Остров жизни

Глава 5. Закат.

«И тогда всё случилось».

(Кузьма Прохожий. Из услышанного на дороге).

Закат. Ядовито алые лучи в щели меж облаками. До самого последнего дети играли и смеялись, мутузя и валяя друг друга в снегу.

«Плохо. Им бы выспаться перед ночью, но да разве малым объяснишь?

Хоть с моими повезло. Один делает, что говорят, другая и в обычное время не поймёшь, когда спит, а когда бодрствует. И что, спрашивается, мне с ними такими делать?! Ладно, об этом потом. Главное, что б обошлось».

Сердце Зое замерло, когда, наконец, пришла весть с той стороны. Пенин, взъерошенный и растрёпанный, как, в общем, и всегда, мялся, то оправляя полы старой накидки, а то поддевая сбитым носом снежные комки.

«Убью! Нет, сейчас всякий способный держать оружие в цене. Сначала пусть сложит голову на благо отечества и деревни, а после уже убью».

Внезапный выкрик:

– Ну, давай уже!

Удивлённый взгляд. Да, как не странно это была не Зое. Мона, раскрасневшаяся и встревоженная не на шутку, выглядела как никогда грозно. Глаза женщины горели неугасимо, а выбившиеся пряди подрагивали на ветру. Валькирия, а не домохозяйка.

Быстрый взгляд на них и вновь в землю. Пепин сопнул:

– В связи с открывшимся нападение решено перенести на вечер. Нас не бросят… Они так сказали.

Фу-у-у-у-у. Кто бы знал, насколько легче Зое стало. Им помогут, а прочее её интересовало не особенно. Единственное, силы Розы пойдут единовременно с синей конницей, так что кому-то всё одно придётся остаться. Пошуметь. «Риска нет», – как заверил её сэр Стэр, «просто рыцарь чаще всего под защитой шлема, а слепота часто играет в весьма своеобразные игры». Мужчина пошутил и рассмеялся собственной шутке, что было для него редкостью. Всё, но что-то было не так. Лишь только Зое оказалась во дворе, взгляд её метнулся к чернеющему на фоне льда острову.

«Охотится?» Под водой, в воздухе или, быть может, на земле? Зое не удивилась бы, узнав, что этот зверь бродит теперь и под землёй. К чему ему это, впрочем. Кротов гонять? «Почему не в пещере? Почему именно сейчас?» Точно камень болтался в её желудке, поджимая сердце.

«Камень, камнем. Главное, чтоб бежать не помешал».

Немного подумав, Зое вновь завернула в Коровник. Она не знала почему. Просто там, по какой-то причине было спокойней. В привычной обстановке женщина могла отвлечься, пусть и ненадолго.

Ивес и Брис. Хмуря брови мужчины, чьи лица были серьёзны, стояли в ряд точно на параде. Просто идеально для напутственного слова, и тем не менее в толпе царствовало молчанье. Мало кто позволял себе перекинуться парой слов, и Зое не была исключением. Зачем слова, когда уже всё сказано? Дети услышат.

Женщина не собиралась что-то говорить и тем не менее выдала:

– Вот только попробуй у меня выкинуть что-нибудь из своего репертуара! Приеду, лично закопаю!

Гай улыбнулся. Он протянул руки и совершенно неожиданно обнял её. При всех?! Вот ведь… нахал. Зое хотела дать похабнику коленом, но неожиданно для себя не сделала ничего подобного. Объятья, долгие и тёплые. Отпустив, Гай провёл кончиками пальцев по её щеке к шее, поддел нос.

Зачем? Да впрочем, большое ли это имело значение.

– Ты понял?

– Трудно не понять, – улыбнулся мужчина.

Блеснув латами, Стэр указал на пролесок. Слов не требовалось, чтобы понять, что время настало. Как кстати сейчас пришёлся бы звенящий голосок Надии, однако девочка дремала на ходу, и её ничего словно бы не интересовало. Ряд серых домиков, курятники и изгороди. Пологий взгляд, и ноги утонули в снегу. Только теперь Зое коснулась щёки. Кожа лица её была холодной и почему-то мокрой, словно оттаявший по весне донный камень.

«Почему?»

«И я был там. Ветер. Я помню чёрные ветви, что покачивались над головой. Глаза, которые точно живьём глотали, пусть сама сова и не была на это способна. Пара золотых луидоров, которые приковали вниманье, пока ветер словно расправлялся с леденеющей душой. Лишь словно, и именно поэтому я ещё могу это говорить».

