Оторва. Книга пятая

Глава 19

На взбалмошные крики капитана подкатила тяжёлая артиллерия в лице майора. Маленький, кругленький, добренький. Такие всегда добрые. Он тоже несколько минут разглядывал мои ножки, вернее юбку, то место, где она заканчивалась.

— И что капитан? — наконец разразился он тирадой, — что тебе не нравится? Ножки ровные, красивые, хоть сейчас на обложку журнала «Воин». Ты на грудь её глянь.

Ага, на грудь. Я несколько пуговок не застегнула, подшила и получилось изумительное декольте. И это он сейчас что предложил своему подчинённому? А тот рад стараться, благо рост позволял.

— Да не туда смотришь, — хмыкнул майор, проследив за взглядом капитана, — на награды. А у тебя только юбилейная за 30 лет Победы. А юбка, что юбка? Хочется им понимашь привлекать внимание мальчиков, вот и носят короткое. И пусть носит. Она же у нас заряжающая на вынос флага.

Вынос. Кто такое придумывает? Впечатление, что находимся в церкви и обсуждаем кто тело усопшего выносить на улицу будет.

— И фотограф на открытии будет рад увидеть наших героев, — продолжал вещать майор, — второй тоже юбку укоротить. Понимашь, как замечательно смотреться будут

— Так вторая из Узбекистана, — заметил капитан.

— И что? — на лице пузатого начальника появилось удивление, — школьная форма по всем республикам СССР едина, — он ещё раз глянул на мою юбку, — примерно такая длина. Нужно будет предложить, но не настаивать. Мало ли, может она по своим соображениям будет против, — майор снова уставился на меня, — и гимнастёрка поменяла своё содержание, и кто у нас тут такой умелец или умелица? Сама справилась?

Я кивнула.

— Ай молодца. В общем капитан, я как замполит роты не возражаю и уверен командир роты тоже одобрит. А где у нас Узбекистан?

— Так я не только про это, товарищ майор. Она в бытовка на утюге себе кофе варит. Всю палатку запахами пропитала. И ещё огрызается. Говорит без чашечки кофе — она никакая.

Ну надо же. Во множественном числе выдал. Как будто мы неделю назад приехали, и я каждый день его гоняю.

Майор нахмурил брови, глянул на меня, потом на капитана и сказал более строгим голосом:

— А вот это непорядок.

— Вот и я тоже самое говорю, — поддакнул ябеда.

— Я сказал, это непорядок заставлять комсомольцев готовить кофе на утюге. Абсолютный непорядок. Почему, вы, товарищ капитан, заметив такое безобразие не проводили её до каптёрки. У прапорщика Бубликова, имеются газовые горелки аж десять штук, и никто ими, насколько мне известно не пользуется. Он их так полными и сдаёт каждый год, и выписывает новые, потому что в регламенте они прописаны.

— Товарищ майор, — промямлил капитан в растерянности, — да где такое видано, чтобы у прапорщика Бубликова можно было выпросить, что-то помимо дырки от бублика? Он же на всё отвечает: не положено.

Мы дружно заржали. Майор оглядел строй, пару раз моргнул, видимо вспомнив подобный случай из собственной практики и кивнул.

— Скажешь я приказал, а ежели будет упираться, добавишь, что лично приду и разнесу всю его богадельню. Понимашь? Всё инцидент исчерпан. Где Узбекистан расположился?

— А вот, — я указала на палатку, стоящую в двадцати шагах, — солнечный Узбекистан.

— Вот и замечательно, — проговорил майор и оглянулся на лейтенанта, который затаился у него за спиной, — подсуетись, пригласи, кто там за флагом должен идти. Сейчас и выясним все нюансы.

Лейтенант быстрым шагом направился к соседней палатке и уже через пять минут вернулся с девчонкой в которой я без труда узнала Садию. И стало понятно, почему она не будет участвовать в соревнованиях. Потому что приехала, как и я попой вилять. На груди, рядом с комсомольским значком у неё висела медаль. Причём медаль незнакомая. И только когда она остановилась напротив с интересом разглядывая меня, удалось прочитать: «За отвагу на пожаре».

