Остров жизни

Глава 2. Ожидание зла.

Взмокла спина. Кора летела ни в чём не повинная и, шурша, падала на кажущуюся серебристой траву, терялась в сумраке. Слева! Справа! Наискось!

– Слева, – выходя на круг, вновь беззвучно прошелестели губы, и белёсое облако, только возникнув, разодралось без жалости в холодном воздухе.

Движения повторялись раз за разом, но не о них были мысли. Что видел Гай? Арку из корней, вереск и пару лун, точно в глубине норы свет отразился от двух начищенных серебряных монет. Глаза? Или, быть может, ему лишь показалось. Огромный, неведомый противник.

Заревев, точно принадлежало зверю, стынущее тело пронзило скучающий в поле ствол. Хрустнул меч, и одна лишь рукоять осталась в руке.

Чешуя устояла. Всё напрасно.

***

Небо так и осталось в пепле. Стадо неспешно брело вниз по холму, мимо слив и ряда кольев, а с неба всё сыпало, подбивая влагу под большую соломенную шляпу и за воротник. Это нельзя было назвать дождём, однако Зое вымокла, будто её окунули в озеро.

– Да ещё ветер этот! Как будто специально! Твою да через телегу, будто знал и нарочно именно сегодня заявился, – проговорила она, обращаясь к отставшей двурогой. Солидная крутобокая пошла рысцой, догоняя прочих, когда Зое задела её хворостиной с парой отживших, варёных листьев на конце. Стало как будто легче, хотя, в общем, ничего это не изменило.

Дело было вот в чём. Накануне, чуть куры вышли во двор, в мозаичное окно небольшой и тёмной комнатки постучали. Пепин. Уже даже не юноша, а мужчина, но всё такой же не собранный и бестолковый. Беглый взгляд: котерон выцвел и свисал с костистых плеч, а светлые волосы торчали пучком. Взлохматив затылок и прищурившись, второй пастух попросился меняться.

– Мне там, понимаешь, это… вот. Одним словом, мне надо.

– Да как хочешь.

«Ну что, с Гаем поговорить время появится»[1], – подумала Зое тогда, закусив нижнюю губу. Сейчас же мнение изменилось до обратного. Только теперь она в полной мере осознала, насколько ошиблась.

На западе громыхнуло, и коровы пошли…

Нда… Знать заранее Пепин, конечно, не мог, но девушка уже себе пообещала: «Увижу – убью!»

Лёгкий всплеск заставил Зое остановиться. Круги шли по чёрной воде. Изогнувшись, широкая спина блеснула стекающей меж грубых чешуй влагой. Показалась, протекла подобно воде и вновь скрылось, будто ничего и не было, громада. Странный, гортанный, холодящий кости и заставляющий внутренности вибрировать звук пронизал полный влагой воздух. Холод. Собаки взвыли во дворах, и сразу с десяток лягушек одна за другой скрылись на мелководье, силясь спрятаться в вязком, забивающим нос и уши иле, будто там было спасенье. Будто оставался шанс выжить.

Чихнув, Зое поёжилась, стараясь подставить лёгкому, но несущему водяную пыль ветерку более сухой бок.

«Заболею!.. Точно заболею!»

Небольшой двор. Наглые, ничего не боящиеся и даже радующиеся влаге утки, которые, квакая не хуже мухоедов, лезли без разбору под ноги и копыта. Ковёр травы, раньше зеленеющий, а теперь обратившийся в грязную кашу; дощатая стена курятника с широкими щелями и пара рассохшихся кадушек. Лавка была пуста… Какое облегчение. В первый момент даже не понявшая, чего не хватает, Зое выпустила Пеструшку из вида, и та тут же углубилась в проросшую из-за забора поросль.

– П-ф! А ну, пошла! – бросила Зое опомнившись, и пара высохших листков рассекла воздух там, где ещё минуту назад была ускорившая шаг крутобокая. Взгляд вновь вернулся к осиротевшей лавке.

– Ну, слава богу. Обошлось.

Отец был не в духе. В общем-то, это состояние было для него абсолютно нормально, но с тех пор, как в их откровенно небольшой дом переселилась ещё и повитуха, настроение мужчины испортилось как будто окончательно. Вера – бойкая старушка, столь тугая на ухо, что не просто найти с ней общий язык, объясниться с ней не представлялось возможным, лезла всюду и во всём не разбиралась. Глаза её всегда были слегка на выкате, а следом тянулся шлейф из аромата чего-то среднего между духом тряпья и пыли, от которых с непривычки резало глаза. Руки Веры беспрестанно тряслись, и все ж все без исключения признавали: на день пути никого более умелого, чтобы принять младенца, не было.

Не особенно желали люди с образованием проживать в деревнях вдалеке от мягких кресел и каминов.

