Повезло. На фоне громоподобного хохота, который устроили Каренин и старлей, моё ржание выглядело блеяньем маленькой овечки. Так ещё и мой личный охранник, сидевший напротив, давился смехом.
Сколько Тыгляев баек знал про армию, но о таком даже не слышал. Не упустил бы случая рассказать.
— Слушай, — вспомнил старший лейтенант, — а что за траншея поперёк дороги появилась? Мы едва в неё передними колёсами не грабанулись. Вам что делать было нечего? Как теперь на другую сторону выезжать?
— А вы и про это ничего не слышали? — Обрадовался капитан свободным ушам. — Так это из-за Маркулеску.
— Какого Маркулеску? — Переспросил Каренин. — Костюм, что ли?
— Ну да, — кивнул капитан и хихикнул, — тот самый, которому мама прислала деньги, чтобы он себе цивильное пошил на дембель, а мы его на пятый день в Евпатории нашли в женской общаге.
— И что он на этот раз отчебучил? — Заинтересовался старлей.
— Бахтиярову Жигули отремонтировал, — снова хихикнул капитан, — генерал пообещал, что если найдёт неисправность, он ему лично дембельский приказ выпишет.
— А, Костюм, с каких пор в автомобилях стал разбираться? — спросил Каренин.
— Так он и не разбирается, но пообещал всё сделать. Ну ты слушай дальше. Через час прикатил Маркулеску к штабу на Жигулях. Генерал спускаться не стал с третьего этажа, а позвонил, как и обещал в автобат и приказал выдать дембельские Костюму. Он и так тут две недели пересидел. И всё бы получилось, если бы не Устамбеков со своей самоволкой.
— Ничего не понял, — произнёс Каренин, — что получилось и, причём тут Устамбеков?
— Ну так ты не перебивай, — обиделся капитан, — я рассказываю. Маркулеску с вечера на хлеб крем сапожный намазал, а утром скормил эти бутерброды Устамбекову. Вот тому, с вышки и почудилось, что его невеста, без паранджы с каким-то мужиком за холм пошла, он и побежал догонять. А при ЧП, сам знаешь, все в ружьё и ловить беглеца. Вот и Маркулеску погнали. Он ведь генералу автомобиль не отремонтировал на самом деле. Тельфером двигатель вытащил и посадил двух духов, чтобы они, значит, кружок по плацу сделали. А когда генерал решил прокатиться на любимой ласточке, тогда и обнаружили под капотом этих придурков. Вот и выходит, что не скорми Маркулеску бутерброды Устамбекову, успел бы уехать из части, а теперь что с ним будет, неизвестно.
Пришлось реально зажимать рот свободной рукой. Какой разгул фантазии у парня или это у него проявилось от желания покинуть доблестные вооружённые силы? И вот на хрен, такие в армии нужны?
— Ну и причём тут траншея, — спросил старлей в очередной раз отсмеявшись, — я ведь за неё спрашивал. Зачем вырыли?
— Ты бы слышал как генерал орал, — пожал плечами капитан, — и приказал копать ров отсюда и до обеда в полный рост. Обещал лично проверить.
— Хорошенькие дела у вас творятся. И где этот герой? — поинтересовался Каренин.
— Костюм? Так в автобат ушел. Ему генерал два дня дал на ремонт машины.
— Пешком? — удивился старлей.
— Часа два назад, — подтвердил капитан, — дембель, не дембель, но если бы остался, ему ночью всей ротой тёмную устроили. Сначала гонялись за Устамбековым, потом копали, теперь ученья. Все злые. Так что от греха подальше.
— Вот это у вас тут весело, — рассмеялся старлей, — а что за бензовоз стоит, — он кивнул в сторону.
— Бензовоз, — подтвердил капитан, — для слёта, — туда бензиновую ВПэЛку доставили, а она жрёт будь здоров.
— Да ладно, — не поверил Каренин, — сколько туда электричества нужно?
— А 375-ую не хошь? — Усмехнулся капитан. — Туда восемь плит привезли и сорок утюгов. Почти полторы тысячи людей и всем срочно гладить вещи понадобилось. Так что тридцать литров в час не хошь? Ещё гляди, чтоб хватило двадцать тонн.
— Понятно, а кстати, — вдруг вспомнил Каренин, — а ты что тут делаешь? Ты ведь на слёте?
