватила рюкзак, забрасывая его на плечо, и ринулась к выходу.

Далековато располагались двери, а потому выйти мне не дали. Передо мной возник пацан в синем халате, а сзади кто-то вцепился в плечо.

Без рюкзака я бы по-любому ушла, даже на своих шпильках. Устроила бы им побоище и ушла. А тут пришлось защищать нажитое честным трудом. Перехватила пальцы на руке резко выкручивая и только когда раздался дикий женский визг, отпустила их. Сдвинулась к витрине, чтобы ни один урод сзади не стукнул чем-нибудь по голове и, сбросив рюкзак на пол развернулась к противнику.

Глянула мельком на подвывающую девчонку, сидела на полу и баюкала свою ручку. Спрашивается, зачем меня за плечо хватала, даже не работник магазина, авоська рядом валялась, и растекалось нечто жёлтое. Вот же идиотка.

Шум и гам шёл со всех сторон, но громче всех орала тётка из-за кассы:

— Держите её, она за хлеб не заплатила, — и потрясала в воздухе батоном.

Кто-то кричал, что нужно вызвать милицию, плюгавенький мужик ползал на коленях вокруг своей авоськи и громко причитал.

Парнишка в синем халате, было, двинулся в мою сторону, но я его сразу остановила жестом, а чтобы проняло, добавила словами:

— Стой, где стоишь, если не хочешь очнуться в больнице.

Он и остановился, удивлённо уставившись на меня и периодически бросая растерянный взгляд на орущую корову, которая продолжала потрясать батоном.

В принципе, я рассудила, что не обязательно кого-то калечить и разносить магазин. Мы, как я уже усвоила, находились на Ботанике и ближайший, как его там, опорный пункт — это Роз 13, и даже если приедут незнакомые менты, то всё равно выкручусь. Ничего особого не сделала, а платить за хлеб, который измазала эта жирная тётка я точно не собиралась.

Вообще не здоровое явление. Ни пакетов, ни обёртки, ковида на них нет. Сразу почувствовали бы любовь народа.

Менты себя ждать не заставили. Не то, что такси, явились минут через десять. Заехал бобик на тротуар, из которого выбрались два сержанта. Один лет тридцати, а второй совсем пистон, не старше девятнадцати. Оглядев меня со стороны, не приближаясь, они почесали себе репы и уставились на тётку, которая продолжала орать. И это за 13 копеек. Срань Господня.

Думала так и будут стоять, пытаясь сообразить, что здесь происходит и кого надо хватать, но нет. Кассирша их тоже увидела и засеменила к ним на своих кривых ножках продолжая потрясать батоном и громко перекрикивая остальных:

— Товарищ милиционер, товарищ милиционер. Вы только посмотрите на неё. Пыталась украсть батон не заплатив, а когда её поймали, вон чего натворила. Бутылки разбила, девушку ударила, кажется, ещё и руку сломала.

Сержант глянул на меня и, решив, вероятно, что я вовсе не подхожу на роль террориста, повёл взглядом по магазину.

— Вы понимаете? Хотела украсть. Это же уму непостижимо, — а тётка униматься не собиралась.

Сдался же ей батон. Вообще непонятно: почему я должна оплачивать то, что не собиралась покупать.

Странная эпоха. Никогда ни о чём подобном не читала. И в фильмах никогда не показывали. Но, то, что подросткам здесь было не айс, даже за короткий срок своего пребывания усвоила чётко.

Пока размышляла над превратностями судьбы, сержант получил конкретную установку и двинулся в мою сторону.

— Хулиганим? — проговорил он приближаясь.

— Простите, товарищ милиционер, — я сделала самое невинное личико, — это вы мне?

Он стушевался останавливаясь. Я хоть и была на своих невысоких шпильках выше мента, но на злодейку не тянула. К тому же и одета была прилично в отличие от алкаша, который тоже подтянулся и что-то втирал второму сержанту, показывая свой распухший палец. Но, как ни странно, молодой заинтересовался и стал внимательно рассматривать пострадавшую руку. Кажется, даже собирался окликнуть напарника, но в это время тётка выдвинулась вперёд и, направив в мою сторону батон, почти завопила:

— Она это, товарищ милиционер, она. Арестуйте её. Мало того что товар пыталась украсть, так ещё покалечила уважаемого гражданина.

И всё это было сказано с такой серьёзной миной, что я невольно заржала.

Сержант, вероятно, принял это на свой счёт и, нахмурив брови, сказал:

— Вижу смешно тебе, ну поехали в отдел, вместе посмеёмся.

