Оторва. Книга пятая

Глава 16

Я приподнялась и улеглась на руль, чтобы лучше рассмотреть строгую даму. Вот это объем, таких и в прошлой жизни ни разу не видела. Даже гораздо крупнее неандерталок из больницы, с которыми познакомилась в первый день попадания в новое тело. Вместо причёски на голове круглый блин с торчащими вверх короткими волосиками. В первый момент показалось, что она ёжика распотрошила, а шкуру с иголками обрезав по кругу напялила себе на макушку. И что ей надо? Подвезти до Крыма? Так она в дверях не поместиться, а если всё же удастся затолкать, автобус перекособочит, как ту телегу с осликом, на которую ящик впихнул наш водила.

Лучше бы Иннокентию Эдуардовичу промолчать.

Увы, не экстрасенс я и внутренний посыл отправить ментально не получилось, и сам НВПэшник не догадался промолчать. Глянул на барышню и признался.

— Родненький вы мой. — Огромное, раздутое лицо женщины сделалось ещё больше, расплывшись в улыбке. Даже не могла представить, что такое возможно. Она буквально выдернула военрука из автобуса, обхватив его за плечи, прижала к своей необъятной груди, отстранила и повторила. — Родненький вы мой. Вот именно таким я вас и представила: крепким, сильным и готовым на подвиг! — и по её щекам покатились слезинки. Маленькие, но возможно смотрелись так на одутловатом лице и потому выглядели ненастоящими.

Иннокентий Эдуардович попытался оглянуться, словно ища поддержки, но женщина снова притянула его, крепко прижимая к себе. Мне показалось, что в этот момент у НВПэшника хрустнули кости. Неудивительно, смотрелся он на фоне этой дамы хуже, чем узники Освенцима, какими запомнила их по фотографиям.

Иннокентий Эдуардович сделал робкую попытку освободиться, но куда там, женщина это почувствовала, сложила руки в замок у него за спиной и громко зарыдала тыкаясь лицом ему в плечо.

Мелодрама в реалиях СССР. Подумала, если по закону жанра эта толстуха заявит, что она незаконнорожденная дочь Иннокентия Эдуардовича, то прямо сейчас обоссусь от смеха. Плюхнулась в кресло и на всякий случай свела коленки, стараясь не заржать.

— Простите, — раздался неуверенный голос военрука, — но кто вы?

Ну вот, ещё не зная за что, а он уже начал извиняться. Я прыснула, тоненько и очень тихо, зажав рот ладонью, а то ни дай Бог, врачиха решит, что у меня истерика и снова захочет вколоть успокоительное и мент начнёт активно помогать. Ну да, все с серьёзными рожами и только одну меня разбирает смех.

— Ой, а я не представилась? Это всё эмоции. Я — Лена.

Не удержалась, заржала в голос, а чтобы хоть как-то заглушить, положила руку на руль и спрятала лицо, незаметно подглядывая одним глазом.

Однако мой смех принёс свои плоды. Мент, молча взиравший на происходящее, внезапно вспомнил, что он при исполнении и, спустившись на нижнюю ступеньку, сказал:

— Так, граждане, вы кто будете, — и в первую очередь уставился на НВПэшника, вероятно вычленив из разговора с мымрой, главное. А именно, пришёл старший группы, на которого можно повесить всех дохлых собак.

Военруку, всё таки удалось освободиться от дамочки или до неё дошло, что объект её обожания во время разговора с представителем власти не должен находиться в чужих объятьях и ослабила хватку, чем Иннокентий Эдуардович и воспользовался. Поправил пиджак, достал из внутреннего кармана паспорт красного цвета, чем озадачил меня, и представился:

— Моя фамилия Северцев, подполковник в отставке, руководитель начальной военной подготовки. Сопровождаю группу комсомольцев на военно-патриотический слёт посвящённый 60 летию создания всесоюзного ленинского коммунистического союза молодёжи.

Старший лейтенант раскрыл паспорт, глянул в него и молча уставился на НВПэшника.

Иннокентий Эдуардович, вероятно решив, что его недопоняли, продолжил:

— 60 лет исполнится только в следующем году, но учитывая, что будущий год будет ознаменован XI Всемирным фестивалем молодёжи и студентов, решено было провести слёт этим летом, чтобы выбрать самых достойных и отличившихся.