Вот так Синицына, переплюнула тебя девчонка по всем параметрам. Ты вступила в схватку неосознанно, машинально. Тебя этому обучали и сознание у тебя взрослой женщины-телохранителя. А эта шестнадцатилетняя девочка кинулась на помощь в огонь невзирая на опасность, потому что она отважная, настоящий герой. И раз медаль у неё на груди, значит она спасла тех, ради кого рисковала своей жизнью. А ещё она стеснительная. Я вдруг вспомнила, как Садия покраснела, сказав, что не будет участвовать в соревнованиях. Ей стыдно, что на слёт попала из-за награды и не сможет принести своей команде пользу. Она родилась в Ташкенте, это её Родина. В отличие от меня, которой, по большому счёту, было плевать, какое место займёт Молдавия в соревнованиях. Всё что я помнила о республике, в которой оказалась самым непостижимым образом, было негативным. К власти придут румыны, введут натовские войска и устроят террор местному населению. А до этого ещё будет война с Приднестровьем и многое другое. Ну и зачем я здесь, спрашивается? Могли бы оставить в Москве, хотя, в этом плане, совсем не факт, что я бы вообще попала на слёт. Да и что там, попала. Вероятнее всего, о нём даже не знала. Но я была бы в России, более привычном для себя месте.

В столовой узбечки уже сидели, когда мы вошли и я только на лица обратила внимание, да и Садию особо не разглядывала во время компотопития. Отложилось в памяти, что в платье была, вот только сейчас удалось разглядеть более детально. Форма, как форма, а из-под юбки торчали штанишки красного цвета, так ещё и надетые сверху на ботинки. Сразу вспомнила, кого она мне напоминает. Ну хорошо хоть без паранджи. И на голове, вместо пилотки — тюбетейка. Волосы распущенные, длинные, чёрные как смоль. И подумала, что замполит погорячился по поводу короткой юбки. Как говорил товарищ Сухов: восток — дело тонкое.

Товарищ майор явно опешил от такого прикида и минуту или две разглядывал молча. Поправил галстук на рубашке, оглянулся налево на лейтенанта, потом направо на капитана и уставился на штанишки. То ли понравились, то ли прикидывал: подходят они по уставу к форме или нет. А потом ни к кому конкретно не обращаясь спросил:

— Что это?

— Красные революционные шаровары, — бодро отрапортовала я.

В группе раздались смешки, а майор сразу поскучнел, но не оставив своей идеи об одинаковой форме, сказал:

— Ну что скажешь, Садия по поводу такой длины юбки, нет противопоказаний? А то твоя напарница заявила, что, это, как там?

— Фасончик не тот, — подсказала я.

Все дружно заржали. Ну да, я немножко по-другому объясняла свою позицию, но это вроде как синоним.

— Фасончик, — проговорил майор, который тоже громко рассмеялся, — слово какое выискала в своих закромах.

Садия покраснела, но и у неё в уголках губ промелькнула улыбка, но мотнула головой отрицательно.

— Не договорились. Ладно, капитан, веди к старшему группы, а то какой-то ёксель-моксель получается и майор, развернув своё пузо на 90° зашагал прочь.

— Минутку, — остановила я лейтенанта, который тоже собрался следовать за своими командирами, — а не подскажете, малый атлеш далеко?

Он даже раскрыл рот от изумления. И с чего?

— Нет. Сорок минут пешком, — он окинул меня взглядом, — ты за час дойдёшь. А откуда знаешь про атлеш?

— А это военная тайна? — удивилась я.

— Нет, но так его только местные рыбаки называют.

— В «Советском экране» читала. — Соврала я. Ну не перечитывает же он все журналы от корочки до корочки. — Здесь снимали фильм «Человек-амфибия» и очень подробно рассказывали. Фотографии видела, хотелось бы глянуть.

— «Человек-амфибия», — заинтересовался он, — не знал об этом. А место красивое, но не вздумай одна туда ходить. Группой, со старшим. На КП возьмёте сопровождающего, и он вас проводит, чтобы не заблудились. Вот по этой дороге, — он махнул рукой в сторону.

