Оторва. Книга пятая

Глава 22

Они шли медленно, я тоже не ускорялась, желая встретиться с ними точно над тоннелем, потому как помнила, что там глубина больше шести метров и, брякнувшись в воду, не сломаешь себе ноги об грунт. Ну это, если захочется повыпендриваться. Читала, что Николай прыгал с такой высоты, правда в воде дежурила целая бригада спасателей, но ведь не понадобились. Сам справился.

Я остановилась первой, ориентируясь по колодцу, через который в моё время сигали мальчишки. Не самое лучшее развлечение. По краям хоть и сидели пацаны, отслеживая проплывающие по тоннелю лодки, но лично при мне произошёл несчастный случай. Парнишка лет пятнадцати прыгнул вниз и угодил на голову молодой женщины, которая как раз сидела в одном из экскурсионных катеров, так что в больницу с переломами увезли обоих.

Оба красавчика догадались, что я по их душу поэтому, не пытаясь меня обойти, остановились напротив, внимательно разглядывая, щурясь от солнца, которое било им в глаза и широко улыбаясь.

— Ты только глянь, Тали, — произнёс Николай, а это точно был он, своим завораживающим голосом, — какие девушки охраняют наш покой и сон от злобных интервентов. Я таких воительниц и не встречал никогда.

Честно говоря, одет он был несуразно. В брюках, которые сидели на нём в обтяжку и делали его худосочным и сандалиях выглядевшими обрубленными в районе пальцев. И тело, совсем не таким я представляла его, хотя до съёмок фильма и того момента когда Николай начнёт усиленно качать мышцы времени хватало. И странный маленький предмет в чехле, перекинутый на лямке через плечо, который я идентифицировала как фотоаппарат, типа мыльницы и в голове машинально мелькнуло, что они ещё не существуют.

Его друг и вовсе не походил на человека имеющего черный пояс. Сантиметров на пять-семь ниже Николая с обаятельной улыбкой, которая делала его до нельзя добродушным. И как только ему удавалось играть в фильмах злодеев, вообще непонятно.

На нём были широкие светлые штаны с резинкой на поясе и белая рубашка нараспашку с двумя большими накладными карманами. А голые ступни в полукедах, как в «Пиратах».

И разглядывали парни меня, совершенно беззастенчиво пялясь на грудь. А, в принципе, чего я хотела от двух сердцеедов, как их описывали после оглушительного показа фильма.

Одежда на мне хоть и была военно-полевой, но выглядела, мягко говоря, не по регламенту. И если короткая юбка могла сойти за летнюю форму одежды в южном военном округе, то гимнастёрка смотрелась вызывающе. К тому же без ремня. Но с солдатским ремнем и большой бляхой со звездой я бы выглядела и вовсе нелепо, вкупе с лейтенантскими погонами. Где-то читала, что полевую приталенную гимнастёрку женщины в армии могли носить без этого шедевра гениальной мысли дизайнеров советских времён, но вот точно без декольте, которое я себе организовала.

Вот они и пялились, вероятно, пытаясь сообразить, что за явление перед ними, да ещё и с нешуточной наградой.

Наверное, я только в этот миг вдруг ощутила себя в чужом времени. Не когда раскрыла газету и увидела на ней дату. Ни даже когда разбиралась с маньяком или слушала бредни комсомольцев, а именно сейчас, увидев в двух шагах от себя мёртвых людей, которые со мной разговаривали. Зомби апокалипсис или скачок через кладбище домашних животных. Или как вообще такое возможно?

Только теперь дошло, что вокруг меня очень много покойников. Та же мымра и Иннокентий Эдуардович не доживут до 2022 года в силу своего преклонного возраста, но я их раньше не знала и для меня они существовали обычными людьми.

Но не эти двое и особенно Николай, в которого я влюбилась, когда мне было тринадцать лет.

В 2004 по телевизору крутили «Пираты двадцатого века» и я как все малолетки, которые выбирают себе кумиров, втюрилась в него с первого взгляда. Это потом узнала что фильм приурочили к 55-летию главного героя, а его самого уже несколько лет не было в живых, но в тот момент я охала и ахала, переживая и восхищаясь его мужеством.

