Оторва. Книга пятая

Глава 15

Резкий запах аммиака заставил отвернуть голову. Открыла глаза и уставилась на нечто женского рода. И только присмотревшись внимательно, поняла: вполне миловидная женщина. Вернее, могла быть таковой, если бы не огромная бородавка над верхней губой с тремя чёрными волосиками, которые резко выделялись на её бледном лице. Вот и выходило, левая сторона — принцесса, а правая, ох ты, Боже мой!

Мелькнула мысль, или она мазохистка или что-то затаила на весь мужской род. Нормальная, уже давно удалила такую напасть. Походила недельку, другую в бинтах и нате вам. Королевишна. Но нет, эта предпочитала носить на лице мерзость и выглядеть уродочкой. У каждого человека свои тараканы, но у дамочки, похоже, были очень большие, и мозг выели, окончательно.

— Девочка, как себя чувствуешь?

Вот, чёрт, так она ещё и ко мне обращалась и при этом левой рукой шарила по запястью.

И что там искала? Навела резкость и обратила внимание на белый халат, наброшенный на серое, невзрачное платье, а скосив взгляд на лобовое стекло увидела Иннокентия Эдуардовича с пиджаком водителя следующего за двумя чудиками, которые двигаясь на полусогнутых, волокли носилки с бренным телом.

Надо же, что значит прошлый век, у них даже каталок нет, складывающихся, ручками таскают. Мелькнула мысль подкинуть сие произведение. Патент оформить. Это же озолотиться можно, сколько скорых по городам катается. Вспоминать будут добрым словом.

Мы для Мишкиного автобуса, тоже такой озаботились, после одной страстной попойки. Женька Скоробогатов звёздочку обмывал, а так как поздравления получал в разных компаниях, то с нами на природу приехал уже расчувствовавшимся.

Посидели, отдохнули, пора ехать, к тому же Мишкин друг, которого уговорили трезвым водителем поработать, на смену опаздывал, а виновник торжества лыка не вязал. Женька весил два центнера, а привести его в сознание не удавалось. Волоком тащили. Порвали на нём и куртку и рубашку, пока в автобус запихнули. Вот тогда и встала дилемма, надыбать каталку для подобных мероприятий. Мишка её у главврача приобрёл какой-то районной больницы, и я её рассмотреть успела во всех деталях. Так что вполне уверена, рисунок воспроизвести смогла бы.

— Девочка, посмотри мне в глаза.

Господи, сколь ж мне ещё в девочках ходить?

Перевести взгляд не успела, резко откидывая голову назад, потому как эта красавица с бородавкой снова сунула мне под нос нашатырь.

— Какого чёрта, — едва на Великом и Могучем не дала определение её действиям.

— Смотри мне в глаза.

А в следующее мгновение у меня перед носом возник медицинский молоточек.

— Голову держи прямо и следи только глазами, — сказала дамочка и повела инструмент в сторону.

— Ещё на рефлекс сухожилий проверьте, — я отвела рукой молоточек и выпрямилась в кресле, — я здорова, больного уже уволокли. Лучше её проверьте, — я кивнула на мымру, — у неё даже взгляд странный.

Женщина на моё замечание отреагировала по-своему. Убрала инструмент в открытый ящик и достала оттуда продолговатую колбу с иглой на конце, и словно разговаривая сама с собой, пробубнила под нос:

— Немотивированная агрессия. Учащённый пульс. Сильное потоотделение. Явные последствия шокового состояния. Сейчас укольчик сделаем, и станет легче. А потом отнесём тебя в приёмное отделение и посмотрим более тщательно.

— Какой укольчик? — сразу вызверилась я. — Да что ж вы все хотите меня уколами заюзать. Что вам от меня нужно? Я чувствую себя отлично и не надо меня никуда нести и осматривать.

Она меня не услышала. Достала склянку, прямо через крышку протолкнула иглу внутрь и стала набирать жидкость в шприц, при этом приговаривая:

— Всё хорошо деточка, ты не бойся, это совсем не больно, — она выпрямилась и улыбнувшись, добавила, почти ласково, — развернись аккуратно и подставь ягодицу.