Мент по ходу совсем встал в ступор и десять раз пожалел, что именно сегодня была его смена. Он обречённо оглянулся на мымру, и в его глазах появилась тоска.

Ох. Как же я его прекрасно поняла. Куда ни кинь, всюду клин. Даже если старлей и знал о комсомоле не больше чем Синицына, то теперь его чётко и внятно просветили, убрав провалы в памяти. И он бы с удовольствием благословил нашу поездку и даже, возможно, пожелал удачи, если бы не Ольга Павловна, в которой он точно разглядел угрозу своего дальнейшего существования. Сразу просчитал мымру. Такие как она не молчат. Напишет маляву куда следует, да ещё парочка комсомольцев оставят свой жирный автограф и конец спокойной жизни. Представила, с какой скоростью заметались тараканы у него в голове, в поисках выхода и мысленно пожалела, но тут снова вмешалась незнакомая Лена.

— Товарищ старший лейтенант, — обратилась она к гаишнику, — а ведь я знала, я чувствовала. Только такие люди и становятся героями, — и расплылась в улыбке, даже следов от слёз не осталось, — я ведь почему подошла? Поблагодарить сердечно. Доктор сказал, пять минут, всего лишь на пять минут позже привезли бы моего Лёшеньку в больницу, и я бы уже была вдовой. И вот он герой — подполковник!

Ах ты ж ёпрст. Вот это поворот. Недаром внутренний голос заставлял мчаться по дороге без остановок. Но это уже как бы прошлая проблема, а вот что делать с нынешней? Сейчас Иннокентий Эдуардович переведёт стрелки на меня, и эта бабища захочет стиснуть в своих объятиях. Я совсем не подполковник в отставке, она же мне ни одной косточки целой не оставит.

Произошло, что и предположила. НВПэшник моргнул дважды и радостно заявил:

— Так это не мне спасибо говорить нужно. Боюсь, если бы я руководил эвакуацией вашего супруга, могло случиться непоправимое. Это всё благодаря Бурундуковой и её слаженным действиям. Вон она, сидит на водительском месте.

Я попыталась слиться со спинкой сиденья в одно целое, но в этот момент старлей встал боком, и врачиха развернулась, оглянувшись на меня.

И наши взгляды встретились.

— Родненькая ты моя! — с этими словами несостоявшаяся вдова выдернула старшего лейтенанта на улицу и втиснулась в автобус. Причём проделала это так быстро, что не зацепись она платьем за откидную сидушку, в следующее мгновение задушила меня прямо в кресле.

Я же воспользовавшись подаренными секундами, подскочила, спрятавшись за сиденьем. Хорошо хоть не взвизгнула и маму на помощь не позвала, хотя такое желание было. Успела заглушить благодаря Синицыной. Еле уместилась, недаром Виталик смотрел на меня с сомнением, место оказалось совсем никаким, и лезгинку здесь он бы точно не станцевал. Но всё-таки меня это спасло. Между краем кабинки и загнутой приборной панелью, габариты дамочки не позволили поместиться, ещё и рычаг коробки передач встал на пути, а через руль руками не смогла дотянуться, растопырив их, как паук лапы. Но паук это делает, чтобы своим размером произвести впечатление на врага, а ей, это зачем? У неё и без того размеры пугающие. А увидев, что она продолжает делать попытки до меня добраться, я выпалила, увы, голосом Бурундуковой:

— Я не тактильный человек, мне вера не позволяет обниматься, к тому же по статье 132 УК это запрещено делать в общественных местах!

Не знаю, была ли в СССР такая статья, но мой крик подействовал на всех. Дамочка перестала тянуться ко мне и в автобусе повисла гнетущая тишина. Вряд ли комсомольцы знали наизусть уголовный кодекс, да и про тактильность едва ли слышали, а вот что за вера мне не позволяет обниматься, их это явно ошарашило.

Ошиблась. Один человек про статью 132 всё-таки знал. У старшего лейтенанта брови встали почти вертикально, и на лбу образовалось несколько морщин.

