Остров жизни

Глава 4. Последний день.

Обратный путь к озеру ничем особо не запомнился. Они бежали.

– И чтоб вмиг обернулся! – как обычно, сугубо приказным тоном посоветовала Зое, и, хотя обращались не к нему, сэр Ланв Деревянный втянул голову в угловатый воротник.

Пенин кивнул, пусть и не понял ни бельмеса. Подскочил, точно кузнечик, подобрал руки, прижимая тюк к груди, и быстро заработал ногами. Обратно он должен был вернуться уже с курицей.

– Ха, ха, и ещё раз…

«Рыжая или белая, – горел вопрос в измученных глазах пастуха. – Рыжая или белая?!»

«Нравятся ли тебе рыцари, малыш? Эти неустрашимые боги в сверкающих, точно нимбы, шлемах и с таинственными символами на груди. Одиночки, не ведающие страха. Они сходились лишь изредка, и нельзя придумать событие более желанное для ребятни, чем турнир, где те рубились за честь. Восхищаешься ли ты рыцарями, малыш. Да? Ну, тогда ты просто дурак».

(Кузьма Прохожий. Из услышанного на дороге).

После обеда всё изменилось. Неудержимая, казалось, детская непосредственность иссякла, стаяв вместе с парящим студнем. Ребятня разбрелась, и тут же мир сделался каким-то серым. Пустым. Мёртвым. Заледеневшие ночью дома смотрели хмуро. Мужчины открыто сводили брови, обсуждая ещё не разработанный план, а женщины. А что они, собственно? Как и в любой другой день, тем оставалось сделать – всё остальное. Даже имей читатель возможность спросить кого-либо из заседающих, он бы и близко не смог ответить, чем конкретно занимались по ту сторону перегородки женщины. «Ух», – выдохнул бы, растерянно улыбнувшись, Пенин. «Да отстаньте», – бросил взъерошенный и облезлый, точно дворняга по осени, Ивес, а Гай… Он и в вовсе бы промолчал, всё так же погруженный в собственные мысли. Известно им было лишь, что без остановки звенели поварёшки, скребли мётлы, а жёны все бегали и бегали. Бегали и бегали, хотя по сухому, мужскому разумению ничего и не менялось.

Круг замкнулся. Ивес, Гай, Бод и ещё с десяток лиц, известных и не слишком, вновь размышляли. Короткое совещание, и заседавшие разошлись, вышли из дома. Цель очевидна – найти место, где можно было бы спрятаться, или, что лучше, вовсе пройти никем не замеченным.

Могло ли столько народу протиснуться сквозь кольцо военных? Навряд ли. Но ШЛИ те как? Неужто и по бурелому и лощинам? Едва ли.

Найти прогал – задача простая, но вместе с тем необычайно сложная. Гай топтался на месте, осматриваясь и выдыхая белый дух. Куда же дальше? Зое всю жизнь бродила по этим местам, ничего и никого не боялась, но и она не заходила дальше пролеска. Из-за зверя в алой, точно пропитавшейся кровью, чешуе? Да нет. Дракон нападал по-всякому, так что ни расстояние, ни лес, ни вода не являлись для него преградой. Просто не имело смысла. Зачем? Зачем было идти вглубь, если всё, начиная от оленьих следов и заканчивая самими деревьями, принадлежало синьору. Голова она одна, а пенька редко кого и когда украшала.

Рука женщины легла на жёсткие, не желающие лежать волосы сына. Зое подоткнула лоскутное одеяло, поцеловала мальчишку в лоб, отчего тот поморщился во сне, и, решившись, вышла на холодный, продуваемый двор.

«А если нет? – в который уже раз в порыве малодушия подумала Зое. – Нет-нет, наступление непременно будет отложено, как только вестник доберётся. Не могут же они, в самом деле, так просто пожертвовать двумя деревнями?» Женщина не успела понять почему, но она ускорила шаг.

«Про нас не знали, – повторила выдохнув. – Забыли просто». И всё же, если что-то пойдёт не так, если что-то перемениться, деревенским не обойтись без помощи кого-то действительно сильного.

Ветер подобрал юбку, без стеснения лапая за места, доступные лишь для Гая. Зое ещё раз прошлась взглядом по силуэту острова. Чёрные, точно лишившиеся некой искры и заснувшие без неё деревья. Коряжистые буки, ива и кустарник.