Это он в конце зря сделал, где юг и так понятно, а раз минут сорок, то на любой холмик поднимись, как раз один приличный был в поле зрения и море откроется на всю ширь. А про заблудиться и вовсе смешно. На открытом месте куча палаток.

— Так ты и есть Бурундуковая? — вывела меня из задумчивости Садия, — я читала про тебя в комсомолке, но ни за что бы не узнала. Ты там очень взросло выглядишь. Мы даже комсомольское собрание проводили, обсуждая как ты смело бросилась на, — она на несколько секунд замерла, словно вспоминая незнакомое слово, а потом продолжила, — вооружённого бандита. И все поклялись равняться на тебя.

У меня даже дыхание спёрло от таких слов. Статью перепечатали в комсомольскую правду? Вот это бомба.

Вокруг раздались восторженные голоса.

— А «Комсомольская правда» за какое число? — деловито спросил Виталик.

— За 16. Мы сразу после экзамена провели экстренное комсомольское собрание.

Любители экстренного. Почувствовала, что зря затеяла Садия этот разговор. Сейчас и Виталик возбудиться с собранием. И точно. Он хлопнул правой рукой, зажатой в кулак по левой ладони и в сердцах сказал:

— Жаль, что нет этой газеты. Мы после экзамена сразу на автобус и не купили. Очень большая промашка.

Только выдохнуть успела, как он вспомнил.

— Но у нас есть «Молодёжь Молдавии». А то, что получается, в далёком Ташкенте комсомольцы провели собрание, а мы нет.

Захотелось напомнить, что полдороги только этим и занимались. Мало было, что ли? А потом решила увести Садию от греха подальше, а то не дай Бог, ещё что-то вспомнит. И под видом переговорить по поводу нашего совместного выноса флага, утащила её в сторону.

Садия только обрадовалась такому повороту.

— Сейчас я тебя с девочками познакомлю. Жаль, что с нашего класса я одна, но ничего, я уверена, что они про тебя читали в газете. Знаешь, как обрадуются. И собрание проведём.

Я её едва не стукнула.

— Садия, никаких собраний. И кто я, ты ничего никому не расскажешь. Это ты у нас отважная. Броситься на пожар, спасать людей. Я нет. У меня всё было по-другому. Я не герой и поставим точку.

Лицо Садии сделалось бордовым.

— Я ничего особенного не сделала. У соседей дом загорелся, а там были дети. Я накинула халат, прошла в комнату, где они сидели, разбила стекло в окне и помогла им выбраться на улицу. И если бы там не находилась в гостях дочка председателя колхоза, никто про это не узнал. Это он рассказал журналистам и добавил очень много подробностей которых на самом деле не было. И мне очень стыдно. Но он сказал, что это важно для колхоза. И правда, через неделю, как вышла статья в наших газетах обо мне, нам в бригады прислали новые трактора и комбайны. Председатель сказал, что это благодаря мне и теперь колхоз выбьется в ударники труда и сможет принять участие в социалистическом соревновании.

У неё в глазах набухли слёзы. Люся 2, блин.

Всё как всегда. Председатель воспользовался моментом, выбил плюшки, ничего плохого. Для родного колхоза старался. Или у них выборы скоро и ему нужно было утвердиться на посту.

— И что плохого? Это ведь всему колхозу будет хорошо. И что значит не подвиг? Войти в горящий дом и спасти детей.

Садия разревелась так громко, что мне пришлось на неё цыкнуть, а потом потащила за собой в балку, подальше от чужих взглядов.

— Выкладывай, — потребовала я когда мы отдалились от лагеря метров на двести.

Понятно же, девчонке нужно выговориться, долго держала в себе, а я и есть свободные уши, но вообще не вникаю, что не так. Честное сердце комсомолки не даёт покоя?

Садия всхлипнула и начала рассказывать:

— К моим родителям посватался сын очень уважаемого человека. Члена политбюро КПСС Узбекистана. Выплатил отцу большой калым за меня. Это всё из-за статьи в газете. А люди в кишлаке теперь, когда идут мимо меня кланяются. Все знают кто ко мне посватался.

Фу ты Боженька, Христос Воскресе. Какие страсти.

— А ты, стало быть, — уточнила я, — любишь другого и не хочешь замуж?