— Так за бензовозом и приехал, но если честно, в гробу я его видал, — ответил капитан и оглянулся, словно высматривая, не подслушивает ли кто.
Ну да, я же мебель.
— А что так? — хохотнул старший лейтенант.
— Да ты бы видел этих разгильдяев, соревноваться они приехали. А одна, бестия, вся из себя расфуфыренная явилась. Выдал ей форму, так она из неё посмешище сделала. Юбку укоротила до самых ягодиц, из гимнастёрки черти что сотворила, вся грудь нараспашку. Сама пигалица, ещё шестнадцати нет, а булки громадные и всем их демонстрирует. Я на месте её отца, каждый день её порол ремнём за неуважение старших. Утюг спалила, кофе на нём варила себе, потому что без кофе, только послушай: она никакая. И представь, землячка этого Маркулеску. Они, наверное, в Молдавии, все с придурью. А замполит ей благоволит, говорит, батю её знал, давно. Врет, поди, польстился на её ножки и всё остальное.
Я, на всякий случай, вся скукожилась и прикрыла лицо рукой. Если сейчас узнает во мне ту самую, они мне втроём всыпят по первое число. А я с прикованной рукой и сдачу дать не смогу. Уж лучше замполита дождаться, кругленького, добренького. Тем более если он действительно знал в прошлом отца Бурундуковой. Неожиданный поворот, а мне ни слова не сказал.
Парни посмеялись над незадачливым капитаном и Каренин, наконец-то поинтересовался, если майор не приезжал, а то им груз сдать ему нужно. Ага, так и сказал — груз. Но уж лучше так. Намекнул бы про английскую шпионку, капитан точно полез разглядывать чудо невиданное.
— Так он здесь. Он минут за двадцать до вас приехал и что самое интересное, сам за рулём. Даже не знал, что он водить умеет. Прилёг, сказал разбудить, как ты появишься. С этим слётом вторые сутки на ногах, а тут ещё и это. Влетит Дружинину, как только на глаза ему явится. А что у вас за дело? А то он мне на вопрос только кулак показал.
— Вот и я тебе сейчас покажу и не только кулак, — вспылил мгновенно капитан, — вместо того чтобы бежать и будить, он лясы точит. А я, между прочим, в отпуске. Давай, сообщи.
— Ну ладно, ладно, — капитан обиженно махнул рукой и потопал в сторону палаток.
Вдали раздался треск мотоцикла и через несколько секунд рядом остановился глазастый паренёк на Яве.
— А ты куда пропал, — сразу накинулся на него Каренин, — я думал ещё и тебя разыскивать придётся.
— Там яму вырыли на дороге, я и не заметил, — стал оправдываться солдатик, — пришлось всё выгрузить, чтобы вытащить, насилу управился.
— А где твои глаза были? — Уже беззлобно сказал капитан и махнул в сторону часового стоящего около сетки. — Давайте вдвоём всё внутрь заносите.
Меня отстегнули в последнюю очередь и проводили туда же. Спасибо хоть наручники не стали вновь надевать.
— Товарищ капитан, — поинтересовался солдатик со штык ножом, — мне её охранять? А если она через сетку полезет?
— И вещдоки, которые занесли. — Подтвердил Каренин. — А в помощь тебе ещё двое. С автоматами. И никуда она не денется. Ты пробовал по этой сетке лазить?
— Никак нет, — часовой отрицательно мотнул головой.
— А ты попробуй, а потом будешь задавать глупые вопросы, — Каренин усмехнулся и захлопнул калитку.
Я внимательнее присмотрелась к ограде. Сетка, как сетка, только с мелкой ячейкой. В обуви сложновато будет, но босиком управиться, наверняка получится. Но, если думают, что невозможно, пусть так и думают.
Замполит задерживался, а мне вдруг захотелось есть. Причём конкретно, словно кишки марш играть начали. Капитан со старлеем уселись в автомобиль, солдатики, что меня сопровождали, на кучу песка, которая была вывалена тут же под сеткой. В общем, никому пока до меня дело не было, и я решила подкрепиться.
Достала банку с килькой и покрутила её перед глазами.