Женщина медленно выдохнула. Она развела руками вмёрзший и присыпанный ледяной крошкой, пожелтевший прошлогодний рогоз. Взгляд назад: просто обычная деревня. Пара простых домов и большая яблоня. Старая лавка с подкосившейся ножкой и корыто.

Всё знакомое и родное. Всё там было на месте, и лишь одна деталь выбивалась из привычной картины: изменилась. Место, где росла «чёрная сосна», выглядело заплатой на знакомом полотне, и земля там была изрыта выворачиваемыми корнями.

Зой сглотнула. Она ступила на тонкий лёд.

«Он разговаривает».

Многие и внимания не уделили этим словам, всем скопом наваливаясь на несчастного, ни в чём не повинного коня сэра Буда. Зое запомнила. Запомнила, поставила пометку на невидимом листе и отложила, так как в тот момент проблем и без того было в избытке. Запрятавшись где-то в глубине, воспоминание это скрылось, спряталось до поры и теперь сияло в полную силу, точно янтарь в бурой от водорослей луже.

Разговаривает. Может ли зверь разговаривать? Ответ очевиден: нет. Не может, если это в самом деле зверь… а зверь не дракон. К какой категории отнести их соседа? Можно ли их вообще отнести «его» к какой-то условной категории, назначенной всего лишь людьми? У Зое и мыслей никогда не возникало поступить в столь заслуженное учебное заведение как высшая городская школа, но и она понимала всю абсурдность данного предположения.

Женщина выдохнула. Шаг. Заблестели расходящиеся паутинкой трещины. Шаг. Лёд захрустел, но выдержал. «Гая гоняла, а сама полезла», – усмехнулась про себя Зое. Странно это, непонятно. Но и обстоятельства изменились.

Бараний остров. Сухой и таинственный, в обрамлении чуть покачивающегося тростника. Шелест и шорохи. Чёрные стволы точно сгрудились над незваной гостьей, обломанные, вросшие и пустившие корни под валуны с острой кромкой. Всё здесь оказалось… до тошнотворного обыкновенно. Заледенело, как и везде. Пусто, как и везде. Всё тот же ветер.

Взгляд на пустую чашу из-под молока. Множество зарубок от клыков были заметны на изрезанном крае. Страх нечасто посещал Зое, но даже она не могла не заметить странной, гнетущей тишины, будто впитавшейся в каждую веточку. Пустота. И запустение всюду. Здесь уже был один жилец, и кроме ни для кого места не оставалось. Точно мертвы были стволы, так что весной, глянув сквозь мутное и с наплывами стекло, женщина ничуть не удивилась бы, обнаружив, что бараний остров так и остался чёрен. Если, конечно, с приходом тепла окно это ещё будет существовать.

Ни чёрных птиц, набычившимся на ветвях, ни шелеста подстилки, в которой копошились мыши. Ни-че-го.

Согрев одеревеневшие пальцы дыханием, Зое натянула платок на глаза. Пара разросшихся и коряжистых вязов, точно рога, торчали над входом в нору. Тот, что слева, с подветренной стороны, был привален сугробом, ствол же правого оказался обломан и расщеплён, не иначе от удара молнии. А быть может, сам зверь разодрал древесину по своим, непонятным для человека причинам.

«И ко всему прочему он ещё и разговаривает».

Плеск. Обернувшись, Зое успела подметить, как в полынье заходила вода. Всё как везде, и всё же, что-то в этой двухцветной картине было не так. Что же? Женщина больше минуты всматривалась в рогоз и воду, но так и не заметила чего-то особенно примечательного. Пожала плечами и, ещё немного помявшись, ступила на тропу, сулящую смерть.

Шаг в пустоту пещеры.

Корни, сошедшиеся аркой и тьма. Сэр Ланц шёл по щиколотку в воде, Зое же выпала хрупкая ледяная корка. Она ломалась под ногами, и треск уходил в глубины, затухал и возвращался хриплым и почти затухшим. Зое была убеждена, что увидит дракона сразу же. Столь огромному зверю не скрыться, как она думала, и всё же никого и ничего не было видно. Не имеющие особой формы груды заледенелого коряжника в глубине и ничего кроме. Зое свела плечи, подняла взгляд… звёзды. Именно так показалось ей в первое мгновение. Лишь в первое. Не более чем отсветы в тысячах хрустально застывших капель на потолке. Точно изнанка клубка. Корни сплелись чёрными змеями, и лёд на них сиял чешуёй. Странное небо странной пещеры.

