Утро встретило меня ледяным дождем, барабанящим по окнам особняка. Я сидел в библиотеке с чашкой крепкого кофе, просматривая утренние газеты, когда мой взгляд наткнулся на заголовок, от которого кровь застыла в жилах.
«КРАСНАЯ УГРОЗА В СЕРДЦЕ УОЛЛ-СТРИТ», — гласила первая полоса «Wall Street Journal». Подзаголовок был еще хуже: «Банкир-социалист подрывает основы американской экономики».
Статья, подписанная Генри Макмиланом, одним из самых влиятельных финансовых журналистов страны, написана с хирургической точностью профессионального клеветника. Каждый абзац содержал тщательно выверенную дозу яда:
«Программа так называемого микрокредитования мистера Уильяма Стерлинга представляет собой не что иное, как попытку внедрения социалистических методов в американскую банковскую систему. Выдача займов без должного обеспечения, льготные процентные ставки для „рабочих семей“, пропаганда „равных возможностей“ — все это прямо заимствовано из большевистского арсенала экономических диверсий».
Далее шли «свидетельства экспертов». Анонимные источники из федеральных органов, которые якобы «серьезно обеспокоены деятельностью мистера Стерлинга». Особенно меня поразил один пассаж:
«По данным наших источников, банк „Merchants Farmers Bank“ получает финансирование от подозрительных источников, возможно связанных с международными коммунистическими организациями. Цель этого финансирования очевидна — разрушить доверие американского народа к традиционным финансовым институтам».
Я отложил газету и потянулся к следующей. «New York Times» была более сдержанной, но не менее ядовитой. Редакционная статья под названием «Опасность популистских экспериментов в банковском деле» содержала изящные академические формулировки, которые, однако, несли тот же смысл.
«Tribune» пошла еще дальше, поместив на третьей полосе карикатуру: я был изображен в русской ушанке с красной звездой, раздающий деньги толпе оборванцев на фоне разрушенной Статуи Свободы. Я быстро просмотрел все газеты.
В библиотеку ворвался О’Мэлли. Его обычно невозмутимое лицо выражало такое возмущение, что я приготовился к худшему.
— Босс, включите радио! — воскликнул он, не дожидаясь приглашения присесть. — По всем станциям передают одно и то же.
Я повернул ручку моего «Филко», последней модели радиоприемника в деревянном корпусе, стоявшего на мраморном столике между книжными шкафами. Динамик ожил голосом диктора станции WOR:
«…продолжаем специальную передачу „Угроза американским ценностям“. В студии экономист Гарвардского университета профессор Чарльз Уилсон. Профессор, скажите нашим слушателям, насколько опасны подобные социалистические эксперименты в банковской сфере?»
Голос, который ответил диктору, звучал авторитетно и убедительно:
«Видите ли, Джон, то, что делает мистер Стерлинг, противоречит самым основам капиталистической системы. Банки существуют не для благотворительности, а для обеспечения прибыльности инвестиций. Когда мы начинаем выдавать деньги всем подряд под заведомо убыточные проценты, мы подрываем доверие к доллару и стабильности всей финансовой системы».
Я переключил на WABC. Там шла передача «Американский час», которую вел популярный радиокомментатор Фредерик Чейз:
«Друзья мои, сегодня я хочу поговорить с вами о том, как иностранные идеи проникают в нашу священную экономику. Есть люди, я не буду называть имен, но вы знаете, о ком я говорю, которые прикрываются красивыми словами о помощи бедным, а на самом деле разрушают тот порядок, который сделал Америку великой…»
О’Мэлли сжимал и разжимал кулаки:
— Босс, это не случайность. Я уже проверил, все эти передачи идут в одно время, по одному сценарию. Это не случайная атака.
Я выключил радио и налил себе еще кофе. Моя рука оказалась удивительно спокойной, хотя внутри бушевала ярость.
— Конечно, не случайная, а тщательно спланированная. Морган не может сидеть спокойно. Я уже дважды заключал с ним перемирие, но он дважды нарушал его. Теперь он бросился в окончательную атаку. Причем не разбрасывается мелочами. Если уж бить по репутации, то сразу по всем фронтам.
— А что с остальными газетами?
Я указал на стопку изданий, лежавшую на персидском ковре возле кресла:
— «Herald Tribune» пишет о «подозрительных связях Стерлинга с радикальными элементами». «World» анализирует «угрозу традиционным банковским ценностям». «Evening Post» публикует интервью с «обеспокоенными клиентами крупных банков».
