На следующее утро моя голова гудела не только от виски, выпитого у Рузвельта, но и от осознания масштаба задачи. Планируемое перемещение миллионов долларов это ответственная операция. Не просто астрономические суммы, а почти треть бюджета небольшого штата. И мне предстояло их потратить так, чтобы каждый цент работал на победу Франклина.
В кабинете на Уолл-стрит О’Мэлли разложил на столе стопки документов и финансовых отчетов, а Бейкер устроился в кресле у окна с чашкой кофе.
— Итак, джентльмены, — начал я, разворачивая перед ними ту же схему, что показывал губернатору, — приступаем к созданию финансовой империи.
Дверь открылась, и вошел невысокий мужчина в безупречном костюме. Круглые очки, аккуратно подстриженная бородка и проницательные глаза, типичный нью-йоркский юрист. Это был Сэмюэль Розенберг, мой надёжный юрист.
— Господа, — сказал он, протягивая руку. — Мистер О’Мэлли сказал, что вам нужны специальные юридические услуги.
— Более чем специальные, Сэм, — усмехнулся я. — Нам нужно создать дюжину организаций, каждая из которых будет выглядеть совершенно независимой и крайне патриотичной.
Розенберг достал из портфеля блокнот и ручку:
— Слушаю.
— «Фонд поддержки американских фермеров,» — начал я, обводя пальцем первый кружок на схеме. — Пятьсот тысяч долларов. Цель помощь сельскому хозяйству в трудные времена. Президент фонда некий мистер Джонатан Симпсон из Айовы.
— Реальный человек? — уточнил юрист.
— Вполне реальный. Разорившийся фермер, который за тысячу долларов согласится возглавить что угодно, — ответил О’Мэлли с усмешкой. — Я уже с ним договорился.
Бейкер покачал головой:
— Билл, это же…
— Это же политика, Чарльз, — перебил я. — А в политике чистых рук не бывает. Продолжаем. «Комитет помощи безработным» — четыреста тысяч. Председатель — миссис Элеанор Дэвис из Огайо, вдова сталевара.
— Тоже за тысячу долларов? — поинтересовался Розенберг.
— За пятьсот. У нее четверо детей и нет другого дохода. — Я поставил точку на карте. — «Ассоциация малого бизнеса» — триста тысяч. Глава мистер Роберт Кларк из Мичигана, владелец разорившейся автомастерской.
В кабинет постучали. Вошел плотный мужчина средних лет с папкой под мышкой.
— Мартин Кеннеди, — представился он. — Специалист по политическому финансированию.
— Отлично, Мартин. — Я указал ему на свободное кресло. — Как раз вовремя. Расскажите нам о федеральных ограничениях на избирательные фонды.
Кеннеди открыл папку:
— Прямые пожертвования кандидату ограничены пятью тысячами долларов от одного лица. Но есть лазейки. Во-первых, «независимые комитеты поддержки» могут собирать неограниченные суммы, если формально не координируют действия с кампанией.
— Как определяется «формально»? — спросил Розенберг.
— Никаких письменных соглашений, никаких совместных собраний, никаких общих планов действий, — ответил Кеннеди. — Но ничто не мешает случайно встретиться в ресторане и обсудить общую ситуацию в стране.
О’Мэлли хмыкнул:
— Случайные встречи. Понятно.
— Во-вторых, — продолжил Кеннеди, — благотворительные организации могут принимать любые пожертвования для «образовательной деятельности.» Если эта деятельность случайно совпадает с политическими интересами…
— Тем лучше для демократии, — закончил я. — Отлично. Сэм, сколько времени потребуется для регистрации всех организаций?
Розенберг быстро что-то подсчитал:
— При стандартных процедурах месяца три. Но если использовать ускоренную регистрацию и… хм… дополнительные стимулы для клерков…
— Говорите прямо, — улыбнулся я. — Взятки.
— Назовем это «гонорарами за срочность». Неделю, максимум две.
— Превосходно. А теперь самое интересное, банковские счета. — Я достал еще один лист с названиями банков. — Каждая организация открывает счета в разных банках. «Фонд фермеров» — в Agricultural Bank of Iowa. «Комитет безработных» — в First National Bank of Cleveland. И так далее.
Кеннеди нахмурился:
— Зачем такие сложности?
— Чтобы никто не мог проследить общую картину, — объяснил я. — Если все деньги пойдут через один банк, рано или поздно какой-нибудь дотошный бухгалтер заметит закономерность.
— А кто будет управлять этими счетами? — спросил Бейкер.