Синицына, твою мать. Я еду заказывала в Пятёрочке и консервы, которые привозили оттуда, имели колечко. Потяни и откроется. А чем я собиралась эти банки вскрывать? Технологии двадцатого века, которыми владел Петенька, мне были недоступны, а как открывал Пуговкин подобную консерву, в каком-то фильме, я помнила. Никак. Хороша бы я была сидя в пещере и таращась на продукты, до которых добраться невозможно.
Сплюнула под ноги и взяла коробку с тортом. Сняла верхнюю часть и уставилась на это чудо кондитерской фабрики. И это грильяжный? Похоже, от него была только коробка, а внутри просто вафельное печенье. И за что целый рубль, спрашивается, содрали?
Почему назвали тортом, стало понятно, когда попыталась вытянуть кусочек. Он не был разрезан, цельный на всю коробку, вот и обозвали так. Оторвала сбоку часть картона и, вытолкав торт на свет Божий, раскрыла рот в предвкушении наслаждения. Громкий возглас, относящийся явно ко мне заставил закрыть рот и обернуться.
Часовой, млять. Смотрел на меня и ругался:
— А ну немедленно положи вещдок где взяла! Руками не трогать, и отошла к дальней стенке!
Я глянула на него, как ненормального. Во-первых, я это купила на свои честные сбережения и деньги одноглазого старлея считала таковыми. Что с боя взято, как говорится — моё личное. А во-вторых, где он здесь стенку увидел, придурок? Я в клетке из сетки, как её там, рабицы.
А ещё прикинула, пока он откроет калитку, пока ему придут на помощь, чтобы отобрать у меня продукты питания, я запросто полтора торта умять смогу и хоть немного заморить червячка.
Поэтому показала часовому фак и, раскрыв рот пошире, откусила здоровенный шмат.
— Товарищ капитан, — заорал часовой, не отводя от меня взгляда, — она вещдоки уничтожает!
Двое с автоматами подскочили с песочка и растерянно начали переглядываться. А что они могут сделать? Пригрозить? Расстреляют за то, что ужинаю?
Старлей и Каренин прибежали как на пожар и уставились на меня. Им тоже показала фак и отвернулась. Не знаю, поняли они, что это такое или нет, но Каренин беззлобно сказал:
— Да пусть ест, а то худющая как глиста.
Я едва не подавилась. Вот же сволочь, как он оценил мои прелести. А ему что, буренка нужна в постели? Бычара недоношенный. А я ещё жалела, что замполит его без мыла поимеет, когда выяснится, какого иностранного шпиона он приволок, зараза. За это, проглотив очередной кусок, нагло потребовала:
— Капитан. Прикажи часовому мне выдать штык-нож. Консервы нечем открыть.
Ожидаемо в ответ прилетело нечто невразумительное. Ну и флаг им в руки. Достала колбасу и, оторвав горбушку от хлеба, продолжила ужин. Потом взяла две бутылки Боржоми и, упираясь крышками друг в друга, откупорила одну.
— Ничего себе, как ловко, — высказался старлей наблюдая за мной, — первый раз вижу такой способ.
— Потому что привык бутылки с пивом макаркиным открывать, — усмехнулся Каренин.
Он явно, что-то хотел ещё сказать, но в этот момент сбоку ударил свет фар от нескольких машин и донёсся рокот двигателей.
— О, а вот и народ с учений явился, — сказал старлей. Чует моё сердце, что ты раньше утра не покинешь расположение.
— Догадываюсь, — буркнул в ответ Каренин и вернулся к автомобилю.
На моё удивление на освещённое фонарями пространство около палаток выехали не Уралы или нечто военное, а три ЛиАЗа, копия того утконоса на котором наш отряд добирался из Симферополя. Остановились, заглушив двигатели, и в салонах зажёгся свет.
На новобранцев, сидящие в автобусе парни и девушки, похожи не были, а вот на комсомольцев, явившихся на слёт, отстаивать честь своей республики — вполне. Только за каким лешим их в расположение полевой части занесло, а не в развёрнутый лагерь, где собирались соревнования устроить, было непонятно, но интересно. Поэтому с удовольствием уставилась на автобусы, хоть какая-то развлекалочка.
Из тамбура палатки выбрался замполит, а вслед за ним рассказчик юморных историй про армию и оба уставились на автобусы и нужно так понимать, с изумлением.