О’Мэлли подошел к окну и мрачно уставился на серый день:
— Сколько это могло стоить?
— Несколько сот тысяч долларов, — ответил я после недолгого размышления. — Статьи в крупнейших газетах, радиопередачи в прайм-тайм, так называемые «эксперты» и «свидетели». Плюс общее управление всей кампанией. Морган не поскупился.
— И что теперь?
Я встал и прошелся к камину, где потрескивали березовые поленья. На каминной полке стояли фотографии в серебряных рамках — мои родители, университетские товарищи, Элизабет Кларк с траурной каймой, Констанс в белом платье на пикнике в Централ-парке. Обычная жизнь обычного человека, которая теперь оказалась под ударом безжалостной политической машины.
— А теперь мы посмотрим, насколько крепка народная поддержка нашего банка. Статьи в газетах это одно, а реальность совсем другое.
На столе внезапно зазвонил телефон. Я снял трубку, ожидая услышать голос Эллиотта или Бейкера.
— Алло?
— Мистер Стерлинг? — в трубке раздался взволнованный женский голос. — Это Мэри О’Коннелл из банка. Простите, что беспокою вас дома, но…
— Что случилось, Мэри?
— Сэр, к нам приходят клиенты с газетами. Они спрашивают, правда ли то, что пишут. Некоторые требуют закрыть счета. А один мужчина… он кричал, что не будет держать деньги у «красного банкира».
Я почувствовал, как сжимается сердце. Началось то, чего я больше всего боялся. Не административное давление или физические угрозы, а потеря доверия простых людей.
— Сколько счетов закрыли с утра?
— Пока семнадцать, сэр. Но… но есть и хорошие новости. Пришли три новых клиента. Они говорят, что газеты врут, и хотят поддержать банк, который помогает рабочим семьям.
Слегка отпустило. Значит, не все верят газетной пропаганде.
— Мэри, передайте мистеру Эллиотту. Созываем экстренное совещание на час дня. И попросите секретаршу связаться с «Herald Tribune». Скажите, что у меня есть эксклюзивное заявление для прессы.
— Будет сделано, сэр.
Когда я повесил трубку, О’Мэлли повернулся от окна:
— Босс, я проверил источники финансирования этой кампании. Деньги идут через рекламное агентство «Престон, Моррис и партнеры». Это одна из крупнейших контор города, они обслуживают «Metropolitan Banking Group».
— Значит, прямая связь с Морганом.
— Более того, — О’Мэлли достал из кармана записную книжку, — директор агентства Джеймс Престон — двоюродный брат жены младшего партнера Моргана. А журналист, который писал сценарии радиопередач, раньше работал в избирательном штабе сенатора Смита, того самого, который получал деньги от европейских банков.
Я кивнул. Картина становилась все яснее. Морган использовал отработанную схему политических кампаний для дискредитации противника. Создать негативный образ, внушить страх, заставить людей отвернуться от того, кого еще вчера они поддерживали.
— Интересно, есть ли у нас возможность ответить тем же оружием?
Он почесал затылок:
— Сложно, босс. Судя по всему, у Моргана связи во всех крупных медиа. Но есть несколько независимых радиостанций, пара местных газет. Плюс наши люди могут распространять листовки в рабочих районах.
— Начинайте немедленно. И найдите мне настоящего эксперта-экономиста, который не продался Моргану. Нужен кто-то с именем и репутацией, кто сможет объяснить, что программы микрокредитования это не социализм, а эволюция капитализма.
— Есть один человек, — сказал О’Мэлли задумчиво. — Профессор Джон Гэлбрейт из Принстона. Пишет статьи против концентрации капитала в руках финансовых магнатов. Моргану он точно не друг.
— Свяжитесь с ним сегодня же. И еще. Был такой профессор Александр Норрис. Очень грамотный специалист по экономике, я с ним хорошо знаком. Также есть доктор Левин из Колумбийского университета, коллега профессора Норриса, участник интеллектуального клуба «Грамерси». Все они очень компетентные люди, чье мнение имеет достаточный вес в научных кругах. Я поговорю с ними и попрошу выступить в нашу поддержку. Думаю, они будут рады помочь.
Я еще раз взглянул на газеты, разбросанные по библиотеке. Морган нанес первый удар в новой войне, и удар этот оказался болезненным. Но игра еще не закончена. У меня тоже есть оружие, правда, которая рано или поздно пробьется сквозь любую ложь.
Вопрос только в том, хватит ли времени, чтобы эта правда успела дойти до людей, прежде чем репутационные атаки окончательно подорвут доверие к банку.