А может и дамочка нечто слышала, потому как смутилась и бочком выползла из автобуса. Потрясла за руку сначала Иннокентия Эдуардовича, потом и старшего лейтенанта, наверное, на всякий случай и, переваливаясь как человек с миопатической походкой, зашагала в сторону приёмного отделения. Ну а что, с такими габаритами у неё, вполне вероятно, могут быть слабые мышцы в области таза.

А я, выдохнув облегчённо, сползла на сиденье.

— Ольга Павловна, — произнёс кто-то из недр автобуса, — а на улицу выйти можно?

Кто-то подхватил предложение, а заодно поинтересовался, где можно справить нужду. Правильный вопрос, потому как обо мне мгновенно забыли, сосредоточившись на главном.

Врачиха стала объяснять, где на территории больницы находится общественная уборная и мымра занялась тем, что умела делать лучше всего. Строем водить комсомольцев в сортир.

Я бы тоже не отказалась, но решила, как только все разбредутся, пойду искать душ и там решу все свои проблемы.

— Бурундуковая, а тебе особое приглашение требуется?

Надо же, у Гольдман голос прорезался и мымра тут же заглянула в автобус.

— А если я не хочу? — ответила на немой вопрос англичанки.

На удивление, Ольга Павловна настаивать не стала. Только буркнула под нос.

— Автобус никто останавливать не будет до Симферополя. Можешь оставаться.

А то у нас уже водитель есть. Вот же ляпнула. Мы может быть вообще, ночевать будем в Николаеве. Лучше бы озаботилась обедом. Время как раз подходящее.

Проводила взглядом отряд комсомольцев и уже хотела рвануть за рюкзаком, как вдруг рядом послышались знакомые голоса. Приподнялась и сразу увидела Иннокентия Эдуардовича и старшего лейтенанта. Они тоже смотрели вслед шагающим комсомольцам и негромко беседовали.

— Вы точно уверены, товарищ подполковник, — спрашивал мент у НВПэшника, — она никуда писать жалобу не будет? Оно, конечно, разберутся, но перед этим крови попьют немало.

— Не беспокойтесь, Андрей, я проведу с ней беседу, — попытался успокоить мента Иннокентий Эдуардович, но без особой уверенности в голосе, — но если что, я вам адрес свой и телефон сообщил. Приеду по первому зову. Я ведь понимаю, всякое бывает. А за водителя, не нужно беспокоиться. Я как раз по этому поводу беседовал. Сказали, максимум два часа. Путёвку оформят и доставят сюда.

— Это хорошо, что без проволочек. А я ещё, товарищ подполковник, хотел спросить. У вас, в самом деле, ДОСААФ обучает несовершеннолетних детей управлять автобусом?

— Оказывается да, — кивнул Иннокентий Эдуардович, не был в курсе. А иначе не довезли. И ситуация с грузовиком опасная была.

— Это как в поговорке, — махнул рукой старший лейтенант, беда не одна приходит, а с детками. У грузовика колесо лопнуло, вот он и завилял на дороге.

Вот это кринж. Нашло ведь когда лопнуть. Злостный случай.

Но дальше я не слушала, вдруг сообразив, что новый водитель может появиться с минуту на минуту, и я так и останусь, в чём сижу и без туалета.

— Ева, ты куда? — остановил меня голос Иннокентия Эдуардовича.

Увидел у меня на плече рюкзак и спохватился.

— Я быстро, — кивнула в сторону больницы, — мне срочно нужен душ. Очень срочно.

И развернувшись помчалась догонять врачиху, которая показав отряду путь до уборной, возвращалась, так и держа в руке шприц, а в другой ящик с красным крестом.

Слава, Богу, не стала уговаривать меня на укол, чтобы лекарство не пропало. Только поинтересовалась, действительно ли я управляла автобусом, а получив утвердительный ответ, покивала с умным видом и провела в терапевтическое отделение. Достала из кармана ключ, провернула его в замке и предупредила, что горячей воды нет.

Да мне как-то было всё равно, лишь бы смыть с себя пот и переодеться. Стирать вещи не стала, завернула в газету и спрятала на дно рюкзака.

На выходе, воровато оглянулась и, убедившись, что никого нет, затолкала сумку и куртку маньяка в огромную железную мусорку. Прошмыгнула никем не замеченной в приёмное отделение, и двинулась было в сторону улицы, как услышала знакомый голос:

— Родненькая вы моя.