(Кузьма Прохожий. Из услышанного на дороге).

Средняя лощина – место не то чтобы дикое и заросшее, скорее неудобное, и в особенности эта её черта проявлялась под покрывалом ночи. Стена мелколесья нависала пологой стеной. Всегда скользкий спуск. К лощине просто неудобно было подойти, и также неудобно из неё было выбраться. Чёрное небо леса кружило над головами, спешно продирающихся сквозь кустарник. Гюстав молчал. Даже смешно, – насколько мы порой недооцениваем сообразительность собственных детей.

Ни звука не слышалось. Пологий берег. Ледяной снег под нижней юбкой, и вновь вперёд. Хрустнула ветка, и филин вдали ознаменовал наступление ночи. Зое не слышала труб. Не видела синих стягов, не чувствовала звериного запаха, и всё же она знала – это уже началось. Гюстав, дёргаемый за руку, он хотел что-то сказать, возмутиться, но прочитав её взгляд, предпочёл не нарушать молчания. Девушка и не заметила, когда и кто первым перешёл на бег. Странный, пугающе скорый бег в тишине. Гонка с противником, которого нельзя увидеть. Им очень повезёт, если его никто не увидит. Филин махнул крылом над головами. Люди расходились, точно стая рыб, обходя препятствия. Вновь встречались, и каждый раз Зое заново искала взглядом Гюстава. Надия тряпичной куклой болталась у неё на груди. А затем рыцарь остановился.

Внезапно подняв руку, сэр Стэр вынудил если не замереть, то замедлиться. Выглядывающий из-под сюрко край нагрудника тускло блеснул, когда мужчина разворачивался на пятках. Взгляд под пегими бровями прошёлся по пролеску, и, хотя смотреть там было и не на что, побывавший не в одном сражении старик точно почувствовал что-то. Кончик уса дрогнул. Столь же резко развернувшись, сэр повёл кистью.

– Но мам… – сонно запротестовали где-то слева. По счастью, Гюстав был напуган, так что Зое ничего не стоило прижать его и Надию к груди. Холодный воздух жёг горло. Корни продавили ткань, остро подпирая спину и напоминая, как коротка жизнь и ярка боль. Гюстав по левую руку, Надия же – правую. Им повезло, конечно, насколько это было возможно. Как и на многих участках по этой стороне, край склона образовывал своеобразный козырёк, под которым заметить их было не так просто.

Ничего. Мгновение, а быть может, и минута. Зое привыкла к беготне, однако сердце её непонятно колотилось. Женщина сглотнула, сводя судорогой сухое горло и избавляясь, таким образом, от странных и лишь мешающих мыслей. Хруст прорезал воздух где-то там. Ещё один… и ещё. Орешник точно ожил, и ветви отразились в тенях пламени. На такое не был способен ни вепрь, ни даже взбесившийся бык. Зверь с Бараньего острова, пожалуй, мог бы, однако сомнения отпали, как только послышались голоса. Множество голосов, иных, непонятных и потому устрашающих. Смешиваясь с тенями деревьев, люди обращались в отплясывающих в ночи тварей. Так и есть. Разве могла армия наступать под луною, прикрываясь пологом леса и ночи? Нет, это были не люди. Звери и никто иной.

Несмотря на мороз, лицо Асса блестело от пота. Кончики усов его мелко подрагивали, в то время как в стеклянных глазах шли тени.

***

Лес жил. Блестели звёзды, и точно так же светили факелы. Да так много, что нельзя было с достаточной долей вероятности сказать, чего было больше: их или огоньков, что неспешно скользили по высокому куполу. Живая и весомая волна надвигалась, давя уже одним своим существованием. Сотни и сотни, или даже тысячи шагающих ног. Сколько услышит и сколько сбежится? Скольких они успеют положить?

На душе было пусто, в то время как неприятный холодок поднимался вдоль поясницы. «И почему я её не защитил».

– Мы умрём? – зачем-то спросил Гай, хотя ответ и так был очевиден.

– Умрём. – Брис, постаревший и сгорбившийся, подпёр подбородок длинной краем жердины. – Все когда-то умирают.