«В-у-у-у-ууу» – напевал ветерок.

Смешавшийся с ледяной пылью, он гулял в пустых глазницах вмёрзшего рогатого черепа. Огнёвка? Быть может, а быть может и нет. С десяток коров пожрал алый зверь за последние годы, и кто знает, которая теперь пыталась предостеречь своего истинного пастуха.

«В-у-у-у-у-у-Уу» – холодком меж крыл.

– Эй! Здесь есть кто-нибудь?

Голос унёсся в глубину и тут же вернулся таким же, ветряным напевом, – чужим. Глухим и гремящим он теперь стал. Не голос Зое, но глас пещеры. Суть Бараньего острова, иной обители иного существа.

Скрип. Плеск и шуршание… на удивление обыкновенные. Приглядевшись, девушка различила оттаявшее пятно за корнем. Зелёное пятно, сонно и неспешно разгребающее увядшую зелень. Зое поднырнула под выбившийся корень, но ничего не переменилось… Черепаха, самая, что ни наесть обыкновенная. Стоило женщине только коснуться холодного, гладкого панциря, робкое созданье туже втянуло голову и лапки, исписанные светлыми пятнами, полностью скрывшись в свой личный домик, где всегда было тепло и как будто ничего не угрожало.

Как будто.

«У каждого из нас свой дом, точно у улитки. В нём привычно и уютно. Тепло, даже в тот момент, когда над листом поднимается молот».

(Кузьма Прохожий. Из услышанного на дороге).

Прошедши вглубь норы, неожиданно резкий порыв без стеснения пробрался под юбку Зое, вернув к реальности. Оглядевшись ещё раз, женщина опустила испуганное создание.

***

– Она ваша дама?

– Что? – Подняв на рыцаря непонимающий взгляд, Гай с минуту всматривался в обветренное лицо, зря и не узнавая. – Да… у нас дети.

Наступая на присыпанную снегом кочку, старый рыцарь чуть оглянулся.

– Сын, – одобрительно кивнул сэр Стэр, и в глубоких, чистых глазах его мелькнули смешливые нотки. – Наследник. Мне вот бог наследника не дал. На роду, как видно, написано трёх дочек вести на выданье. По счастью, лицом они пошли в мать, так что проблем с поиском женихов не возникнет. Мой бы характер не проступил, – сострил он и тут же посмеялся над собственной шуткой, отводя гибкую лещину. Корка меж прутьев орешника треснула, и облако снега, кружась и тускло поблёскивая, снизошло на головы мужчин. Стэр громко и хрипло чихнул, поднял воротник, Гай же и этого не мог.

– Н-да, наследник. Мужественное лицо. Вы, как я понимаю, сами обучаете?

И снова в точку! Бывший оруженосец выгадал мгновение, перевалившись через поваленное ветром дерево. Мысли двигались ещё более неохотно.

– Ровно столько, сколько ему будет нужно, – сообщил Гай весьма расплывчато и многозначно. По счастью, сэры часто говорили расплывчато и многозначно, так что это не только не удивило, но даже прибавило ему ещё уважения, которого Гай, впрочем, по собственному мнению, ничуть не заслуживал.

– Весьма и весьма любопытно, впрочем, вы правы. Старые, проверенные временем методики, увы, уже не всегда подходят. Каждый сейчас вносит своё, и за чужие бойницы не смотрят.

– Старая школа, – вторил Гай, в то время как глаза его стекленели. Взгляд в никуда. Пыльные тома днём, ночью же бесконечные ряды посуды. Таз и мочало, расходящееся прямо в руках на лоскуты.

«Терпеть не могу воду! Терпеть не могу!»

– В городе вам с ним будет куда как проще.

– В городе?

На сей раз пришла очередь сэра Стэра удивляться.

– Ну, это естественно. Мне жаль, но весьма сомнительно, что вы и дальше сможете проживать в Озёрной после того, что здесь произойдёт. Думаю, учитывая известность, у вас не возникнет трудностей с устройством в Авиньоне, а после – в столице. Куда же вам ещё.

– После, – повторил Гай голосом совершенно на его собственный непохожим.

Остановившись, сэр Стэр непонимающе всмотрелся в лицо собеседника:

– Ну да, – после. Что за малодушие, юноша. Не собираетесь же вы остаться здесь, в самом деле?