Из-за спины докторши высунулись любопытные рожи комсомольцев и комсомолок, а у открытых дверей автобуса нарисовалась два мента, причем один с погонами старшего лейтенанта.

И я, ага, вот прямо сейчас и здесь начну демонстрировать свою голую задницу. Так ей тараканы мозг не просто выели, деточку нашла трёхлетнюю.

Второй мент, в звании лейтенанта, в это время обошёл автобус, внимательно его осматривая, а потом крикнул напарнику:

— Фара разбита, имеется вмятина на правом крыле и видимые повреждения. На лицо остаточные явления аварии и тайное сокрытие с места преступления.

Какая манера исполнения. Я аж заслушалась. Докторша тоже отвлеклась на ментов, забыв про меня, что порадовало. Может не вспомнит, для кого шприц приготовила и бахнет его лейтенанту после такой речи. Ну а что, суетливо-бессвязный текст. Сразу видно, что чувак нервный и в полном неадеквате.

Тут и старлей поднявшись на ступеньку и окинув взглядом пассажиров, подал голос:

— Где водитель автобуса?

Комсомольцы, в отличии от меня, вероятно с интересом наблюдавшие за перемещением тела на носилки, дружно загомонили. Не совсем внятно, но из общих фраз старшему лейтенанту стало ясно, что тот, кого он ищет, снова ударился в бега, но на этот раз по уважительной причине. И докторша подтвердила диагноз, из которого следовало, что виновному в данный момент предъявить ничего не получится, а тем более, впоследствии.

Он, поправив фуражку, на несколько секунд задумался, а потом, видимо сообразив, что в автобусе необычные пассажиры, спросил:

— А вы кто? Куда едете?

В ответ мгновенно полетел хор голосов и старлей кивнув слез со ступеньки на асфальт. К нему тут же подскочил исследователь остаточных явлений.

— Ну, что? Составляем протокол, опрашиваем свидетелей, автобус на штраф площадку?

— Та постривай, — старлей снял с головы фуражку, достал носовой платок из кармана и, вытерев лоб, сказал, — у водія, ймовірно серцевий напад, ще добре без аварії до лікарні дотягнув. А якщо його госпіталізують, то навіщо цей геморой наприкінці другої декади? Та й комсомольці їдуть на військово-патріотичний зліт. Автобус він збирався ставити на стоянку. Хочеш догану отримати з невідповідністю за зрив такого важливого заходу? Мінус тринадцята та у відпустку у лютому? Збігай краще дізнайся у лікарів у якому він стані і якщо його до лікарні кладуть, тоді думатимемо. Там, бачив старша з ними, відвеземо до району. Нехай у них голова болить. Їхня єпархія. Або водія дадуть, або автобус. А нам там нічого робити. Вже опівдні, обід незабаром(1).

Какой интересный язык. Просто шедеврально. Нечто похожее на старославянский. Думаю, если бы записать этот текст на бумажке, там и твёрдый знак в конце каждого слова присутствовать будет. И ни хрена непонятно. Хотя, что греха таить, приблизительно сообразила, о чём старлей втирал молодому, а язык этот, вероятно, использовал как шифровку, чтобы больше никто ничего не разобрал.

Правда, не всё так однозначно. Почему мент решил, что у водилы геморрой, хотя врачиха внятно заявила — сердечный приступ, не совсем ясно. Понятное дело, болезнь дальнобойщиков, но всё равно вывод странный. Но самое главное, им совершенно не до нас, что особенно порадовало. У них на тринадцать часов из-за какой-то старой обиды забита стрелка с Лютым, вполне возможно местным авторитетом. Вот только где, это как шифровка в шифровке: не за баром. А то я не догадалась, что у ребят трубы горят и им пивка срочно надо. И где они его пить будут? Разумеется в баре, но какой слог. Сама бы туда пошла, стресс снять, под коньячок, пока эта дура в белом халате свой огромейнейший шприц мне в задницу не затолкала при всём честном народе. У комсомольцев до самой точки будет, о чём лясы точить.

Нет уж, пусть менты свалят на свою стрелку, и пока все дружно будут определяться, что делать и на чём ехать дальше, нужно сбегать в больничку и отыскать там душ, потому как не только блузка была мокрой и пиндосной, но и трусики неприятно липли к телу. А если получится, то и постираться и носки сменить, пока они не сломались прямо на ногах.