— А на каком основании? — возмутилась я мгновенно. — Зашла в магазин купить батон, а эта жирная тётка об него свои грязные руки вытирать начала. И я после этого должна его купить? А вот тот бомж, — я кивнула на алкаша, — кинулся меня лапать, а я, между прочим, несовершеннолетняя. А это уже можно квалифицировать как сексуальное домогательство. А ещё я требую сделать экспертизу её рук, на предмет разных бактерий, которыми она пыталась меня отравить. А ему, — я указала на алкаша, — провести освидетельствование на алкоголь. От него воняет как из винной бочки.

По мере того как я говорила шум в магазине затихал и к концу речи раздавался только мой голос. Все рты по открывали, а у толстой кассирши ещё и левый глаз стал дёргаться.

Секунд двадцать точно стояли молча, потом сержант, тот что был постарше возрастом, отмер и в недоумении спросил:

— Что квалифицировать?

Здрасьте, приехали. В СССР не было такой статьи? А какая была? Или со словом секс вообще не было предложений?

Пока я думала как ответить, молодой сержант окликнул напарника:

— Слышь, Гриша. Глянь сюда, ничего не напоминает? — он приподнял руку алкаша с опухшим средним пальцем.

Все кто находился в магазине дружно посмотрели на вполне симпатичный фак, а сержант Гриша приподнял свою фуражку за козырёк и проговорил, слово в слово, как в фильме:

— Так так так так так так так.

Любимое слово?

— Как зовут? — спросил он, обернувшись ко мне.

На ум мгновенно пришло выражение из прошлой жизни. Так и ответила:

— С какой целью интересуетесь?

Сержант Гриша шутку не оценил и повторил гораздо громче:

— Как зовут, спрашиваю? И отвечай быстро, а то доиграешься.

В 2020 году хороший адвокат зацепился бы за такие слова, потому как их можно интерпретировать совершенно по-разному. И я, нахмурив лицо, ответила возмущенным голосом:

— Мне мама не разрешает знакомиться на улице с незнакомыми мужчинами, — и на всякий случай спросила, — а что значит, доиграешься? Это вы что имеете в виду? Эротические фантазии со мной в главной роли?

У сержанта лицо стало пунцовым, но он, не ответив мне ничего, отвернулся и негромко, даже можно сказать тихо, сказал своему напарнику:

— Грузимся в отдел. Вот он, — его рука махнула в сторону алкаша, — она, — указал на кассиршу с батоном.

Больше не успел ничего сказать. Бомжара схватился за руку и стал оседать, изображая ужасные страдания, а в перерывах между своими стенаниями просил вызвать «Скорую помощь», ради человеколюбия. Тётка, надо так понимать, в опорный пункт ехать не горела желанием и попыталась скрыться в подсобном помещении, на что я тут же выразила протест. Ясно ведь. Руки помоет, и будет выпендриваться.

Не знаю почему, но сержант Гриша отреагировал правильно. Заставил вернуться на свои места и быстренько лезть в бобик пообещав алкашу вызвать врачей прямо в опорный. Я поморщилась. Ехать придётся в обществе потенциальных противников, впереди два места и никто мне пассажирское не уступит. Хорошо хоть девчонка куда-то испарилась, но сломать ей руку я точно не могла. Немножко больно, но и только.

— У неё рюкзак ещё есть, — внезапно вспомнил бомжара, как будто я собиралась оставить свои вещи в подарок магазину. — Надо внутрь глянуть, может она ещё что-то украла и спрятала.

Сержант глянул на рюкзак, но я его опередила.

Закинула на плечо и угрожающе буркнула:

— Совсем охренел дятел, он за кассой стоял. Будешь на меня бочку катить, — вовремя вспомнила выражение подполковника, — я тебе ещё один палец сломаю.

— Вы слышите, — тут же завопил алкаш, — она мне угрожает.

Молодой мент хотел что-то сказать, но сержант Гриша остановил его взмахом руки.

— В отделе разберутся.

Как же, разберутся они. Но ничего не сказала. До Роз 13 дотянем, а там наши. Поэтому залезла в будку первой и, отыскав глазами чистое место, уселась, положив рюкзак себе на колени, чтобы чего доброго алкаш под юбку не пялился. И с досадой подумала, что часики я себе купить не успею. Про ювелирку вообще забыть можно. Пирсинг тут не в моде, про чокер не слышали. Как молодёжь развлекалась — за гранью фантастики. Туда не ходи, то не делай.

Очнулась от своих мыслей только когда увидела через пыльное окно частные домики и всполошилась.

— Эй, сержанты, а куда мы едем? Роз 13 в другой стороне.

— Ты глянь, — усмехнулся Гриша, — небось уже столько раз туда возили, что родным домом стал.

Молодой ему поддакнул, а алкаш, сидящий напротив, захохотал. И палец перестал болеть? Захотелось ещё раз надавить.