— Номинальные руководители, — ответил я. — Но с правом подписи для «финансового консультанта» Угадайте, кто им будет.
— Вы? — предположил Розенберг.
— Я под разными именами. Уильям Стерлинг будет консультантом фермерского фонда. Билл Томпсон — комитета безработных. У-Эс Стерлинг — ассоциации малого бизнеса. — Я развел руками. — Удивительно, как много людей с похожими именами интересуются политикой.
Кеннеди присвистнул:
— А если вас поймают?
— На чем? Все документы в порядке, все подписи настоящие, все банковские операции законные. — Я откинулся в кресле. — Мартин, единственное, в чем меня можно обвинить, так это в излишней патриотичности.
— И в наличии двенадцати народных комитетов поддержки, — добавил О’Мэлли, изучая список.
— О да, чуть не забыл. — Я взял красную ручку и начал отмечать штаты на карте. — Пенсильвания, Огайо, Иллинойс, Мичиган, Висконсин, Миннесота, Айова, Миссури, Нью-Йорк, Массачусетс, Коннектикут и Нью-Джерси. По сто пятьдесят тысяч долларов каждый.
Розенберг подсчитал:
— Это почти два миллиона. А остальные деньги?
— Прямые пожертвования от «частных граждан», — ответил я с невинным видом. — Поразительно, сколько успешных бизнесменов вдруг решат поддержать губернатора Рузвельта. Мистер Джон Смит из Бостона — пять тысяч. Мистер Роберт Джонсон из Филадельфии — еще пять. Мистер Уильям Браун из Детройта — тоже пять.
— И все эти граждане существуют? — поинтересовался Кеннеди.
— Конечно существуют. Вопрос только в том, знают ли они о своих политических предпочтениях, — усмехнулся О’Мэлли.
Бейкер встал:
— Билл, вы понимаете, что это чистое мошенничество?
— Чарльз, а что делают люди Моргана? — Я повернулся к нему. — Они покупают газеты, подкупают политиков, создают подставные организации. Разница только в том, что они делают это уже давно и называют «нормальной деловой практикой»
— Но мы же не люди Моргана!
— Именно поэтому мы и выиграем. — Я встал и подошел к карте. — Видите ли, Чарльз, у них есть деньги и связи. А у нас есть деньги, связи и правда. Последнее — решающее преимущество.
Розенберг отложил блокнот:
— Мистер Стерлинг, а как мы будем переводить деньги? Эти миллионы далеко не мелочь.
— Частями и через разные каналы. — Я вернулся к столу. — Сэм, у вас есть связи в банках?
— Есть. Но крупные переводы привлекают внимание.
— Поэтому переводов не будет. — Я улыбнулся. — Будут покупки золотых сертификатов, конвертация их в наличные и физическая доставка курьерами.
О’Мэлли одобрительно кивнул:
— Классический способ. Никаких письменных следов.
— А что насчет налогов? — спросил Кеннеди. — Если Inland Revenue Service начнет проверку…
— То обнаружит, что все организации ведут безупречную отчетность и платят налоги с каждого цента, — ответил я. — Мартин, мы не уклоняемся от налогов. Мы уклоняемся от внимания.
Розенберг поднял руку:
— А что, если кто-то из номинальных руководителей заговорит?
— А о чем им говорить? — Я присел на край стола. — Мистер Симпсон из Айовы знает только то, что возглавляет фонд помощи фермерам. Миссис Дэвис знает только о комитете безработных. Никто из них не знает общей картины.
— А если начнут копать глубже?
— Тогда обнаружат, что все фонды финансируются за счет пожертвований честных американских граждан, обеспокоенных состоянием страны. — Я развел руками. — Каким американский гражданин имеет право быть.
Кеннеди покачал головой:
— Невероятно. Вы создаете политическую машину, которая выглядит как народное движение.
— Именно! — Я хлопнул в ладоши. — А теперь главный вопрос, как эти деньги будут работать?
О’Мэлли достал еще одну папку:
— Босс, я составил предварительный план расходов.
— Отлично. Слушаем.
— Первое — местная пресса. Полмиллиона на «рекламные контракты» с тридцатью газетами в ключевых штатах. Формально мы размещаем объявления наших фондов о помощи фермерам и безработным.
— А неформально? — поинтересовался Бейкер.
— А неформально редакторы вдруг начинают интересоваться связями сенатора Ритчи с банкирами, — улыбнулся О’Мэлли.
— Второе, — продолжил он, — радиостанции. Триста тысяч на «образовательные программы» о проблемах американской экономики.