– Нет! – решительно сказал Ивес накануне.

– Да! – уверенно парировала Марта, и к этому слову трудно было что-либо добавить.

Напротив мужчины сейчас сидела Дезири с заметно округлившимся животом, и Ивес, подперев ладонью подбородок, медленно перебирал чёрными пальцами, что-то обдумывая.

Фигуру девушки, как монумент (супружеской верности), подпирал Банне, а уже за его спиной маячила Марта. Слышалось и скворчало отнюдь не мясо.

– Вот смотрю я и думаю: может, ты переела?

– Пап!

Ивес изменил позу на более удобную, выставив левую ногу и подперев спиной стену.

– А что? В Вене, я слышал, было такое. Корове брюхо раздуло. Все думали, – родит, а это она съела чего-то. Мало ли как бывает.

Вертясь у очага, спешно, но плавно, и будто даже пританцовывая, Марта развернулась телом, выискивая пучок петрушки… но наткнулась на Зое. Хозяйка несколько удивилась:

– Дорогая, я тебя не заметила. Ты не промокла? Сегодня дождь.

Скажи это кто другой, тут же услышал бы в ответ:

– Нет, не промокла! Разве можно под дождём да промокнуть?! – Таким манером Зое ответила бы любому, но только не матери. Этот взгляд, ни к чему не обязывающая фраза, и вот уже девчонка сама готова улыбнуться.

– Пепин, случаем, не заходил? – бросила она как бы невзначай, и в голосе промелькнула едва скрываемая надежда.

– Нет, а ты что-то от него хотела? Могу передать это его матери. Всё равно собиралась сходить, одолжить пару яиц. Сегодня у нас пирог.

«Замочить хотела», – подумала Зое, но вслух произнесла иное:

– Ничего срочного.

Раскисшая шляпа приземлилась на дубовом табурете. Тёкшая вдоль спины влага неприятно холодила кожу, пробирая до самого нутра. «Котт бы высушить», – подумалось Зое, и взгляд её остановился на завешанном дверном проёме.

– Пара яиц? – проскрипел отец, пристально всматриваясь в очищающую морковку девчонку с соломенными волосами. – Теперь мы ещё и яйца одалживаем. Ещё немного и по домам пойдём за милостыней.

Обычное бурчание. Ничего нового или хотя б заслуживающего внимания.

Зое кивнула. Подумала немного и добавила:

– А Гай где? В комнате?

– Ага, в моей! – тут же вклинился Ивес. – Шучу, у нас с матерью ведь нет её теперь. Забавно, не правда ли? Ха… ха-ха.

– Па, ну что ты опять начинаешь?

– Какой сегодня замечательный вечер! – Улыбаясь, Марта, положила на стол тщательно промытую доску. – Ты станешь дедушкой, а на твёрдом спать даже полезно.

– Ага. Всю жизнь только об этом и мечтал! Ночей в общем шатре не спал, всё думал, когда же то мой сынок родной меня из дома выживет?!

Воткнув вилку в вываренный, мягкий, будто студень, морковный бок, мужчина уставился на неё точно зверь. Как и у всякого хищника, отношение к зелени у главы семейства было сугубо компромиссное.

– Твою да через! Бредит тот, кто говорит, что комната – это ещё не дом!

Медленно, будто против собственного желания, но спустя пару часов облака все ж таки разошлись. Тусклый месяц проступил на фоне грязно-голубой бездны, а вместе с ним пришло и беспокойство. Какая-то недоговорённость, что висела в воздухе и раньше, вдруг стала явной и ощутимой. Гай не вернулся! Больше того, никто даже не знал, куда он собственно ушёл. Ни куда, ни по какой причине. Вспомнилось озеро, вспомнилась спина, изогнувшись, подставившая ряд из шипов прохладному ветерку, и вопрос, что прозвучал недавно.

«Пропади вилы, отец первым крик бы поднял, – отметила Зое, однако живое сознание её тут же предложило с сотню иных орудий: – Да хоть с ножом мог пойти». Из того, что девушка видела, для зверя разница была бы не велика.

Скрипнули отсыревшие верёвки. Забеспокоились куры. Голые, будто вырезанные из кости ветви втыкались в пепельное небо, когда Гай, наконец, показался, изысканно чёрной тенью на фоне блёклого месяца. От старого, висевшего на нём мешком костюма не осталось и следа. Шоссы на оруженосце теперь делились на о-де-шоссы и ба-де-шоссы. Сохраняющийся практически неизменным на протяжении многих веков и потому отличный от всего, что существует, костюм рыцаря невозможно было с чем-либо перепутать. Чёрные волосы Гая, подобно тому как это делал сер Ланц, были зачёсаны на затылок и блестели, будто их натёрли чем-то навроде свиного сала[2].