Хруст! Двое мужчин развернулись как один. Молодые деревца неподалёку ходили и похрустывали, ссыпая ледяные шапки. Хорошо так ходили. Секач, не иначе. Судари переглянулись.

Лезвия обнажились, холодно и остро сверкнув в стылом воздухе. Движение кисти, Гай перехватил сталь так, чтоб колющий шёл сверху вниз, сэр Стэр же предпочёл встретить в лоб. Дыхание, спокойное и сосредоточенное.

Ещё одна ветка, и… глаза рыцаря округлились точно два су. Пяточком раздвигая кустарник, из-за сугроба показался неуклюжий и высокий в холке Пенин. Мелкие глазки пастуха под запорошенными вихрами сверкали ненормально.

Рука держащая опустилась.

– Пенин, ты что…

– Тихо! – хрипло хрюкнул пастух, и глазки его забегали. – Чего вы так орёте?

Посыпанные пеплом брови поднялись и вновь опустились, устремившись к переносице. Панику прочёл опытный воин на грязном лице, и удерживаемый сильной рукой меч вновь поднялся. Свет прошёлся по кромке, кровоточа и играя на чёрных стволах отсветами.

– Веди.

Пасмурное, серое небо. Стоптанное в грязь поле. Хмурые маркетантские палатки и сумрачные отсветы костров. Сотни отсветов. Одно дело знать количество и совершенно иное вживую, так как сейчас видеть всю эту давящую груду силы. Сердце стукнуло. Луизиты уничтожили едва ли не половину квадратного лье леса только ради того, чтобы поставить палатки.

Вытянув шею, пастух хрюкнул. Моргнул и втянул голову обратно. Рыцари были хмуры, и взгляды их гуляли по окутанным дымкой расстояния теням. Сотни костров, и у каждого по десятку силуэтов. Сидящих и стоящих. Тех, кто брёл от одного огонька к другому.

Воистину пеших никто и никогда не считает.

И вся эта махина вот-вот должна двинуться на Озёрную? Уместны ли были сомненья? Часть палаток уже были разобраны, часть костров уже не горели. Будто дожидаясь этого момента, облака чуть расступились. Священный столб света вонзился в землю, воспалив нагрудники, подобно змею, изогнувшейся вдоль лощины кавалькады.

Пальцы Гая сжали рукоять. Меж чёрными бровями заложились складки. Ладонь его горела.

«Со мной ничего подобного случиться не может. У меня-то всё под контролем.

(Кузьма Прохожий. Мысль наиболее часто возникающая при чтении местных листков).

Они провели обратную дорогу в молчании. Рука бывшего оруженосца лежала на рукояти, взгляд же неотрывно шёл по запорошенной земле чуть впереди. Бурые сухие листья и ветви, торчащие из-под снега. Рыцарь смотрел и не видел. Мысли заменили ему глаза, и в этих мыслях белый металлический змей жёг и топтал деревню.

– Ну-ну, – попытался приободрить более юного товарища сэр Стэр. – Зрелище, без сомнения, достойно уваженья, но надо помнить: наша сила также велика, – сказал он, высоким стилем и, немного подумав, проведя по кромке серенькой мышиной бородки, добавил: – Мои планы были несколько иными, но, пожалуй, учитывая увиденное, куда разумней будет также дождаться ночи. Пика, я и в самом деле не ожидал, что это будет так сложно! Слева, значит, озеро?

– Во льду. Там все берега открыты, как на блюде всё, – поспешил блеснуть тем, что знает Пенин.

Рыцарь кивнул, демонстрируя одобрение.

Ответ уже был ему известен, но Стэр всё же решил уточнить:

– А если в сторону залива попробовать уйти?

– Болото, – замотал косматой головою пастух. – Никак там не пройти. Гиблое место, совершенно гиблое!

– Да… котёл. Что ж это у вас за место такое: воды не меньше чем земли?!

И вновь Пенину повезло. Пастух не был учёным, и знал он далеко не так много, однако на этот вопрос ответить оказался вполне способен. Запорошённые брови его распрямились, а ноздри раздулись от осознания собственной значимости.

– Озёра, – со знанием дела сказал мужчина, и был рад уже этому.

Сорок минут. Всего сорок минут пешего хода отделяли деревню от обратившейся в ужасную машину мечей и копий силы. Как они шли, – быстро и слаженно. Линией вдоль низины.

Плотно сжатые губы сэра дрогнули:

– Лощина.