— С упоминанием губернатора Рузвельта как эксперта? — уточнил я.
— Естественно. Кто еще может так понятно объяснить сложные вопросы простым людям?
Розенберг записывал в блокнот:
— А остальные миллионы?
— Организация митингов, печать листовок, транспортные расходы, зарплаты активистов, — перечислил О’Мэлли. — Плюс резерв на непредвиденные обстоятельства.
— Какие именно обстоятельства? — спросил Кеннеди.
— Мартин, наши противники не будут сидеть сложа руки, — объяснил я. — Они попытаются нас дискредитировать, создать проблемы, возможно, даже применить более жесткие методы. Нужны деньги на защиту.
— Какую защиту?
— Детективов, охранников, юристов. И главное — на контратаку. — Я встал и прошелся по кабинету. — Видите ли, лучшая защита — это нападение. Пока они пытаются копаться в наших делах, мы раскроем их связи с банкирами.
Бейкер нахмурился:
— Билл, а если все-таки что-то пойдет не так?
— Тогда мы проиграем выборы и потеряем деньги. — Я остановился у окна, глядя на снующих внизу людей. — А если ничего не делать, проиграем страну и потеряем будущее.
В кабинете повисла тишина. За окном гудели автомобили, кричали торговцы газетами, жил своей обычной жизнью Нью-Йорк. Но я знал, что эта обычная жизнь скоро кончится. Или мы изменим ее к лучшему, или она изменится к худшему сама.
— Господа, — сказал я, поворачиваясь к собравшимся, — у нас есть план, есть деньги, есть цель. Осталось только одно, начать действовать.
Розенберг закрыл блокнот:
— Когда начинаем?
— Сегодня. Сэм, завтра утром подавайте документы на регистрацию первых организаций. Мартин, составляйте списки потенциальных «жертвователей». О’Мэлли, связывайтесь с банками.
— А вы, босс?
— А я еду к губернатору. Рассказать, что у него теперь есть десять миллионов причин для оптимизма.
Все поднялись с мест. Кеннеди и Розенберг обменялись визитными карточками, обсуждая детали сотрудничества. О’Мэлли собирал документы в папки. Бейкер задумчиво смотрел в окно.
— Чарльз, — сказал я, подходя к нему, — что вас беспокоит?
— Ничего, Билл. Просто… — Он помолчал. — Просто иногда кажется, что мы переходим черту, после которой уже не вернуться.
— Возможно, — согласился я. — Но знаете что? Эту черту давно перешли наши противники. Мы просто догоняем.
Бейкер кивнул и направился к двери. Остальные последовали за ним. Вскоре в кабинете остался я один с картой, планами и ощущением, что только что запустил машину, которая либо спасет Америку, либо уничтожит нас всех.
Но выбора не было. За окном начинался дождь, и в этом дожде я видел слезы миллионов американцев, которые еще не знали, что их ждет.
Пора было что-то с этим делать.
Редакция «New York Herald Tribune» встретила меня запахом типографской краски и табачного дыма. В огромном зале грохотали печатные машины, а между рядами столов сновали репортеры с блокнотами и фотографы с громоздкими камерами. Атмосфера вечной спешки и погони за новостями, именно то, что мне нужно.
Хелен Рид оказалась именно такой, как я ожидал. Энергичная женщина лет сорока с острым взглядом и манерами человека, привыкшего командовать мужчинами. В 1931 году женщина-руководитель в медиабизнесе была редкостью, но Хелен Рид доказала, что может играть в мужскую игру лучше большинства мужчин.
— Мистер Стерлинг, — сказала она, поднимаясь из-за стола, заваленного корректурами, — Артур говорил, что у вас есть интересное предложение.
Артур Брисбен сидел в углу кабинета, попыхивая сигарой. Один из самых влиятельных журналистов Америки, он мог одной статьей изменить общественное мнение. И сейчас внимательно изучал меня, словно оценивая, стоит ли тратить время.
— Миссис Рид, мистер Брисбен, — начал я, усаживаясь в предложенное кресло, — у меня есть история, которая может изменить исход президентских выборов.
Брисбен выпустил облако дыма:
— В стране тысячи историй, которые могут изменить выборы. Почему ваша особенная?
— Потому что моя правдива. — Я достал из портфеля папку с документами. — А большинство других купены и оплачены банкирами с Уолл-стрит.
Хелен Рид заинтересованно наклонилась вперед:
— Продолжайте.
— Видите ли, — я открыл папку, — американские избиратели считают, что сами выбирают кандидатов на президентских выборах. На самом деле выбор за них уже сделан. В офисах Альянс промышленной стабильности, за закрытыми дверями частных клубов, в загородных особняках финансовой элиты.