Лейтенант быстрым шагом двинулся в приёмное отделение, вполне возможно, чтобы выяснить у врачей, какой всё же недуг поразил водителя, а старлей потоптавшись на месте, достал из кармана квадратную коробку и вытащил из неё папиросу. Смял гильзу в нескольких местах и, достав спички, поджёг одну. Но прикурить ему не удалось. Мымра отмерла. И чего спрашивается, не могла ещё с часик посидеть, с отсутствующим взглядом и молча?

Вскочила на ноги и, перегнувшись через поручень, заголосила:

— Товарищ милиционэр! Товарищ милиционэр!

При чём, в конце слова вместо буквы «е», она почему-то употребляла букву'э'.

— На самом деле, водителю давно стало плохо, а все эти безобразия на дороге вытворяла она, — и, перегнувшись ещё сильнее, чтобы ей не мешала дамочка в белом халате, ткнула в мою сторону указательный палец, — да-да, именно она едва не совершила ужасную аварию. Подумать страшно, многочисленные жертвы. А ещё, — мымра склонилась к двери и перешла на шёпот, надо заметить, очень громкий шёпот, — я думаю, да что там думаю. Я убеждена, что она специально организовала покушение на меня и только чудо, иначе не назовешь, не дало свершиться подлому злодеянию.

Если говорить честно, я по всяким выдумкам и вракам большой мастак. Так прапорщик Тыгляев и высказался однажды, но абсолютно уверена, такой параноидальный всплеск гормонов, меня, ни разу не посещал.

Заговор против неё и я в роли исполнителя-камикадзе. А заказчиком, несомненно, был Пантелеймонович, который заслал меня в 1977 год, чтобы уничтожить ненавистную стерву.

Хотя во времена СССР и не такое случалось. Столкнули ведь два самолёта где-то над Днепродзержинском в 1978 году. Сотни версий перебрали, вплоть до того, что сам Брежнев распорядился, чтобы футбольный клуб «Пахтакор» не добрался до Киева и повторно не разгромил любимую команду дорогого Ильича. А вот в XXI веке, прошёл слушок, что в другом самолёте летел один высокопоставленный чиновник и имел при себе документы особой важности. Вот их и решили уничтожить таким тривиальным способом. Мол, только несчастный случай мог спасти каких-то патриотов. Почему документы везли не в Москву, а в Кишинёв осталось загадкой, но если у меня получится прожить год в этом дурдоме, может быть удастся предотвратить катастрофу, тогда и узнаю, что это за документы, которые могли произвести эффект разорвавшейся бомбы. С другой стороны, сомнительно, будто смогу что-то предпринять, ведь если это правда, то покушение готовилось на самом высоком уровне. Столкнуть два самолёта, совсем не шутка. Там такой каток, что Бурундуковую и не заметит.

Старлей поморщился хоть и непонятно от чего. То ли от того что сформировал в голове мысли о подобном покушении, то ли от того, что понял: просто так отделаться от нас, ему не удастся.

Задул спичку и спрятал её в коробок, а потом и папиросу убрал и только тогда поднялся на первую ступеньку. Оценивал меня секунд тридцать, не меньше и на всякий случай спросил:

— Документы есть, какие-нибудь?

Я отрицательно покачала головой, а потом решила озвучить, чтобы он не подумал, будто дома оставила:

— Мне только пятнадцать лет, паспорт ещё не получила, — подумала и добавила, — права тоже.

— Что тоже? — переспросил он.

— Не получила, — я пожала плечиками. Ну а что тут непонятного?

Он, ничего не ответив, поднялся ещё на одну ступеньку, перевёл глаза на врачиху, которая так и стояла окаменевшим сусликом, держа в одной руке шприц, а в другой склянку из-под лекарства и в его взгляде появилась заинтересованность, напомнив мне Мамочкина.

У всех старлеев с головой что-то происходит после получения звания или как это понимать? Он что подумал, типа решила ширнуться и попросила доктора мне в этом помочь?

— Что это? — спросил он, кивнув на шприц.