Половина первого дня застала меня в главном зале банка, где царила атмосфера сдержанной тревоги. Клерки работали с привычной деловитостью, но я замечал, как они украдкой поглядывают на небольшие группы клиентов, шепотом обсуждающих утренние газеты возле мраморных колонн.
Томас Эллиотт появился в моем поле зрения с папкой документов, прижатой к груди. Обычно он выглядел безукоризненно, но сейчас видно, что управляющий напряжен. Галстук сидел чуть криво, а на лбу проступили капли пота, несмотря на прохладу в помещении.
— Мистер Стерлинг, — сказал он, приближаясь к моему временному рабочему месту за массивной конторкой красного дерева, — у меня крайне неприятные новости. Только что получил телефонный звонок от мистера Хиллера из «Metropolitan Insurance».
Я отложил финансовые отчеты, которые изучал, и пристально посмотрел на управляющего:
— Слушаю вас, Томас.
— Они аннулируют наш основной страховой полис. Уведомление придет курьером в течение часа, но Хиллер счел нужным предупредить заранее. Он сказал… — Эллиотт замялся, подбирая слова.
— Говорите прямо.
— Он сказал, что после утренних публикаций компания не может рисковать своей репутацией, страхуя учреждение с «сомнительными политическими связями». Полис на два миллиона долларов покрытия от краж, пожаров и других рисков прекращает действие с полуночи.
Я почувствовал, как что-то холодное сжимает мою грудь. Без страхового покрытия банк не мог работать согласно федеральным требованиям. Это удар точно в цель.
— А «Equitable Life»? У нас ведь есть дублирующий полис.
Эллиотт открыл папку и достал телеграмму на фирменном бланке:
— Вот их ответ, пришел час назад: «В связи с изменившимися обстоятельствами компания „Equitable Life Assurance“ вынуждена пересмотреть условия страхового покрытия банка „Merchants Farmers Bank“. Полис аннулируется по причине превышения допустимого уровня репутационных рисков».
Я взял телеграмму и перечитал ее дважды. Формулировка была изящной. Никаких прямых обвинений, только «репутационные риски» и «изменившиеся обстоятельства». Но суть от этого не менялась.
— Томас, а что с полисами наших клиентов? Тех, кто получил микрокредиты?
Лицо управляющего стало еще мрачнее:
— Вот в этом-то и основная проблема, сэр. Мисс О’Коннелл получила уже двадцать три звонка от клиентов. Им всем пришли уведомления об аннулировании страховых полисов. «New York Life», «Prudential», «Mutual Life», все крупные компании действуют синхронно.
Он достал из папки еще несколько документов:
— Вот письмо от Джакомо Риччи, того каменщика, которому мы выдали кредит на мастерскую. «Metropolitan Insurance» отказалась страховать его инструменты и оборудование. Без страховки он не может работать на крупных объектах, подрядчики требуют полное покрытие ответственности.
— А семья Томпсонов? Те, что открыли пекарню?
— Им отказали в страховании от пожара. А вы знаете, насколько это критично для пекарного производства. Один пожар, и они потеряют все, включая возможность выплачивать наш кредит.
Я встал из-за конторки и прошелся по главному залу. Возле одной из касс стояла пожилая итальянка в черном платке, размахивая руками и что-то взволнованно объясняющая кассиру. У стойки информации собралась небольшая очередь клиентов с бумагами в руках, видимо, получили уведомления от страховых компаний.
— Мистер Стерлинг, — подошел ко мне Сальваторе Бруно, специалист по микрокредитам, — можно слово?
— Конечно, Сальваторе.
— Сэр, я только что закончил разговор с Патриком Макмиланом, владельцем автомастерской в Бруклине. Ему отказали в страховании ответственности. А без этого страховки он не может обслуживать автомобили клиентов, слишком большие риски. Его мастерская закроется через неделю, если ситуация не изменится.
— Сколько таких случаев?
— Пока что тридцать семь подтвержденных. Но звонки поступают каждые десять минут.
К нашей группе присоединился Чарльз Бейкер, только что вернувшийся с совещания в Федеральной резервной системе. Его лицо было мрачным как грозовая туча.
— Уильям, — сказал он без предисловий, — федеральные инспекторы требуют подтверждения нашего страхового покрытия до завтра. Без действующих полисов они могут приостановить нашу лицензию на банковскую деятельность.
— На каком основании?
— Раздел четырнадцать Закона о национальных банках. Любое учреждение, принимающее депозиты, обязано иметь страхование на сумму не менее полутора миллионов долларов. Это требование было введено после паники 1907 года.
