Мымра мгновенно подскочила со своего места и гаркнула:
— Молчать. Я приказываю всем молчать! — и когда удалось навести тишину, перевела взгляд на меня и грозно добавила. — А тебе Бурундуковая сейчас будет не до смеха. Ты даже не представляешь, какие факты нам стали известны. Мы хотели их придержать до приезда и там провести товарищеский суд, но в связи с недавними событиями, ты не оставляешь мне выбора.
Преподаватель военной подготовки попытался её одёрнуть, но мымра уже вошла в раж.
— Не нужно, Иннокентий Эдуардович меня останавливать. Вы своё дело уже сделали, к тому же, вас больше месяца в городе не было, насколько мне известно, а за это время произошли чрезвычайные события и вам как педагогу их следует знать. Комсомольцы хотят провести экстренное собрание и никто, слышите меня, никто не вправе им мешать. И я как старший товарищ не вмешиваюсь, а всего лишь направляю в правильное русло.
Она не вмешивается! Едва сдержалась от раздирающего меня изнутри смеха. Комсомольцы хотят провести собрание. Хотелось бы увидеть хоть одного, жаждущего послушать оратора, а потом заняться дебатами. Кроме как о пожрать, в данный момент, ни о чём вообще не думалось. Даже Гольдман стояла с унылой физиономией. Наверное, первый раз проводила собрание, не позавтракав дома, как следует, да ещё и перекрикивая шум двигателя. А мне вдруг, наоборот, захотелось послушать, что ещё за факты они придумали. В школе на дружине вроде всё обсудили, вопрос был исчерпан и вот опять ей неймётся. Недообследованная. Как она столько лет в школе продержалась непонятно. Могла ведь, и покусать кого-нибудь.
Услышав последние слова мымры, Гольдман встрепенулась. Пробежала глазами по тетрадке и сказала:
— Так вот, товарищи комсомольцы. Прежде чем начнём комсомольское собрание, я изложу неопровержимые факты о Бурундуковой. Чтобы вам стало ясно, кто находится рядом с вами и как правильно нужно голосовать в конце собрания.
Как правильно голосовать. И сразу всё стало на свои места. На дружине не прокатило, так мымра решила воспользоваться коллективом, в котором никто ни о ком ничего не знает. Сплести небылицу и рассчитывать, что такой вариант прокатит? Или на самом деле некоторые ушлые работники такое проворачивали? Покрутила мозгами. А ведь точно! На слёт едут лучшие представители республики и если провести собрание, составить протокол, подписать, то потом легко можно будет предоставить его в соответствующие органы как Республиканское Комсомольское собрание. С большой буквы. Будут с такой хренью считаться в ЦК или что у них тут главное? Да кто его знает, но Илье Спиридоновичу карьеру подпортить смогут, может быть.
Факты они будут излагать, конечно. Где им взять факты? Наверняка мымра уверена, что я медальку с собой не захватила на слёт.
На всякий случай полезла в рюкзак и наткнулась на паспорт маньяка, да ещё сумка его вместе с курточкой. Избавляться нужно и как можно скорее.
Открыла коробочку и достала медаль. И на что мымра может надеяться? На красноречие Гольдман? Так она слово без тетрадки сказать не может, а вот у меня красноречия, хоть отбавляй, через край переливается. Или что, тогда?
Но после слов Гольдман о голосовании, дебаты начались ещё до собрания. Некоторые даже не знали, что произошло и кто такая Бурундуковая. А про цыгына подумали: просто несчастный случай. К тому же первую часть текста про вопиющий случай, многие пропустили, и запомнилась только фраза из культового фильма и смех. Да ещё пара женских голосов, умоляли перенести собрание на более позднее время и сначала что-нибудь в рот закинуть, а то у них от такого количества объявлений уже голова болит.
Понятное дело, мымре такое отношение к её детищу не понравилось, и она снова взяла бразды правления в свои руки или в рот, как посмотреть, и опять начала орать, требуя тишины.
Увы, и в моё время таких идиотов было немало. Голосом пытались взять.
— До столовой нам ещё час ехать, как раз время на то, чтобы провести комсомольское собрание, — и после вновь наступившей тишины, уже более спокойным голосом добавила, — ну ка, соберитесь. Вам должно быть интересно послушать, что вам расскажет член комсомольской дружины.