– Неохота, – честно признался Бод, и во взгляде его Гай прочёл недовольство. Не склизкую змею страха, оплетающую души и сжимающую сознание, нет. Самое обыкновенное недовольство, какое приключается, когда, к примеру, утром спросонья натыкаешься на лавку. Ты знаешь, что она там стоит, и стоит она давно и поставил её даже ты, но так вот вышло. Бод был недоволен. И как он так может?

Гай облизал сухие губы, но это почему-то не помогло. Почему? Ладони взмокли в перчатках, всё сильнее сжимающихся на рукояти. Много воды утекло, и сейчас в поединке он мало кому уступил бы, но грядущее не было поединком. Бойня, выйти из которой не представлялось возможным. Ему ведь не хотелось… умереть.

– Зачем? Почему так? – проговорил он, и вновь абсолютно неуместный вопрос.

– Затем что так надо! – отрезал Ивес. – Сынок, совет на будущее. Никогда не задавай вопросов, ответ, на которые не захочешь услышать.

Гай сглотнул. Забавно. Неужели этому, житейскому, по сути своей, разговору и суждено было стать последним. Орешник у заснеженного края дрогнул. Не его, пустое, бездумное движение высвободило лезвие. Металл был прекрасно заточен.

***

Шаг, десять, тысяча. Неощутимые для почвы по отдельности, тяжеловесные шаги, размножившись, стали вторить друг другу, так что земля пошла в пляс. Всегда сырая, а сейчас ещё и отяжелевшая ото льда, она обвалилась слева. Дамьен. Мальчишка лет двенадцати охнул, попятившись. Непременно охнул бы, но, по счастью, сильная женская рука лишила его такой возможности. Пальцы Надии вцепились в плотную ткань юбки, а глаза её поднялись. Ещё один фрагмент края выпал, плашмя ударив дно. И вновь ни звука. Лишь только огни шли и шли, пуская тени деревьев в пляс. Нечто серое и продолговатое у уха. Палка. Прижав длинный, в полтора его роста, шест к груди, Дамьен вытянулся, широко раскрыв глаза и раздув ноздри. Краем глаза Зое видела, как Бод лично вручал её сыну. «Смотри не потеряй, – говорил он важно. – Ты теперь в семье старший и должен всех защитить». Почему он старший? Для ясного ума женщины ответ был совершенно очевиден, но сама она не желала осознавать его. Хрупкая жизнь дрожала в руках.

Дамьен и вновь рядом с золотыми волосами. Впрочем, чему тут удивляться. Огни, бившие точно из рога изобилия, наконец, начали подходить к концу. Сплошной змей света распался на отдельные точки, а спустя ещё некоторое время и те иссякли, погружая деревенских в ставшую неожиданно уютной тьму. Земля ещё раз обвалилась, но уже где-то там, – позади, а это уже не так опасно и совершенно нестрашно. Зое выдохнула. Гюстав слева, а Надия справа, поднимает на неё огромные, точно не настоящие, васильковые глаза.

«Всё в порядке. Всё на месте… что?!»

Женщина не поняла, что произошло. Даже невообразимой скорости мышления Зое оказалось недостаточно, чтобы сразу же понять, что ещё один кусок льда колоколом ударил о дно лощины.

Женщина оказалась на земле. Острая, отрезвляющая боль в лопатке. Неважно! Ядовитое голубое сукно. «Откуда? – ошарашенно спросила она у себя и тут же сама и ответила: – Сверху!»

Допускающий, вероятно, что он мог и провалиться, мужчина пришёл в себя несколько раньше. Загорелый до бронзы и прямой точно спичка, он мотнул головой. Взглянул затравленным зверем и, осознав, что вокруг не свои, проявил рефлекс, заложенный ещё до его рождения, – хватательный.

Надия охнула.

Всего мгновение, и всё переменилось. Сердце Зое сжалось. Золотые волосы меж грязных пальцев, и испуганный писк, точно колокольчик. Лезвие заходило бестолково у мягкого горла, и это лишь сильнее пугало.

– Спокойно-спокойно…

Дворянин вдруг почему-то оказался рядом. Он зашёл сбоку, сделал шаг, но… получил металл снизу. Сэр Стэр застыл… в мгновение, когда окрашенное карминным лезвие вернулось к горлу девочки.

Он начал падать.

– Ей, все сюда! – выкрикнул луизитанец.