Я сжал челюсти. Морган использовал сам закон против меня, причем с хирургической точностью. Сначала заставил страховые компании отказать в покрытии, а теперь федеральные органы могли совершенно законно закрыть банк за несоблюдение требований.
— Какие у нас альтернативы? Небольшие страховые компании, независимые агенты?
Бейкер покачал головой:
— Я уже обзвонил всех, кого знаю. «Liberty Mutual» сказали, что не работают с «политически спорными» клиентами. «Continental Casualty» сослались на «временную нехватку ресурсов». «Aetna» даже не стали объяснять причины, просто «нет».
Эллиотт достал из внутреннего кармана сложенную газету:
— Сэр, возможно, это поможет понять масштаб проблемы. В дневном выпуске «Financial Times» есть небольшая заметка.
Я развернул газету и нашел нужную статью. Заголовок гласил: «Страховые компании усиливают требования к политическим рискам». Текст короткий, но красноречивый:
«Ведущие американские страховые компании объявили о новой политике оценки рисков, связанных с репутационными факторами. По словам представителя Ассоциации страховщиков Америки, компании больше не будут покрывать риски клиентов, чья деятельность может нанести ущерб имиджу страховой отрасли. Эта мера направлена на защиту интересов добросовестных плательщиков взносов».
— Блестяще, — процедил я сквозь зубы. — Они не говорят о нас напрямую, но смысл ясен. Любой, кто свяжется с нами, автоматически попадает в категорию «репутационного риска».
О’Мэлли, который до этого стоял у входа, наблюдая за улицей, подошел к нашей группе:
— Босс, ситуация ухудшается. Мой человек в «Prudential» говорит, что им спустили директиву сверху. Никого не страховать, если есть хоть малейшая связь с вашим банком. И это касается не только клиентов, даже поставщиков и подрядчиков.
— То есть?
— Строительная компания, которая ремонтировала наш офис в прошлом месяце, получила отказ в страховании от несчастных случаев. Курьерская служба, доставляющая нашу корреспонденцию, лишилась страховки автопарка. Даже химчистка, где вы сдаете костюмы, получила предупреждение о «пересмотре условий полиса».
Я ощутил, как земля уходит из-под ног. Это не просто атака на банк. Это попытка создать вокруг нас зону полной изоляции. Каждый, кто имел с нами дела, автоматически становился изгоем в страховом мире.
— Патрик, сколько времени у нас есть?
— Федеральные инспекторы дали срок до завтра в полдень. Если к этому времени не будет действующего полиса, они начнут процедуру приостановки лицензии.
Бейкер нервно поправил очки:
— Уильям, без банковской лицензии мы не сможем принимать депозиты или выдавать кредиты. Фактически, это конец банка.
— А что с клиентами? Теми, кто уже получил кредиты, но лишился страховки?
Эллиотт посмотрел в свою папку:
— Большинство начнут закрывать бизнес в течение недели. Без страхования они не могут работать с крупными клиентами, получать государственные заказы, брать оборудование в лизинг. Мы помогли им создать предприятия, а теперь эти предприятия обречены.
Я вернулся к конторке и тяжело опустился в кожаное кресло. Морган нанес удар, который был одновременно легальным, эффективным и безжалостным. Он не нарушил ни одного закона, но при этом лишил нас возможности существовать.
— Джентльмены, — сказал я наконец, — у нас есть примерно двадцать часов, чтобы найти выход. Нужны нестандартные решения.
— Какие именно? — спросил Бейкер.
— Не знаю пока. Но Морган наверняка думает, что загнал нас в угол. А загнанные в угол звери ведут себя непредсказуемо.
Я посмотрел на лица своих соратников. В них читались усталость, тревога, но не отчаяние. Эти люди прошли со мной через многие испытания и были готовы бороться до конца.
— Томас, составьте точный список всех клиентов, лишившихся страховки. Чарльз, найдите юристов, специализирующихся на антимонопольном законодательстве. Возможно, одновременный отказ страховых компаний можно квалифицировать как сговор. Патрик, проверьте, нет ли среди наших союзников людей, связанных со страховой отраслью.
— А вы, босс?
Я встал и направился к выходу:
— А я иду думать. И молиться, чтобы в моей голове созрел план, который спасет не только банк, но и сотни людей, поверивших в нас.
За окнами банка сгущались сумерки, но настоящая тьма была не снаружи, а в той финансовой петле, которую Морган затягивал вокруг наших шей с каждым часом.