Я уселась удобнее, хотя какое удобство на деревянном ящике, и запив водой, хлеб с колбасой, снова принялась за торт. Люблю так чередовать. Я даже водку предпочитала закусывать «Наполеоном» или «Мадонной». Тыгляев меня за это тоже извращенкой называл.
А около автобусов начало разворачиваться целое представление.
Из первого утконоса вылез не только водитель, но и какой-то вояка, к сожалению, погоны разглядеть не удалось, но мужик был явно в возрасте и принялся что-то докладывать замполиту, отчего у последнего лоб покрылся испариной. Так предположила, учитывая, что майор вынул из внутреннего кармана нечто, похожее на платок и, обнажив голову, стал её усиленно протирать, начиная со лба. Потом напялил фуражку обратно и, глянув на водителей, которые успели сгруппироваться вокруг, громко рявкнул.
Опуская нецензурные слова, можно выразиться так. У автобусов баки пустые и водилы не нашли ничего лучшего, как отправиться ночью разыскивать определенную в/ч, где их должны заправить. А в Черноморском им отказали в связи с тем, что воинская часть, которая отвечает за проведение слёта, в этом месяце выбрала все фонды. На что майор выдал длинную матерную тираду, совершенно позабыв о вольных юных слушателях в автобусах, заявив, что именно для них, был выделен соответствующий мизер топлива и оставлен на базе. Водилы дружно закивали, мол, мизер и получили, по 200 литров на нос, но в договоре ясно прописано 350. А тех двести как раз и хватило от Оленевки до Симферополя и обратно, да по бездорожью и колдобинам. А им ещё в автопарк возвращаться.
Казалось бы, чего проще, вот бензовоз, залей автобусы, раз часть отвечает за слёт, тем более, что под это дело, вероятнее всего и лимит повысили и выдали в числе первых, но имелась заковырка в лице прапорщика. Низенький, метра полтора ростом, может чуть больше, всем в пупок дышал и с вполне подходящей фамилией — Лютиков. Прибежал на огонёк и грудью встал на уже принятое топливо под его ответхранение и требовал на эти 450 литров разнарядку с подписью и печатью, а иначе срывать пломбы не будет. Его-то понять можно, завтра отгонит бензовоз на слёт и сдаст его вместе с пломбами, такому же разгильдяю как и он сам и никакой ответственности. А если отлить по устному приказу, через месяц другой недостача всплывёт и получит люлей. Разберутся, вспомнят, но как говорится: осадочек всё равно останется. Были прецеденты.
А потому, не трудно ли товарищу майору сгонять в штаб и привести соответствующие бумаги? Он вообще понял, кому это предложил? А с детьми, что делать? Провожатые, которых оказалось немало, человек десять выползли из всех автобусов и активно принимали участие в дискуссии, обязательно настрочат заявления в соответствующие органы ЦК ВЛКСМ и прочие и вот тогда всем будет не до веселья.
Даже при слабом освещении было видно, что у всех участников переговоров рожи покраснели от натуги, словно последние полчаса котельцы таскали на пятый этаж, а не мирно беседовали, но к концепции так и не пришли.
И в этот момент, когда вроде начало формироваться единое мнение, вдали высветились ещё две пары фар и через несколько секунд около автобусов остановились уже знакомые, за последние сутки советские джипы, один из которых особенно и в простонародье называемый — канарейкой с большой надписью на дверце: милиция.
А когда из первого автомобиля выбрался уже знакомый майор, зять которого не без моей помощи угодил в реанимацию, я почувствовала, как между лопаток заструился пот. Не стал ждать гаденыш, когда Каренин ему меня на блюдечке с голубой каёмочкой доставит, лично сам явился.
Но вот что за хрень в расположении части творится. Не воинское подразделение, а проходной двор. Все кому не лень приезжают. Но если за майора можно было не особо волноваться, то тот, кто выбрался из УАЗика вторым, мне совершенно не понравился. Военный. В парадной форме, с аксельбантами, увешанный ими как новогодняя ёлка гирляндами, при наградах на кителе, окинул орлиным взором территорию и вальяжной походкой направился прямиком к замполиту.
Все расступились перед ним и он, раскрыв красную папку, которую держал в руках, заявил:
— Товарищ майор. Письменный приказ командира батальона, полковника Уфимцева. Немедленно передать в руки милиции, незаконно укрываемую вами Бурундуковую Еву Илларионовну, совершившую ряд тяжких уголовных преступлений.