Гай глянул, узнал и, почему-то смутившись, как-то неловко строго зыркнул исподлобья. Обойдя корыто, он прошёл дальше, не поздоровавшись, как это и полагалось делать истинному дворянину.

«Чего это он?» – невольно подумала Зое, и почти сразу же провожающий юношу взгляд зацепился за чуть выглядывающий из-под разрезного сюрко сшитый и зачищенный кожаный уголок. Ножны? Да что здесь вообще происходило?!

– Досточтимые селяне. Не будете ли вы так любезны, предоставить скромному страннику приют? Ныне серебра у меня при себе немного, но вскорости, можете не сомневаться, я непременно отблагодарю вас за приём.

Присутствующие неуверенно переглянулись. Глаза Дезири, руку которой сжимал Банне, сделались большими, как пара больших серебряных денариев, а Ивес от удивления даже открыл рот.

Марта улыбнулась, прижав к грубому сукну передника половник:

– Ох, как элегантно.

Зое терпела честно и достаточно долго. Смех буквально рвал грудину, и далее выносить подобные страданья уже не представлялось возможным. Ударив по сходящимся на спине юноши серебристым линиям, она рассмеялась так, как никогда в жизни.

Лицо Гая осталось серьёзным. Взгляд сосредоточенным и холодным, а тонкие губы поджатыми. Бровь с давнишним, уже выцветшим шрамом чуть приподнялась, достаточно ясно демонстрируя непонимание.

– Разве что-то не так?

В доме, а после и во дворе, Зое смеялась не меньше четверти часа. В захлёб и стуча по коленке. Столь долго, что полностью уверилась, – оруженосец не иначе пытался её убить. Это ж надо было выдумать: «уважаемые селяне».

– Так… что не так? – повторил Гай, но уже не так уверенно. В жирных волосах его запуталась солома, а брови, которые он не иначе подвёл углем, размазались, придав образу законченность.

Зое смахнула навернувшуюся слезу. После пятнадцати минут смеха она выглядела немногим лучше и куталась, прекрасно это понимая.

– О, здесь проще перечислить, что так.

– И что? – в самом деле, заинтересовался Гай.

– Да ничего!

Пожевав губу, оруженосец вновь перевёл задумчивый взгляд на остров. Со двора его было прекрасно видно, и именно по этой причине юноша просиживал лавку столько дней. Страшный остров. Остров, которому суждено было забрать его жизнь.

– Этот дом приютил меня, и я благодарен вам за это, но… семь лет! Семь лет со щёткой в пажах и ещё столько же в оруженосцах, а какой-то деревенский и так запросто критикует слово дворянина. Это просто позор.

Не удержавшись, Зое прыснула в кулак:

– Ты из-за отца, что ли? Брось. Да он просто человек такой. Всего то и нужно было, что согласиться и промолчать, как ты делал и раньше. Поверь, меня он четырежды обещал в озеро кинуть, если «хоть раз ещё надену эту чёртову шляпу».

Всмотревшись в плетение над улыбающейся физиономией, Гай кивнул. Медленно, но неуклонно месяц отливался в серебре сосны, и белёсая дорожка проступила на озере, от покачивающегося разнотравья и вплоть до сумрачных деревьев.

Улыбка у Зое была весьма примечательная. Широкая и белая, будто вот этот свет на фоне бронзовой воды. Зубы крупные, а между двумя передними каким-то немыслимым для оруженосца образом образовалась щёлочка, подобной которой он не наблюдал ни у кого. Не удержавшись, Гай и сам улыбнулся, но скрыл это, с некоторых пор стесняясь выражать чувства.

Зое положила свою ладонь на его:

– И в голову не бери.

Гай не брал. Юноша, даже если бы захотел, не сказал бы, в какой момент в его голове сделалось так пусто. Ни мыслей. Ни сомнений. Зое улыбалась, и этого было более чем достаточно.

Её губы. Мягкие и тёплые…

– Эй! Это что за дом свиданий на моём пороге?!

«Телега!»

Резко оттолкнув оруженосца, Зое положила руки на колени и распрямила спину. «А разве что было? Ничего и не было», – ясно отразилось на её мордашке.

Утки, которых на деле давно уже пора было загнать[3], не без пищевого интереса взглянули на примявшего обглоданную траву юношу. Осколок валуна, которым обычно подпирали дверь, упёрся тому в самое мягкое место.

– Мы ничего не делали.

– Ничего меня и не волнует. Чего! Вы! Здесь! Устроили?!

Потерев пострадавшую в неравной схватке пятую точку, оруженосец поднялся. Неспешно оттянул пояс и, этим ограничившись, повернулся.

– Уважаемый Ивес, могу ли я с вами переговорить?

– Не надо, – не разжимая губ, прошипела Зое, и улыбка её стала ещё шире.