К концу фильма я Николая уже считала своим парнем, хотя ещё не знала, как зовут и жутко ревновала, когда он целовался с другой.

Я долго не могла привыкнуть, что мой кумир, вот этот славный юноша на экране, давно старик, да к тому же мёртв. Искала любую информацию о нём в интернете, Боже, какой это был интернет, картинка грузилась несколько минут, да и информации было с гулькин нос.

Больше прочитала в старом «Советском экране», который мне подсунула мама, узнав, что меня заинтересовало и от отца, любителя приключенческих фильмов.

Как давно это было и словно вчера, а сейчас, вот он, молодой, красивый, загорелый и живой.

И мне до коликов захотелось их потрогать, пощупать, взять за руки, понять, что это не сон, а Николая и вовсе расцеловать, чтобы убедиться: передо мной не два привидения.

Лишь бы не приняли меня за маньячку и не шарахнулись в сторону. Поэтому сделала строгое лицо и сказала:

— И что мы здесь делаем, молодые люди? На время проведения слёта зона считается закрытой. Предъявите, пожалуйста, паспорта, и что там у вас имеется. Пропуск или мандат.

Правильно рассудила, что тот пост, на котором стоял опешивший при виде меня солдатик, лишь для красоты или, чтобы отогнать слишком любопытных участников слёта, а где-то дальше должен быть настоящий, где проверка документов обязательна.

— Очень строгий проверяющий, — всё так же продолжая улыбаться, — сказал Николай, — мои документы в палатке и если вы будете столь любезны и проследуете с нами на берег, я с удовольствием предъявлю.

Как галантно, я даже смутилась. С такими манерами и не удивительно, что в него были влюблены все женщины союза.

— А у меня с собой, — сказал Талгат и стал расстегивать пуговицу на левом кармане.

— Проследуем, — согласилась я, взяв в руки красную паспортину, увидев которую Николай тут же с удивлением забросал друга вопросами.

— Ты уже сделал новый? И когда успел? Ты ведь на съёмках уже несколько месяцев. Летал в Москву?

— А, — отмахнулся Талгат, — Банионис с Сенчиной сдали анкеты Вайнштоку, вот и я подсуетился. Оказался рядом в нужный момент.

Даже не пыталась понять, о чём это они и что за странный способ делать паспорта. А чтобы не показаться полной дурой, ведь те о ком они говорили, наверняка известные личности, я уткнулась в паспорт. Узнала отчество и захотелось спросить, не является ли он родственником Рамзана, вовремя опомнилась, а потом пролистала пару страниц, сложила брови домиком и сделала вид, что читаю вслух:

— Киокусинкай. Чёрный пояс. — Оторвала взгляд от паспорта и строго сказала. — Непорядок Талгат Кадырович. Чёрный пояс. А где штампик? Должен здесь стоять штампик с присвоением дана. Обязательно по месту прописки зайдите и пусть шлёпнут. Это я добрая, а другие посчитают паспорт недействительным, и загремите до выяснения в каталажку.

Нужно было видеть, как вытянулись физиономии у обоих. Захотелось сорвать с плеча Николая мыльницу и отшлепать пару тройку кадров.

И протянула паспорт, в который они оба мгновенно упёрлись в поисках оной информации.

Перелистнув каждую страницу по несколько раз взад-вперед, Николай спросил, не поднимая глаз:

— А где это указано?

А потом поднял голову и, увидев, что я давлюсь от смеха, сам расхохотался.

— Она нас сделала, Тали, она тебя знает!

Талгат всё ещё находясь в прострации, перевёл взгляд на друга, потом на меня и сдержанно улыбнулся, убирая паспорт в карман.

— Разыграли, да? — Спросил он прищурившись. — Так вы меня знаете? И откуда?

— Кто не знает советского Брюс Ли, — кокетливо ответила я, а потом подумала, что его так назвали в начале 80-тых, и добавила, — чемпиона Узбекистана.

— Советский Брюс Ли? — Николай глянул не на меня, а на друга. — А кто это?

Но и у Талгата вытянулась шея.

— Вы знаете кто такой Брюс Ли? Киокусинкай? Но откуда? — В его голосе появилась нотка волнения, и акцент прорезался гораздо сильнее, но это выглядело вполне мило.