— Успокоительное, у девочки стресс, хотела вколоть, а сейчас даже не знаю, кто в этом больше нуждается.

Поздновато мозги заработали. Колоть следовало, пока у англичанки был взгляд как у плюшевой игрушки. И ведь предлагала.

Старлей скосил глаза на мымру, потом на меня, видимо взвешивая в голове, кто действительно в этом больше нуждается, но ничего выдать не успел.

На ступеньке нарисовался военрук, и мымра мгновенно переключилась на него:

— Наконец-то, Иннокентий Эдуардович. Где вас носило так долго. У меня уже и ноги затекли столько сидеть. Это же невозможно. И почему вы один? Где наш водитель? Сколько его доктора ещё держать будут? Вы не забыли, что мы на слёт опаздываем?

Наверное, у меня в глазах появилась тоска. Лучше бы я была маленькой девочкой, тихой, спокойной. Ну какой идиот послал меня в эту страшную эпоху, в которой, чтобы разобраться сходу, нужно быть по крайней мере Эйнштейном, но никак не Синициной.

Иннокентий Эдуардович кашлянул. Всего один раз, крепкий мужик. Я бы на его месте минут пять откашливалась.

— Видите ли, Ольга Павловна, с водителем нашего автобуса произошла досадная неприятность. У него, то ли предынфарктное состояния, либо случился инфаркт. Этого мне не доложили, но ближайшие несколько недель он проведёт здесь, в этой больнице и потому никак не сможет доставить нас до места слёта.

Иннокентий Эдуардович, был вежлив до неприличия. Голый сарказм, но, похоже, кроме меня этого больше никто не заметил. На всякий случай НВПэшник мазнул взглядом и заметив между врачихой и ментом мою довольную мордашку, нахмурился.

— Но как же? — мне показалось, что мымра сейчас подпрыгнет вместе с креслом. — Вы понимаете, что вы говорите? Как он останется в больнице? А мы? Как мы будем добираться? Вы предлагаете ехать на вокзал и садиться на рейсовый автобус? Да вы с ума сошли!

— Да успокойтесь, Ольга Павловна. Никто вас на рейсовый автобус не гонит, разве что вы, по собственному желанию. Я в пиджаке у водителя нашёл записную книжку, и девушка из приёмного отделения любезно разрешила мне позвонить. Сюда едет жена водителя, я вынужден был сообщить ей, в какой ситуации оказался её муж. А также я нашёл в записной книжке телефон Анатолия, нашего первого водителя и рассказал о происшествии. Он тоже едет сюда. Нам остаётся только ждать.

— А сколько ждать? Мы не можем здесь сидеть вечно. И разве Анатолий сможет сесть за руль? Он всю ночь ехал. Или вы предлагаете провести ещё одну ночь в автобусе?

Вот же душнилово. И какой долбодятел послал её на слёт. И это несколько недель в такой компании. Сдохнуть можно. Как она прожила такую длинную жизнь, и никто не прибил из-за угла тихо и незаметно. У нас там, её бы точно прикопали, не глядя, под какой-нибудь сосной, как удобрение. Хреновое, конечно, сосна могла и загнуться от такого подарочка.

Ответить мымре военрук не успел. В дверях показалась молодая женщина необъятных размеров. Она хмурым взглядом обвела тех, кого могла увидеть с улицы и, остановившись на НВПэшнике, строго спросила:

— Иннокентий Эдуардович?

Примечание:

1. — Да погоди, у водителя, вероятно сердечный приступ, ещё хорошо без аварии до больницы дотянул. А если его госпитализируют, то зачем нам этот геморрой в конце второй декады? Да и комсомольцы едут на военно-патриотический слёт. Автобус он собрался ставить на стоянку. Хочешь выговор получить с несоответствием за срыв такого важного мероприятия? Минус тринадцатая и в отпуск в феврале? Сбегай лучше узнай у врачей, в каком он состоянии и если его в больницу кладут, тогда будем думать. Там, видел старшая с ними, отвезём в районо. Пусть у них голова болит. Их епархия. Либо водителя дадут, либо автобус. А нам там нечего делать. Уже полдень, обед скоро.