Едва не взвизгнула, увидев, как на меня надвигается огромная туша и стала оглядываться в поисках укрытия. Но, большая тётя Лена пронеслась мимо меня, не только не узнав, даже не заметив. Едва не сшибла, если бы я вовремя не отскочила. Обхватила своими ручищами миниатюрную женщину в белом халате и, склонив голову ей на плечо, громко зарыдала.

Я мысленно принесла свои соболезнования персоналу больницы, потому что за пару недель таких лобызаний, эта шкафообразная, обязательно нанесёт кому-нибудь травму и выскочила на улицу.

Очень вовремя. Оба мента попрощавшись с Иннокентием Эдуардовичем и Анатолием, нашим первым водителем, сели в свою тачку и укатили.

НВПэшник увидев меня, радостно улыбнулся, видимо всё же опасался, что я решила покинуть их весёлое общество, и помог подняться по ступенькам.

— Давай садись, — кивнул он мне дружелюбно и ласково сжал плечо.

Неожиданно. Захотелось поинтересоваться, что произошло в моё отсутствие, но кинув взгляд на мымру, решила, что это не к спеху. Впихнула рюкзак под кресло, без сумки и куртки маньяка он сделался гораздо компактнее и легко уместился. Но едва устроилась, сбоку показалась голова Виталика.

— С тобой всё в порядке? Что там? Уколы делали? И как себя чувствуешь? Едешь с нами дальше?

Я, нахмурившись, оглянулась.

— Ты это с чего взял?

— Иннокентий Эдуардович сказал. Мы тебя минут двадцать ждали, он и сказал, что тебя докторша увела, проверить.

Я мысленно улыбнулась. Так наш НВПэшник врать умеет похлеще меня. То-то мымра ни слова не сказала, небось, предупредил, что у меня шок или что ещё и нервировать нельзя. Надо было ещё в Кишинёве это сделать.

— А почему у тебя волосы мокрые? — продолжил допытываться Виталик.

— Так мне это, — я ухмыльнулась, — антистрессовую ванну сделали.

— Антистрессовую ванну?

— Какую ванну? — послышалось из разных сторон.

Пять минут не прошло, как автобус тронулся, а вокруг меня собралась целая куча мальчишек и девчонок которые наперебой стали засыпать вопросами. Усаживались по двое, трое на одно сиденье и похоже не чувствовали себя в тесноте.

Пришлось рассказывать, как пришло в голову пойти в ДОСААФ. Что чувствовала, когда гнала автобус в больницу, в какой момент пришла идея свернуть на обочину, до того как грузовик поехал навстречу или изначально так планировала.

Медленно, но уверенно переползли на приключения в Кишинёве. Объяснила, что и мотоцикл и гараж мой, остались в наследство от отца и потому никак не могли мы с Люсей угнать сами у себя. Всё остальное передала в очень сокращённом виде, пообещав, что когда надену купальник, все смогут рассмотреть след от пули, а в автобусе я этого точно делать не буду.

Одним словом, каким бы ни был план у мымры, но он рухнул окончательно. Во всяком случае, на 98 %. К нашей компании не присоединились всего четверо. Известная всем Гольдман, недомерок, получивший в лоб и две девчонки из Комрата, которых узнала ещё по Кишинёву. Продолжали пялиться на меня с ненавистью. И учитывая, что до вчерашнего дня я понятия не имела об их существовании, выяснить причину не удалось.

Нашу идиллию прервала остановка автобуса. Он вздохнул, почти как человек и затих, а я, глянув через лобовое стекло на уже знакомые ворота сделала брови домиком. Или очень похоже. Я-то думала, что автобус на пути к Херсону, по сторонам не смотрела, а мы снова прибыли на предприятие, в столовой которого завтракали сегодня утром.

— А, — сказал Виталик, когда я недоумённо закрутила головой, — тебя ведь не было. Сейчас новый водитель сядет за руль, а мы заодно пообедаем.

Я кивнула.

— А вечером, заодно поужинаем.

— Почему? — спросили сразу несколько человек, — мы вечером уже на месте будем.

— Ага, — согласилась я, — утром мы тоже все так думали.