– Что? – Гай, в самом деле, увлёкшийся нетривиальной беседой, обернулся. – Лощина?.. – мысли мужчины были далеки. – Да, очень может быть. Хотя почему может быть? Так и есть!

– В лощине затаиться можно, – поспешил подтвердить сэр Стэр. Впрочем, ухмылка его очень быстро исчезла. – Вот только если найдут нас никому не поздоровится. Оттуда, как просто не выбраться. Как в чаше изо льда будут.

«Будут», – повторил про себя Гай. Они будут, а он, значит, останется в деревне, как раз под копытами кавалькады, которая одним видом своим могла сподвигнуть бодать землю и на карачках продираться сквозь орешник.

Многие уже ждали в пролеске. Ивес был хмур и сидел на пеньке. Уткнувшись в сэра Стэра взглядом, точно секач рылом, мужчина сплюнул травинку, изжёванную уже настолько, что сложно было сказать, чем она являлась раньше. По счастью, зима была гнилой, и всюду из-подо льда и белёсого месива, плешинами торчала сухая осока. В пояснице главы семейства нечто таинственно хрустнуло.

– Пока можешь подумать, что может понадобиться в городе, – как бы невзначай бросил Стэр.

Ивес промолчал.

***

Было это почти двадцать пять лет назад. Двор яркий. Полный цветов и запахов. Мать подвела его к высокому и сухому мужчине и сказала Гаю, что он станет рыцарем. Улыбка под прореженными серебром усами. Небо было светлым, и перчатка, что протянулась, дабы взять его за руку, сияла точно солнце. Гай был рад.

Звуки деревни неслись со стороны домов. Отзвуки петушиного крика и удары крыльев. Точно тиски капкана, стволы разошлись, выпуская из серого плена теней в мир. Снег, как и везде, вот только здесь он был несколько более притоптан. Вне зависимости от его собственного желания, голова Гая развернулась. Чёрная вода и остров. Часы молодости он тратил на то, чтобы пожирать его глазами. Будто юноша был на это способен.

Смех. Движение на краю поля зрения. Не теряя времени, дети уже соорудили пару стен и теперь развлекались тем, что перебрасывались снежными комьями.

Как раз в тот момент, когда мужчина обернулся, здоровенный ком угодил рыжеватому мальчугану с просвечивающими, оттопыренными ушами по макушке. Вызвал у того фонтан энтузиазма. Ароматы готовящегося ужина и тусклые лучи, играющие на растрескавшемся льду.

Отзвуки голосов:

– Дорогой, а где куры?

– Я не слы-ышу.

– Ивес!

Усмехнувшись, Гай прикрыл глаза. Ладонь, сухая и грубая, прошлась по обветренному лицу. Рука его зудела нестерпимо.

«Телега, и когда я успел забыть».

– Я остаюсь.

Пепельные брови сэра Стэра взметнулись, заложив несколько горизонтальных складок:

– Что ты…

Удивление было столь велико, что рыцарь, сам того не заметив, перешёл на непозволительное «ты». Гай не мог позволить столь достойному человеку опозорить своё светлое имя.

– На поле единственный меч, мой или чей-либо другой, не способен переломить ход сражения, здесь же он будет иметь реальный вес.

Брови поднялись ещё выше, застыли и неожиданно вернулись в обычное состояние. Морщины разгладились, придав обветренному лицу прежнее величие.

Усмехнувшись неизвестно чему, рыцарь отвернулся:

– Я уважаю ваш выбор. Не понимаю, но уважаю.

– Если вы испиваете ко мне хоть сколько-то уважения, – подыграйте.

Ивес был чёрен, точно туча.

***

Зое покинула остров, и всё сразу же стихло. Шелест черепахи, очнувшейся в тепле и копошащейся во мхе, далёкое эхо деревенской жизни – вот и все звуки, что посещали это место. В тишине покачивались чёрные ветви. В тишине капли подрагивали отсветами, одна за другой обращаясь в лёд. Стук, точно деревянным молоточком по коре.

Под заснежьем пришли в движение ороговевшие чешуйки. Дрогнув, второе веко медленно поднялось. Большой и круглый глаз, в котором точно сгрудился серебряный свет тысячи звёзд, вспыхнул. Расщелина зрачка разошлась и тут же вновь сузилась, фокусируясь на полынье. Дерево затрещало в сумрачных объятьях, а из широкого горла вместе с вонью вырвалось рычание, сухое и гулкое.

Он был здесь.