— Я тоже состою в комсомольской дружине, — внезапно заявил Виталик, поднимаясь с места, — и о происшествии, о котором вы нам пытаетесь рассказать, знаю не понаслышке. Я находился в автобусе, в отличие от Гольдман, и видел всё собственными глазами.
Англичанка снисходительно улыбнулась.
— Комсомолец Широков, если я не ошибаюсь? А уточни, пожалуйста, из какой ты школы и города.
Виталик пожал плечами.
— Из пятнадцатой, город Бельцы. А какое это имеет значение?
— Самое непосредственное, — мымра умилительно улыбнулась, — когда мы будем в городе Бельцы, мы обязательно послушаем твой доклад, но надеюсь всем понятно, что Комсомольская дружина столицы стоит на ступеньку выше других городов нашей республики. И прежде чем говорить о происшествии, которое мы все могли наблюдать, стоит сначала выслушать, что этому способствовало. И почему у Бурундуковой ярко выраженная агрессия.
— Сядь, — я кивнула Виталику, — самой интересно. Дай послушать. Другой развлекалочки всё равно нет.
— Нет, вы слышали, — тут же вцепилась в мои слова мымра, — ей комсомольское собрание — это развлекалочка.
Наверное, переборщила, заметила несколько неприязненных взглядов, вот только как мне на всё это смотреть? Натуральный цирк с клоунами.
Почти в тишине, если не считать рокот двигателя, раздался елейный голос англичанки:
— Продолжай, Мариночка.
— Так вот, — сказала Гольдман, — я вам сообщу неопровержимые факты о Бурундуковой, — она замолчала, воткнулась в тетрадку и какое-то время что-то там изучала. Потом перевела взгляд в салон и подняла палец вверх.
Чтобы не заржать и не составить о себе окончательно дурное мнение, я уткнулась головой в переднее кресло и незаметно прикрыла рот рукой, подумав, что тетрадку нужно будет умыкнуть. Вот просто была уверена, что там имелась такая надпись: «После этих слов, поднять палец вверх». А потом сделала то, что следовало сделать ещё вчера вечером. Прицепила медаль на блузку и прикрыла курточкой. Тогда и эта ситуация отпала бы сама собой. Хотя и не факт, цыган, он и в Африке цыган.
А Гольдман тем временем продолжала вещать:
— Это стало известно только на днях, а учитывая время, которое требовалось для уточнения информации, а ещё отвлекали сборы на слёт, поэтому мы решили, что будет полезно, провести его в дороге. — Она снова подняла палец вверх, перевернула страницу и продолжила. — Сегодня здесь собрались самые достойные комсомольцы Молдавии, а потому мы вправе заявить, что наше комсомольское собрание является Республиканским. И теперь, когда вы все прониклись серьезностью моего выступления, я начну.
Я так легко разгадала план мымры? Даже не поверила. Она такая недалёкая?
Но на удивление никто больше не роптал и даже вытянули шеи, чтобы лучше слышать.
Гольдман, вдохновлённая тишиной, продолжила:
— Девять дней назад, а именно 8 июня в среду, Бурундуковая Ева и присутствующая здесь же Слободкина Люся, — она театрально указала на нас пальцем, — подогревшись горячительными напитками, взломали двери гаража и угнали мотоцикл марки Ява, после чего стали разъезжать по городу создавая тем самым, автомобилистам, двигающимся по дорогам, аварийные обстановки.
Я глянула на мымру, которая смотрела на меня с победной улыбкой. Поклёп чистой воды, вот только кто может опровергнуть её слова? Только я и награда или эта сучка старая ещё что-то придумала? Даже не знала, плакать или смеяться. А на Люсю, так вообще было жутко смотреть. Она скукожилась, чуть ли не под сиденьем и рыдала навзрыд. Наверное, и настоящая Бурундуковая вела бы себя ничуть не лучше. Обнялись бы две подружки и затопили слезами салон автобуса. Или мымра именно на это и рассчитывала. Гонором закрыть рот и провести какое-то голосование. Почувствовала как медленно, но уверено начинаю закипать. Настроить, значит, решила против меня всю команду и даже если потом ложечки найдутся, то осадок всё равно останется.