Если не считать, что я немного перестаралась. Но ведь были видеомагнитофоны. Я просто про них забыла, как и то, когда они впервые появились. Наморщила лоб, пытаясь вспомнить, что об этом читала. Вроде даже советские уже изготавливались и в Москве наверняка были. Но это не точно, поэтому перевела разговор в другое русло.

— Это мой любимый стиль.

На самом деле врала без зазрения совести. То, что я иногда использовала приёмы, ничего не значило. Тыгляев говорил, что у меня этот стиль особенно хорош, но это всё что я помнила про киокусинкай. Меня интересовали приёмы, ради самих приёмов. Чтобы я могла отбиться легко без оружия против уродов в подворотне, утрирую, конечно, не только.

А ещё Тыгляев удивлялся, что мне борьба давалась легко и я в нужный момент могла использовать то или иное нападение, даже если раньше только видела нечто подобное. Хорошо откладывалось в голове у Синицыной. Не то, что в Бурундуковой, у которой на ровном месте память пропадала.

— Кто такой Брюс Ли? — Повторил свой вопрос Николай, но ответ не получил.

— Ваш любимый стиль? — Талгат даже заикаться начал, ввергая меня в ступор.

Ну а что не так?

И Ерёменко смотрел на нас, не понимая, о чём идёт речь, но ведь сам у Талгата брал уроки. Читала про это. Или не в 77? Перед фильмом?

— Мальчики, — я застенчиво улыбнулась пытаясь разрядить обстановку, — а давайте перейдём на «ты». Вас знаю, а я ещё слишком юная, чтобы после имени добавляли отчество.

Получилось. На лице Николая вновь заиграла улыбка.

— Обычно я это предлагаю, но такой вариант мне больше нравится. И как зовут нашу прелестную поклонницу? Или ты только Талгату поклоняешься?

— Я смотрела «Красное и чёрное».

Не получилось. Нигматуллин наморщив лоб, так что образовались сразу две большие борозды, вновь спросил:

— Киокусинкай, ваш любимый стиль?

Пристал же. Он даже пропустил, что мы перешли на «ты», а ещё в его исполнении звучало не «киокусинкай», как называл Тыгляев, а «кёкушинкай», с ударением на «у». Но возможно из-за акцента.

— Ага, — я кивнула, — и с удовольствием провела бы с тобой спарринг, — и махнула в сторону берега, — только вот там, на песочке.

От моих слов возбудился больше всех Николай.

— Чемпион против юной девы, — он едва не захлопал в ладоши, — и кстати, ты ещё не представилась.

— Ольга, — сказала и подумала: вот ты полная дура Синицына, ну какая Ольга? У тебя документы на Бурундуковую, но язык продолжал болтать без моего участия, — для вас, мальчики, просто Оля.

Ага. Как «Просто Мария». Вспомнила потому, как знакомый румын называл его: «Проаста Мария», что как раз в переводе на русский и звучало: дура Мария.

— Мастер, — Талгат с удивлением глянул на Николая, — ты хочешь, чтобы я преподал урок девушке?

— Я не знаю, если хочет он, но я прямо жажду, — и заинтересовавшись обращением к Ерёменко, спросила, — а почему, мастер?

— Уважительно к старшему, — пожал плечами Нигматуллин.

— И на много он старше, — я прыснула.

— На три недели, — Николай тоже рассмеялся, а потом и Талгат подхватил нашу игру.

Он согнул указательный палец и сказал:

— Он выше.

Тут уж мы заржали все вместе и я, подхватив под руки обоих парней, зашагала вместе с ними.

— А в каком фильме ты сейчас снимаешься? — спросила, вспомнив предыдущий разговор.

— У меня там маленькая роль, но фильм должен быть интересным. «Вооружен и очень опасен», — ответил Талгат, — здесь, в Крыму, у Белой скалы.

Попыталась вспомнить, но на ум пришёл только американский боевик со схожим названием, а уж где находится Белая скала и подавно не знала.

— А тут, что делаете вдвоём? Подбираете место для съёмок нового фильма?

— Почти, — отозвался Николай, — здесь была целая группа. Вчера уехали, а я остался ждать Талгата. Он сегодня приехал. Тут огромные крабы, я сварил несколько штук. Любишь крабов?