Брисбен скептически хмыкнул:
— Мистер Стерлинг, о влиянии больших денег на политику писали еще при президенте Гранте. Что у вас нового?
— Новое, Артур, это документы. — Я выложил на стол фотокопии банковских переводов. — Вот перевод на триста тысяч долларов от Альянса промышленной стабильности к «Лиге защиты конституции.» А вот еще полмиллиона к «Комитету за ответственное правительство».
Хелен Рид взяла одну из бумаг:
— Откуда у вас эти документы?
— У меня есть источники в финансовых кругах. — Я пожал плечами. — Когда управляешь капиталом в несколько миллионов, банкиры начинают доверять. А когда доверяют, иногда забывают закрывать сейфы.
— Это незаконно полученные документы, — заметил Брисбен.
— Артур, а законно ли покупать президентские выборы? — Я посмотрел на него с невинным видом. — Вы предпочитаете закрывать глаза на преступления или писать о них?
Хелен Рид изучала документы:
— А кого поддерживают эти организации?
— Пока никого официально. Но неофициально… — Я достал еще один лист. — Вот программная речь сенатора Ритчи на ужине в честь «Лиги защиты конституции.» А вот его интервью изданию «Constitutional Guardian», которое финансируется тем же «Комитетом за ответственное правительство.»
Брисбен нагнулся над документами:
— Интересно. А что вы хотите взамен?
— Хочу, чтобы американцы знали правду. — Я откинулся в кресле. — И еще хочу разместить рекламу своих благотворительных фондов в вашей газете.
— Каких фондов? — поинтересовалась Хелен Рид.
— «Фонда поддержки американских фермеров», «Комитета помощи безработным», «Ассоциации малого бизнеса.» — Я перечислил их как молитву. — Организации, которые действительно помогают людям, а не покупают политиков.
Брисбен усмехнулся:
— И сколько стоит эта реклама?
— Пятьдесят тысяч долларов за полгода. — Я назвал сумму без выражения, словно речь шла о цене газеты.
В кабинете повисла тишина. Пятьдесят тысяч долларов для газеты 1931 года — это годовой бюджет небольшого издания.
Хелен Рид первой пришла в себя:
— Это очень щедрое предложение, мистер Стерлинг.
— Я щедрый человек, когда дело касается правды. — Я улыбнулся. — И еще более щедрый, когда дело касается борьбы с ложью.
— А если эти документы окажутся подделкой? — спросил Брисбен.
— Тогда можете вернуть деньги и написать разоблачительную статью обо мне. — Я встал. — Но сначала проверьте их у независимых экспертов. Думаю, результат вас удивит.
Затем я снова сел и достал записную книжку:
— Артур, что такое современная информационная война? Это не только то, что пишут в центральных газетах. Это то, что читают люди в глубинке, что слышат по радио, что обсуждают в барах и на заводах.
— И что вы предлагаете?
— Создать сеть. — Я открыл записную книжку. — У меня есть список тридцати местных газет в ключевых штатах. Все они на грани банкротства, все их редакторы готовы на сотрудничество за… скажем так, разумную плату.
Брисбен заинтересованно наклонился:
— Какую именно плату?
— От пяти до десяти тысяч за газету. В зависимости от тиража и влияния. — Я пролистал страницы. — «Youngstown Vindicator» в Огайо — восемь тысяч. «Milwaukee Journal"» в Висконсине — десять. «Cedar Rapids Gazette»" в Айове — пять.
Хелен Рид быстро считала в уме:
— Это больше двухсот тысяч долларов.
— Именно. Но взамен мы получаем контроль над информационным потоком в ключевых регионах. — Я закрыл записную книжку. — Представьте, что в один день тридцать газет публикуют материалы о связях сенатора Ритчи с банкирами. На следующий день, о том, как губернатор Рузвельт помогает простым людям.
Брисбен покачал головой:
— Это же покупка прессы.
— Артур, а что сейчас делают банкиры Моргана? — Я повернулся к нему. — Они размещают «рекламные контракты» в изданиях, которые пишут в их пользу. Они финансируют исследовательские институты, которые публикуют нужные отчеты. Они создают общественные организации, которые лоббируют их интересы.
— Но мы же журналисты, а не политики!
— Именно поэтому вы и должны бороться с покупкой прессы покупкой прессы, — усмехнулся я. — скажите, как еще можно донести правду до людей, если все крупные медиа контролируются теми, кому эта правда невыгодна?