«Уважаемый». В тот момент глава семейства был кем угодно, но только не «уважаемым». Гай ничуть не смутился. Он подошёл, взял мужчину под руку и, воспользовавшись некоторым замешательством, отвёл его в сторону. Напряжённая тишина ожидания, – ничего. И пары слов юноша не успел сказать, а настроение Ивеса уже поменялось вплоть до диаметрально противоположного. Зое была поражена. И это мягко сказано. Да… как?! Даже у матери не всегда так получалось, а она единственная, кто, в самом деле, имел на старого горлопана влияние.

Широко распахнув глаза, девчонка наблюдала, как рушиться фундамент, на котором с детства возводилось её представление о мире.

Небо стоит. Вода – течёт. Отец крикун, которого если и можно было слушать, то только через слово. Можно было не слушать вовсе, и уж точно не стоило воспринимать его слова всерьёз. Если глава семейства взбеленится, успокоить его не было никакой возможности. Простые истины. Зое знала их с малых ногтей, и что же теперь? Гай вроде как что-то ему передал, и мужчина сразу же успокоился.

Почему ей самой раньше не пришло это в голову?! А что он дал то?

Вернувшись, оруженосец попытался вновь накрыть руку Зое своей, однако девушка не дала ему такой возможности.

– Скажи, что ты ему дал! – вновь потребовала Зое, и голос её зазвенел.

– Да ничего такого. То, что нужно всем в этих землях.

– Мясо?

– Деньги, – поправил Гай и всё же положил руку. – Триста ливров.

– Сколько?!

Глаза Зое округлились от удивления. Такая сумма! Девушка в жизни не видела столько денег. Да что там. Даже если сложить всё, что она видела, и трети не набралось бы. Руку она, конечно, вновь отдёрнула.

– Да господи, – лошади! Брису, мельнику вашему продал. Он с самого начала ходил – интересовался, да и стояли они всё одно в его амбаре.

Зое моргнула, промолчала. Мгновение понадобилось ей, чтобы в полной мере осознать произошедшее, и три, чтобы не сказануть, как она это обычно делала. Повзрослела, значит.

–Та-ак!

Ивес ворвался на кухне будто смерч. Споткнулся о порог и перевернул ведро, но, будто этого и не заметив, продолжил движение.

– Телега! Марта… Марта, через твою! Поверить не могу. Этот спиногрыз таки заплатил за проживание. Не попусту я душу рвал.

На лице женщины отразилось удивление. Понимание. Опустившись, петух с общипанным горлом лёг на столешницу по соседству с его же головой.

– Дети, выйдите, пожалуйста, нам с вашим отцом нужно поговорить.

Переглянувшись, счастливые молодые поспешили послушаться совета. Тяжело поднявшись, Дезири рукой поддерживала живот, Банне же метался вокруг, как мотылёк у пламени. Даже как будто боясь дышать. Увидь это Зое, она непременно рассмеялась бы, назвав братца наседкой. Знаете, вполне возможно, в чём-то она была бы права.

Они честно попытались выйти, но неожиданно замерли в дверях, наткнувшись на нежданную преграду.

– Здравствуйте, – в почтении наклонил голову Банне.

– Чего «вуйте»? – оттопырив большое, но крепкое ухо, переспросила старушка. – Да нет, вязать я не умею. В молодые годы могла ещё, а потом-то уж и не до того было.

Мужчина следил за этой сценой взглядом, полным наивного непонимания.

– Дети, останьтесь, куда же вы?

– Ивес, ты должен вернуть деньги.

Без стеснения усевшись на освободившееся место, старушка принялась обсасывать сухарь. Ивес моргнул. Радость на его лице понемногу сменилась раздраженьем. Улыбка вернулась спустя каких-то пару мгновений, но была уже какой-то натянутой. У балаганных артистов, что вместе с шатрами мяли раскисшие дороги, сияли вот такие же улыбки, и глава дома в этот момент чувствовал себя именно так.

– Ты шутишь, да? Нет… Твою да через. Ты с ума, что ли, сбрендила? Как так верни? Наконец, и от этого кровопийцы хоть какая да польза!

– Ивес! Либо ты их возвращаешь, либо сам можешь убираться из этого дома!

Бесцветные, растрескавшиеся губы растянулись. Никто даже не мог предположить, что Марта себе надумала.

Пройдясь по влажной, прохладной доске, рука Зое коснулась чего-то тёплого. Ей бы остановить, но, не сделав этого, загорелые пальцы, сжали кисть юноши.

[1] Только поговорить! Ничего такого.

[2] Вполне возможно, нет, даже, скорее всего, так и было. Чем ещё он мог их натереть? Здесь?! В двух днях от ближайшего города.

[3] У кого б ещё руки дошли.