Не стала аплодировать только по одной причине. Была уверена, что это ещё не вся басня, хотя Гольдман замолчала, отвернулась и начала рыться в небольшой сумке. Подумала, вот он момент истины, сейчас предъявит то самое неопровержимое доказательство. Спицу от колеса или след от покрышки, нарисованный на листе бумаги. Ну, или хоть что-нибудь, чтобы полностью убедить всех идейных комсомольцев в нашей порочной деятельности.
Увы, мои ожидания не оправдались, да и не только мои. Все дружно смотрели, как Марина вытянула из сумки пол-литровую бутылку, открывашку, раскрыла открывашку, открыла бутылку, закрыла открывашку, спрятала в сумку. Достала раскладывающийся стаканчик.
Вспомнила ситуацию из юморески: «Открыла сумочку, достала кошелёк, закрыла сумочку, открыла кошелёк». Один в один.
Вот и Гольдман, выпив воду, стала проделывать процедуру в обратном направлении, так и не предъявив обманутому ожиданием коллективу — ничего. А потом улыбнулась довольно и продолжила:
— А когда наступил вечер…
— Поздний вечер, — подсказала мымра.
— Да, — поправилась Гольдман, — когда наступил поздний вечер, они поехали на танцы, на Комсомольское озеро. Там, Бурундуковая с кем-то повздорив, забралась на сцену к музыкантам, прервала музыку, нарушив тем самым культурный отдых трудящихся, а сама, отобрав микрофон у певца начала выкрикивать непристойности.
И Гольдман снова подняла палец вверх, после чего глянула на комсомольцев, чтобы оценить их реакцию.
Я тоже оглянулась. Ничего удивительного, на их месте и я поймала бы столбняк. Вот только любопытно, они действительно готовы поверить в подобную ересь? А вместо наказания две отъявленные хулиганки, по которым плачет колония, едут в числе лучших комсомольцев на слёт. Кого-нибудь этот вопрос должен был заинтересовать или соображалку забыли дома и до конца поездки так и будут истуканами сидеть с открытыми ртами? Их что, до такой степени затуркали, что мозгами вообще перестали думать?
— Но самое возмутительное случилось позже, когда прибыл вызванный наряд милиции.
Из последней фразы, я сделала ещё один вывод. Эта дура на дискотеках ни разу не была. Вызвали наряд милиции. Да их там как улиток в мае, плюнуть некуда.
Гольдман снова полезла в сумку за водой, а по салону прошёл шёпоток. Послышались даже гневные нотки. Люся продолжала громко реветь, что явно благосклонно сказывалось на мымре, но и я не собиралась успокаивать. Пусть ревёт, меньше писать будет.
Гольдман выпрямилась и продолжила:
— Когда их доставили в отделение милиции, они там учинили драку, а Бурундуковая даже одному лейтенанту сломала руку! А чтобы было понятно, как она это сделала, сообщу вам, что её отец занимался борьбой и привил кое-какие навыки, которые к сожалению, она направила на хулиганские действия, да ещё и подругу подтолкнула на скользкую дорожку. А то, что произошло на стоянке, вы и сами видели — жестоко избила нашего товарища. Всего лишь за лёгкое замечание по делу, — она сделала ударение на последнем слове, — который теперь не сможет участвовать в соревнованиях, чем сильно ослабила нашу команду, — и Марина, захлопнув тетрадку, с гордостью глянула на комсомольцев, быстро переводя взгляд с одного на другого.
Ничего другого я и не ждала. Решив, что докладчик закончил свою речь, я громко захлопала в ладоши, чем мгновенно подняла Мымру на ноги.
— Никак не успокоишься, Бурундуковая? — и она злобно прищурилась.
— Ну что вы, Ольга Павловна, — я расплылась в улыбке, — но если докладчик закончил свою речь, разве мы не должны выразить ему своё восхищение бурными аплодисментами? Такая великолепная речь. Очень харизматично. Удивляет только одно, не все комсомольцы правильно понимают политику партии, или наоборот, всё же понимают, что прослушали нечто неадекватное и абсолютно ничем не подкреплённое.
Мымра тяжело задышала, полной грудью. Возможно, пытаясь припомнить, где находится то самое: убойное и неопровержимое. Или понять не могла: как смеет сопля зелёная не упасть ниц и целовать землю, по которой она ходит, ведь именно от неё зависит судьба всего человечества. Вероятно, так и было.