— Ещё бы, особенно под холодное пиво, — я мечтательно вздохнула.

— Наш человек, — констатировал Николай, — мы как раз собирались в Черноморское махнуть. Или тебе нельзя? Ты на службе?

— Можно, — тут же согласилась я, — только мне пропуск долго выписывать. В штаб нужно. Обратно я и без пропуска вернусь, но как проехать мимо поста? — И я с надеждой глянула на Николая. Ну, а что, вдруг у них пропуск-вездеход и их даже не проверяют. Артисты ведь. Ещё и съёмочная группа была.

— У нас доверительные отношения, — кивнул Николай, — только твоя форма сдаст тебя с потрохами, — и он критически посмотрел на меня, — а медаль за что?

— А, — я отмахнулась, — пару шпионов задержала, — вот и наградили. Кстати, очень помогли приёмы.

Ещё как помогли. Ментам во Фрунзенском райотделе они точно были в новинку. Не учат нашу доблестную милицию защищаться от террористов. Совсем не учат и ещё очень долго не будут учить.

— Ого, — произнесли почти в голос. Прониклись.

— На, мне купальник, а форму можно спрятать, — напомнила я про поездку.

— Можно попробовать, — согласился Нигматуллин, — только тебе потом не попадет за самоволку?

— Нет, — я рассмеялась, — я вольнонаёмная и девушек не наказывают.

Наказывали девушек военных в СССР или нет, я не знала, но парней надо было успокоить. Где и когда я ещё смогу выпить пиво в компании Нигматуллина и Ерёменко-младшего? И пропустить такое? И фотоаппарат имеется. Да мне все обзавидуются через пару лет, когда фильм выйдет на экраны. Это ведь не фотки — бомба! Представила и сама выпала в осадок.

И не заметила, как мы спустились на пляж, только когда в туфли песок попал.

Я стянула через голову гимнастёрку, скинула обувь и, извиваясь, выбралась из юбки, оставшись в своём шикарном красном купальнике. Оценили, раскрыв рты и уставившись на единственное приличное достоинство Бурундуковой. В принципе, почему единственное? И талия, и фигурка в полном порядке.

— Даже рубашку не снимешь? — поинтересовалась у застывшего Талгата.

Очнулся. Скинул рубашку на руки Николая и сказал:

— Ну давай, разомнёмся чуть-чуть, даже интересно что может показать такая девушка.

— Тали, — окликнул его Николай, — только не забудь, именно девушка.

Талгат махнул рукой другу и предложил:

— Я чуть, вполсилы, пару атак проведу, а ты попробуешь защищаться. Хорошо?

— Хорошо.

И он без предисловий сделал выпад, один раз, другой, от которых я удачно увернулась, но потом всё же, пропустила парочку, несильных, но вполне чувствительных удара. Я в ответ контратаковала и он, едва увернувшись от последнего моего броска, остановил бой.

— Что? — спросила я, когда он, ничего не говоря, стал с новым интересом меня разглядывать.

— А у кого ты тренировалась, — наконец выдал он то, что его заинтересовало.

И что сказать?

— Отец.

— Отец? — переспросил он.

— Ну да, — подтвердила я.

Талгат почесал затылок и задал следующий вопрос:

— А кто твой отец?

— Милиционер. Но он погиб два года назад и теперь я сама по его программе.

— А кто он по национальности?

И какая ему разница? Да и не знала я кто отец Бурундуковой. Молдован, румын, татарин. Какая разница. Но на всякий случай сказала:

— Русский.

Нигматуллин около минуты молчал, переваривая услышанное, а потом Николай напомнил, что время близится к полудню и скоро будет жарко, а ещё палатку собирать и вещи.

— Хорошо, — сказал Талгат, — нападай, давай, покажи, всё чему тебя учили. За меня не переживай.

Ну и что ему показать? Супер комбинацию Тыгляева, которую, за свою он никогда не признавал. Говорил, что эти вариации ударов, придумал ни кто иной как Талгат Нигматуллин. Просто официально не зарегистрировал, и потому не назвали в его честь. Но божился всеми аллахами которых сумел вспомнить, что это истинная правда.