Только тётка молчала. Пристроилась в углу и, отламывая большие куски от батона, ела. Подумала, что пока нас довезут, она вещдок полностью заглотнёт и даже предъявить будет нечего.

И каждый день меня ждёт удивление.

Опорный пункт или что это было вообще, располагался в обычной пятиэтажке. Один в один с квартирой маньяка, если прикинуть расположение комнат. Представила как весело живётся соседям, слова лишнего сказать нельзя, сразу заявится наряд, а уж если выпил лишку, считай попал.

Сержанты сдали нас высокому, худому с бледным лицом старшему лейтенанту, Мамочкину Александру Ивановичу. Вкратце, буквально в двух словах рассказали историю, потом пошушукались о чём-то, ни слова не разобрала, один бубнёж и укатили.

И как оказалось, в квартире больше никого не было.

Старлей осмотрел нас хмурым взглядом, явно не выспался и тяжело вздохнув, отправил меня с тёткой в маленькую комнату, а алкаша увёл с собой. Ненадолго, уже через десять минут приехала «Скорая» и, не определившись, есть перелом, нет перелома, увезла уродца.

С кассиршей они трындели не меньше часа, сразу представила целый том, исписанный мелким почерком и только отпустив толстуху, принялся за меня.

Ну как принялся, беседу проводить со мной никто не собирался. Нагло вырвал из рук рюкзак и принялся в нём ковыряться. На мои познания в юридическом праве и на требование пригласить понятых ответил усмешкой, указал на стул, а сам стал накручивать диск на телефоне. Раза два это сделал, пока в трубке раздался женский голос.

— О, хорошо, что тебя застал. Привет Оля, это Мамочкин.

Я про себя хихикнула от такой тирады.

— Так я чё тебе звоню. Я тут фарцовщицу принял, да почти с поличным.

У меня даже язык к нёбу прилип. Он что, пришибленный? Фарцовщицу нашёл. Ну вот что хотели вернуть старые маразматики? Вот этот СССР? Или у них детство было другое? Шагали только прямо под идиотские лозунги, а кто пытался проявить себя хоть немного — враг Советской власти? А власть вот такие как этот, абсолютно нездоровый элемент.

В XXI веке, этот старлей боялся бы даже смотреть в мою сторону, пока в комнату не набились человек десять. Родители, адвокаты, классный руководитель и парочка психологов. А как же, чтобы ни дай Бог не покалечить нежную и легкоранимую душу ребёнка. А тут, ещё шаг и меня в наручниках, без суда и следствия собирались отправить в камеру к злым тёткам.

А Мамочкин продолжал говорить:

— Да, на неё тут пара заявлений есть, и плюс товар. Тебе понравится. Что?

Он оторвался от трубки и, глядя на меня, спросил:

— Ты где живёшь?

Решила, что перешёл к конструктивному разговору и ответила:

— На Роз.

Он проговорил это в трубку и снова глянул на меня.

— Номер дома?

— Одиннадцатый.

— Одиннадцать, что? Ах, даже так. То-то я смотрю она явно не первый раз. Ну ты её забирай, район не мой, всё равно перекочует. А то я с ней цацкаться не буду, живо место на нарах определю. Всё равно ей срок светит.

У меня ком в горле встал. Вот он совсем идиот? Или о чём идёт речь?

Выяснить не удалось. Он положил трубку и расплылся в усмешка.

— Вставай, посидишь у меня часик, а там либо за тобой приедут, либо на нары уйдёшь.

И отвёл обратно в маленькую комнату.

А когда я потребовала бумагу и ручку, заржал.

— Сейчас за тобой из детской комнаты приедут и будут сами разбираться. С таким уловом ты пару лет точно схлопочешь. А мне на тебя время тратить некогда.

И, козлина, запер меня на ключ.

Меня даже мандраж взял. Надо было вырубить этого идиота, адрес не говорить. Завтра укатили бы в Крым, а потом дядя Илья приехал и разобрался. А теперь впереди что-то грустное и неясное.

Мысли прервал нарастающий грохот, почувствовала, как пол начал подрагивать под ногами и ринулась к окну. Выбраться бы не удалось, висела массивная решётка, но хоть определить меру опасности.

Метрах в ста, из-за сарая вынырнул тепловоз, из трубы которого тянулся густой шлейф дыма, почти как у Вити, только масштабами отличался. И длинной вереницей вагонов, которые громко лязгая, проносились мимо.

Не меньше минуты длилось, и всё время пол под ногами дребезжал. Ещё раз позавидовала жильцам этого дома, а потом, почувствовав знакомый запах и отказываясь в это поверить, подошла к двери.

Кофе? Арабика?

Сука, ментяра паршивый, урод конченный. Он точно вскрыл одну банку и пока проходил поезд, перемолол. Или мне поверить, что он несколько зарплат экономил, чтобы купить его?