Выкрикнул на своём, чуждом жителям равнины языке, но Зое, хотя и не слышала его ранее сразу же, отчётливо поняла это. Ничего и никого, но, точно не осознавая, что происходит, незнакомец дико улыбнулся.

Странный оскал разошёлся по откровенно угловатому небритому лицу, и белёсая ткань заалела. Металл легко проминал прохладную, податливую кожу.

Лезвие горело тьмой. Стэр у его ног, меж пальцами которого сочилась жизнь. Старый рыцарь ничем не был им обязан, но он попытался помочь. Женщина не могла и этого. Ничего нельзя было сделать, и Зое… испугалась. Впервые в жизни она в полной мере осознала, что есть страх, и как он на самом деле ужасен. Мысли путались. Ладони вспотели, а к лицу прилила краска. С чудовищной чёткостью Зое вдруг осознала, что сейчас произойдёт. Это не могло не произойти, и она беспомощна. Нужно было отступить, однако Зое не дали сделать и шага. Женщина была в ярости.

– Отпусти её, – сухо и чётко, сквозь сжатые зубы проговорила она, и нож, прихваченный на кухне, сверкнул в руке.

Наречие было кардинально иным. Луизит не понял и слова, но интонация, её невозможно было с чем-либо спутать. Мужчина залепетал нечто непонятное, также скалясь. Он он уже не лез, куда не просят, да и той непонятной уверенности в собственной безнаказанности не было в его голосе. Женщина сделала шаг, и луизит отступил.

– Отпусти, я сказала!

Лишь немного отодвинувшиеся от горла, нож вновь вжался в кожу. По даже зимой бронзовому лицу пехотинца вопреки морозу тёк пот. Он хотел выкрикнуть нечто угрожающее, однако неожиданно голос не вышел. Лицо его замерло в неестественном выражении, а глаза выпучились. Как-то неловко пытаясь удержаться, луизит попытался ухватиться рукой за корень, но та соскользнула.

Дети! Все разом ахнули. Позади упавшего стояли Дамьен и Гюстав с занесённой «волшебной» палкой. Не знаю как в общем, но для Зое она совершила настоящее чудо. Выронив нож и встав на колено, женщина прижала детей к груди. По щекам её текли слёзы.

Стэр откинул голову. Он лежал рядом с поверженным. Смеялся… Истинный дворянин и уважаемый человек, сам не понимал почему, но он смеялся. Белёсое дыхание обжигало горло.

Удар и звук, который невозможно описать человеку. Звук, который он даже не услышит, а почувствует. Глубинный гул, от которого кишки начинали извиваться точно змеи. Зарево поднялось над лесом среди ночи, высветив рассветные тени.

Глаза карапуза округлились до невозможного:

– Тётя, а что это?

Поцеловав Дамьена в лоб, Зое взяла его за руку. Неспешный шаг.

– Всё нормально. – Шаг. Влага блестела на её щеках. – Всё обойдётся.

***

Всё началось внезапно. Первый пеший проломился сквозь кустарник, ударил открытой ладонью по грудине, в попытке стряхнуть снежных мух, и тут же упал, даже не успев понять, откуда пришёл удар. Подняв молот повыше, пехотинец издал рёв, которому позавидовали бы людоеды. Сложно было его не заметить. За первым пешим пошёл второй, а за ним третий и четвёртый.

Меч Гая пролетел, и человек разделился надвое. Умер. Просто и без прикрас. Развернувшись на каблуках, мужчина нанёс колющий в шею. Ещё одна жизнь. Тело человека ничем не отличается от любого другого и умирает оно не отлично. Металл прошёл над головой, меч взмыл и встретил, наконец, соперника. Протяжное «дзинь» на фоне рубки и вибрация, восходящая по кости. Это новое, непривычное чувство, от которого будто бы вскипала кровь. Удар и разворот! Ещё удар и выпад. Жёлтый отблеск прошёлся по синей накидке за мгновение до того, как ткань была рассечена.

– Да!

Гимн войне уже вертелся, крутился на языке. Он рвался, вибрировал с сердцем, так что Ланв Деревянный просто не мог не закричать. Он хотел закричать. Но нечто странно тяжёлое, прохладное опустилось на затылок в блеске сотен солнц. Гай упал, но не умер. Всё так же сырым ногам было холодно. Он чувствовал это, а значит, ещё был жив. Неожиданно радующая, ноющая боль в запястье. Ладонь горела…