— Но это просто возмутительно, — пропищал сзади чей-то тоненький голосок.
— Слышите, Ольга Павловна, — проговорила я громко, перекрывая своим голосом писклю, которая пыталась ещё что-то выдать, — народ возмущается. Требуют неопровержимые факты. Вы о них раз десять упомянули, а предъявить забыли. А отсебятина, которую придумали здесь же в автобусе на коленке, вы своему мужу, дома будете впаривать.
Увы, чайник начал закипать, но договорить мне не дали. Подогретые речью оратора идейные комсомольцы обрушили на меня всё своё возмущение. Одновременно и громко, стараясь перекричать, друг друга. Выходило у них это из ряда вон плохо. Я с большим трудом смогла определить только два слова связанных друг с другом. А потом к этой какофонии подключилась мымра, превратив автобус в бедлам.
Проскочила в голове мысль, как бедняга водитель умудряется не обращать внимание на творившуюся сумятицу и тут же получила ответ на свой вопрос. А никак. Он прижал автобус к обочине, взял в руку микрофон и, перекрывая гам, его голос рявкнул из динамиков:
— Немедленно прекратите или всех вас высажу из автобуса. Вы мешаете водителю управлять.
В салоне мгновенно наступила тишина, а я машинально рассмеялась.
— Карл, а что так можно было?
Не знаю, поняли они, что я имела в виду или нет, но пока водитель на нас пялился нехорошим взглядом, сказала:
— Говорить нужно по одному, а то разорались словно вас везут на скотобойню. Выйти на место оратора и спокойно рассказать о своих возникших проблемах. (Чуть не ляпнула про группу анонимных комсомольцев, где каждый желает высказаться, как он умудрился оказаться в этой секте). И пока вы над ними подумаете, выйду я и сама предъявлю неопровержимые доказательства, о которых позабыла любезная Ольга Павловна. Тихим, спокойным голосом, правильно товарищ водитель?
— Нет, — он мазнул по мне неприязненным взглядом, будто я у него баллонный ключ слямзила или вспомнил, как с ведром обманула, и обратился к НВПэшнику, — Иннокентий Эдуардович, очень вас прошу, не сидеть посторонним наблюдателем, словно вы простой пассажир, а наведите порядок. Мы и так на два часа опаздываем, так ещё в салоне творится невесть что. Мне сказали, будут проблемы, вы их легко устраните. Ну невозможно управлять автобусом когда салоне такое творится. Так и до аварии недалеко.
Не расслышала, что ответил Иннокентий Эдуардович, потому что опять встряла мымра. Куда ж без неё.
— У нас, между прочим, серьёзное мероприятие проходит, экстренное комсомольское собрание, а вы своими действиями его срываете.
— А какого дьявола вы проводите свои экстренные собрания в моём автобусе? — тут же взъелся на неё водитель.
— А это, — мымра стукнула рукой по подлокотнику, — между прочим, не ваш автобус, а государственное имущество.
— А за перевозку отвечаю я, — не остался в долгу водитель, — и в правилах ясно указано: во время движения запрещено ходить по салону, бульвар они здесь устроили. Сиденья повыдвигали. Вон поляна на улице, идите и проводите там всё что угодно, а в автобусе — нельзя!
— А где в правилах написано, что нельзя проводить комсомольское собрание в автобусе? Где? А потому что, комсомольское собрание можно проводить где угодно и когда угодно.
Наверное, препирательство могло затянуться на очень неопределённое время, но тут Иннокентий Эдуардович решил, пора и ему внести свою лепту.
— Ольга Павловна, вам не кажется, что пора прекратить ваш словесный спор и мы поедем дальше? Дети не накормлены, мы опаздываем на несколько часов. Я с самого начала был против вашей идеи устраивать подобные мероприятия, к тому же я не совсем понимаю, откуда вы черпаете свою информацию, и почему я об этом ничего не знаю?
Ольгу Павловну словно подменили. Мгновенная трансформация и перед нами милейшая женщина.
— Ой, что вы, Иннокентий Эдуардович. Конечно, давайте поедем, тем более мы уже обсудили самое важное. Остальное завершим на первой же остановке, — и она как послушная ученица села на своё место и Гольдман усадила рядом.
И что это сейчас было?