Садия помотала головой в разные стороны, что я восприняла как нет, а потом сказала:

— Да.

И понимай как хочешь.

— Что да?

— Хочу за него замуж.

Нет, ну понятно, мои уши свободные, но не до такой ведь степени. Я развела руки в разные стороны.

— И в чём проблема? Он хочет жениться, ты хочешь замуж и что не так?

— Старший брат выбрал себе невесту. Нужен был большой калым и отец потребовал именно такой за меня. Его дали и брат смог жениться.

Твою мать. Это что, был контрольный в голову? Смотрела фильмы, связанные с калымом. Та же «Кавказская пленница». Калым ведь остаётся родителям. Вот они и распорядились как хотели.

— Родителям, — подтвердила Садия и снова расплакалась.

Я развернулась лицом к ветру. Зря мы сюда пришли. Солнце жарит так, что мозги плавятся и пилотка не спасает, а вдогонку Садия с непонятками.

Сообразив, что я чего-то не догоняю, девчонка попыталась объяснить, но не очень удачно:

— Я когда выбиралась на пожаре через окно на улицу, осколком стекла порезалась сильно. Шрам на спине большой, а мама сказала, что, если я об этом пикну кому-нибудь, до того, как простыню развесят во дворе, отец меня плетью изобьёт.

О, нет. Контрольный был только сейчас или повторный, потому что я продолжала трепыхаться. Причём здесь шрам на спине и какая-то простыня, верблюды или бараны, к тому, что она хочет замуж, а жених хочет жениться?

— Как ты не понимаешь? — Проглатывая слёзы удивлённо сказала Садия когда я задала ей полдюжины вопросов. — Шрам, это изъян и об этом нужно было сказать сразу, но, когда приезжали свататься, я была в школе на субботнике, а родители промолчали. Брат уговорил. Узнала об этом только через полгода. Если сейчас рассказать, нужно вернуть калым или семья будет опозорена. А калыма нет. После первой брачной ночи выставят простыню, чтобы все знали, что невеста была целомудренной и тогда муж никому ничего не скажет про то, что взял моё тело некачественным. Но всю жизнь будет меня этим попрекать за обман. И вся семья его будет знать, что я обманщица.

Если честно: я охреневаю дорогая редакция, вот только ничем ей помочь не могу. Да у неё в голове тараканы экзотические, большие и прожорливые. Весь мозг ободрали со всех сторон, как мой кот Барсик торт, который испекла на день рождения. Аккуратно по кругу везде оставил свои зубки.

Захотелось глянуть на шрам, может там вообще царапина, а она переживает как беременная на девятом месяце невеста, которая только и думает, как убедить будущего мужа, что Пушкин не с балды взял, будто дети растут не по дням, а по часам. Мол, бывает такое: сегодня секс, а завтра схватки.

А в конце, заметив, что я разглядываю её штанишки, на самом деле взгляд случайно задержался, сказала:

— Это не красные революционные шаровары, это иштон

Я с видом знатока кивнула на незнакомое слово и по-отечески обняла Садию. Она и в самом деле в соболезнованиях не нуждалась. Кому-нибудь из узбечек доверить свою тайну боялась, а рассказать хотелось.

— Ты ведь никому не выдашь мою тайну? — спросила она, когда мы уже расставались и я её клятвенно заверила.

Ужин я пропустила. Вещи почти подсохли и раскатав матрац прилегла, а потом и вовсе уснула. Люся пыталась растормошить, но я, пробормотав в ответ нечто невразумительное и перевернувшись на другой бок провалилась.

Проснулась, когда в палатке, только-только начали проявляться очертания предметов. Причём не сама, а разбудил громкий шёпот мымры. Я изначально решила, что она уже и во сне ко мне приходить стала, а потом услышала голос Гольдман и от неожиданности подпрыгнула на кровати.

Не приснилось.

Они, вероятно, только что прибыли, совершенно неизвестным способом и разыскав свободные койки, которые по чудовищному недоразумению оказались рядом, раскладывали вещи по тумбочкам.

Увидев, что я проснулась и даже села на кровати, мымра ласково улыбнулась и произнесла елейным голоском:

— Доброе утро, Ева. А мы вот, только приехали.